Мне бы, главное, не опоздать… не опоздать. 4 страница

- Еще немного и в этом гнезде заведутся вши! Представляю, что сказала бы мама…

Взгляд, растерянно блуждающий по округе, зацепился за небольшой домишко.

- Надеюсь, это она… - пробормотала Анна, решительным шагом направляясь в сторону постройки.

Едва открыв дверь, она улыбнулась: в крохотном коридорчике, под самым потолком, на веревке, сушились березовые веники. Осмотрев помещение бани, девушка подхватила пару ведер, как вдруг остановилась. Оставив ведра в покое, она опустилась на колени, заглядывая под лавку, с желанием рассмотреть, что же так привлекло внимание.

- Не может быть! – восхищенно прошептала она, доставая нечто, похожее на щепку. - Глазам не верю, это же мыло!

Ссохшийся и растрескавшийся брусочек был чрезвычайно мал, но девушку это совершенно не волновало. Гораздо важнее был сам факт находки этой драгоценности.

Порхая от радости между грядками от бани к колодцу, Анна натаскала воды в бачок, подготовила печь и пошла в дом за спичками.

Немец проснулся. Он полусидел на лежанке и с долей некоего непонимания разглядывал теперь уже вновь довольное и улыбающееся лицо девушки.

- Что-то случилось? – озадаченно спросил он.

- Сейчас вернусь и все расскажу!

Новость о бане обрадовала парня. Он уже давно мечтал о том, чтобы тщательно помыться. Обтирания, конечно, приносили временное облегчения, но, тем не менее, это было далеко не то.

Накормив Билла, Анна сняла повязки, принимаясь обрабатывать раны.

Внезапно оба замерли и насторожились, услышав гул летящего самолета. Он все нарастал и нарастал, вызывая неконтролируемую дрожь в телах и заметавшуюся в глазах панику.

Самолет летел достаточно низко, так низко, что жалобно зазвенела посуда на полках и задребезжали стекла.

Не в силах выносить более этот страшный звук, Анна зажала уши руками и прильнула к груди парня, изо всех сил вжимаясь в его тело. Ей чудилось, что сейчас на дом градом обрушатся бомбы. Зажмурившись, чтобы не видеть протянутых к ним лап смерти, Анна приготовилась…

Побледневший разом Билл обнял девушку и, подтянув ее повыше, прижался губами ко лбу. Хотел что-то сказать напоследок, но…

Натренированный слух различил звук работы двух двигателей «Мессершмита bf 109». На бреющем полете самолеты пронеслись над деревней. Билл ожидал, что они вернутся для бомбовой атаки, однако ошибся. «С чего бы нашим бомбить деревню? Для какой цели? Ведь здесь никого нет…» - подумалось парню. Постепенно озадаченность сменилась удивлением: «Неужели… неужели?!»

Спустя некоторое время, когда к Анне вернулось чувство реальности, и она поняла, что опасность миновала, решилась отнять руки от ушей. Но подниматься не спешила. Всем существом впитывала тепло и спокойствие от тела парня, на котором лежала. Губы, невесомо ласкающие ее кожу, дарили умиротворение и… пробуждали смятение.

Смутившись, девушка резко отпрянула от парня. Пряча раскрасневшееся лицо от растерянного взгляда Билла, она буркнула что-то невнятное, и выскочила за дверь. Зачем-то метнулась калитке, но передумав, развернулась и побежала к бане. Долго сидела на низенькой скамеечке напротив печи, подкладывая дрова в огонь. Отрешенно слушала, как они весело потрескивают, как бурлит нагревшаяся вода в котле, и… улыбалась, вспоминая ощущения теплых губ на своей коже.

Когда печь прогорела, Анна подмела и промыла полы, ополоснула скамейки, обдала кипятком пару оцинкованных тазиков. Утерев ладонью вспотевший лоб, девушка пошла к дому.

- Билл, ты готов посетить русскую баню? – Анна очень старалась придать голосу нотки непринужденности. – Я все приготовила.

