Книга вторая 5 страница

Вы пробовали когда-либо закусывать водку плодами фейхоа. Я, например, прошу извинения за свою безграмотность, услышал такое название и познакомился с этим плодом только в эту свою поездку. Будучи проездом в Москве, мы, решив взять продукты в дорогу, зашли в один из овощных магазинов на Кропоткинской, в котором продавались различные экзотические, не знаемые в нашем небольшом сибирском городке фрукты. Даже сейчас, в то время развития капитализма, когда прилавки всех городов России переполнены различными тропическими плодами, я не встречал фейхоа в нашем городке. Перед покупкой их в Москве Лев сначала затеял беседу с женщинами из очереди о достоинствах, вкусе фейхоа, и вёл разговор, артистично показывая такую свою дремучесть, что очень меня обескуражил и почти вывел из себя настолько, что я уже хотел выйти из магазина. Я чувствовал, что он завёл этот разговор, именно чтобы позлить меня, это было ясно оттого, как он хихикал, когда я по выходе из магазина начал по этому поводу ему пенять. Плод фейхоа по форме напоминал лимон, только очень маленький, и цветом зеленее. Лев взял их целых три штуки. Один мы решили использовать для закуски при знакомстве с калужанами, и по одному распределить между собой, чтобы привезти опробовать их и среди домашних. И вот теперь, придя в общежитие, мы собрали на стол всю имевшуюся закуску, разрезали фейхоа на четыре равные части, а калужане, несмотря на свой статус большого и близкого к Москве города, не только не пробовали, но и, как и мы, не слышали о подобном плоде ничего. Мы подняли стаканы, на треть наполненные водкой, а в левой каждый держал экзотическую закуску, но первым никто быть не хотел, ждали, когда выпьет и закусит Лев Анатольевич. Хотели увидеть его реакцию. Наконец он, чокнувшись со всеми, поднял стакан и, сказав: “За знакомство” – выпил и отправил следом за выпитым, фейхоа. Все вопросительно смотрели на «первоиспытателя».

– Ну?

– Вы ни разу не пробовали жевать сигареты «Прима»? – спросил «дегустатор» – вкус точно такой.

С этими словами Лев принялся за обычную закуску. Вторым пил калужанин и, учтя «неудачный опыт», как он посчитал, ишимского коллеги, проанализировав и высчитав его ошибку, не стал жевать весь плод, а выплюнул цедру.

– Нет, очень даже неплохо, – заметил калужанин. Я со своей дольки шкуру снял ножом и, выпив свою порцию, закусил. Вкус фейхоа был приятно кисловато-сладким, а запах чем-то напоминал земляничный.

Я люблю такие «мальчишеские» посиделки. За разговорами, в которых можно узнать много нового, время проходит неожиданно быстро. Вот и во время этого застолья, за неприхотливой закуской и периодическим принятием порции исконно русского крепкого напитка, я вдруг увидел Льва с такой неизвестной для меня, вроде бы и хорошо его знавшего, стороны, что, искренно говоря, был приятно удивлён некоторыми его познаниями и способностями, каковых за ним ранее не наблюдал. Ну а калужане вообще были, в какой-то степени, даже шокированы. Он поведал им такие секреты огородничества и садоводства, о которых они и понятия не имели. Со мной Лев тоже до этого не делился ничем подобным.

Три дня проходило совещание. В один из дней, в перерыве, мы со Львом Анатольевичем решили сыграть блиц в шахматы. За задними рядами сидений, на возвышении, стоял шахматный столик с шахматными часами. Надо сказать, что Лев любил эту игру, но, играя в шахматы, впрочем, как и в другие настольные игры, шашки, карты, домино, привносил свою, только ему известную теорию, а когда его спрашивали, зачем он так играет, усмехаясь, отвечал:

– Путаю.

