Мне бы, главное, не опоздать… не опоздать. 12 страница

- Надеюсь, ты не разучился играть в бильярд?

- Спятил? Как я мог?

- Отлично! Так вот, за два дня до отправки, тридцатого, ты, при полном параде пойдешь в бильярдную. Можешь делать там все, что угодно, только шнапсом не злоупотребляй, тебе будет необходима ясная голова и изрядная сноровка. Ты должен накрепко запомнить одну вещь – за пять минут до одиннадцати тебе необходимо будет исчезнуть из игрового зала. Понял?

- Билл, я не идиот, конечно, я понял! – возмутился Том.

- Кто тебя знает? – ухмыльнулся в ответ его близнец. – Но это не все, впереди самое главное. – Надеюсь, нет нужды объяснять, почему тебя не должно быть среди играющих? Кое-кто швырнет парочку гранат, запомни это. После второй сразу возвращайся. Пока будет царить паника и хаос, ты должен найти труп, неподдающийся опознанию. Надеюсь, с этим у тебя проблем не возникнет. Переоденешь его в свой китель, - Тома при этих словах передернуло от отвращения: не смотря на то, что повидал он не мало, мертвых трогать ему не доводилось. – Это необходимо, Том. И не забудь подбросить свои документы! Сразу после этого побежишь через заднюю дверь к ратуше. Тебя будут ждать.

- Как я узнаю его? – волнение вновь охватило его – чувствовал, как внутри трепещет каждый нерв.

- Не переживай, узнаешь. Главное, сделай все, как я сказал.

- Сделаю, Билл. Ради своей свободы я сделаю все.

Весь день тридцатого августа Том был не в своей тарелке. Он, то жутко нервничал, то погружался в размышления, надолго выпадая из реальности. Еще бы ему не нервничать! Стоило парню только представить, как что-то пошло не так и он не смог уйти из зала, страх накатывал лавиной, опутывая тело влажной паутиной пота. Представлял себя лежащим на полу, среди искореженной взрывами мебели, стекла, пламени и трупов. Он представлял свое изувеченное тело, как беззвучно рыдает над ним мать, явственно видел окаменевшее от горя лицо близнеца.

Этого Том вынести уже не мог и был готов отказаться от задуманного, отправившись на фонт. От Билла не укрылось отчаянное настроение брата: он и сам изрядно переживал за благополучный исход операции. Подойдя к Тому, он сжал его плечо и слегка тряхнул:

- Успокойся, все будет в порядке. Ты же веришь мне?

Втянув воздух сквозь зубы, Том, тем не менее, уверенно тряхнул головой.

- Верю.

Время близилось к девяти вечера, когда Том при полном обмундировании спустился со второго этажа. Увидев сына, Симона испугалась, прижав к груди руки, занятые привычным шитьем.

- Том, уже пора? Почему раньше срока? Я ведь…

- Мама, что с тобой? Я собрался развеяться немного, в бильярд поиграть напоследок, а то безделье меня совсем доконало.

- Хорошо, а как же Билл?

- Мам, ну, какой из меня игрок? – отозвался тот.

- Ему теперь только в сквош играть, - не смог удержаться от шпильки Том.

- Не беспокойся, я найду, чем себя занять, - Билл пропустил укол мимо ушей.

- Я прошу тебя, не задерживайся.

- Что ты со мной, как со школьником! – Том рассмеялся как можно беззаботней.

- Раз собрался идти – иди, но гляди, будь осторожен, не подцепи чего-нибудь! – вернул шпильку Билл.

- Эй! Я, по-твоему, идиот?

- Все может быть, - Билл, издевательски посмеиваясь, подталкивал близнеца к выходу.

Но едва они остались наедине, шутки сразу кончились.

- Том, помни о времени, и не налегай на спиртное. Будь уверен, все получится!

- Удачи нам…

Том обнял брата, коротко взглянув ему в глаза, и вышел за дверь.

