Книга вторая 4 страница

Конечно, ловили щук и на реке Ишим, но для более удачной рыбалки «щукари» старались попасть на Ченчерь, старицу, которая была довольно глубокой и кроме всяческой мелкой и средней рыбёшки изобиловала щукой, имевшей, в отличие от речной, вид короткого, толстого полена, отчаянно сопротивлялась при борьбе за свою жизнь и оставляла при поимке незабываемые для рыбака впечатления. Поэтому, несмотря на весьма удалённое расстояние от города, для поимки щук многие старались попасть на эту старицу, находящуюся в удивительно красивейшем месте. С одной стороны берег Ченчери пологий, с раскинувшейся на нём берёзовой рощей, иногда имеет равнинный, степной вид, а противоположный имеет высокие холмы, облепленные деревьями, в одних местах редкими, в других кучкующихся довольно часто. Старица извилиста, и желающие могут найти место для отдыха и рыбалки на любой вкус.

Однажды поехали на Ченчерь мы со Львом и Васей Хижиным (тоже полюбившем щучью ловлю после нескольких рыбалок со мной и Львом). Приехав на место, накачали лодки, натянули «перетягу» (крепкую капроновую верёвку) поперёк старицы и, передвигаясь с её помощью, нашли место, на котором наловили до-статочное количество живцов. Лев с Васей поехали на лодке «промышлять щуку», а я остался на перетяге ловить чебака. Немного погодя, занятие это меня утомило, так как клевал чебак беспрестанно, ноги затекли, и я решил выехать на берег и пройтись по нему с надеждой тоже выловить щучонку. Не успел я отойти несколько шагов от места стоянки, как увидел недалеко от воды хороший, крепкий, красноголовый подосиновик. Оглядевшись, неподалеку увидел ещё один, потом ещё и ещё. Положив «дрын», так я называл своё длинное удилище для щук, прошёлся вдоль берега сначала справа, затем слева от машины, но далеко не ходил, нельзя было оставлять автотранспорт без присмотра, и насобирал с полкорзины подосиновиков и белых грибов. Все они росли совсем недалеко от воды, вероятно, сказалось то, что лето было сухое. Вернувшись, поставил корзину в рюкзак, прошёлся ещё раз вдоль берега с «дрыном», оборвал одну блесну, зацепившуюся за корягу, раздевшись, слазил в воду, вытащил её и выплыл на перетягу снова. Немного погодя из-за поворота выплыли «щукари». С шутками обратились ко мне:

– Ну, как клёв?

– А как у вас? – тоже с иронией спросил я.

– Пару штук взяли, – похвастались они, показав кукан, конструкция которого, кстати, тоже была разработана Львом Анатольевичем.

– Я тоже немного «поимел», – похвастался я.

– А где улов? – поинтересовались рыбаки.

– В рюкзаке, на берегу, смотрите, – ответил я.

Лев заглянул в рюкзак. Я делал вид, что даже не гляжу в их сторону, хотя искоса наблюдал за реакцией, и изумился.

– Где взял? – с показной строгостью, но с интересом, который невозможно было скрыть, прорычал он.

– Да прошёлся вдоль берега, – как бы нехотя ответствовал я.

– Бросай всё, выезжай на берег. Поехали грибы искать, – живо заявил Лев Анатольевич и стал споро собирать вещи.

Я смотал удочки, выплыл на берег, где меня уже ждали, собравшие вещи товарищи. Проехав немного вдоль берега в обе стороны, мы набрали довольно много грибов. У меня оказалась полная корзина, у друзей несколько меньше. Когда укладывали в багажник корзины, из леса вышли местные, деревенские женщины. В руках у них были корзинки с грибами, чуть закрывавшими дно. Увидев наш «улов», они заинтересовались:

– И где это вы столько грибов насобирали? Мы часа три по лесу ходим, а нашли совсем мало.

– Места знать надо, – улыбаясь, ответили мы.

А гриб был исключительно хорош, белый и подосиновик, и нисколько не червивый. Да и рыбы мы поймали и на уху, и на «жарёху».

Особенно запомнился мне один случай, когда ездили на рыбалку, тоже на Ченчерь, только с ночёвкой, с Алексеем Семёновичем Лащёновым и Львом Анатольевичем. Алексей Семёнович тоже работал в отделе, только инженером-технологом. Носил он очки, был лысоват, среднего роста, но комплекцию имел крепкую, «деревенской закваски». Характер имел своеобразны, и у меня есть, что о нём рассказать, но это в следующий раз. Рыбалку, и летнюю, и зимнюю, тоже любил и был частым компаньоном Льва Анатольевича. Может быть, и не стоило бы рассказывать об этом случае, так как выгляжу в нём я несколько лучше своих друзей, но дело не в этом. Что было, то было. И не судите их сильно строго.

