Витька Скрипка 2 страница

– Тунтра ету, сопака ссати, рыпа ем. Томой приехал, здрасти. Шена с тругим. То свитания.» и т.д.

По этой песне-вою, безошибочно можно было определить, что дядя Ваня «принял на грудь». Витька тоже любил попеть. Помнится случай, когда он, приехав из армии, зашёл ко мне, чтобы распить бутылочку за его приезд. За рассказами об армейской жизни, в которой он числясь химиком-дозиметристом, на самом деле был художником части, мы незаметно прикончили бутылочку «Столичной» и Витька взял в руки гитару. В армии он обучился нескольким аккордам и решил показать мне свою игру и своё пение. Если бы он пел песни, мелодии которых я не знал, то, может, я бы не понял, как он перевирает мелодию. Но Витька пел известные мне песни так искажая их, что я не смог выдержать и посоветовал ему избегать показывать незнакомым людям свою музыкальную бездарность. Я попытался высказать эти мысли как можно дипломатичнее, чтобы не задеть его самолюбия, но Виктор всё-таки обиделся.

Извиняюсь, что забежал вперёд, объясняя музыкальные способности приятеля, но хотелось, чтобы всё было понятно. Не виноват же в конце концов он был в этом.

Кроме рыбалки, походов за грибами и ягодами, очень хотелось нам с Тимофеем пострелять из старенькой берданки, висящей на ковре в комнате моего соседа по квартире Александра Ивановича Сахарова. Я частенько заходил к нему и просил иногда «поцелиться». Сосед видел как мне нравится ружьё и поэтому однажды пообещал как-нибудь сходить пострелять. Александр Иванович любил природу, охоту, и видя, что я люблю читать, стал давать мне для чтения книги об охоте, природе, животных. Так познакомился я с произведениями Дефо «Робинзон Крузо», «Дерсу Узала» Арсеньева, рассказами Бианки, Пришвина, Сетон-Томпсона, которые мне очень понравились. У Александра Ивановича были дети-старшеклассники: дочь Нина и сын Женя. Они частенько разыгрывали меня.

Я был очень доверчив, и розыгрыши удавались им без труда. Женя учил меня делать чай сладким, не насыпая в кружку сахар.

– Надо только сделать сорок круговых движений по часовой стрелке и сорок – против часовой. И не вздумай ошибиться. Чай сладким не будет, – наставлял он меня.

– Причём он продемонстрировал мне это со своей кружкой (сахар он подсыпал незаметно).

У меня не получалось.

– Наверное, обсчитался, – серьёзно заявлял Женя, а в его глазах искрились «бесенята».

А Нина пообещала свозить меня в Лондон. Только сказала, чтобы я принёс разрешение от нашей учительницы. Я очень хотел побывать в Лондоне и поэтому спросил разрешения преподавателя. Она сказала, что даст такое разрешение, если я улучшу свои оценки по некоторым предметам, особенно по природоведению. Мои старания были отмечены в журнале, выдано письменное разрешение, но в Лондон мы конечно не поехали:

– Из-за ухудшившихся международных отношений, – так объяснила мне ситуацию Нина.

Однажды их мать, которую я называл тётей Тасей, ушла в магазин. Я читал в своей комнате, когда почувствовал запах гари. Выскочив на кухню, увидел, что горит полотенце, висевшее над керогазом на верёвке. Керогаз, разновидность керосинки, применялся для приготовления пищи, и полотенце загорелось от его пламени. Тётя Тася его не стала выключать, надеясь на своё скорое возвращение. Испуганный, бросился к двери, но она оказалась заперта снаружи на ключ. В кухне полыхало бельё, в растерянности, я даже не подумал о его тушении. Кинулся к форточке, открыл её и стал кричать Генке, Витькиному Тимофееву брату, о том, что у нас пожар. Дверь открыла тётя Тася, которая слышала мои крики, так как в это время стояла во дворе и разговаривала с соседками. Пожар был скоро потушен, испуг прошёл. Оказывается, в соседней комнате спал Женя, но я этого не знал. Ну, действительно, подрастерялся.