Его отец тоже очень любил шахматные баталии, играл умело и очень остро. Любил играть со мной, так как я тоже люблю рисковую игру и острую борьбу. Но ему иногда в игре со мной не хватало чуть-чуть, просто я, наверное, думал быстрее. Но дядя Толя к проигрышам относился внешне относительно равнодушно. Лев любил рассказывать, как однажды в поезде, когда они куда - то ездили с отцом, играли с одним очень эмоционально реагирующим на результаты игры попутчиком. Лёвин отец играл с ним как кот с мышью, впрочем, каждый раз проигрывая. И Лев считал, что проигрывал батя нарочно, искусно подыгрывая попутчику, так как видел, насколько переживал тот свой проигрыш, тогда как дядя Толя был в этом вопросе абсолютно не самолюбив. Сосед был доволен, но Лев его потом разочаровал, не дав ему ни одного шанса и выиграв все партии, и при этом как бы нечаянно проговорившись, что его отец постоянно «дерёт».

Вот и теперь, в перерыве совещания, мы разыграли со Львом довольно острую партию, закончившуюся его поражением. К столу подтянулись любопытствующие представители совещания. Один из них, интеллигентного вида мужчина, в богатых, такого же интеллигентного вида очочках, решил после окончания проанализировать и вслух прокомментировать нашу партию:

– А вот если бы вы вот в этой позиции сходили вот так, то имели бы большое преимущество, и партия бы закончилась вашей победой, – заметил он, установив позицию и показав ход, каковой необходимо было сделать Льву.

– Напрасно Вы так думаете, – заметил я и показал тот ход, которым бы я ответил и который вёл к ещё более быстрому проигрышу.

– Так Вы сыграйте с Анатолием Ивановичем и покажите ему, – с улыбкой посоветовал Лев.

К этому времени шахматный столик окружили ещё большее количество участников совещания, среди которых был и руководитель его, зам. главного инженера Главка. Я дипломатично отказался от игры с интеллигентного вида мужчиной, а предложил ему сыграть сначала со Львом Анатольевичем. Игра состоялась, потом ещё и ещё, но уже в другие перерывы и с другими желающими сразиться со Львом, который победил во всех партиях. А уже потом мы играли со Львом, окружённые болельщиками, внимательно наблюдавшими за нашими баталиями, но уже молчавшими и смотрящими на ишимцев с видимым уважением.

Обратно почти все представители совещания, за исключением тех, кто направлялся в другую сторону, ехали в одном вагоне, так как билеты закупали хозяева всем в одно время. Для дороги они же расстарались и насчёт спиртного, зная, что по всей стране с приобретением его существуют проблемы, и выделив для каждого желающего по литру водки. Мы оказались в одном купе с нашими соседями по гостинице-общежитию, калужанами, и они предложили, так как ехать нам ещё далеко, опустошить их запасы. Они выходили намного раньше, не доезжая Москвы. Мы это предложение приняли, и приступили к опустошению стеклопосуды. Тем же самым занимались и другие пассажиры нашего купейного вагона, почти полностью состоявшими из участников совещания. В перерывах между возлияниями Лев принялся показывать карточные фокусы. И этого я не знал за ним. Оказывается, он когда-то, в годы своей юности, серьёзно пробовал себя на этом поприще, имея специальную книгу по развитию ловкости рук для показа карточных фокусов, умел незаметно подрезать карты и выполнять прочие необходимые для этого манипуляции. Несмотря на довольно длительный промежуток времени, отделявший его от той беззаботной юности, навыка Лев не потерял, и смотрелись его фокусы, с нашей стороны, даже профессионально. Он показывал, всё более усложняя их, но последний сразил наповал и калужан, и меня. Делал его он так. Перетасовав карты и держа колоду вверх рубашкой в левой руке, он правой вытягивал веером несколько карт и предлагал кому-либо взять и запомнить любую из них. Тот, кому он предлагал, брал карту на выбор и запоминал. Тем временем Лев Анатольевич начинал тасовать колоду и предлагал вложить запомненную карту в любое место колоды. Тасовать он не прекращал, и его визави старался вложить карту в любое удобное для него место. Лев, не останавливаясь, тасовал дальше, а затем, прекратив, снова вытягивал веер, и предлагал вновь вытащить из него любую понравившуюся карту. Каково же было изумление всех, когда они видели открытую карту, взятую наугад из колоды. Это была карта, которую он запомнил до этого. Лев повторял фокус ещё несколько раз, но в каждый из них это была вновь та же карта. Я вышел покурить в тамбур, а вернувшись спустя некоторое время, обнаружил своё купе заполненное представителями заводов и проектно-конструкторских бюро. Здесь же был и руководитель совещания. Кто сидел, кто стоял. Лев Анатольевич “был в ударе”. Я был горд и за него, и за наш завод, когда, прощаясь в Москве, зам. главного инженера Главка, пожимая нам со Львом руки, сказал:

