Мне бы, главное, не опоздать… не опоздать. 8 страница

Он приоткрыл рот близнеца и влил немного воды, которая с булькающим звуком исчезла в горле. Только после этого утолил свою жажду.

Посовещавшись в полголоса, эсесовцы махнули третьему, подзывая. Когда тот приблизился, вкратце обрисовали ситуацию.

- Они точно не диверсанты?

- Кто знает? Документов нет, а полагаться на слова…

- Этот говорит чисто, без акцента…

- Чушь, как будто это так сложно.

- Что предлагаешь?

Один из патрульных прервал внутренний диалог, обратившись к Биллу:

- Что с твоим братом?

- Я не врач, но у него сильный жар, слабость, кашель… он постоянно теряет сознание. Нам нужно в госпиталь! Я прошу о помощи. Кто мы, легко проверить, связавшись с дежурной службой аэродрома…

- В этом есть резон, - эсесовец отвлекся от Билла, обратившись к товарищам.

- Точно. Мы в любом случае должны взять их с собой. В штабе все выяснят, свои это, или диверсанты.

- Эй, лейтенант, идти сможешь?

- Да.

- Это хорошо. Поднимайся, мы теряем время.

Двое подошли к Тому и, подхватив его под руки с обеих сторон, попытались поставить на ноги. Тот на движение не отреагировал: голова безвольно мотнулась, склонилась на грудь.

Билл подцепил оружие и вещмешок близнеца, закидывая их себе на плечо.

- Эй, Отто, задание никто не отменял, отпускай пса, мы идем следом.

Обремененные ранеными попутчиками, патрульные не уложились во времени. До контрольной отметки добрались почти с сорокаминутным опозданием. Выслушав массу нареканий они, тем не менее, отрапортовали о проведенной проверке и о найденных бежавших пленных.

Окинув беглецов внимательным взглядом, роттенфюрер СС связался по рации со штабом. Ответив кратким «jawohl»* на указания, распорядился доставить их в госпиталь.

Билл возблагодарил Бога: очередного промедления, допросов, выяснения личностей, брат мог не пережить. В конце - концов, куда им бежать? Они у своих и скрывать им было нечего. Хотя…

У Тома начался бред.

Пока близнецы тряслись в кузове грузовика по пути в госпиталь, он метался, бормотал что-то несвязное, выкрикивал имя брата, и все время порывался встать, чем не на шутку перепугал Билла. Прижимая к себе Тома рукой, он пытался достучаться до его воспаленного сознания, уговаривал потерпеть, хоть и понимал всю тщетность своих стараний. Брат его не слышал.

Он стоял на вокзале, обнимая мать, пряча слезы, уткнувшись ей в шею. Женщина гладила по волосам своего старшего сына и отчаянно молила, чтобы тот приглядывал за близнецом. Том кивал, все судорожней сжимая хрупкие материнские плечи.

Проморгавшись от застилавших глаза слез, Том с удивлением обнаружил, что ладони намертво вцепились в штурвал «Мессера». Вокруг шел бой. Странно, но Том даже не помнил, как вывалился из него. Еще более странным оказалось то, что парень не слышал ни звука, будто несколько самолетов, преследовавших друг друга, вместе с куском неба вырвали и поместили в вакуум. На одной из пронесшихся мимо машин он разглядел знакомый номер. Выпученными от страха глазами смотрел, как брат пытался резко набрать высоту и уйти из-под обстрела в мертвой петле, но не успел.

Том кричал изо всех сил, срывая голос, что нужно было нырять под брюхо русскому ЯКу, и не слышал себя. Звал близнеца, приказывая катапультироваться, но на деле выходило, что он просто немо разевал рот. Зажмурившись, лишь бы только не видеть, как разобьется о землю горящий самолет, Том со всего размаха рухнул в ледяную воду…

Сердце от неожиданности екнуло и сжалось от студеных объятий. Вытолкнув себя на поверхность, он распахнул глаза, пытаясь оглядеться, одновременно откашливался, сплевывая воду. В нос полез смрадный запах гнили и затхлости. Вода, в которой парень барахтался, отчаянно пытаясь грести к берегу, так же оказалась мерзкой, словно напиталась трупным ядом всех издохших в ней существ. Том с огромным удовольствием прополоскал бы рот, ибо от жуткого привкуса невыносимо тошнило.