Добравшись до бильярдной, он не стал сразу соваться внутрь. Обогнул дом и прошел немного вперед, проверяя пути отступления. Внимательно осмотревшись, удовлетворенно хмыкнул и вернулся обратно.

В помещении было страшно накурено, многолюдно и от этого шумно. Сквозь гул голосов, нестройные, захмелевшие рулады патриотических песен, громко выкрикиваемые тосты за победу и фюрера, слышались звонкие удары киев о шары и одобрительно – разочарованные возгласы, когда последние закатывались в лузы.

Ностальгия о том, как они с Биллом играли в пул, накрыла с головой. Отличное было время. Отличные воспоминания.

Решив закрепить приятное чувство, Том направился к бару, заказав стопку шнапса. Он не собирался напиться, ибо осознавал всю серьезность операции, но хоть немного расслабиться ему не мешало.

Лихо опрокинув обжигающий напиток, Том проглотил его, даже не поморщившись. Дождавшись нужного эффекта от алкоголя, парень, лавируя между группами подвыпивших офицеров и их спутниц, пошел к свободному столу, краем глаза успев срисовать такую же, как у него серо – голубую форму «люфтваффе».

Соперник для игры в пул нашелся быстро. Заказав пробегающему мимо кельнеру еще по стопке горячительного, Том разбил шары…

Парень так увлекся игрой, что забыл, с какой целью пришел сюда. Он очень долго был ограничен лишь казарменной обстановкой, а теперь удовольствие от игры и азарт полностью его поглотили.

За все время он даже не удосужился взглянуть на часы, и лишь когда соперник оказался рядом, выискивая удобную позицию для удара, совершенно случайно бросил взгляд на циферблат швейцарских «Zenith» и тут же обмер. Стрелки показывали без двух минут одиннадцать! Лоб покрылся испариной, но Том моментально взял себя в руки. Изобразив на лице страдающую гримасу, он схватился за живот и просипел:

- На столе ничего не трогать! Я сейчас вернусь: не вовремя приспичило…

Ловко просочившись сквозь толпу разгулявшейся публики, парень вырвался из зала и бросился к туалетным комнатам, однако, добежать не успел. Громыхнуло так, что дверь за его спиной сорвало с петель, разнеся ее в щепы. Том упал, накрывая голову руками, в ожидании второго взрыва. Тот себя ждать не заставил.

Парню показалось, что стены дома не выдержат такого потрясения и обрушатся прямо на него. В голове страшно гудело, глаза запорошило пылью. Словно издалека доносились крики: кто-то звал на помощь, кто-то отчаянно стонал от боли, кто-то громко орал, не стесняясь в выражениях.

Вспомнив о наказе близнеца, Том поднялся и поспешил вернуться в зал. Окинув взглядом то, что буквально пару минут назад было бильярдной, парень сначала опешил от неожиданности – о таких разрушениях он и подумать не мог! Но уже в следующую секунду удовлетворенно цокнул языком – антифашистское подполье работало профессионально. На ходу продолжая воздавать ему должное, Том перешагивал через трупы, через корчившиеся в предсмертной агонии тела, высматривая того летчика. Нашел. К его облегчению, тот оказался мертв, даже более чем. По всей вероятности, несчастного отбросило взрывной волной к одному из бильярдных столов, который, в свою очередь развалился, пригвоздив его голову к полу массивным углом. Тому даже не потребовался обмен кителями – убитый носил звание лейтенанта. Ему осталось лишь поменять документы.

Не мешкая более ни минуты, Том метнулся к служебному выходу. Вовремя: на улице истошно надрывалась тревожная сирена, и слышались злобные крики полицаев, спешащих к месту взрыва.

Он не заметил, как преодолел расстояние от бильярдной до ратуши. Остановился, пытаясь отдышаться после сумасшедшего бега, и огляделся в поисках своего провожатого. Никого не обнаружив в потемках, парень решил было внести корректировки в первоначальный план и спасаться самому, как раздался тихий свист. Облегченно выдохнув, Том устремился на звук.