– Ну, вы, ишимцы, и молодцы. Не ожидал. Дали всем дрозда.

В дороге меня, вероятно, продуло, потому что в Москве я себя чувствовал прескверно. Уже в поезде меня лихорадило, а когда прибыли на Казанский вокзал, то в глазах моих крутились разноцветные круги, и я вынужден был сесть караулить вещи, пока Лев Анатольевич добывал билеты. К сожалению, купил билеты он только на поезд, который отправлялся на следующий день, и сутки нам где-то необходимо было «кантоваться», тем более, что у меня, похоже, была высокая температура. Пришлось заходить в наше Главное управление, которое находилось неподалеку от вокзала. Там я обратился к куратору нашего завода Александру Евгеньевичу Лебедеву, с которым у меня сложились прекрасные отношения по предыдущим командировкам. Он помог нам с вопросом ночёвки, выписав направление в гостиницу, которая представляла отдельную квартиру в девятиэтажном доме.

Хорошо то, что была в ней кухня с электроплитой и ванная с горячей водой. Пока Лев Анатольевич разогревал еду, жарил яичницу с колбасой, я грелся, лёжа в ванне. Выйдя из неё, обнаружил накрытый стол с горячей пищей. Мы опорожнили одну бутылочку, выделенную нам в дорогу, закусили горячим, а потом, выпив горячего чаю, я забрался под одеяло и тут же уснул. После столь насыщенного дня, расслабившись, спал как убитый. Наутро, проснувшись, почувствовал себя значительно лучше. Выехали из Москвы в плацкартном вагоне, достались нам боковые места, в проходе, но выбора не было. Рядом ехали трое молодых парней, судя по сумкам, «челноки». Здесь же присели ещё два молодых парня, как потом выяснилось, спортсмены, мастера спорта, едущие в Киров, на похороны своего товарища. Они сразу предупредили «челноков», так окрестили мы между собой со Львом трёх молодых людей, соседей, что их не потеснят и выйдут на первой остановке. Из вещей они имели лишь по спортивной сумке. Поезд тронулся, пассажиры начали устраиваться, потянулись к проводнику за постельными принадлежностями. Мы со Львом сидели друг перед другом за боковым столиком и тихо переговаривались, поглядывая на мелькавшие в окне вагона окраины столицы. Спортсмены куда-то отошли, может, в ресторан, может, ещё куда. Двое из «челноков» готовились идти к проводнику, когда из соседнего плацкарта вышмыгнул юркий молодой парень.

– Сыграем пока в картишки. У проводника сейчас много народу, – предложил он, обращаясь к нашим соседям.

Двое из них послали парня подальше, третий промолчал. Я интуитивно почувствовал, какого поля ягода «шнырь». В жизни я повидал всяких людей и предстоящие острые, «жареные» моменты предчувствовал махом. Так, например, было в один из дней учёбы по гражданской обороне, на которую нас, несколько человек, послали от завода. Во время обеденного перерыва, когда мы направились в ближайшую кафешку подкрепиться, а у одного из наших товарищей случайно оказался с собой фотоаппарат, я обратил внимание на сближающихся друг с другом девушек. С одной стороны шли две молодые, лет семнадцати, девушки, с другой одна, такого же возраста. Что-то в их напряжённой походке заставило обратить моё внимание. Я так же, как и в случае в вагоне, прочувствовал на уровне интуиции, что сейчас что-то будет.