Как я уже сказал, поехали мы на рыбалку с ночёвкой, поэтому я взял палатку, транзисторный радиоприёмник и все остальные необходимые «причиндалы» для варки и поедания ухи и пр. Ну а как же уха на природе, да без «водовки». Это же прямо грех. У мужичков с этим, вероятно, была «напряжёнка», так как обговаривая, кто что возьмёт, они спросили меня:

– У тебя с водочкой как? – на наш пай не возьмёшь?

– Да есть одна целая бутылочка, другая чуть початая, – ответил я. – Хватит?

– А на сколько початая? – логично заинтересовались друзья.

– Грамм на пятьдесят – сто.

– Хватит, – удовлетворённо заметили они.

Мы приехали на старицу вечером, поездка состоялась с пятницы на субботу, времени для ловли было достаточно, и каждый занялся своим делом. Разгрузили вещи, и тут я увидел, что, кроме моих двух бутылок, мужики, каждый из своего рюкзака, вытащили ещё по паре штук.

– Куда нам столько? – спросил я. – Мы же свалимся, и никакой рыбалки не увидим.

– Не свалимся. Мы норму знаем, – заметил Лев

– А если что останется, дома допьём, – добавил Лащёнов.

Лев Анатольевич с Алексеем Семёновичем быстренько наловили живцов и поехали промышлять щуку на лодке. Я остался на берегу, поставил жерлицы и продолжал ловить всякую всячину, от чебака до окуня. Стемнело быстро, и к тому времени как подъехали мужики, я успел поставить палатку, развести костёр и подготовить всё для ухи. Они изловили три щуки, и мы тут же, почистив их, отправили вслед за рыбной мелочью, которая уже сварилась и испускала пар в отдельном блюде. Уха получилась двойная. Сели, а вернее прилегли, за импровизированный стол – разосланный на земле брезент. Парила, пахнувшая дымком костра, разлитая по чашкам, уха. Кто ел её, приготовленную на природе, на костре, тот прекрасно знает, насколько она отличается и запахом, и вкусом от приготовленной в квартире. Настоящие рыбаки пьют бульон ухи из кружек, рыба выкладывается на чистые подручные средства, у кого что есть, обратные стороны крышек, чистые дощечки и прочее, остальная гуща берётся прямо из котелка.

Горел, взметая искры, костёр, мы «лопали» вкуснящую уху, изредка принимая по полкружечки «горячительного». Разговаривали, вспоминая интересные случаи из рыбацкой жизни. Было не-обыкновенно тепло и тихо, только чуть потрескивали горевшие сухие сучья. На небе высыпали яркие звёзды. Глядя на них, мы вслух рассуждали, может ли быть, что на какой-то из них вот так же сидят у костра инопланетные рыбаки и думают о том же, о чём сейчас мы. Проснулось неожиданно громкое и красивое эхо, и мы попеременно соревновались с ним, стараясь выяснить, «кому не спится в ночь глухую».

Оно, не краснея за нецензурное выражение, точно сообщало, кому же это не спится. Потом я спел несколько песен, окончания куплетов которых тут же повторяло хулиганистое эхо. Пора было укладываться спать, так как назавтра надо было вставать до наступления рассвета, если, конечно, хочешь поймать что-то доброе. Об этом я и сказал своим товарищам.

– Ты иди, пока укладывайся, – предложили они, – а мы ещё немного посидим и тоже ляжем.

Когда я нахожусь на рыбалке или мне необходимо проснуться рано, то зачастую, наверное, через «подкорку», срабатывает самоконтроль – будильник. Поэтому просыпаюсь я сам в нужное время. Так было и в это утро.

Я проснулся, и, надеюсь, вовремя, но ничего понять не мог. Кругом было темно. Потом, ощупав находящийся вокруг меня материал, понял: я был завёрнут в палатку как кокон. Не без труда выбрался из брезента и огляделся. Мои товарищи спали там, где их застал неожиданный сон.