Вскоре после этого случая Александр Иванович, или просто дядя Саша, как я его звал, пригласил нас с Витькой пострелять из ружья. Может, это было продиктовано тем, чтобы как-то загладить, их вину за пожар, не знаю, но мы с Витькой с радостью согласились. Прибив гвоздями к палке с заострённым концом отрезок фанеры, изготовили мишень. По дороге к месту стрельбы мы надоедали дяде Саше бесконечными расспросами, пока он дипломатично не дал нам понять, что «по дороге на охоту молчание – золото». Мы примолкли, но между собой перешёптывались, гадая, много ли патронов взял для стрельбы Александр Иванович. И вот, миновав деревянные дома, зацепившиеся за крутой берег реки, и перейдя ощетинившийся удочками и облепленный рыбаками мост, мы вышли на противоположный берег. Он был положе того, на котором расположился город. В некоторые годы, в половодье, вода, разливаясь, заливала его. Иногда разливы были такие, что с крутого, городского, берега можно было наблюдать лишь далеко выступающую гряду холмов, сопок, до подножия которых простиралась вода. Потом она убывала, обнажая низменность. Скоро просыпалась свежая, зелёная трава. Вода оставалась только в лягах, пологих низинах, в большом количестве располагавшихся на равнине. В них оставалась и рыба, которую быстро вылавливали ребятишки и птицы. На этом, противоположном от городского, берегу постоянно паслись стада коров, овец, гусей. Пастух угонял коров с овцами далеко к лесу, возвращались только к вечерней дойке. Александр Иванович попросил нас с Витькой обежать с криками окрестности, чтобы выяснить, нет ли кого в лягах. После этого он воткнул в землю мишень и отмерил от неё 25 шагов. Ещё раз проинструктировав нас о правилах меткой стрельбы и безопасности, он вручил мне ружьё. От волнения дрожали разом вспотевшие руки. Я долго не мог спокойно прицелиться.

– Спокойно Толя, отдохни и попробуй снова, – успокоил дядя Саша.

Прицелившись уже спокойнее, я выстрелил.

Больно отдачей толкнул в плечо приклад ружья. Я просто забыл, как наставлял Александр Иванович, крепче прижимать его к плечу. Отдав ружьё хозяину, мы с Витькой побежали смотреть мишень. Отверстия от дроби расположились на ней довольно густо. Дядя Саша похвалил меня, и я невольно покраснел от удовольствия.

– Ну что? Как отдача? – спросил Александр Иванович.

– Чувствительно, – потирая плечо, поморщился я.

– Понял ошибку? – хитро прищурился он.

– Конечно.

– Обычно плохо слова доходят, пока сам не прочувствуешь, – отметил Александр Иванович.

Потом стрелял Витька и тоже метко поразил мишень. На каждого из нас пришлось по три выстрела. Мишень изрешетили до щепок и понесли показывать её домой, где, довольные собой, хвастаясь меткостью, показывали товарищам. Затем Александр Иванович задумал изготовить моторную лодку и в течение зимы её сделал. Для доставки моторной лодки на реку дядя Саша смастерил тележку на двух велосипедных колёсах. Испытывать лодку он пригласил и нас с Тимофеем. Мы помогали доставить её к реке, сгрузить и спустить на воду. Александр Иванович устроил настоящий ритуал, похожий на тот, при котором спускают на воду большие корабли. А потом мы мчались в вихре водяной пыли и брызг. Нос моторной лодки, разрезавший водную гладь реки, гордо вздымался. Наши ладони, опущенные в воду, мягко ласкали её нежность.

Чем занимаются ребятишки в таком возрасте? Каждому нравится своё.