Не раздумывая, парень покинул лежанку. Анна смотрела в его глаза и сомнение, не зря ли все затеяла, закралось в душу. Билл выглядел растерянным, взволнованным, озадаченным и смущенным одновременно. Она хорошо понимала его состояние, более того, сама испытывала то же самое.

- Подожди! – вскрикнула она, останавливая Билла, едва лишь тот взялся за дверную ручку.

Метнувшись к шкафу, она порылась на полках, выуживая на свет какие-то вещи и пару домотканых полотен.

- Все, теперь можно идти.

Переступив порог бани, Билл внимательно осмотрелся. Все было для него в новинку. Жарко протопленное помещение расслабляло. От недавно промытых полов и лавок исходил терпкий древесный запах.

- Что нужно делать? – Билл повернулся к переминающейся с ноги на ногу позади него девушке.

- Нужно раздеться, - кашлянув, хрипло произнесла она, пряча глаза.

- Совсем? – в глазах парня промелькнули смешинки.

- Нет! – пискнула Анна, - совсем не надо! Пожалуйста.

Наступив на задники ботинок, Билл стянул их и, как был в исподних штанах, уселся на лавку, с удовольствием растирая рукой выступившую на груди испарину.

С большим усилием переборов свое смущение, Анна сняла многострадальную одежду, оставаясь в хлопчатобумажной сорочке. Близость на грани интимности сковывала движения. Как ни старалась девушка отвести взгляд от полуобнаженного мужского тела он, словно магнитом, притягивался обратно. Внутри все дрожало и трепетало от того, что Билл не сводил с нее глаз. Анна схватилась за ушат, как за спасательный круг, с единственным желанием заслониться от этого внимательного взгляда.

Со стороны могло почудиться, что еще мгновение, и он набросится на девушку, словно изголодавшееся животное. Однако Билл сохранял спокойствие. Его вид был совершенно невозмутимым, лишь, казалось, одни глаза жили на лице. Лишь глаза показывали, насколько нелегко ему приходится.

В полной тишине, разбавляемой плеском воды, Анна тщательно промыла голову Биллу, пока волосы не начали скрипеть от чистоты.

Намылив лыковую мочалку, принялась тереть его спину. Уже скоро дыхание сбилось, и жара в этом была абсолютно не виновата. Как завороженная, она следила за своими руками, скользящими по краснеющей от давящих движений коже.

- Анна, ты можешь тереть посильнее? – не получив ответа, обернулся. – Анна?

- Что? Что ты сказал? – встрепенулась она, застигнутая врасплох.

Билл улыбнулся краешками губ.

- Ты можешь тереть посильнее? – повторил он вопрос.

Вместо ответа Анна поспешила исполнить просьбу.

Закончив мыть парню спину, вложила мочалку ему в руку.

- Все, дальше сам.

Билл подавил вздох разочарования. Уж больно приятными были прикосновения девичьих рук на коже. Он уже успел забыть - каково это?

- Почему сама не моешься? – спросил он, глядя на придвинувшуюся к дверям Анну.

- Успею еще… после тебя, - оставив парня домываться в одиночестве, она вышла в предбанник.

Билл уперся взглядом в закрытую дверь. Вытер со лба пот, заливающий глаза и потер переносицу. Подрагивающие пальцы выдавали в нем крайнюю степень волнения. Кое-как он завершил начатое девчонкой, усмехаясь тихонько в ответ на свои мысли: «Самому это не так приятно, да, Билл?» А вслух сказал:

- Анна, я закончил…

Приоткрыв дверь, она осторожно заглянула внутрь, опасаясь застать парня без одежды. Но Билл не стал смущать и без того выбитую из колеи девушку.

- Я ополосну тебя. Потом можешь переодеться. Там, на лавке, сухая одежда.

Зачерпнув в ковш воды, Анна опрокинула его на голову парня. Затем еще один, и еще…

Билл довольно отфыркивался, тряс головой, отчего брызги разлетались в разные стороны.