Он ни при каких обстоятельствах не ожидал увидеть Его… оседлав мотоцикл, Билл нетерпеливо махал брату рукой. Если б у Тома было время, он бы умер от радости.

- Твоих рук дело? – спросил он, подразумевая взрывы.

- Неплохо получилось, да? – сверкнул глазами в темноте Билл. Чувствовалось, как его распирало от гордости.

- Болван! Тебя могли увидеть, поймать! Почему не сказал, что сам провернешь эту операцию?

- Вот поэтому и не сказал, предвидел твою реакцию. Все прошло как по маслу, так что садись, нам пора сматываться.

- Может, я поведу? – Том с сомнением взглянул на близнеца.

- Я, что, по-твоему, рядом с мотоциклом бежал? Садись, хватит трепаться!

Прибавив газу, Билл направил мотоцикл в Галле. Там, у местных подпольщиков, Том и должен был затаиться до тех пор, пока не уляжется шумиха.

До места добрались без происшествий. Оставив Тома на конспиративной квартире, Билл передал ему вещмешок с продуктами на первое время и сразу поспешил обратно, пообещав вернуться через неделю и привезти новые документы для брата.

Билл приехал домой под утро. Как он и подозревал, мать не спала – сидела на кухне и дожидалась сыновей. Увидев младшего, сердце ее сжалось от тревоги.

- Билл, Тома до сих пор нет! Сколько можно играть? Может, не дай Бог, что-то случилось? Я места себе не нахожу.

- Мама, с Томом все в порядке, я укрыл его в надежном месте, - уставший Билл мешком рухнул на стул.

- Что это значит – укрыл в надежном месте? – тревога стремительно разрасталась.

Билл, закурив сигарету, в общих чертах поведал об их с Томом плане. Всплеснув руками, Симона выдохнула:

- Мальчики, вы в своем уме? Разве можно играть со смертью?

- Мама, все обошлось. У Тома сегодня день рождения… еще один. Счастливчик.

- Когда он вернется домой? – задавая этот вопрос, женщина уже знала, что ответит ее сын.

- Не знаю, мама, но мы обязательно что-нибудь придумаем.

Партизанский отряд

Три месяца спустя

Октябрь 1943 года

Если б кто-нибудь спросил Анну, как ей жилось все это время, она пожала бы плечами, опустив взгляд, так ничего и не ответив. Первые несколько недель утонули в тумане, настолько густом и плотном, что разглядеть в нем ее чувства и действия было невозможно. Нервные потрясения, обрушившиеся на голову девушки с началом войны, множились и нарастали, подобно снежному кому. Они оказались непомерным грузом. Организм, уставший и донельзя вымотанный, отключился, дав самому себе необходимую передышку.

Анна была благодарна окружавшим ее людям, что не лезли в душу, не пытались что-то там советовать, тормошить, отвлекать от невеселых мыслей. Нет, нет, они не были равнодушны, как раз наоборот – добры и внимательны, ровно настолько, чтобы девушка могла прийти в себя, и захотела жить дальше, перевернув страницу книги жизни.

Постепенно туман рассеивался: тепло людских сердец способно на многое. Анна открыла глаза, с изумлением обнаруживая, что мир не рухнул, жизнь продолжается и даже времена года следуют своим чередом.

Девушка все больше и больше втягивалась в будни партизанского отряда, нагружала себя любой посильной работой, помогала всем, кто нуждался в помощи. Эта нехитрая работа позволяла отвлечься, не давала думать о… едва лишь подобные мысли начинали мелькать в голове, Анна вызывала в памяти образ матери. Как же ей хотелось домой! Прижаться, ощутить ласковые поглаживания шершавой, натруженной ладони.

«Как там мама? Жива ли? Здорова? Скучает ли по своей дочери или уже давно оплакав, похоронила?» - эти и подобные мысли были невыносимы…

Однажды Анна обратилась к Пастухову с просьбой, отправить ее в родной город, но, к великому разочарованию, услышала отказ – возможностей попросту не было. Девушке пришлось смириться до поры, до времени.