Витьку отличало то, что в ограде он мог играть и в настольный теннис, во дворе стоял стол для этой игры, около которого всегда была очередь. Играл в баскетбол, футбол, но на стадион предпочитал не ходить, в этом отношении он был «дворосед». В лучшем случае мог сыграть в соседнем дворе в лапту, в сборной команде домов. Эту древнюю народную игру замечательно описал в своём автобиографическом романе Виктор Астафьев. У нас во дворах было как в его описании. Два лучших игрока, называвшихся «матками», стояли рядом друг с другом и по очереди отбирали из двух подходивших к ним игроков. А те, подходя к «маткам», предлагали:

– Тебе журавля или синицу?

– Журавля, – говорил «матка», и тот игрок, который перед подходом назвался журавлём, кстати, не всегда достойный названия, иногда это мог быть и слабенький игрок, в чём и была психологическая хитрость загадки, отходил в команду выбравшего его «матки». Затем наступала очередь отгадывать другому «матке» – его противнику.

– Тебе пирог с повидлом, или с говном? – спрашивала другая пара.

Вот и угадай. Вроде всё просто. Если с какашками, то и игрок соответственно такой же. Здесь, бывало, скрывалась хитрость. Лапта – игра старинная. Русская разновидность американского бейсбола. Играли резиновым литым мячом, который, если уж попадал в спину, а бросали его сильно, то надолго оставлял красно-синий след. Начинали играть младшие пацаны. Потом выходили и присоединялись к ним парни постарше. Удар у них был намного сильнее, поэтому «соплячата» постепенно выходили из игры, иногда сдерживая слёзы. Реветь было «западло». Иногда к парням присоединялись молодые мужчины, и начиналась настоящая битва, за которой с удовольствием наблюдали и взрослые, и старики. Парни старались впечатать мяч в спину противника с такой силой, что она прогибалась, слышались матерки, смех. После игры взрослые расходились, обещая друг другу «прилепить» мяч побольней.

Учился Витька средненько. Закончил школу. К этому времени у меня появились другие интересы, товарищи. Виктор стал работать художником, затем армия. После службы приехал в Ишим и снова занялся привычным делом. Заключал контракты на оформление помещений и получал за это неплохие деньги. Кстати, пивбар, который находился на берегу реки Ишим, оформленный Виктором, выглядел, до самого своего сноса, очень прилично. Преобладало обожжённое, покрытое лаком, дерево. Подряжался на оформление Виктор и в других городах и весях. Затем уехал в Ленинград, в котором до этого обосновалась его младшая сестра Валя. Женился. Я собирался к нему съездить, посмотреть город, с ним повидаться, да так и не успел.

Утонул Витька в Финском заливе. Поплыли с товарищем на лодке. Неожиданно налетевший шквал поднял волну. Лодка перевернулась. Товарищ Виктора на пределе своих сил смог добраться до берега, а Тимофей не смог. Остался после него сын. Живёт в Питере. Наверное, уже и сам имеет семью. А умеет ли рисовать, не знаю.

«Спутник»

* * *

Так прозвали отчаянного драчуна и задиру Сашку Никифорова. После сообщения по радио о запуске первого советского спутника он забирался на верх двухметрового забора и с криком: «Я спутник», расправив в стороны руки-антенны, прыгал с него. Так и получил эту кличку – «Сашка Спутник». Немного я уже рассказал о нём, вспоминая Витьку Скрипку. Но там он описан, как персонаж. В этом повествовании о Сашке, он уже является главным героем. Постараюсь рассказать только то, что знаю о нём. Я не могу быть полностью объективным, если буду рассказывать о нём с рассказов других людей. Поэтому описываю то, что сам видел.

Познакомился я со Спутником в то же время, что и со всеми пацанами, которые жили в одном доме с моей старшей сестрой. Саня жил на одном этаже с ней. Отец его работал сварщиком на механическом заводе, мать – заведующей железнодорожной детской библиотекой. Дома у них был неплохой подбор книг, как детских, так и взрослых. Именно у них прочёл я четырёхтомник А. Гайдара, много других интересных книг. Так как Сашка жил на одной площадке с моей сестрой, а бывал я у неё часто, то в некоторые дни ненастья играли мы с ним вдвоём в баскетбол, используя вместо корзины промежуток между двумя верхними перекладинами лестницы, ведущей на чердак. Спутник часто «фоловал» – бил по рукам, когда мяч был у меня, и ему грозило два очка.