Анна смеялась, глядя на него, пытаясь увернуться от вездесущих капель. Безуспешно. Сорочка быстро намокла, облепив тело.

В очередной раз, тряхнув головой, Билл замер, не в силах отвести взгляд от маленькой груди, подчеркнутой мокрой тканью. Сглотнув откуда-то взявшийся в горле ком, он тяжко вздохнул и с усилием отвел глаза.

Почувствовав изменившееся настроение, Анна затихла. Улыбка из жизнерадостной превратилась в растерянную. Вдруг стало неуютно, от облепившей тело мокрой ткани. Рука потянулась, чтобы ее одернуть… но другая, более сильная рука, остановила.

Билл медленно, с напряжением поднялся. Анна, отпрянувшая было, замерла, пойманная в силки глубоким, завораживающим взглядом. Забыв, как дышать, она только и могла – смотреть, как склоняется к ней Билл. Чувствовать, как его рука зарывается ей в волосы, слегка запрокидывая голову. Но видеть, как его губы накрывают ее, не хватило сил. Глаза закрылись.

Неведомые ранее прикосновения отняли последние остатки воли, околдовали. Билл ласкал ее губы осторожно, будто собирал росу с цветочных лепестков. Не торопясь, нежно… скользнул по щеке к уху и сразу вернулся обратно, словно губы понравились ему более всего.

Анна, поддавшись волшебству, решила показать, что ей нравятся поцелуи и, шевельнув губами, слегка приоткрыла рот. Проворный язык не преминул воспользоваться шансом и скользнул внутрь.

Ошеломленная, Анна ощутила, как что-то новое и совершенно не объяснимое разгорается внутри нее. Как от этого ослабели и подкосились ноги. Не на шутку испугавшись, она резко отпрянула, прижала ладони к пунцовым щекам и мигом вылетела из бани.

Билл, ругая себя за то, что напугал девчонку, разочарованно застонал и плюхнулся на скамью, теперь уже застонав от боли, пронзившей тело от неудачного приземления. Однако это не помешало воскресить в памяти чудесные моменты, горячо надеясь, что они повторятся.

***

Партизанский отряд «Красный Октябрь»

- Эй, дед! – громкий возглас пролетел над поляной, где возле костра обедали партизаны. – Дед Игнатий, слышь, тебя зову! Гляди, кого тебе привел.

Компания во все глаза уставилась на Митрошкина. Николай был не один: рядом с ним тяжело шагала грузная женщина. Мужики оживились было, подмигнув друг другу и отсыпав пару соленых шуточек, но притихли, едва только те приблизились.

- Во, принимаем пополнение! Клавдия Захаровна из Александровки. Одна осталась… вот я, и уговорил ее. Прошу любить и жаловать!

- Ты чего, Никола, за меня рассказываешь, а? Чай язык не отсох, или думаешь, не справлюсь? – взгляд тетки стал шутливо грозен.

- Ни в коем случае! Ну, ты пока вот с Иванычем поговори, что да как, а я поем… уж в печенке сосет.

Кивнув Клавдии Захаровне на командира, Митрошкин присел на бревно, протягивая котелок Игнатию.

- Чего ты Колька, списать меня решил? – взволнованно забубнил ему на ухо дед. – Чем же я заниматься теперича буду?

- Ну, ты даешь, Игнатий! Сам же просил бабу найти, я и нашел! На кухне самое место бабам, а ты не переживай, Иваныч без дела не оставит. Да к тому же ты стрелок отменный, даром что дед! – чесал языком парень, успевая проглатывать между словами наваристый кулеш.

Так и прижилась Клавдия Захаровна в отряде. Мужики ее очень уважали за веселый нрав и большое сердце. Для каждого находила она доброе слово, могла поддержать и посочувствовать, но и пожурить, по-матерински, с душой, тоже умела. Несмотря на свою тучность, была легка на подъем: только что она мела пол в одной из землянок, а вот уже что-то перемешивала увесистым половником в котле, или задавала сено паре гнедых кобыл. Был у Клавдии еще один бесценный навык. Всю жизнь проработала она в своем совхозе ветеринаром. Скольких коров спасла, скольких телят вынянчила – не перечесть!