Он, прилагая неимоверные усилия, продолжал грести к берегу, но кромка суши, заваленная буреломом, как будто издеваясь, все время удалялась. Парень, с отчаянной решимостью добраться до своей цели, молотил руками по мутной стоячей воде, словно плыл против течения, стараясь преодолеть стремительный поток. Но с каждым гребком силы покидали несчастного. Одежда, веса которой он прежде даже не замечал, стала неимоверно тяжелой, замедляла движения, тянула вниз. От надвигающейся паники у Тома колотилось сердце, скрючивались пальцы. Он уже давно перестал обращать внимание на ледяную воду, из-за того, что пылал от жара, но она сделала свое дело – ноги свело судорогой. Успев лишь вскинуть руку, Том с отчаянным вскриком погрузился в зловонную топь.

Однако умереть ему не дали. Болото, по какой-то, известной лишь неведомым силам прихоти, не приняло человеческой жертвы. Словно не переварив этот организм, избавилось от него, выдавив где-то в другой реальности.

Том, ошалело вращая глазами, стоял посреди леса и озирался, пытаясь понять, как ему удалось выбраться из гиблого места? Его сотрясала крупная дрожь, кости ломило и выкручивало из суставов. Хотелось по-звериному завыть от боли, хотелось умереть… но Тома отвлек посторонний звук. Со стороны зарослей послышалась чья-то возня и грубая речь. Парень утер дрожащей рукой бежавший ручьями пот со лба и пошел в ту сторону, откуда доносились голоса. Раздвинув ветки кустарника, застыл, как вкопанный.

Перед двумя мужчинами стоял на коленях его близнец. Неизвестные выворачивали ему руки, били по лицу. Том слышал этот отвратительный, чавкающий звук разбиваемых в кровь носа, губ. Полный лютой злобы Том сдернул с плеча автомат и, передернув затвор, стал поливать мучителей шквальным огнем. Но те были, словно заговоренные – ни одна из пуль не достигла своей цели. От этого он сатанел все больше и больше, изрыгая проклятия, но мужчины, как ни в чем не бывало, продолжали свои издевательства, насмехаясь над беспомощностью парня. Автомат сухо щелкнул, выплюнув последний патрон. Том, схватив его за дуло, как дубинку, даже не почувствовал боли от моментально появившихся ожогов, ринулся на врагов, крича от ярости во все горло… в следующее мгновение он вновь сидел в кабине своего «Мессера», наблюдая воздушный бой.

Затуманенное сознание играло с парнем по своим правилам, гоняя по кругу собственного кошмара…

Внезапно тряска прекратилась и грузовик замер. Оставив Тома, Билл откинул брезентовый полог, выглядывая наружу. Машина остановилась возле трехэтажного здания, в котором расположился госпиталь.

Повсюду сидели, лежали, либо медленно передвигались раненые, а среди них сновали санитары, облаченные в некогда бывшие белыми халаты. Двое из них, держа в руках носилки, уже бежали к грузовику. Водитель выбрался из кабины и, щелкнув механизмом, откинул борт кузова. Билл, приняв от него помощь, спустился на землю, наблюдая, как санитары укладывали на носилки брата.

- Ты ранен? – спросили его.

- Да.

- Тогда жди. Сейчас этого унесем и вернемся за тобой.

- Сам дойду, - ответил Билл, следуя за санитарами.

Изнутри госпиталь показался Биллу полупустым: в кроватях лежали тяжелораненые, остальные предпочитали греться на солнце и дышать свежим воздухом, а не смесью из запаха лекарств, крови, страданий.

Указав Биллу на свободную кровать, санитары разместили Тома на соседней.