– Персональный, – кричал я.

– Фига, – отвечал Сашка.

Спор превращался в ссору, иногда в драку, победителем в которой постоянно был Спутник. Он был старше меня, крепче, сильней и отчаянней, да и опытнее в драке. Доставалось мне от него сильно. Иногда зять Иван, видя на моей физиономии явные следы последствий этих «ссор», поддавал Сашке за меня. Вскоре у Сани умер отец, и он остался с матерью и сестрой. Если прежде отец всё-таки как-то воздействовал на своенравный характер отпрыска, то теперь Сашка был предоставлен сам себе, и ему стало всё нипочём. К воспитательным потугам матери относился Спутник наплевательски. Старшей сестре Тане было не до брата, у неё были свои интересы. Начала уже женихаться. Поэтому Сашка оказался предоставлен сам себе. Вот здесь в полной мере стал проявляться его сильный, но в то же время упрямый, злопамятный характер. Не мог Спутник забыть ни одного случая, в котором его каким-либо образом унизили, оскорбили или наказали.

Около каждого из трёх, стоявших в ряд заводских двухэтажных домов, располагались небольшие скверики, в которых росли различные деревья. Но если около двух домов росли в основном ранетницы, то в сквере 105-го дома, где жил Спутник, было больше яблонь. Весной, когда они распускались, по округе распространялся дурманящий аромат яблоневого цвета. Ранетки ребятишки рвали ещё не созревшими, зелёными для стрельбы из трубок. Трубки делались из пустотелого стебля «пучек», так мы называли особый вид папоротника. Ранетка бралась в рот и через трубку силой воздуха лёгких «выстреливалась» в противника. А вот яблок с деревьев сквера ребятишкам попробовать так и не удавалось. Их рьяно охранял старик Кузьмин. Этот «Цербер» постоянно сидел на скамейке около своего сарая и немедленно пресекал малейшее, как ему казалось, покушение на урожай. Окна его комнаты и балкон тоже выходили на садик, в котором росли яблони. Старик Кузьмин был пенсионером, жена – тоже, поэтому наблюдение в период созревания яблок велось практически круглосуточно. Когда яблоки поспевали, дед их стряхивал, собирал и отдавал поросёнку, которого выращивал в сарае. Ребятишек очень возмущало такое поведение старика. Нам казалось оно чудовищно несправедливым. Садик, вроде, принадлежал всем жителям дома, а его дарами пользовался один человек, вернее поросёнок. Поэтому, несмотря на то, что в одно время в местной газете была опубликована статья о достойной службе деда во время Великой Отечественной войны, все пацаны его не то что недолюбливали, а откровенно ненавидели, хотя и побаивались. Дед неоднократно вставлял в свои окна, выбитые ребятишками, стёкла, злился и «шугал» всех пацанов за малейшие прегрешения. Понятно, что ребятишки платили ему неувядающей ненавистью. Сашка Спутник ненавидел деда люто, а после одного случая объявил ему партизанскую войну. Это произошло, когда Кузьмин «застукал» несколько ребятишек на чердаке, где они ловили голубей, чтобы потом выпустить их на школьном празднике.