– Саша, готовь фотоаппарат к съёмке, – попросил я товарища. Тот, ещё ничего не понявший, но, видя, с каким чувством было ему высказано предложение, расчехлил аппарат и вопросительно уставился на меня. Я показал на сближающихся девушек и предупредил, что сейчас, по-моему, будет драка. Так оно и случилось. Когда девушки сблизились и остановились друг против друга, разговор у них состоялся острый и быстрый, а закончился, как я и предполагал, небольшой потасовкой. Если бы пострадала девушка, которая была одна, мы были готовы остановить конфликт. Но события произошли самым неожиданным образом. Девушка, находящаяся в одиночестве, похоже, поняла, что её собираются бить, и отреагировала первой. Она левой рукой схватила одну из противниц за чёлку, пригнула её голову вниз, а правой снизу, принялась «буцкать» по «морде лица» соперницы. Вторая не могла прийти подруге на помощь, так как девушка-одиночка постоянно поворачивалась таким образом, что между собой и свободной соперницей находилась так называемая «заложница» с пригнутой и периодически получаемой тычки, головой. Саня успел сделать несколько снимков, которые после проявки и получения фотографий заняли достойное место в его коллекции редких.

Вот и теперь, сидя за столом плацкартного вагона и предчувствуя интересное продолжение проявленной карточной инициативы со стороны “шныря”, я толкнул ногой Льва. Он вопросительно, но молча уставился на меня. Я тихо шепнул:

– Наблюдай за развитием, – и показал глазами на соседний плацкарт.

В это время двое челноков, прежде отказавшиеся от игры в карты, отошли к проводнику, оставив своего товарища с вещами. И тут же возле него оказался, неизвестно откуда вынырнувший, ещё один “любитель картёжник”, который уже более настойчиво предложил теперь уже оставшемуся в одиночестве, как показалось мне и, вероятно, не только мне, предрасположенному пока суть да дело сыграть в картишки. Тот согласился. Давай в «дурака», предложил инициатор и вытащил из кармана колоду. Я понял, что завязывается настоящая «ломка лоха». Глянув выразительно на Льва, «я понял, что он тоже понял», и мы вдвоём стали наблюдать за развивающимися событиями.

Не успели эти двое начать партию, подошёл, как будто нечаянно вернулся, наверное, не ходивший в то место, куда его послали в первый раз, тот «шнырь», который уже подходил.

– Вы что это, в дурачка решили? А сначала не хотели, – решительно собрав уже разложенные карты, заявил он.

– Можно мне с вами? – а сам, быстро перетасовав, уже раздавал их.

Мы со Львом понимающе переглянулись. Собственно говоря, какое наше дело? Мы с ним и до этого случая, и после него обсуждали, и неоднократно, различные действия и психологию как махинаторов и аферистов, так и поддавшихся на их «удочки», или «пирамидные ловушки», и были с ним в этом вопросе единодушны. Ну как ты, неужели не понимаешь, «любитель халявы», что в конечном итоге большинство желающих получить “бесплатный сыр” из мышеловки в основном проигрывают. Что? Игра? Кто успеет, тот и пан? Лукавите, друзья. Любой вступающий в игру втайне желает выиграть, а иначе зачем играть? Но если некоторые, я тоже понимаю, рассчитывают на везение, то есть и другие. Вспомните тысячи обманутых в известных пирамидах. Что они рассчитывали на везение? Неграмотные бабушки и дедушки, может быть, хотя и это очень маловероятно. Есть у нас и малограмотные бабушки, и дедушки, но в подобные игры они никогда играть не будут. Потому, что у них есть внутренний, этический стержень. Потому, что они понимают, если они выиграют, то другие проиграют. И их будет большинство. А те, кто хотят выиграть? Что, они не понимают, что это за счёт других, таких же не раз обманутых как страной, так и отдельными аферистами. Всё они прекрасно понимают, но каждый мечтает, что уж ему-то как раз и повезёт. Что? И они потом обижены, что их деньги «ухнули»? И даже большие люди? Какие же они большие люди? «Гниль»-то проявилась. Ах, они осознали. Это после чего?