- Доктор сейчас подойдет, - бросил один из них.

Билл присел рядом с братом. Провел ладонью по полыхающему от жара лбу, удрученно качая головой. К его удивлению, врач не заставил себя долго ждать.

Склонившись над Томом, раскрыл пальцами веки, осматривая глазные яблоки.

- Как давно он болен? – задал он вопрос Биллу.

- Точно не скажу. Он нашел меня вчера, но уже был не здоров. Очень сильно кашлял… еще этот жар… а потом вообще отключился. Да, у него бред начался…

Доктор прислушивался к парню, продолжая внимательно осматривать пациента. Надавив на подбородок, изучил внешний вид поверхности языка, прослушал грудь при помощи стетоскопа, а затем простучал ее пальцами.

- Вот что я вам скажу, у вашего товарища…

- Он мой брат. Брат – близнец.

Доктор перевел взгляд со своего пациента на сидящего рядом парня.

- Ну да, ну да…близнец. Так вот… - продолжил он, - у него пневмония, причем, достаточно запущенная. Назначим пенициллин каждые четыре часа.

- Он выживет? Скажите мне правду!

- Молодой человек, посмотрите вокруг! Видите, сколько их: без рук, без ног, без глаз, с тяжелейшими ранениями? Все, что от меня требуется, я делаю, по мере возможностей. Остальное зависит от них. Надейтесь, если ваш брат переживет эту ночь, значит, поправится. Эй, Дитрих! – окликнул доктор медбрата. – Принеси из кабинета ампулу пенициллина и шприц. А пока займемся вами, раздевайтесь.

Билл неловко стянул с себя рубаху и доктор, не утруждая себя разматыванием полосок ткани, разрезал их ножницами, открывая раны. Ощупав левый бок, одобрительно помычал себе под нос, покачивая головой в такт мыслям. Рука же заставила его нахмуриться. Несколько раз, согнув в локте конечность, отпустил, и она снова повисла вдоль тела. Билл сжал зубы, но не смог сдержать болезненного стона.

Задумчиво пожевав губы, доктор произнес:

- Что ж, молодой человек, рана на боку не опасна, более того, отлично заживает. С рукой сложнее. Хорошо бы снимок сделать, да аппарат отсутствует, впрочем, и так понятно – пуля разорвала сухожилия. Хорошо, что нагноения нет, иначе пришлось бы ампутировать… - услышав это, Билл побелел, ощущая, как тело покрылось липким потом. – Никак собрались в обморок упасть? Нет? Отлично. Но… руку вылечить не удастся, вы останетесь инвалидом. Это не так страшно на самом деле, смею заверить. Главное, вы живы. А, вот и Дитрих!

К ним приблизился медбрат, держа в руках лоток с ампулой и шприцем. Быстро сделав инъекцию, доктор отдал ему сухое распоряжение:

- Этого колоть каждые четыре часа, этому обработать раны и перевязать.

Всю ночь Билл не сомкнул глаз, сидя рядом с близнецом. Вслушивался в душераздирающий бред Тома, поил из ложки, смачивая растрескавшиеся губы, вытирал постоянно выступающий пот, наблюдал, как ему делают уколы. Он мог бы пообщаться с другими ранеными, узнать новости с фронта, но желания не было. Билла не интересовало ничего, он лишь хотел, чтобы брат справился с болезнью. О том, что сам остался инвалидом и, что этот диагноз ему сулил, старался не думать. Пока не думать.

Незадолго до рассвета Том затих, расслабленно вытянувшись на кровати, и погрузился в сон. Билл, боясь вспугнуть долгожданное облегчение, осторожно смежил веки, выдохнув благодарность всевышнему, и моментально отключился.

Он спал, не видя снов. Не шевелился, не смотря на неудобную позу, очнулся лишь тогда, когда над ухом сухо кашлянули.

- Это никуда не годится, молодой человек! Не стоит пренебрегать кроватью, пока она есть, - доктор строго смотрел на Билла.