Дед был не один. В помощь он позвал, или произошло всё спонтанно, но в одно время с дедом появился сосед, высокий, больше двух метров роста мужчина. На чердаке были Спутник, Сашка Безхлебнов, Гешка и я. Увлёкшись ловлей голубей, мы забылись и допустили излишний шум, который и привлёк внимание деда Кузьмина и Виктора Марковича, того самого высокого соседа. Не знаю, договаривались ли они захватить ребятишек с флангов, но мы вдруг услышали, как открывается люк, ведущий на чердак, и из него появляется очкастая голова деда Кузьмина. Пацаны постарались скрыться, кто куда успел. Мы с Гешкой спрятались за одну из прямоугольных труб, проходящую через чердачное помещение и покрытие крыши снаружи. Сашка Безхлебнов спрятался за соседнюю, а Спутник за деревянную продольную балку, проходящую внизу каркаса стропил. Затихли. Отчаянно бухало сердце, и казалось, что его стук может услышать дед, который с кряхтеньем стал карабкаться на чердак. Спутник не стал ложиться на шлак, сплошь покрытый засохшим голубиным помётом, а встал на четвереньки и его «корма» чуть приподнималась над балкой. Всё его внимание сосредоточилось на вылезающем из люка деде Кузьмине. Поэтому не видел он, как неслышно открылся соседний, находящийся за Сашкой люк, из которого осторожно выбрался длинный Маркыч, так его звали просто по отчеству. Мы с Гешкой видели, что сосед заметил зад Спутника и тихо подкрадывается к нему. Сашка не видел нависшей над ним опасности, а мы с Гешкой были в растерянности и не знали, как дать ему знать о ней. Маркыч неслышно приблизился к Спутнику и со всего маху поддел ногой по его торчащей заднице с такой силой, что тот перелетел через балку. На какую-то долю секунды Сашка ошалел от неожиданности, но быстро пришёл в себя и ринулся к слуховому окну, ведущему на крышу дома. Теперь ему были отрезаны все пути отхода. Маркыч вылез на крышу и медленно приближался к Сашке.

– Не подходи, а то прыгну, – прокричал Спутник приближающемуся дядьке.

– Я те счас прыгну, прыгун, – грозно ответил сосед.

Однако было видно, что он боится, что Сашка просто может упасть с крыши, и поэтому уже более миролюбиво и успокаивающе начал уговаривать пацана не дурить. Нет, не знал Маркыч характера Спутника. Как только он подвинулся ещё на один шаг к Сашке, тот подошёл к краю крыши и с ненавистью сказал, обращаясь вовсе не к нему, а к выглядывающему из слухового окна Кузьмину:

– Ну, дед, получишь ты у меня, – после этих слов подошёл к краю крыши и прыгнул.

Прыжок закончился благополучно, так как был выполнен с расчётом, и приземление завершилось на кучу мелких веток и осенних листьев. Виктор Маркович был напуган отчаянным поступком Сашки, а мы не стали ждать дальнейшего развития событий и ринулись к открытому люку. Мы нисколько не удивились тому, что хотя в большей степени досталось Сашке от Маркыча, но злость затаил он на деда Кузьмина. Да и было за что. Старик «достал» уже всех пацанов со своими чрезмерными притязаниями и гонениями. Вот тут Спутник и открыл «партизанскую войну». Он не стал размениваться на мелкие пакости. Сашка долго тренировался в точности бросков. Бросал он резиновый мячик в нарисованную мелом на заборе мишень, если его не было, то мог, походя, бросить во что-нибудь поднятым камнем. Сашка оттачивал меткость постоянно. И вот когда он понял, что тренировки принесли желаемые результаты, началось отслеживание деда, и выбор удобного момента. Наконец, он настал. Дед Кузьмин сидел, прикрыв глаза, дремота сморила, на любимой своей лавочке. Очки сползли на кончик носа, а старческие губы пустили детскую слюну. Спутник, как охотник, подкрался к жертве как можно ближе, метров на семь – восемь, вытащил из кармана постоянно носимый им в последнее время твёрдый плетёный, хоккейный мяч и «зафитиленил» деду прямо в левый глаз. Хорошо, что очки Кузьмина были на кончике носа, а то осколки стёкол непременно нанесли бы значительный ущерб, а то и увечье, оказавшись в глазнице. Дед «зауююйкал», зажав глаз ладонями, долго вертелся вокруг своей оси и матерился. Потом он ходил к Сашкиной матери с жалобой на него.