- Клавдия Захаровна! – выпалила запыхавшаяся Анна, подбегая к полоскавшей в ручье белье, женщине.

- Ну, и что стряслось? Чего разверещалась на весь лес? Меня нет в отряде всего два часа, - проворчала она, с трудом выпрямляя спину.

- Хлеб закончился!

- Когда успел?

Анна растерянно развела руками.

- А, давайте я к Марьяне поеду? Мужиков все одно в отряде нет.

- Да, ты ополоумела никак! Это ж без малого тридцать верст! Иди отсюда, сумасшедшая девчонка, займись чем-нибудь, а в Медовку мы найдем, кого отправить.

- Но ведь некого отправлять – то, разве что деда Игнатия, так он три дня мотаться будет! Ну, пожалуйста, Клавдия Захаровна, ничего не случится, немцев поблизости нет, - давила на женщину Анна. Чувствовала, стоит еще немного поупрашивать, и та пойдет на попятную. Все равно кандидатов на поездку не было.

- Ты-то откуда знаешь, есть немцы или нет?

- Колька говорил…

- Твой Колька много разговаривает! – возмутилась Клавдия. – Что еще он тебе наплел?

- Ничего. Правда, ничего!

- Ладно, разберемся потом с твоим ухажером, а теперь давай, помоги мне белье дополоскать.

- И никакой он мне не ухажер, - возразила Анна, - выдумаете еще!

От ледяной воды сводило пальцы. Отжав очередную вещь, девушка долго дышала на покрасневшие от холода руки.

Захаровна вскоре не выдержала.

- Хватит. Возвращайся в землянку, отогреешься, а то руки отморозишь – вон, красные, чисто гусиные лапы.

- Ничего страшного, я помогу, - отмахнулась Анна.

- Иди, говорю! Спорить будешь потом, иди, иди…

Отлично скрыв облегчение и продемонстрировав явную досаду, девушка резко поднялась и вдруг покачнулась. В глазах потемнело, и откуда-то из глубин нутра подкатил мерзкий тошнотворный ком, застрявший в горле. Она невольно зажала рот ладонью, проглатывая ставшую кислой и вязкой слюну.

- Что ты, девонька? Что случилось? – переполошилась Захаровна, бросая белье в воду, и моментально выпрямившись, забыв про больную спину.

Анна в ответ лишь выставила руку, показывая, что не стоит беспокоиться и покачала головой. Через пару минут странный приступ испарился, как будто его и не было, оставив после себя отвратное ощущение во рту и холодную испарину на теле.

- Земля вдруг из-под ног ушла…

- Аннушка, детка, присядь на камень, - продолжала суетиться Захаровна, - заболела никак?

- Нет, все в порядке, правда. Уже все прошло. Наверное, из-за того, что встала резко… - Анна зябко поежилась: ощущение пота на спине было крайне неприятным. – Пойду я, Клавдия Захаровна, надо съездить за хлебом. И не отговаривайте, все равно поеду.

Девушка поднялась с камня и, твердо ступая, направилась в лагерь. Клавдии только и осталось, что проводить ее настороженно – задумчивым взглядом.

Дед Игнатий помог Анне запрячь каурую в телегу, и уж было взял лошадь под уздцы, как со стороны землянок раздался свист. Придержав кобылу, мужчина оглянулся. Анна, развернувшись всем корпусом, тяжело вздохнула – к ним спешил Митрошкин.

- Куда это вы? – Николай погладил каурую по холке.

- В Медовку, к Марьяне.

- Я с ней поеду, - Николай оттеснил плечом Игнатия и, не глядя на девушку, повел лошадь по тропе.

Деду осталось лишь раздосадовано крякнуть и вернуться в отряд.

Анну такой поворот не обрадовал. Она надеялась, все точки над «и» в их взаимоотношениях расставлены, но Николай, по всей видимости, думал иначе.