- Я просто не заметил, как уснул… - пробормотал он и поднялся, уступая место.

Врач осматривал Тома, удовлетворенно кивая головой.

- Что ж, кризис миновал, - он повернулся к стоявшему за спиной медбрату, - продолжать колоть пенициллин с тем же интервалом. А вы, молодой человек, в столовую, а потом на перевязку. Да, и давайте своему брату пить побольше воды.

Развернувшись, доктор подошел к следующей кровати.

Выполнив все распоряжения врача, Билл возвращался в палату, когда его остановили.

- Эй, подожди! – окликнул его один из пациентов, - там к вам гости из штаба пожаловали…

- Уже? Оперативно… спасибо.

Билл знал, допроса не миновать, ведь они бежали из плена! Для него сейчас было важным не поддаться панике и тщательно следить за языком. Важно быть уверенным, чтобы никто не вздумал даже заподозрить его в неискренности. Настало время вспомнить о своем «хотя»…

Подойдя к двери, Билл выдохнул, и решительно дернул ее за ручку на себя.

- А вот и второй лейтенант Каулиц! Прошу, присаживайтесь.

Парень кивнул. Обошел с удобством расположившегося на мягком стуле гостя, присел на край кровати, бросив быстрый взгляд на близнеца.

- Позвольте представиться, лейтенант, обершарфюрер СС Рейнгард Земельбауэр. Думаю, нет смысла объяснять цель моего визита?

- Нет, - односложно ответил Билл, разглядывая собеседника.

Эсесовец был сухопар, лощен и абсолютно лыс. Небольшой череп напоминал бильярдный шар - Билл усмехнулся этому сравнению, некстати вспомнив их любимую с братом игру. Лицо обершарфюрера, казалось, вылепили из глины, оставив подвижными лишь глаза и тонкие губы. Сейчас эти глаза буравили Билла, словно пытались заглянуть прямо в душу.

Но Билл невозмутимо позволял изучать себя, уж что-что, а выдерживать взгляды он умел.

- Расскажите лейтенант, как вы оказались на вражеской территории и все, что там происходило. Надеюсь, уточнять не нужно – говорить вы должны только правду.

Билл кивнул, приступая к изложению своей истории, упустив, разумеется, все подробности, касающиеся личных отношений.

- Почему вас спасла та русская? – перебил парня обершарфюрер. – Вы угрожали ей? Заставили?

- Я попросил помощи.

- Странно… странно лейтенант, что вы забыли о «Двенадцати заповедях поведения немцев на востоке и обращению с русскими». Серьезное упущение, но о нем мы поговорим позднее. Как же вы общались?

- Последуй я этим заповедям, то не сидел бы сейчас перед вами, господин обершарфюрер… она немного говорила по-немецки…

Дальнейшее повествование Земельбауер воспринимал со скучающим выражением в глазах. Но они моментально оживились, когда речь зашла о партизанах.

- В каком направлении вас повезли, лейтенант?

- Не могу сказать. Мне надели на голову мешок, - не моргнув, ушел от ответа Билл.

- Ммм… предусмотрительно с их стороны. Но вы можете сказать, сколько по времени, приблизительно, заняла дорога?

Парень пожал плечами.

- Ехали медленно и долго. Может, час, а, может, и три… лошадь, сами понимаете. К тому же я несколько раз терял сознание.

- Хорошо, оставим это. Дальше!

- А дальше, очнулся в партизанском отряде, перед командиром. Только тогда мне было дозволено осмотреться.

- Чем интересовались?

- Всем, что касалось непосредственно аэродрома и состава авиакорпуса.

- И вы, чтобы спасти свою шкуру, преподнесли сведения на блюдечке? – глаз эсесовца пытливо сверкнул, но не погас, разгораясь каким-то дьявольским предвкушением.

Билл медленно поднялся.

- Я офицер немецкой армии, смею напомнить, господин обершарфюрер! Если мне не повезло, и я попал в плен, это не говорит о том, что потеряна честь и уважение к нашему фюреру! За кого вы меня принимаете? За предателя?