- Люди-то от животины не больно отличаются, так что и с вашими болячками справлюсь, - приговаривала она, осматривая очередного пациента.

- Ну, Микола, цены тебе нет! Такую тетку отыскал! Это ж чудо, а не тетка! – уважительно кивали головами мужики, раскуривая вечерами «козьи ножки».

Однако не все были довольны сложившимся порядком. Дед Игнатий страдал и мучился от того, что его отлучили от кухни. Вился коршуном вокруг Захаровны, пока та кашеварила, менторским тоном давал советы. Повариха не церемонясь особо, щелкнула деда по носу, пресекая дальнейшие поучения.

- Иди к себе, Игнатий, иди, не мужское это дело – кухня. Я и без тебя справлюсь!

Хохотали все. Дошло до того, что кто-то из партизан предложил поженить эту колоритную пару. Дед Игнатий, пока в его сторону не смотрела Клавдия, возмущенно отмахивался, приводя в пример массу доводов, доказывая абсурдность этого предложения. По его мнению, у этой связи не могло быть ни единого шанса на существование. Но самой веской причиной была эта:

- Да вы что, мужики! Вы смерти моей хотите? Сравните мою конституцию и ее… - дед широко развел руки в стороны, пытаясь воспроизвести очертания женской фигуры. – Мне ж ее ни в жисть не обнять, мужики!

Мужики смолили цигарки и дружно потешались над сложившейся ситуацией, смакуя различные варианты.

- Она ж меня мизинцем перешибет и даже не заметит! – Игнатий втягивал голову в плечи и переходил на шепот, стоило только поймать на себе внимательный женский взгляд. – Гром-баба, ну, ей Богу!

Мужики хватались за животы и, не в состоянии сдерживать рвущееся наружу веселье, тушили самокрутки и расходились по землянкам. Дед Игнатий оставался страдать в гордом одиночестве, пеняя судьбе на всю жизненную несправедливость.

Митрошкин постучался в дверь командирской землянки и, услышав приглашение войти, шагнул за порог.

- С чем пожаловал, Николай?

Петр Иванович не оглянулся на парня. Глядя на свое отражение в обшарпанный осколок зеркала, он скреб по щеке бывшей когда-то опасной бритвой. Морщился, шикал, но продолжал инквизицию, растягивая пальцами морщины.

- Я по поводу наблюдения за домом в Чижовке, командир.

- Так и не успокоился на этот счет, а, Николай? – он на секунду отвлекся, рука дрогнула и металл, не смотря на свою тупость, оставил порез на подбородке.

Петр Иванович от досады сплюнул, глядя, как тонкая струйка крови, встретив на своем пути преграду из не сбритой еще щетины, остановилась.

- Ну вот, опять порезался! Хоть с бородой ходи, честное слово! – в сердцах воскликнул он, швыряя бритву в таз с водой.

- С кем не бывает, командир, - пожал плечами Митрошкин, придавая голосу оттенок сочувствия.

- Ладно, все это ерунда, конечно. Теперь о наблюдении: в штабе идею твою не поддержали. У нас имеются более важные задачи… выискивать раненого фрица – дело неблагодарное. Вполне вероятно, что он уже давно отдал Богу душу, или, что там у него, вместо души?

Парень вскинулся было, но под предупредительным взглядом командира поник.

- Я ведь не договорил, Николай!

- Прошу прощения, Петр Иванович.

- Так… о чем это я? Под свою ответственность отпускаю тебя на два дня. Понял? На два! Если за это время ничего не обнаружишь, возвращайся. А если… самодеятельностью не заниматься! Хватаешь ноги в руки и назад! Доложишь – мы обмозгуем. Все ясно?

- Так точно, командир! Разрешите идти?

- Иди, Николай, удачи тебе.

Минуя свою землянку, Митрошкин прямым ходом направился к Захаровне на кухню. Рассовав по карманам выданный ею хлеб он, ни с кем не прощаясь, пошагал в Чижовку.