Поначалу девушка не замечала ухаживаний парня: тогда ею полностью владела апатия. Но, с течением времени, знаки внимания становились все явственней. Если Митрошкин не был занят по делам отряда, то всегда крутился рядом с Анной, чем вызывал смешки и пересуды мужской половины. Парень беззлобно огрызался и грозил кулаком, продолжая хвостом ходить за девушкой, куда бы та не направлялась.

Часто по утрам она находила у дверей землянки свеже сорванные цветы. Захаровна подтрунивала над девушкой, пеняя ей, что долго водить парня за нос негоже. Но Анну лесные дары не трогали, сердце не колотилось в радостном предвкушении нового букета.

Она была согласна с Захаровной, что Николай отличный парень: внимательный, заботливый, и руки у него из нужного места росли, и лишнего никогда не позволял… вот этот последний пункт послужил черной кошкой, которая однажды пробежала между ними.

Как-то, отправившись с Анной за хворостом, Митрошкин не выдержал. Толкнув ее к дереву, прижался всем телом, принимаясь покрывать лицо девушки хаотичными поцелуями, мокро елозить ртом по плотно сомкнутым губам. Он уперся руками по обе стороны ее головы, отрезая пути к возможному бегству. Но, его не последовало.

Вероятно, Анна ожидала чего-то в этом роде и осталась инертной. Ничто не взбудоражило крови, не разбудило влечения. Где-то на краю подсознания она, чисто машинально сравнивала прикосновения губ. Николай проиграл.

Почувствовав холодность девушки, он, озадаченный донельзя, открыл глаза и отступил на шаг. Предполагал, что этот поступок может повлечь за собой пару действий: Анна, либо бросится с кулаками, либо ответит взаимностью.

Третий вариант, неприятно поразивший, парень не удосужился взять во внимание. Николай смотрел, как Анна, рукавом поношенной кофты утерла блестевшие от его слюны губы и окатила обжигающим холодом, потемневших почти до «ночной» синевы глаз.

- Никогда больше так не делай, - голос ее звучал глухо, - ты хороший парень, Коля, но я не люблю тебя, и вряд ли когда смогу.

- А без любви разве нельзя? Война кругом, чувства только мешают! – уязвленный отказом, выпалил он. – Ведь завтра я могу не вернуться с задания, зачем придумывать сложности с ни кому не нужной любовью?

Митрошкин снова сделал шаг вперед, приблизившись вплотную.

- Меня тоже могут убить, - возразила Анна, - так что, не стоит даже и начинать. Дружба намного лучше, Коля.

Ускользнув от собравшегося вновь ее обнять парня, девушка направилась к видневшемуся неподалеку бурелому.

Почесав озадаченно затылок, Митрошкин с досадой сплюнул и пошел следом, что-то бурча о дружбе, любви и несговорчивых девушках.

И вот теперь, сидя в телеге, Анна гадала, зачем Николай, в который раз увязался за ней? После того случая он больше не предпринимал попыток сблизится, но и не избегал ее общества, все время находясь в поле видимости.

Они ехали уже долго, но Анна молчала, глядя вперед, с нетерпением высматривая деревню. Нет, она не боялась парня, знала, против воли тот никогда не тронет. Периодически она чувствовала на себе его внимательный взгляд, ждала, что заговорит, спросит о чем-нибудь, но… Митрошкин так и не проронил ни звука.

Добравшись, наконец, до опушки, Николай стреножил каурую. Кивнув девушке, взял автомат наизготовку и, беспрестанно озираясь по сторонам, пошел по направлению к Медовке. Анна, спрятав за пазуху холщевый мешок, шагала за ним след в след.

По последним данным фрицев в деревне пока не было, но полностью полагаться на эти сведения не приходилось. Однако, им повезло: так никого и не встретив, парень с девушкой добрались до нужной избы.

Условно постучав, услышали, как тихо звякнула защелка. Дверь приоткрылась и, внимательно – настороженный взгляд ощупал обе фигуры. Признав в припозднившихся посетителях своих, дверь приоткрылась еще немного, и встревоженный голос пригласил войти, прося пошевеливаться.