- Спокойно, лейтенант, я просто вас проверял. Сядьте. Продолжайте рассказывать.

- Я пообещал, что предоставлю интересующую их информацию, но только в штабе фронта или дивизии… - голос Билла звучал ровно, но внутри бушевал ураган.

- Зачем? Все-таки планировали…

- Выиграть время, - перебил эсесовца парень. – Мне нужно было время. Единственное, что я планировал – побег. Не знаю, каким образом сделал бы это, но… надеялся на случай.

- Партизаны пошли на ваши условия?

- А, что им оставалось?

- Вас могли просто расстрелять!

- Но ведь не расстреляли. В отряде я провел ночь, а на рассвете мне снова надели на голову мешок.

- Опять этот мешок! Лейтенант, что, совсем никаких сведений об этих проклятых партизанах? Мне как воздух нужны координаты отряда! В какую сторону вас повели, хоть это можете сказать?

- А что это даст? Направо, если не ошибаюсь… мы долго шли. Партизаны говорили о чем-то, но я ничего не понимал. Потом меня толкнули на землю. Едва успел сесть, раздалась автоматная очередь и с меня сдернули мешок.

- Это оказался ваш брат, я правильно понял, лейтенант? Как он там оказался?

- Не могу знать, - глаза на непроницаемом лице выразили недоумение. – Об этом лучше спросить его самого, когда придет в себя.

- Неужели он вам не рассказал? Или вы решили поводить меня за нос? Не советую, лейтенант, портить мне хорошее настроение! – в голосе зазвенели угрожающие нотки.

- Мы просто не успели поговорить! Брат уже был очень болен. Разговоры не являлись важными в тот момент, главное – он нашел меня. Не знаю, как и чего ему это стоило… Том показал на карте квадрат, где мы находились и точку, куда должны были выйти. На этом все. Господин обершарфюрер, я очень плохо себя чувствую. Слабость. Доктор настоятельно советовал не перенапрягаться.

Эсесовец хмыкнул. Видимо, решив, что большего ему сегодня не добиться, встал и, наклонившись к уху Билла, вкрадчиво прошипел:

- Что ж, лейтенант, отдыхайте. Но настоятельно рекомендую напрячь память, ибо я очень скоро вернусь.

Билла передернуло от этого змеиного голоса. По позвоночнику скатилась холодная, противная капля пота.

Едва за Земельбауэром захлопнулась дверь, Том приоткрыл глаза. Он хотел окликнуть брата, но пересохшие губы даже не шевельнулись. Он скосил глаза в сторону близнеца – тот сидел, уставившись в закрытую дверь. Попытавшись привлечь его внимание, Том с усилием скинул руку с кровати, касаясь братского колена.

- Том?! Очнулся?! Ну, наконец-то! – Билл подскочил с кровати, усаживаясь рядом с близнецом. Заметив, как шевельнулись губы, засуетился:

– Пить хочешь? Сейчас, сейчас…

Сделав пару глотков, Том прохрипел:

- Я все слышал… понял… не хочешь говорить… из-за нее? – Билл прикрыл глаза. – Хорошо...

***

Партизанский отряд «Красный октябрь»

Ровно в три часа пополудни в землянке Петра Ивановича ожила рация.

- Пастухов? Селиванов на проводе. Твои люди, сопровождающие «языка», в указанной точке не появились. В чем дело?

- Как не появились? – сердце сжалось от дурного предчувствия.

- Вот и я спрашиваю тебя, как такое могло произойти? Что у тебя в отряде творится? Если ты упустил немца, я с тебя три шкуры спущу, понял, Пастухов? – громыхал на том конце провода полковник.

- Так точно, разберусь, товарищ Селиванов!

- Через два часа доложишь.

Петр Иванович бросил трубку и, взглянув на радиста, приказал:

- Митрошкина, Ветковского, Павлова ко мне, быстро!