Еще на подступах к деревне решил, что лучшим местом для наблюдения будет дерево. С земли, из-под какого-нибудь куста, вряд ли удастся разглядеть, что происходит за высоким забором. Поэтому, приблизившись к интересовавшему его дому, он довольно скоро обнаружил подходящую по всем требованиям высокую сосну.

Низко пригибаясь и прячась за кустами, чтобы не дай Бог не заметили из окон, Николай добрался до наблюдательного пункта и ловко взобрался по стволу. Ему повезло: прямо над головой, параллельно друг другу, находились две близко растущие ветви. Отличное место для сидения. Не прошло и минуты, как Митрошкин с удобством устроился, стянув с плеч винтовку. Отцепив оптический прицел, он приник к окуляру, осматривая объект, стараясь не пропустить ни малейшей детали.

Первое, что он отметил – в доме жили. От удовлетворения Николай даже улыбнулся.

Парень просидел на дереве уже несколько часов, но тишину в окрестностях дома так никто и не нарушил. Наблюдения за окнами тоже ни к чему не привело. Однако Николая это не огорчило, вполне вероятно эта часть дома была необитаемой.

От охватившего его спокойствия Митрошкин периодически начинал клевать носом, но тут же встряхивался, потирая переносицу.

Внезапно царившую тишину нарушил громкий стук хлопнувшей двери. Парень весь подобрался и вновь приник к оптическому прицелу. В поле зрения появилась молодая девушка, только что спустившаяся с крыльца. Затаив дыхание парень смотрел, как она, взяв стоявшее тут же ведро, зачерпнула из бочки накопившейся дождевой воды. Хрупкая фигурка согнулась под тяжестью ноши. Не подозревая, что за ней ведется наблюдение, девушка зашла в дом, плотно закрыв за собой дверь.

- хммм… - озадаченно выдохнул Николай, опуская оптику, но продолжая смотреть в сторону избы. – Вот тебе Колька и фриц! Симпатичный надо заметить… где-то я уже ее видел… только где?

Вытащив из кармана горбушку хлеба, парень отхватил кусок, неторопливо его пережевывая. «И что мне теперь делать-то? Продолжать следить за девчонкой или в отряд вернуться? А, может быть навестить ее? Вдруг надо чего? Хотя… Иваныч запретил самодеятельность. Но ведь она наша! И откуда только взялась? Что не местная – это ясно, как божий день. О, вспомнил! Это ведь она тогда из эшелона убегала! Выжила, значит… что же делать-то?»

Пока Николай предавался размышлениям, дверь дома в очередной раз хлопнула. Девушка поставила ведро на крыльцо и наклонилась, выполаскивая тряпку. Тщательно отжав, раскинула ее на перилах. Немного прогнулась в пояснице, потирая ее рукой.

«Наверняка с непривычки» - мелькнула мысль в голове у Николая.

Подняв ведро, она спустилась с крыльца и, дойдя до забора, выплеснула грязную воду в здоровенный куст крапивы.

Митрошкин с большим воодушевлением рассматривал девушку, беззастенчиво пользуясь тем, что сам оставался для нее невидимым. Взгляд парня быстро перебегал от макушки до голых ступней, но упорно возвращался к тому, что зацепило и будоражило: к длинным, светлым и наверняка шелковистым волосам, к тонким, и вероятно очень нежным рукам, и к обнаженным бедрам. Им Николай определения придумать не сумел. От вида этих бедер он мог только судорожно почесывать щеку.

Сама не подозревая о том, что принесла облегчение своему наблюдателю, девчонка взбежала на крыльцо, вытерла босые ноги о половичок и выдернула заткнутый за пояс подол юбки. Ткань быстро скрыла от посторонних глаз предмет восхищения до самой середины икры. Митрошкин не смог подавить вздох разочарования.

