Книга вторая 6 страница

– Хорошо, что принесли. Проходите. Там светлее, – громко, чтобы слышали в доме, проговорил Лев, улыбаясь.

Вера, жена, поздоровавшись с нами и приняв от Льва деньги (она уже собиралась), пошла за внучкой. Мы остались втроём.

– Парни, присаживайтесь. Если есть бутылочка, доставайте, выпейте. Я пить не буду, а посмотреть – посмотрю. Поговорим, как раньше.

Мы с Алексеем переглянулись, и он достал поллитровку.

– Так я же пить не буду, – заартачился я.

– Будешь! – осадил Семёныч.

Мы посидели, выпили помаленьку, поговорили, рассказали новости. За разговорами прикончили беленькую. Лев не пил, в глазах таилась грусть.

Как-то зашёл Лев на завод, по-моему, уже после операции. Зашёл в курилку, где в десять и в пятнадцать часов, согласно трудовому распорядку, собирались на перекур работники завода, и где его все знали. Курили, травили рыбацкие байки и узнавали новости. Лев зашёл, поздоровался со всеми, тихо посидел, куря. Ничего не сказал, курил молча. Никто к нему не приставал с расспросами.

Молча встал и ушёл. Потом снова больница. Запал мне очень в душу один случай, когда навестили мы его в больнице с Гаркушей. С тем самым, с которым они не раз ездили на рыбалку, и в работе друг другу помогали, где советом, где выручкой рабочей, деловой. Вышел в коридор больничный к нам Лёвочка.

– Слушай, смотри. По-моему, желтизна уже спадает, – говорил с надеждой наш товарищ, протягивая свои похудевшие, жёлтые кисти рук.

– Не журись, Лев. Операция прошла. Должно лучше быть, – бодрил его Тимофеич.

Я, помня наш со Львом разговор по поводу безнадёжных больных и чувствуя себя в этот момент очень неприятно, молчал. Не хотелось говорить ничего. Было очень жалко Льва, но ничем настроения своего я не выдал. Бодро попрощались:

– Давай, Лев, выздоравливай. Готовься к проводам на пенсию. Проводим по-человечески.

Оглянувшись, выходя из двери больницы, увидел грустный Лёвочкин взгляд. Прощальный взгляд. Знал он, что не приду я больше к нему, к живому. Так и случилось. Выписали Льва Анатольевича домой. Отпустили умирать дома. Не смогли ничего медики сделать. Пенсию стали оформлять. По болезни.

Ходили навещать домой друзья, коллеги. Толя Матулевич, инженер-конструктор, и тоже рыбак, убеждал меня сходить проведать Льва дома. Спорили с ним отчаянно по этому поводу, но не мог я себя заставить посетить Льва, а когда всё-таки решился и весенним утром сказал Петровичу, что вечером, после работы, зайдём к Лёвочке, услышал ответ:

– Поздно, Толя. Умер сегодня Лев Анатольевич.

Хоронили нашего Льва все его друзья и знакомые и по жизни, и по работе. Не пришёл только Алексей Лащёнов. Спрашивали его, почему не пришёл. Отвечал Семёныч, что не смог, причину какую-то надуманную высказал. Я же думаю, что не пришёл специально. Не мог видеть товарища, с которым проработал вместе всю рабочую жизнь, в гробу. Наверное, так. Вот тут я не согласен. Уж в последний путь проводить надо.

Мне же разворачивает душу вот что. Когда решил я всё же навестить Льва Анатольевича, то хотел ему сказать, только не знал, как и в какой форме, что начал писать рассказы для внука, а может, и ещё кому понравятся, и что обязательно напишу и о нём рассказ, о Льве Анатольевиче Ахремове. Не успел я сказать ему этого лично, да и не знаю, смог бы ли... Но обет себе лично дал. И сегодня могу отметить: я сделал это.

И что ещё. Как-то разговаривали мы в отделе. Так, философские, если можно их так назвать, отступления. Моими оппонентами были Лёвочка и Петрович (так я иногда называю Матулевича). Надо сказать, что оба они воспитанные (как правильнее сказать, совковой или советской системой? Выбирайте сами), мне рьяно противостояли. Я, уже начитавшийся различной литературы о потусторонних мирах, а главное, сам всё проанализировавший по жизни и пришедший к выводу о том, что есть и Бог, и Христос, и душа, и «жизнь после жизни», говорил о том, что встретимся мы все после смерти. Только в разных ипостасях. Кто был в этой жизни, может, и великим, по своему статусу, человеком, но «говном» по сути, тот в «той» жизни и будет «говном», на низшей ступени развития души. И всякое такое, прочее. Они смеялись, откровенно ерничали по поводу, есть Бог или нет, и ещё по-другому. И я под конец нашего разговора сказал:

– Лёвочка, если ты окажешься на той стороне жизни раньше меня, а мы все там будем рано или поздно, жизнь - это такая вредная штука, что от неё умирают, то дай мне знать, ведь ты же изобретатель, конструктор, короче, найдёшь путь, как меня известить, что ты был не прав в своём атеистическом умопомрачении. Они с Петровичем захохотали,... но.

После смерти Льва Анатольевича прошло несколько месяцев, и я уже начал писать этот рассказ о нём, который мне дался не легко, несколько раз снился мне Лев. Я с ним во сне буквально разговаривал, общался.

– Лёвчик, – спрашивал я его в один из снов, – а на том свете красненькая есть?

– Есть всё. Но пить её ты сам не будешь. «Не в кайф». Балдеть-то не балдеешь. И курить не хочется. Тоже без удовольствия.

– Любить надо жизнь и людей. Это главное.

– Не грешить.

– Ну и как там, Лёвочка? - спрашивал я.

– Толик, ты был прав, – ответил мой товарищ. – Живи по правде.

Спасибо тебе, Лев Анатольевич, что ты был, что ты был именно таким.

И отдаю тебе память я этим своим непритязательным, простым, но прочувствованным до глубины души повествованием.

Дата добавления: 2015-08-05