Через пару минут мужчины стояли перед командиром, слушая указания:

- Только что поступило сообщение из штаба, что наши парни вместе с фрицем не появились в условленном месте, - Николай нахмурился. – Ваша задача – найти их, во что бы то ни стало! Как хотите, хоть частым гребнем лес прочесывайте, но парней найдите! – Пастухов указал на карте маршрут. – Берите людей, тех, что попроворней, и поторопитесь, времени в обрез.

Вооружившись, семь человек выступили на поиски своих сослуживцев. Растянувшись цепью с интервалом в десять метров, группа углубилась в лес, тщательно осматривая местность. Мужчины двигались быстро, подгоняемые не столько приказом, сколько тревогой за своих товарищей.

Минут через тридцать кто-то из них коротко свистнул. Висок Николая прострелило острой болью от страшного предчувствия. Где-то в глубине души он ждал этого сигнала, потому что просто так, взять и не явиться на место передачи немца его друзья не могли. Они б костьми легли, но приказ выполнили бы. Значит, что-то случилось.

Услышав сигнал, он, как и все остальные, бросился на призыв. Подлетев к Никанорову, Николай увидел под деревом своих товарищей. Споткнувшись, замер на мгновение, но тут же ожил. Наваристо матюгнувшись, наклонился над одним из них, тыкая пальцем в сонную артерию. Ненужный жест, без него было понятно - парни мертвы.

- Фашист, с*ка, сбежал! Я его голыми руками разорву! Ублюдок, таких парней положил…

- Это не он, Колька, - откликнулся Никаноров.

-Что? Как это, не он? А кто же, по-твоему?

- Здесь был еще кто-то. Вот, гляди, фриц под этим деревом сидел – траву примял, дерн ногами повредил… а теперь гляди сюда. Я, собственно, на это и напоролся вначале, только потом парней из-за кустов разглядел, - Никаноров подошел к зарослям, указывая на куст пальцем, обращая их внимание на сломанные ветки.

- Отсюда стреляли из немецкого автомата.

- Как догадался-то?

- Зачем гадать, все доказательства на земле, - мужчина указал себе под ноги. – Видишь гильзы? То-то…

Митрошкин снова забористо выругался, не стесняясь в выражениях.

- Что за чертовщина-то? Кто наших положил?

- Это вопрос. Не похоже, чтобы они на патруль нарвались.

- Какой патруль? Патруль – как минимум три человека, а тут всего один!

- Вот-вот, будут тебе фрицы в одиночку по лесу шастать!

- Не, мужики, а, может, это шкурник какой-нибудь, или полицай? Увидал немчуру и решил выслужиться, гад?

- А это мысль. Это как раз объясняет наличие автомата.

- Что делать будем, мужики? Фрица надо искать, да и гада этого, что парней расстрелял, необходимо поймать!

- Я с него шкуру живьем спущу! – бушевал Николай. – Откуда он мог взяться? Чижовку мы осматривали… погодите, может, он из Валухов? Проверим?

- Митрошкин, до Валухов пару часов ходьбы, не успеем обернуться. Помнишь, что Иваныч сказал?

- Значит, нужно разделиться. Вы, - он указал на четверых, - вернетесь в отряд и обо всем доложите, а мы до деревни прогуляемся.

- Там же фашистов…

- Ничего, мы украдкой. Знаю я там мужичка…

- Ну, гляди, Никола!

- Черт не выдаст, свинья не съест. Все будет путем, мужики, до скорого!

Петр Иванович нервно вышагивал в своей землянке от одной стены до другой, периодически выглядывая за дверь. Он пробовал заниматься делами, но ничего не клеилось. Все мысли занимало только одно – почему его парни не явились в указанное место? Предположения час от часу становились все мрачнее. С каждым новым шагом Пастухов хмурился все больше и больше.