Его наверняка утешило бы, знай он, какие мучения переживал немец во время процедуры мытья полов. Эти самые обнаженные бедра мелькали у него перед самым носом. Парень безуспешно пытался отводить глаза, но они, словно под гипнозом, возвращались к девичьим ногам. Билл проигрывал сам себе по всем фронтам. Он, познавший вкус губ и запах кожи девушки, отчаянно хотел большего. Хотел и ненавидел себя за это.

Митрошкин мог бы даже пожать ему руку за колоссальную выдержку. Но, к счастью, Николай пока не подозревал о втором обитателе этого жилья.

Однако недолго он оставался в неведении.

Ближе к вечеру у Николая, от долгого сидения в одной и той же позе, затекли все мышцы. Некоторое время он ерзал, безуспешно пытаясь пристроить по удобнее онемевшие конечности. В конце концов, решил покинуть дерево и хоть немного размяться. Закинув винтовку через плечо на спину, он развернулся, обхватывая руками ствол дерева. Правая нога уже искала, обо что опереться, как вдруг замерла. Николая привлек уже знакомый стук хлопнувшей двери. Прекратив спуск он, в мгновение ока, вновь оседлал ветки.

- А это что еще за фрукт? – изумленно выдохнул парень.

Не отрывая взгляда от нового персонажа, Митрошкин вынул из брючного кармана оптический прицел. Уже через пару секунд наблюдал, как молодой парень, морщась, тяжело спускался с крыльца.

- Вот тебе бабушка и Юрьев день! Так у нас тут что, медсанбат развернулся? – пробормотал Николай, глядя, как раненый ковыляет к отхожему месту. – Кто ж ты такой, мил человек? Откуда взялся? До линии фронта далеко… да еще и девчонка эта из эшелона… постой-ка!

Митрошкин замолчал. Лицо его в эту минуту выражало высшую степень сосредоточенности. Он что-то прикидывал в уме, пытаясь сопоставить имевшиеся в наличии факты.

Тем временем парень снова возник в поле зрения. Николай еще раз внимательно осмотрел места ранений на его теле. Точнее то, с какой стороны они были расположены. Лицо вмиг разгладилось от снизошедшего озарения.

- Ну, вот мы и встретились, господин хороший. Вас-то я и искал.

Дождавшись, когда за наблюдаемым объектом закрылась дверь, Николай, едва не скатился с дерева, стесав об кору ладони от спешки. Резонно решив, что вторые сутки явно будут лишними, он припустил во всю прыть в сторону леса. Но пробежав пару сотен метров, все же вынужден был остановиться. Шумно выдыхая, согнулся, опираясь руками о колени.

- Иваныч потребует доказательств, а что я ему предъявлю? Домыслы? Якобы «Мессер» был прошит пулями слева и раны у парня так же с той стороны? Не факт, что это фриц, не факт. Надо убедиться.

Николай, не раздумывая более ни минуты, повернул назад. Сделав небольшой крюк, подошел к дому с глухой стороны. Перемахнув через невысокий забор палисадника он, пригибаясь, подобрался к крайнему окну. Чуть-чуть распрямил согнутые в коленях ноги и с осторожностью заглянул внутрь.

Знакомая уже девчонка стояла у кухонного стола, что-то помешивая в чашке. Взгляд Николая на мгновение задержался на ее изящных руках. Парень насильно отвел глаза, напомнив себе, что он здесь совершенно не ради нее.

Немного сместившись, взглянул на внутреннее помещение под другим углом. Раненый полусидел на лежанке и что-то говорил девчонке. Митрошкин очень пожалел, что окна закрыты, а голос парня не настолько громок, чтобы разобрать из его речи хоть слово. Хотя, было бы вполне достаточно услышать язык, на котором тот разговаривал.

Но Николаю везло сегодня: висевший на спинке стула серый китель не остался незамеченным.

- Что и требовалось доказать… что и требовалось доказать… - от охватившего его глубочайшего удовлетворения, он повторил эту фразу аж два раза.

Больше его ничто не задерживало возле этого дома. Николай с легким сердцем и недоброй усмешкой на губах отправился в отряд.