– Вы видели, что Сашка кинул? – резонно спросила мать.

– Нет. Но я точно знаю, что кроме него некому, – настаивал дед.

– А не видели, так и нечего ходить жаловаться, – отрезала тётя Аня, тоже недолюбливавшая старика Кузьмина.

После этого случая агрессивности у деда поубавилось, он стал относиться к ребятишкам более добродушно, а однажды попытался угостить нас яблочками, но мы от них принципиально отказались.

– Кислятина, – заявили те несколько пацанов, которые всё-таки решились их испробовать.

Мы знали это, потому что, конечно, умудрялись рвать их, несмотря на постоянное сторожение. Так было даже интереснее.

Сашка Спутник отличался от всех наших пацанов своей злопамятностью. На улице, параллельной нашей, стояло несколько частных домов, огороды которых соседствовали с нашими дворами. Мальчишки постоянно лазили в эти огороды, чаще вечером, когда смеркалось, а иногда даже днём. Привлекали нас не только огурцы и яблочки, которые росли в них, а то чувство риска, отчаянности, которые влекут большинство пацанов нашего возраста. Хозяева огородов по мере своих сил и возможностей старались бороться с набегами мальчишек, применяя для этого различные технические приспособления и ухищрения, начиная с колючей проволоки, что было, наверное, самым простым способом, до применения различных сигнальных приспособлений, а однажды один из хозяев настроил на ночных «огородных разбойников» обыкновенный капкан, в который и попала нога Сашки Спутника, пожелавшего в очередной раз полакомиться соседскими яблочками. Боль и обида настолько пронзили Сашку, что когда с трудом он освободил из стальных челюстей свою ногу, долго хромал, и когда рана немного поджила, выбрал однажды момент и в отместку разрушил хозяину огорода всю теплицу до основания.

Знаком был Спутник со многими хулиганистыми компаниями и их лидерами, но друзей не имел. Вёл себя как волк-одиночка. Но не волком-изгоем, отринутым от стаи. Он вообще не входил и не хотел входить ни в какую «стаю». Сашка был сам по себе. У него были школьные товарищи, приятели в разных компаниях, но друзей не было, да и не могло быть, так как в конечном итоге был Сашка эгоистом. Вероятно, это качество выручает в зоне, в которой он скоро оказался. Не успел Спутник окончить десять классов, как совершенно без всякой причины и повода, так мне впоследствии рассказывали, «порезал» школьного товарища – Тольку Ерофеева. Пацаны говорили, что между Саней и Ерофеем не было никакой ссоры. Я, зная Спутника, не очень-то верил этому, что-то было между ними раньше такое, что задело Сашку, что-то затаил он против Тольки. Как это так, относительно мирно беседуя с товарищем, вдруг достаёт Спутник «пёрышко» и «мирно» втыкает ему в брюхо пару раз. Правда, раны оказались не опасными для Толькиной жизни, ну а Сашка получил три года, как говорили сведущие люди, относительно небольшой срок, при отбывании которого приобрёл специальность электрика. Откинулся, немного поработал и опять сел. В зоне, по словам знакомых, сидевших с ним, жил без «семьи», одиночкой. Был волчонок – одиночка, стал волк-одиночка. Его в зоне не трогали – не любили, но уважали за умение постоять за себя, за отчаянность и злость. По рассказам очевидцев, произошла у него там стычка с Боцманом – земляком, пытавшимся «наехать» на Спутника. После второй отсидки, когда оба оказались на воле в родном городе, вскоре нашли Боцмана с раскроенным черепом недалеко от своего дома. Знающие Сашку люди видели, что он постоянно ходит с небольшим топориком, догадывались, чьих это рук дело, но доказать не смогли. Сашку в день убийства Боцмана посещал участковый, проверял, так как был Спутник под административным надзором. Сделал отметку, что дома поднадзорный. Мать заверила, что Сашка никуда не выходил. Алиби.