Марьяна, сорокалетняя женщина, совсем недавно овдовела: муж ее заживо сгорел в танке при освобождении Бобруйска. Горе потрясло женщину, добавив добрый десяток лет, но сломить не смогло. Она пекла партизанам хлеб и вела наблюдение за главным проселочным трактом.

Усадив гостей за стол, Марьяна налила в кружки свежего молока, а сама принялась сновать возле печи, укладывая буханки в мешок, попутно рассказывая новости. Николай слушал с интересом, порой перебивая хозяйку, задавая вопросы.

Споро управившись с хлебом, женщина метнулась в комнату, загремела чем-то и вернулась, протягивая парню сложенный в несколько раз лист бумаги.

- Вот, здесь все подробно написано…

- Молодец, Марьяна, спасибо тебе! Наблюдения продолжай, но будь осторожна.

- Как же, знаем, не переживай, Коля.

- Вот и хорошо, - Митрошкин поднялся, бросив взгляд на так и не проронившую ни слова спутницу. – Пора нам. Спасибо за хлеб… бывай.

Покинув дом, парень, забросил мешок за плечи, и внимательно осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, махнул девушке, и они быстро зашагали к опушке.

Молчание уже порядком надоело парню и стало действовать на нервы. Он решил объясниться с Анной еще раз и, может быть, настроить ее на более миролюбивый лад. Кашлянул, прочищая горло, и заговорил:

- Ты прости меня, Ань, ну, за тот раз. Не сдержался. Как будто бес попутал! А, кого бы, не попутал, когда такая девчонка рядом?! Я вот думал все про любовь… какая она? Как выглядит? Ты будешь смеяться, но я даже не знаю, как это – любить? Никогда и никого не любил… не успел. После школы пошел в техникум, потом в армию, а после в колхоз вернулся… работал от зари до зари. Когда война началась, ушел на фронт и был тяжело ранен. Комиссия признала меня не пригодным для дальнейшей службы, но я не мог вернуться домой. Не мог, пока фашисты по нашей земле ходят! Потом попал в отряд… Ань, я хорошо делаю только две вещи – работаю и бью немецких гадов, а любить… ты не сердись на меня, слышишь? Дай время и я научусь, обещаю! Только не молчи! Пальцем к тебе больше не прикоснусь, пока сама не позволишь. Ань, ну, хоть слово скажи! – Николай обернулся и удивленно замер, растерянно хлопая глазами. Девушки нигде не было. – Аня, где ты?

Парень скинул мешок с плеч и, выкрикивая ее имя, со всех ног ринулся назад. Пробежав около сотни метров, он едва не запнулся об лежавшую на земле без признаков жизни девушку. Николая накрыло такой волной отчаяния и страха, что он заскулил, изо всех сил рванув ворот рубахи, боясь задохнуться.

- Кто стрелял? Сволочи, кто стрелял?! – заорал он не своим голосом, озираясь по сторонам, в надежде обнаружить стрелка. В этот момент Митрошкин был готов растерзать голыми руками любого, кто попался бы ему на глаза.

Парень, продолжая скулить и не обращая внимания на слезы, застилавшие глаза, опустился на колени, прикладывая ухо к груди девушки. Задержав дыхание, надеялся уловить малейшие признаки жизни…

- Жива! Аня, жива, слава Богу! – оглядев ее с ног до головы и не обнаружив следов ранений, парень вновь приник к груди, вслушиваясь в замедленный ритм сердца. – Прости, я идиот, чуть тебя не похоронил.

В этот момент Анна слабо застонала и открыла глаза.

- Не шевелись! – слезы все-таки не удержались в глазах, но то уже были слезы радости. – Сейчас, я тебя донесу, сейчас… ты только не двигайся.

Подхватив ее на руки, Николай, осторожно переступая ногами, пошел к опушке, где они оставили лошадь. Устроив девушку на телеге и подоткнув под бока сена, Митрошкин сбегал за мешком с хлебом и вернулся обратно.