Анна долго не могла избавиться от смущения, вызванного первым поцелуем. Он будоражил воображение. Заставлял покрываться ярким румянцем щеки. От пережитых эмоций сердце трепетало всякий раз, стоило ей только воскресить в памяти робкие прикосновения чужих губ. Анна не стала обманывать себя: тот поцелуй просто покорил искренностью и нежностью. Что же заставило ее прервать этот восхитительный момент и убежать? Ответ не пришлось искать слишком долго, он лежал на поверхности. Анна испугалась. Испугалась того, как неискушенное тело отреагировало на ласку, как встрепенулась душа и потянулась к… немцу. Как такое могло произойти? Ведь он враг. Как она могла проникнуться к нему симпатией? Как могла позволить целовать себя? Она – русская девушка?! Задавая себе эти вопросы, Анна постоянно заходила в тупик. Честно говоря, за все время прожитое бок о бок, она успела забыть о том, кем является Билл на самом деле. Обстоятельства сложились таким образом, что этот факт просто потерял свою значимость.

Совершенно незаметно он смог стать для нее обычным парнем, одним из сотен тысяч, которому можно было доверять, закрыв глаза, который располагал к себе. То, что Билл не обладал дурным нравом, не срывался и не проклинал все и вся, из-за своего незавидного положения тоже говорило о многом.

Да, перед ее глазами был обычный парень, один из сотен тысяч. Хотя, нет… он стал для нее особенным.

То, что Билл больше не делала попыток так сблизиться, понемногу успокоило Анну. Смущение шаг за шагом сдавало свои позиции и она, наконец, снова смогла смотреть ему в глаза. В них не было ни капли осуждения, обиды или разочарования. Обращенный в ее сторону взор всегда излучал доброту, понимание и, что-то еще… особенное.

В один из вечеров, покончив с домашними хлопотами Анна, окинув придирчивым взглядом начисто вымытые полы, предложила Биллу посидеть на крыльце.

Если бы она только знала, что это их последний вечер в этом доме…

Билл, не раздумывая, согласился на ее предложение. Ему очень хотелось стереть ту возникшую меж ними неловкость.

Опираясь рукой о перила, примостился рядом с девушкой на верхней ступени крыльца. Слегка покачнувшись, прислонился плечом к плечу Анны, да так и остался сидеть, будучи не в состоянии прервать волнующий телесный контакт. Его очень воодушевило то, что она не отшатнулась. Биллу даже показалось, Анна приникла к нему еще ближе.

Некоторое время они сидели молча, вслушиваясь в тишину, нарушаемую собственным дыханием, впитывая тепло летнего вечера.

Билл прикрыл глаза, улыбнулся едва заметно и заговорил. Но не о том, что волновало больше всего в данный момент, а о себе, брате, близких, родном Лейпциге… с упоением и смехом рассказывал о детских проделках и шалостях, как мама, с теплотой в голосе, журила за них своих неугомонных близнецов.

Анна, развернувшись к Биллу всем корпусом, внимательно слушала. Верила и не верила одновременно. Ведь и ее детство ничем, в сущности, не отличалось. Только вместо близнеца были соседские мальчишки и девчонки. Они целыми днями, как стайка пестрых бабочек, носились из деревни к лесу, к реке, полю и обратно. Носились, сверкая голыми пятками, не зная печали и забот, наслаждаясь своим детством.

Выходит, они с Биллом, кроме языка, на котором разговаривают, не отличаются?

Это ж, чей великий ум и извращенная фантазия смогли так настроить людей друг против друга?

Голос Билла начал срываться, и он замолчал, пытаясь справиться с охватившим его волнением. Тоска сдавила грудь. Воспоминания вдруг показались настолько эфемерными, будто все это происходило в одной из прошлых жизней, и не с ним.

Анна робко протянула руку и коснулась плеча парня. Сжала легонько, пытаясь приободрить. Билл неловко улыбнулся и накрыл пальцы девушки своей ладонью.

- Прости, что-то я разволновался. Брат, мама… я очень скучаю без них.