После того, как их «понимаете ли, обманули»? А если бы они были среди выигравших? То осознали бы? Нет, мне кажется.

Втихушку хихикали бы.

Так что извините, любители «халявы», не понимаю я вас и никогда не пойму. А поэтому не жалко мне вас. Так что простите мой максимализм.

Теперь поняли моё и Лёвино отношение к тому «челноку», который оказался в конце концов так называемым «лохом»?

Мне таких, алчущих обогащения на «халяву», за счёт других, не жалко.

Подошли товарищи соседа. Неодобрительно посмотрели на играющих. Поворчали. К трём игравшим подшмыгнул ещё один.

– Ой, а что это вы в дурачка? Давайте я вам покажу очень лёгкую игру. Играется очень быстро, и интересная. А правила – проще не придумаешь.

Быстро рассказав правила, он предложил игру на сигареты.

– А я не курю. У меня нет сигарет, – заявил один из игроков.

– Давайте тогда по рублю, – тут же предложил второй. Все согласились.

Быстренько разбросил карты. Сыграли кон. Выиграл «челнок». Потом тот, который подошёл последним, научил новой игре. Он начал тасовать карты, перед этим оглянувшись, и вроде бы вскользь, но очень, по-моему, внимательно оглядел и присутствующих, и близ находящихся и проходящих людей. Взгляд профессионала-шулера. Лев, глядя, как тот тасует карты, толкнул меня ногой и тихо сказал:

– А вот так, как он тасует, я умею и знаю.

Он имел в виду методику подтасовки. Карты были розданы. Начались ставки. Сначала мелкие, по рублю. Потом стали расти. Три, пять. Резко пошли вверх. Один из «кидал», а в том, что эти трое играли в одной «связке», у нас со Львом сомнений никаких не было, бросил карты.

Остальные трое увеличивали ставки. Лев Анатольевич и я понимали, что шулерам необходимо было форсировать события. За короткое время им нужно было найти как можно больше «лохов» и как можно быстрее их «обуть», «раздеть», выбирайте любой понравившийся глагол. По разгоравшимся страстям, сумме растущих ставок, можно было догадаться, что карта у всех трёх оказалась «сильная». Друзья «челнока», видя, как растёт банк, заволновались и заворчали:

– Куда ты лезешь? Что делаешь?

Но тот, зло сверкнув на них глазами, прикрикнул:

– Не мешайте! – И те вынуждены были замолчать.

Да, жаден до «халявных» денег, вероятно, был парень. На кону уже было около трёх тысяч, когда игроки решили вскрываться. Один из них, чтобы закрыть последнюю ставку, предложил свой паспорт.

– Деньги у меня есть, но они в соседнем вагоне. Мне после езды по железной дороге нужно будет пересаживаться на самолёт, а на него без паспорта не пускают, – заявил он. – Кто кон берёт, с тем сразу иду в свой вагон и рассчитываюсь. Идёт?

Играющие согласились. Вскрыли карты. Больше оказалось у того, кто предложил новую игру. Забрав с кона деньги и паспорт проигравшего, выигравший обратился к нему, на «челнока» он не обращал даже внимания:

– Идём к тебе в вагон. Рассчитывайся. Не отдашь деньги, выбрасываю паспорт в окно.

С этими словами он приоткрыл окно и сделал вид, что готов и вправду выкинуть документ в окно.

– Ну что ты? Я же сказал, что рассчитаюсь. Пошли, – как бы не на шутку испугался за свой паспорт второй игрок, и они направились в соседний вагон. Тот из игроков, который начал игру с предложения «перекинуться в дурачка», а потом, когда было предложение на игру в сигареты, отказался, мотивируя это тем, что не курит, вдруг, вытащив сигарету, заметил:

– Да. Вот это игра была. Не повезло нам с тобой. Пойду, перекурю, – и, выйдя из плацкарта, направился к тамбуру.