За время внутреннего монолога он откинул только одну мысль, незнамо каким образом пробравшуюся в голову. Командир был уверен в своих людях на сто процентов, доверял, как самому себе. Парни не были способны на подлость и в любом случае выполнили бы приказ, если только…

Вот об этом «если только» Пастухов думать боялся. Он переживал за своих бойцов всей душой, считал себя ответственным за их жизни, ведь они, в сущности, совсем еще юнцы. Это война, будь она неладна, заставила парней повзрослеть раньше времени! Это все война.

Петр Иванович тяжело вздохнул, но в ту же секунду сильно вздрогнул от неожиданности, услышав отрывистый стук в дверь.

- Командир! Командир, сюда! – увидев выражение лица радиста, понял, ничего хорошего оно не предвещало.

У сарая, где еще несколько часов назад ожидал своей участи фриц, толпились люди. Предчувствуя дурное, Пастухов невольно ускорил шаг. На сердце похолодело, едва лишь он разглядел, как некоторые мужчины неловко комкают в руках картузы.

На земле лежали Санек и Тимофей. На их лицах застыла усталость и… умиротворение? Петр Иванович с отчаянием осознал, что никогда больше не услышит их голоса, не увидит глаз, полных задора и отчаянной решимости, не посмеется вместе с ними у вечернего костра над искрометными шутками. И почему смерть всегда настолько несправедлива?

В глазах командира предательски защипало, когда он медленно стягивал с головы кепку.

- Этот… где? – осипшим голосом спросил он, откашлялся.

Никаноров, не отрывая глаз от мертвых товарищей, рассказал то, что удалось узнать, а так же о предположениях на счет исчезнувшего немца.

- Найти его! Хоть из-под земли достать, но найти! Где Митрошкин? – командир обвел взглядом собравшихся.

- Так он, Иваныч, именно этим сейчас и занимается. В Валухи подался, сказал, к вечеру обернется.

- Хорошо, подождем. Парней надо… - голос его дрогнул, - похоронить…

Митрошкин с товарищами вернулся ближе к ночи. Не теряя времени на разговоры с обступившими их сослуживцами, Николай направился к командирской землянке.

Петр Иванович не спал. Он сидел, понурив голову, отрешенно глядя сквозь стены, мял в пальцах козью ножку, совершенно не обращая внимания на то, что вытрусил из нее почти весь табак.

Когда дверь тихо скрипнула, впуская Николая, командир продолжал сидеть, не поднимая головы, лишь пальцы замерли, прекратив, наконец, терзать самокрутку.

- Прости, Петр Иваныч, мы упустили фрица. Думал, найдем его в Валухах, но… я переговорил со знакомым дедком, однако тот и слыхом не слыхивал ни о каком немце, ну… кроме тех, что в деревне обитают.

- Значит, все зря. Значит, парни наши полегли напрасно… ступай, Николай, поздно уже… да, радиста кликни.

Митрошкин, сам не свой от голоса командира, покинул его землянку. Нерешительно потоптавшись рядом с дверью, он все же подошел к костру. Хлопнув по плечу радиста, кивнул ему в сторону командирской землянки.

Заняв освободившееся место, Николай с некоторым осуждением взглянул на чрезвычайно разговорчивого Игнатия. Тот пытался вовлечь мужиков в беседу, но выходило это, откровенно говоря, плохо – те не желали поддерживать разговор, угнетенные смертью товарищей. Дед, как будто не замечал этого, продолжая отпускать реплики в никуда. Чувствовал, если перестанет говорить, расплачется, как малое дитя. Игнатий не мог смириться с тем, что смерть забрала совсем еще мальчишек, а он, старый трухлявый пень, все продолжал топтать грешную землю…

Николай мрачно дожевал свою порцию каши и, закурив, поднялся. Находиться в окружении товарищей не было никакого настроения. Направился было к землянке, но передумал – смотреть на опустевшие лежанки он просто не мог. Да, смерть витала над каждым из них, но, вот так, в одночасье потерять обоих друзей оказалось выше всяких сил парня.

Николай развернулся и пошел в другую сторону. Через несколько метров он остановился у жилища Клавдии Захаровны и робко стукнул в дверь.