Без конца понукая каурую, он гнал ее так, как она никогда раньше в своей жизни не бегала. Но парню было не до этого – он очень спешил. Поглощенный своей целью, не услышал, как Анна его окликнула. Оглянулся только тогда, когда ощутил тычок в бедро. Увиденное вновь напугало Николая до чертиков – он резко натянул вожжи, заставляя кобылу остановиться, отчего та возмущенно заржала.

- Ань, да, что с тобой происходит? – пробормотал он, разворачиваясь всем корпусом.

Девушка ничего не ответила: едва успев наклониться через бортик, как ее стошнило. Насилу отдышавшись, она вновь улеглась, подтягивая ноги к груди, зябко ежась.

- Не гони так сильно, что-то меня совсем растрясло… как же плохо!

- Ты зеленая какая-то… что случилось? Никак отравилась? Надо скорей возвращаться, Клавдия во всем разберется.

Добравшись до лагеря, Николай отшвырнул вожжи, выпрыгнул из телеги и, стрельнув взглядом в сторону кухни, крикнул:

- Захаровна, эй, Захаровна! Скорей сюда, Анне совсем плохо!

Он бережно подхватил девушку на руки и поспешил навстречу переполошившейся женщине.

- Что такое, Коля? – но, увидев белое, как лист бумаги, лицо Анны, разволновалась еще больше. – Говорила же, не надо никуда ехать! Да, кто меня слушает? Давай, неси ее в землянку и расскажи, в конце концов, что стряслось?

- Когда от Марьяны возвращались, в обморок упала, а потом позеленела вся… рвало ее полдороги, точно чем-то отравилась.

- В обморок, говоришь, упала?

- Да. Я перепугался, думал, что подстрелили…

Но женщина уже не слышала последнюю часть фразы. Подозрения, возникшие после утреннего инцидента, стали выстраиваться в одну картину. Озабоченно взглянув на молчавшую и сжавшуюся в комок Анну, вздохнула, но выводов решила не делать. Нужно было поговорить с девушкой и… осмотреть ее.

Раскрыв перед парнем дверь и пропуская его внутрь, Захаровна шагнула следом. Уложив Анну на топчан, женщина выпроводила Николая и замялась, думая, как бы деликатней начать разговор.

- Клавдия Захаровна, я умру? – раздалось вдруг в тишине.

- Что? Умрешь? Не думаю. С чего ты это взяла, глупая девчонка? – возмутилась женщина.

- Так плохо мне еще в жизни не было, - пролепетала Анна, ни сколько не обижаясь на «глупую девчонку».

- Еще никто от этого не умер, - пробурчала Клавдия, - но мне все-таки нужно тебя осмотреть.

- Делайте, что хотите…

- Прекрати хоронить себя раньше времени! Расстегни кофту…

Оттянув книзу юбку, чтобы не мешала, Захаровна, с сомнением осмотрев впалый живот, принялась тщательно прощупывать интересующую ее часть. Опытные пальцы нашли то, что искали.

- Когда у тебя в последний раз были месячные?

- Что? Какие м… при чем здесь это? – изумление Анны было столь сильным, что она растерялась. – Не помню… давно, кажется…

Полностью растворившись в своих бедах и переживаниях, девушка совсем перестала следить за собой. Ну, не донимают ее женские недомогания и, слава Богу! В их отсутствии Анна находила несказанное облегчение. Но сейчас, глядя на озабоченное лицо Клавдии, поняла - произошло что-то из ряда вон выходящее.

- Что случилось, Клавдия Захаровна? Что со мной? – от страха Анна перешла на шепот.

- По всем признакам у тебя будет ребенок. Когда ты была с мужчиной в последний раз?

Прозвучавшие слова показались девушке настолько дикими, словно ее окатили ушатом ледяной воды.

- Ребенок? У меня? Быть не может…

- Может, деточка, еще как может. Они обычно так и появляются, когда спишь с мужчиной. Когда это было, Анна? Скажи, я высчитаю срок.

- Это было в июле, за день до того, как нас привезли в отряд…

- Привезли? Значит, я не ошиблась. Тот немец – отец ребенка?