- Ничего, Билл, все образуется когда-нибудь. Как говорила моя бабушка, все перемелется и мука будет.

- Хороший день сегодня, Анна, - парень вдруг улыбнулся, но совершенно иначе, тепло и без всякой грусти.

Девушка очень удивилась тому, что разговор перетек в другое русло.

- Мое имя в твоем исполнении так необычно звучит, как-то… не могу объяснить, - улыбка стала еще шире.

Анна, почувствовав некую неловкость, опустила глаза, отмечая, как разгораются под его взглядом щеки.

- Ты очень мила, когда смущаешься, честно!

- Да ну тебя! – сконфузилась Анна, но не могла удержаться и рассмеялась.

- Расскажи о себе, пожалуйста! Откуда ты? Кто твои родители? Хочу знать о тебе все.

- Может быть завтра? Я думаю, поговорить мы еще успеем, а тебе нужно больше лежать.

- Да брось, Анна, я уже видеть эту кровать не могу! Расскажи, прошу.

- Ну, хорошо…

Они еще долго сидели на крыльце, щедро делясь друг с другом картинками прошлого, перебивали, вспоминая очередную веселую или не очень историю, смеялись над своим простодушием и детской непосредственностью.

Мало по малу разговоры затихли. Глаза, то и дело устремлялись к небу, где одна за другой вспыхивали яркие звезды.

Анна первой пришла в себя, встряхнувшись от гипнотически чарующего звездного неба.

- Господи, что ж мы сидим-то? Ведь ночь уже! Пойдем, тебе нужно лечь, не спорь! Прохладно стало, чувствуешь? Еще не хватало раны застудить…

- Ты сейчас стала похожа на мою мать, - улыбнулся Билл, хватаясь рукой за перила и с трудом поднимаясь. – Ничего с моими ранами не сделается, зря переживаешь. Хотя прилечь можно, да… спина занемела.

Пристроив Билла на лежанке, Анна привычно засуетилась, меняя примочки на его ранах. Обычно перевязки сопровождались разговорами, но сейчас оба молчали, словно до этого момента наговорились вдоволь и выдохлись.

Девушка всей кожей ощущала на себе взгляд парня, а тому в свою очередь очень хотелось протянуть руку и убрать выбившуюся из заплетенной косы прядь, заслоняющую лицо.

Когда последний слой ткани обмотался вокруг раненого плеча, Анна выпрямилась и, улыбнувшись Биллу, пожелала спокойной ночи.

- Подожди… - прикоснулся к ее запястью, - подожди… Анна, не уходи, я прошу, останься.

Ошеломленная этой просьбой, она замерла.

- Сегодня был такой вечер… - Билл всматривался в лицо напротив, но лунного света в окне явно не доставало, чтобы увидеть ее реакцию.

Однако то, что девушка не отдернула руку, не убежала, прячась от него на печи, дарило надежду.

- Мне не хочется расставаться… с тобой мне хорошо и спокойно… останься, обещаю, я не сделаю ничего плохого, можешь верить мне. Анна? Останься…

Не говоря ни слова, девушка легла рядом с Биллом, вытягиваясь в струнку возле самого края. Казалось, после таких слов она должна была расслабиться и уснуть, но спокойствие улетучилось.

Билл лежал на спине, повернув голову в ее сторону. Он не шевелился и сохранял абсолютное спокойствие, лишь глаза сверкали в густых сумерках, отражая в себе ночное светило.

В отличие от Билла, Анне совладать с собой никак не удавалось. Волнение все больше и больше захватывало. Девушка была уверена, собственный стук сердца так явственно слышит не только она. Прерывистое дыхание, как Анна ни старалась его унять, вырывалось, выдавая с головой смятение.

Вдруг, что-то накатило из глубины души и она, едва ли осознавая, что делает, потянулась к парню, оставляя на его щеке легкий поцелуй. Обострившийся слух различил выдох облегчения, как будто Билл все это время ожидал от нее хоть какого-нибудь действия.

Дата добавления: 2015-08-13