Устроился работать Сашка на наш механический завод. Познакомился с молодой женщиной, матерью-одиночкой, ушедшей от первого мужа. В общем, стал Спутник оказывать ей знаки внимания. Отметить надо, что домогался этой женщины в то время один очень любивший «потискать» женщин мужичонка. Звали его все Семечка. Был он невысокого росточка, пузатенький и наглый. Очень премерзкий тип. Женщины про таких говорят: «Бр-р-р», но такие типы о себе очень большого мнения и думают, что нравятся женщинам. На заводе его не уважали и относились наплевательски, как к семечке. Не знал этот Семечка, что женщина, которую он старался то притиснуть где-нибудь, то щипнуть, нравится Сашке Спутнику. Если бы знал, то бежал бы от неё куда подальше. Многие знали, что Семечка пристаёт к Людмиле, так звали женщину, но не говорили ему о том, что Сашка отметил её своим вниманием. Ждали, когда Спутник узнает об этих домогательствах. Он и узнал. И «начистил»-таки морду этому низкому, липкому «пузатику», который при этом показал всю свою низость, ползая перед Спутником на коленях и моля его о прощении.

Вскоре Сашка женился на этой женщине, родился у них сын. Семья образовалась. Но стал Саня попивать, затем перешёл на «колёса» (таблетки, приносящие кайф). Однажды принял он порцию таких «колёс», уснул, а очнулся на том свете. Причиной смерти записали, что захлебнулся Спутник рвотными массами. А сын его, по слухам, сейчас в зоне.