Проигравший «челнок» сидел и молчал. По-моему, он был в шоке и ещё не в состоянии был осознать, что произошло. Друзья открыто и громко ругали его всяческими, отнюдь не печатными словами, которых я никак не могу вам повторить, но до проигравшего они не доходили. Он сидел, молча и тупо уставившись в неизвестно какое пространство, и ответил только на один вопрос.

– Сколько продул? – спросили друзья.

– Девятьсот, – выдохнул несостоявшийся «счастливчик».

Прошло немного времени. Вернулись спортсмены. Поняли, что здесь произошло и неодобрительно посмотрели на проигравшего, впрочем, ничего не сказав.

– Ты что, не понял, что они играли в одну руку и специально заманили тебя? – спросил я.

– Как в одну руку? – непонимающе уставился на меня «челнок».

Да, это был «классический лох», ничего не слышавший и не знавший, как таких как он «разводят».

– Лев Анатольевич, покажи парню, как это делается, – предложил я своему, уже вытаскивавшему карты, товарищу.

–Что? Опять карты? – завизжал, махая руками, незадачливый игрок.

– Да успокойся ты. Не маши руками после драки, – успокоил я его. – Мой товарищ просто покажет, как делается то, на что ты нарвался. Он хоть и не шулер, как твои «новые друзья», но умеет сдавать так же.

После этого Лев Анатольевич показал фокус с картой, которую нужно было запомнить и которая потом постоянно вытаскивалась при последующих случаях. А последний свой вариант даже разнообразил. Этот способ показал Льву уже я, зная его по своему тоже старинному, но с более простым началом, фокусу, дав колоду карт в руку «челноку» и предложив ему крепко держать всю колоду за уголок. При резком ударе ладонью Льва по картам, которые находились в руке «челнока» мастью вверх, все карты, кроме той, запомнившейся, вылетели из пальцев.

– А как это Вы делаете? – спросил озадаченный парень.

– Когда-то в юности занимался фокусами, много тренировался, – усмехаясь, ответил Лев, одной рукой тасуя и подрезая колоду.

– И что Вы думаете, что все трое и вправду знакомы и из одной компании? – всё ещё сомневаясь, спросил «челнок».

– Сейчас немного погоди и сам убедишься, – ответил ему уже я. – Им ещё до первой остановки не одного такого как ты «ломануть» надо.

– А что же вы молчали, если догадывались, – заныл любитель «халявщины».

– Да тебе твои друзья говорили, а ты не послушал. Заорал на них. Эх, как обрадовался, что сейчас деньга привалит. Любишь её. И друзей готов из-за этого послать куда подальше. Не зря тебя из всех выбрали. Хорошие психологи эти шулера. Ни к спортсменам, ни к нам не подошли. Значит, где-то ты проявил им себя.

В это время в проходе появился один из компании шулеров. Первый, который и завязывает игру. Он прошёл по направлению к следующему вагону, даже не взглянув на свою бывшую жертву.

– Ну, узнал? – спросил я соседа.

– Сейчас жди, второй пойдёт, а немного погодя и третий.

Так всё и произошло. Немного погодя, второй, а спустя небольшое время, и третий из компании прошли в том же направлении, что и первый, на поиски новой жертвы. Проигравший молчал. Немного улыбаться он начал только часа через четыре, после того как друзья специально попытались его развеселить, рассказав какой-то смешной случай. По приезде мы отчитались по командировке и перед начальством, и перед друзьями, рассказав последним об интересных случаях, происшедших во время её. Причём Лев Анатольевич с большим удовольствием рассказывал о том, как он смущал меня перед людьми, расспрашивая в очереди о фейхоа, а в поезде, рассуждая вслух во время проезда мимо какого-то крупного города о величине многоэтажных домов, и «...что в таком все жильцы нашего посёлка могут поместиться» – и при этом очень по-своему, «по-Лёвински» хихикал.