- Заходи, кто там такой нерешительный? – раздалось изнутри.

Парень вошел и, замешкавшись, замер у порога.

- А, Коля… садись, что стоишь, как не родной? В ногах правды нет.

Окинув гостя долгим взглядом, Клавдия печально вздохнула, сочувственно потрепав его по плечу.

- Жаль парней, ох, как жаль…

Николай лишь кивнул в ответ. Постепенно его взгляд переместился в сторону лежанки.

- Как она?

- Пока без изменений, Коля, пока без изменений…

- Что же с ней могло случиться, а, Захаровна?

- Кто знает? Хоть я и занимаюсь вашими болячками, души лечить не умею. Вот очнется, тогда спросим ее, а пока…ступай, Коля, ступай, тебе нужно поспать, трудный был день.

Анна очнулась на третьи сутки. Жар спал, сдавшись под неусыпной заботой Клавдии Захаровны. За эти сутки девушка страшно осунулась. От природы хрупкая, она стала похожа на узника лагеря смерти.

Сердце пожилой женщины обливалось кровью, глядя на эти жуткие перемены. Она пыталась разговорить девушку, уговаривала встать с лежанки, подкрепиться, но…

Анна молчала. Лежала, не шевелясь, и не моргая, уставившись безжизненным взглядом в потолок. Захаровна сокрушалась, вздыхала, даже пыталась ругаться и, в конце концов, решилась на радикальную меру.

Кликнув Николая, попросила его вынести Анну на свежий воздух. Парень согласился, но стоило ему увидеть девушку, как он попятился и даже вскинул руку, в сильном желании перекреститься, однако вовремя одумался. Никак не ожидал увидеть столь разительных перемен в миловидной девчонке. Проглотив готовые вырваться наружу вопросы, он подхватил почти невесомое тело на руки и вышел за дверь.

- Не носи далеко, Коля, вот тут ее посади, в тенечке. Пусть подышит немного…

Так продолжалось несколько дней. Клавдия, с присущей ей терпеливостью и настойчивостью тормошила девушку, не оставляя ее в одиночестве. Едва ли не насильно вливала в нее бульоны, травяные настои. И разговаривала. Без конца и сразу обо всем: вспоминала свою молодость, влюбленность, детей; рассказывала о своей деревне, соседях, работе в колхозе, речке, извилистой и холодной даже летом, делившей деревню на два берега – левый и правый…

Клавдия не сдавалась, хоть ей и было невыносимо наблюдать за погрузившейся в апатию девушкой. Постепенно, сантиметр за сантиметром она вытаскивала Анну из трясины, заставляла поверить, что жизнь не закончилась и смысл ее не утерян. Она давно сложила между собой два и два – расставание с пленным немцем и подавленное состояние своей подопечной.

Лишь еще один вопрос занимал мысли пожилой женщины, впрочем, как и мысли всех остальных – что же произошло? Если бы они могли знать, что только эта девочка могла пролить свет на это темное дело! Но она пока пребывала в счастливом неведении…

Анна пришла в себя окончательно лишь спустя неделю. Проснувшись рано поутру, поднялась и, не разбудив Клавдию Захаровну, отправилась на кухню. Поплескав в лицо прохладной водой из рукомойника, уголками губ улыбнулась изумленному взгляду деда Игнатия.

- Аннушка? Никак помогать пришла?

Кивнув, она принялась расставлять на столе миски и кружки.

- А… эта… Клавдия-то где? – Игнатий повертел головой по сторонам.

Анна махнула в сторону землянки.

- Спит, что ли? Ну и ну! Хотя… пусть ее спит, мы и сами с усами, правда? – повеселевшим голосом сказал дед.

Он все еще никак не мог справиться с робостью в присутствии этой женщины.

Мужчины один за другим подходили к костру. Девушка смущенно улыбалась каждому, кто выражал радость по поводу ее выздоровления. Анна протягивала им миски с кашей, наливала в кружки чай, но молчала.

Дата добавления: 2015-08-13