Бельмес и Колька Щетя

* * *

Серёжка Бельмесов – так звали этого мальчишку, познакомился с которым я в школе. Учились мы в одном классе с тех пор, как перевёлся я в эту 31-ю ж.д. школу после переезда из-за линии. Он был единственным ребёнком в семье. Отец работал инженером на механическом заводе, мать – ветеринаром. Семья была достаточно обеспеченной и культурной, и проживала в частном, аккуратном доме, состоящем из трех комнат и кухни. Во дворе были добротные хозяйственные постройки, но, вероятно, из-за своей интеллигентности ни скотину, ни птицу Бельмесовы не держали. Серёжа был красивеньким мальчиком, учился хорошо, нравился девочкам и знал об этом. Нравились и они ему. Наиболее ближе узнал я его, когда мы вместе ходили не только в один класс, но и в группу продлённого дня. Эти группы были созданы для занятия досуга и приготовления уроков детей, чьи родители были в дневное время заняты работой и не могли уделить определённого внимания своим чадам. Занятия в группе проходили в интернате, двух-этажном здании, находящемся метрах в пятидесяти от дома Бельмеса. В этом интернате проживали учащиеся школы, которые приезжали из пригородных сёл и деревень. На выходной они уезжали домой, а в течение учебных дней жили в этом заведении, которое среди местных школьников называли «инкубатором», а ребятишек, живущих в нём, «инкубаторскими». Название мне не нравилось. В нем было что-то унизительное. А унижения в любом виде я не любил и не люблю сейчас. После просмотра фильма «Три мушкетёра» все мальчишки стали делать себе шпаги, а затем устраивать игровые бои и дуэли. Изготавливали шпаги из проволоки диаметром 6 – 8 миллиметров, которую разыскивали на стройках. Её правили, выполняли несколько загибов, в результате чего получались рукоятка, эфес, гарда и сам «клинок». Рукоятка обматывалась тонкой медной проволокой или изолентой. Конец клинка загибался для безопасности. Произошёл случай, когда я в одном из сражений с Бельмесом случайно попал ему в глаз. Тот долго и визгливо кричал, напугав и меня, и родителей. После этого ему ставили уколы от столбняка. Их он боялся страшно и поэтому во время процедуры, лёжа кверху попой на кровати, ухватившись крепко руками за её спинку и зажмурив глаза, чтобы не видеть шприца, громко кричал: «Герои от уколов не умирают». В этом крике были и страх, и отчаяние, и определённая доля юмора. Серия уколов была проставлена. Мой «укол» шпагой обошёлся без серьёзных последствий. Одним из мушкетёров был и Витька Рагозин, живший в двух кварталах от Серёжки, на улице, выходящей прямо к мосту через реку Ишим. При выборе имён мушкетёров Д,Ар-таньяном был назван Витька, я – Портосом, Серёжка – Арамисом, в основном из любви к «слабому полу». Мне досталось имя Портоса не за то, что я был большим по комплекции, а просто потому, что «все имена …расхватали», а назваться Атосом я считал недостойным. Серёжке одно время очень нравилась Надька Луста, с которой я сидел за одной партой. Она была красивой девчонкой из обычной семьи. Ходила на баскетбольную секцию в спортшколу. Надька нравилась, и даже очень, мне, была моей «первой мальчишеской тайной любовью». Но это я понял уже позднее, а пока она очень мне нравилась, но я боялся признаться кому- либо в своих чувствах. Вот почему, когда Серёжка Бельмес признался мне в своей любви к Надьке, я ему ничего не сказал о своём отношении к ней, а передавал записки, говоря, что они от одного моего друга. Может быть, эти мои поступки можно было признать даже в какой-то мере самоотверженными, но, согласно неписаным «мальчишеским законам», общение с девчонками «по- серьёзному», или как тогда говорили «дружба», могли вызвать насмешки сверстников, которых я, честно говоря, опасался. Девочки развиваются раньше мальчишек, и поэтому в то время, когда пацаны ещё играли в мушкетёров, они уже влюблялись в старших мальчиков. Писали своим избранникам записки, переписывали в заветные тетрадочки и альбомы модные в те времена песни. Серёжка «созрел» раньше своих сверстников и начал интересоваться женским полом, когда у нас ещё и в мыслях не было никаких «романов». Но однажды получил записку и я. Это был не тетрадный листочек, а специальный лист, предназначенный именно для письма, которые продавали в местном универмаге. Он был украшен розочками в левом верхнем углу, и кроме написанного красивым, убористым девчоночьим почерком текста, в котором мне признавались в больших чувствах и предлагали «дружбу», был разрисован цветочками и прочей мишурой. Письмо мне передала одноклассница, живущая со мной в одном доме. По его поводу у меня возникли серьёзные опасения, что это хорошо продуманный розыгрыш. Поэтому я написал ответное письмо, в котором просил девочку, написавшую послание, дать понять мне, что это именно она писала. Знак был вскоре получен, и я убедился, что это не розыгрыш. К девчонке этой я был равнодушен, хотя была она красивой, и я решил попытаться ответить на её чувства, чтобы узнать, что же из этого получится. В ответном письме я писал, что «попробовать» можно, но предупреждал её, чтобы она не афишировала наши отношения. Зря я просил об этом. Люда, так звали девочку, согласилась на предложение о скромных встречах, но развила такую активную деятельность, что вскоре я стал убегать, едва завидев её издалека. «Достала» она меня вконец, когда раза два или три, встретив меня идущим с друзьями, громко кричала через всю улицу: «Толя, приходи сегодня в парк...» или ещё что-то в этом роде, ставя меня в неловкое положение. Я вынужден был серьёзно попросить девчонку, чтобы она отстала, наконец, от меня. Но не тут-то было. Людмила оказалась настолько настойчивой, что однажды я не выдержал и «пинанул» ей под попку, а потом ещё и оттолкнул от себя так, что она, потеряв равновесие, упала на газон. Мой второй опыт общения с девчонками закончился тоже неудачей, скорее всего из-за отсутствия с моей стороны взаимности. Неужели они все такие глупые? – думал я. Конечно, осуждал я и свой поступок, чувствуя его неправоту. Слишком много в такое время придают ребятишки значения тому, что подумают об отношениях друзья и приятели, и я не был исключением.

Дата добавления: 2015-08-05