Шло время. Отметили в отделе Льву Анатольевичу сорок лет, потом юбилей, пятьдесят. К этой дате все его товарищи готовились основательно. Смонтировал и я для него «интервью с В.С. Высоцким», которое как бы сам проводил, в конце его Владимир Семёнович «исполнил по моей просьбе» песню «Кони привередливые». Кроме интервью сочинил одиннадцать куплетов об интересных случаях из жизни юбиляра, вспомнив о его внедрении установки стопочной формовки, и о том, как вручал ему медаль за колхозную деятельность сам областной секретарь «...товарищ, Богом мятый». (Ох, и получил бы я раньше за подобные куплеты). Исполнил их я на мелодию песни «Солнечный зайчик» из фильма «Ещё раз про любовь». Записать их на магнитофон помог мне Коля Хрулёв. Он же аккомпанировал на гитаре. Запись очень понравилась и Льву, и его родным. Поэтому, кстати, приведу здесь их. Может, оцените?

Вот уж близко молодое бабье лето.

Август катится к концу и полвека –

– Льву Ахремову полста наступает,

Но он молод и на это чихает.

На него лишь только мысли довлеют,

Как подумает, аж пальцы немеют,

Что не будет в этом годе «картопля»,

Сколь трудов он положил – и чего для.

Но, чихать, в саду же зреют томаты,

Наросло их – допереть бы до хаты,

Ведь они же тоже из паслёна…

Ну – вот то-то, он парень мудрёный.

Он полжизни положил для колхоза,

Он в комбайнах ковырялся до морозов

И за это заслуженно «медалю»

Инженеру, как колхознику, дали.

Ну зачем ему колхозное бремя –

Виновато всё «застойное» время

Не жалей же, что «друг близкий» - «Богом мятый»

Не прошёл у нас в народе в депутаты.

И в «рацухах» Лев – Лев и дока

Аж от запада Ишима до Востока.

Если раньше чугун лили в опоки,

Скоро будут наливать только в «стопки».

Только скоро ли – может, к столетью,

Но его вины тут нет – в многолетье,

Тут вина всему – большое терпенье,

Или, может, вина – в ускоренье.

Вот вина, вине, вину – хоть засклоняйся,

Если красненького нет – не теряйся,

Его уже почти производят.

«А la franse Brago» - произносят.

Говорит он, что в обед нет аппетита,

Что не хочет он есть, что «очень сытый»,

Ну, а сам слонов, коней зараз «съедает»,

Когда в шахматной игре их «срубает».

Все ишимские щуки его знают,

Лев Анатольич – скромно величают,

Ну, а он с «имя» - весьма по простому-

Кинет в сумку – и скорее до дому.

С полстолетьем тебя, Лев, поздравляем

Ну и всем коллективом желаем:

Ты живи до ста лет жизнью активной

Ведь недаром тебя кличут – «Реактивный».

Вот такие куплеты получились. Ну и далее.

Дочь, Татьяна, закончила институт и стала работать на маслосыркомбинате, сначала мастером, потом начальником цеха. Вышла замуж и спустя определённое время родила дочку. А папе Лёве с мамой Верой - внучку, которую они сразу полюбили и отдавали ей всё своё свободное время. Дочке с зятем оставили свою квартиру, оформив дарственную, а сами переехали жить к отцу с матерью в частный дом. Родители были уже старенькие, хотя и бодрились, но помощь им требовалась. Бывали мы в гостях у них то на Лёвиных днях рождения, то, собираясь на рыбалку. Ходили и на ревизию садового участка, которых оказалось к тому времени у Льва Анатольевича уже два.