- Да. Вы осуждаете меня?

- Нет, деточка, я не господь Бог, чтобы судить кого-то.

Клавдия Захаровна тяжело опустилась на второй топчан: нужно было решать, как поступать дальше.

Внезапно тихий всхлип привлек ее внимание: Анна, роняя крупные градины слез, дрожащими пальцами гладила свой живот, беззвучно шептала что-то, и… улыбалась.

***

- Чему улыбаешься, дуреха? Что же вы наделали, а? – Анна вынырнула из своих мыслей, с непониманием сфокусировав на отчего-то раздосадованной Клавдии, мечтательный взгляд. – Про тебя молчу, а он-то, взрослый мужик, о чем думал? Война ведь… а ты с младенцем на руках, да от кого, от немца!

- Ну и что, что от немца? Кому какое дело? Клавдия Захаровна, родненькая, вы же сказали, что не осуждаете!

- Я все прекрасно помню, но вот ты не понимаешь, на что обрекаешь себя…

- Вы правы, не понимаю. Это ведь просто ребенок!

- Да, да… - удрученно покивала головой женщина, - был у нас случай в деревне, фрицы нагрянули, по хатам расположились… не стану рассказывать, что они вытворяли, но страху нагнали на баб, словами не передать! Кто-то девчонок своих успел в лесу схоронить, а Никифоровна Галинку нет… повадился к ней офицер ходить, все речи красивые плел. Никифоровна ее вразумляла, а, что толку? Галинка того немца до смерти боялась… гитлеровцы вскоре ушли, да вместо них карательный отряд заявился. Всех, кто спрятаться не успел, расстреляли, а от деревни теперь одни печные трубы торчат… - Клавдия тяжело вздохнула. – Мы и еще несколько сельчан в лес подались. Переждали, сколько могли, но голод – не тетка, терпеть не станет. Посоветовались и решили пойти в соседнюю деревню на свой страх и риск. Приютили нас, слава Богу, люди добрые. Так вот, к чему это я… позже выяснилось, что Галинка - то на сносях была… мальчонку родила. И растрезвонил же кто-то, от кого этот мальчонка народился. Вот тогда начался для них ад кромешный: с постоя прогнали, как не умоляла Никифоровна хозяйку, плевались им в след, оскорбляли… а потом машина приехала из НКВД, и Галинку с мальчонкой забрали. Никифоровна убивалась, просила оставить дочь, но кто на нее внимания обращать-то будет? Больше мы о ней не слышали…

Анна, застыв от ужаса и прикрыв ладонью рот, молча ожидала продолжения.

- И это были наши, понимаешь, наши, не чужие! Тебе не простят немецкого ребенка, не простят, что спала с фрицем.

- Господи, ужас какой! – задохнулась от страха девушка. – Что же мне делать теперь, а, Клавдия Захаровна?

- Вот и я об этом думаю… ох, и угораздило же тебя, Аннушка! Как же ты – одна, без мужика, с дитем… да война еще!

- Я справлюсь, - первоначальный испуг исчез, и голос прозвучал твердо. – Я справлюсь. Ради малыша вытерплю все… и ради него тоже… - совсем тихо закончила она.

Клавдия внимательно посмотрела на Анну.

- Как его звали?

- Звали? Почему звали? Он жив, я верю… его зовут Вильгельм… Билл…

- Ох, и имечко… немчура, она и есть немчура. Это ж ни фамилии ребенку, ни отчества.

- У него будет моя фамилия.

- Не сомневаюсь, - Клавдия поднялась с табурета и пересела на топчан рядом с девушкой. – Так, дочка, слушай внимательно, от кого будет младенец, никому ни слова! Сейчас ты обязана забыть своего немца, ради ребенка забыть. Можешь говорить, что расписалась в отряде с парнем, но он погиб на задании. Подробности сама придумаешь, если понадобится.

- Да, так и сделаю.

- А самое главное – нужно срочно думать, как и куда тебя отправить из отряда.

Дата добавления: 2015-08-13