Потом пошли похороны. Сначала схоронили одного из лучших друзей Льва и нашего хорошего товарища, бывшего главного механика Юрия Анисимовича Аксёнова, заядлого рыбака и охотника, утонувшего во время открытия охоты. Затем неожиданно остановилось сердце у другого друга и соседа, бывшего начальника технического отдела, где всю свою сознательную жизнь проработал Лев Анатольевич, Николая Семёновича Жёлтышева. Потом Борис Иванович Мальцев, тоже бывший начальник отдела, лишившийся, уже находясь на пенсии, ноги из-за гангрены, вскоре последовал за первыми двумя. Не любил Лев посещать больных в критическое для них время. Говорил мне:

– Не могу в глаза больному смотреть. Он же чувствует, что смерть на пороге, а тут я со своим бодреньким участием. Может, я и не прав, но не люблю лицемерить и притворяться. Лучше уж вовсе не пойду.

Так он говорил перед тем, как наши товарищи собирались сходить к Борису Ивановичу после операции. Я его понимал и был с ним согласен. Затем один за другим ушли из жизни его мать и отец. Немного не дожили до того времени, как идти на пенсию их сыну. Вот и год шестидесятилетия Льва Анатольевича настал. Как и во все зимы – рыбалка. Однажды и я с ними на заводском автобусе съездил. На обратном пути был разливалой. К тому времени я перешёл из технического отдела в энергомеханический. «Паровоз страны» переходил с социалистических рельс на капиталистические. С болью переходил. С жертвами, потерями. Помнится, как на одном из собраний, перед объявлением всеобщей забастовки работников железнодорожного транспорта, очень рьяно доказывал Лев Анатольевич, что не надо устраивать такие забастовки. Очень дорого обходятся они нам, нашей стране. Доводы приводил убедительнейшие. А потом пришлось нашему предприятию, да и другим тоже, не работать месяцами или по сокращённому времени. Правда, в этот предпенсионный год все идущие на пенсию, в том числе и Лев, работали полное время. Шло руководство завода навстречу будущим пенсионерам. А в этом, девяносто девятом, сразу двое должны были идти из технического отдела. Долгое время отработал и я в этом отделе, поэтому частенько навещал. В основном по делу, но иногда и заходил по пути проведать бывших коллег. Вот и в этот день, зайдя в отдел, чтобы подписать документы у Главного технолога, зашёл к товарищам. Сразу обратил внимание на желтушный цвет лица Льва Анатольевича.

– Э, парень, что-то у тебя цвет «морды лица» на гепатитный очень схож, – заметил сразу я Льву.

– Да и я ему о том же говорю, – поддержал меня Анатолий Леонтьевич Чупин, инженер-технолог отдела, бывший уже в пенсионном возрасте, но дорабатывавший нужный для расчёта стаж.

– Сходи, Лев, в больницу, обследуйся, – посоветовали ему. – С этим не шутят.

Назавтра он последовал нашему совету и пошёл в больницу. Его сразу положили в стационар на обследование. Сначала признали цирроз печени. Потом ещё фиг его знает что. Сделали операцию. Затем направили в областную больницу, и снова местную, железнодорожную. Цвет лица не менялся. Похудел Лев Анатольевич, погрустнел. Догадывались многие друзья, а некоторые знали, что болезнь неизлечима. Но всё-таки бодрился Лев. Когда забирал его Гаркуша, друг его, из больницы на своём «Москвичонке», ехали домой уже:

– Давай возьмём «красненькую», – улыбнувшись, подначил Лёва.

– Да сиди ты, не рыпайся, – ответил Тимофеич.

Заходили домой и друзья, коллеги. То деньги, по больничному полученные, занести, то так просто заглянуть, проведать. Шли как-то к нему и мы с Лащёновым, собиравшимся на пенсию в этом же году. Что делать? Брать бутылку или не брать? Нельзя его соблазнять, хотя знали, что не будет пить Лев, да и мы бы не дали. Но как поведёт себя? Чувствовали, что отправит за поллитровкой, чтобы просто посидеть с нами, пообщаться. Я в то время старался вообще не пить, и это получалось. Придя ко Льву, который встретил нас в сенках, тихо, почти шёпотом сказали, что принесли деньги. Знали, что любил он заначки делать.

Дата добавления: 2015-08-05