Утром они проснулись позже меня. Семёныч, несмотря на мои замечания о том, что не стоит этого делать резко и с похмелья, понырял и искупнулся. Я на самом деле рекомендовал ему просто слегка полить себя водой, а уж потом окунуться, не заходя на глубину. После такого «возлияния» осторожность бы не помешала. Тем не менее, он меня не послушал и вышел из воды посвежевшим и взбодрившимся. Ну и слава Богу.

Спустя некоторое время, Алексей взял удилище, оснащённое для ловли щук, несколько мелких чебачков из моей корзины и направился вдоль берега на поиски хищницы.

Льву было труднее приходить в себя, но он всё-таки попытался осторожно умыться, хотя видимого облегчения это не принесло. Порасспросив о результатах утренней рыбалки, осмотрев пойманную щуку, Лев Анатольевич попытался уговорить меня поехать с ним порыбачить на щук с лодки. Но он выглядел настолько бессильным, что я наотрез отказал. Ну а попытаться ехать одному в таком виде, Лев это понимал, было бесполезно. Ловля щуки обычно выполнялась на пару. Когда один из рыбаков грёб, другой за-брасывал снасть с живцом, стараясь обловить как можно больше мест, в которых могла находиться хищница. Лев долго и нудно уговаривал меня, всякий раз получая резонный отрицательный ответ. Меня и в самом деле не прельщала роль спасателя рыбака, вывернувшегося из лодки. А Лев мог претендовать на эту роль с большой долей вероятности. Но он был настойчив. Я прекрасно понимал состояние настоящего «щукаря»: быть на Ченчере и не половить щуку, которой этот водоём славился. Поэтому всё-таки поддался на Лёвины уговоры, но поставил перед ним жёсткие условия, в числе которых были такие как: обкупнуться в старице (слегка около бережка, но обязательно с головой), сделать небольшую зарядочку (взбодриться), в лодке располагаться только сидя на подушке, на дне, и ни в коем случае не высовываться наверх. При этом Лев был в категоричной форме предупреждён, что если произойдёт хоть малейшее нарушение этих требований или любое другое его неосторожное движение, могущее привести к «нырку», как я тут же выгребаю на берег. Условия были приняты, и, произведя все меры предосторожности, мы отплыли. Надо отдать должное Льву Анатольевичу, все требования им были соблюдены. Мы поймали семь щук различных размеров, при этом проплыли значительное расстояние, и при возвращении к месту отплытия я обратил внимание, что Лёвочку разморило и он «клюёт носом», засыпая. Так что к месту подошли мы вовремя. К тому времени там уже был Алексей Семёнович, который тоже поймал щуку на лягушку. Объяснил, что живцы кончились и он проявил рыбацкую смекалку. Стали собираться домой. О том, чтобы вести мотоцикл Льву, не было даже и речи. За руль сел Семёнович, благо, права у него были с собой. Добирались до гаража с осторожностью, старались миновать все известные нам места, где могли находиться посты ГАИ. При подъезде к домам Лев повеселел и начал мечтать:

– Эх, сейчас бы по приезде грамм по сто пятьдесят, и красота, – блаженно прикрыв глаза, провоцировал он.

– Вы как хотите, а у моей Любы дома есть. Так что кто-то и примет, а кому-то «по бороде», – подначил я.

Глаза у мужичков засверкали, как у кота Базилио и лисы Алисы при виде золотых, и они начали свои хитросплетения, которые сильно и не прикрывались, так как знали мы друг друга прекрасно и понимали, что это всё словесная игра. Я «на полном серъёзе», внешне неприступно и обиженно говорил:

– Да ты что, Лев? Я с вами после такого «облома» вообще на рыбалку не поеду.

Всё они с Алексеем Семёновичем понимали и видели, что так я, куражусь. Не зверь же я, в конце концов, и отметить рыбалку – дело святое. Поэтому, при остановке около своего подъезда, сбегал наверх и, выпросив у жены поллитровку, вернулся назад. Приехали в гараж к Семёновичу и уничтожили то, что я взял. Мужики повеселели и «набросали мне кучу лещей», рассказывая, какой я хороший и не злопамятный, а они больше никогда не будут так делать.

Я уже прекратил ворчать на них, но заворчал вдруг Лев:

– Что это у меня в сапоге постоянно колет, – не выдержал он. А уж терпеть-то Лев Анатольевич умел.

Сняв сапог, в котором ему что-то мешало, он обнаружил на взъёме ноги пучок крючков, которые я не смог найти при наступлении на меня «пары быков» – как я тогда их назвал.

– Ё-п-р-с-т, откуда они взялись? – закричал Лев.

– Что делать? – заметил я, – на одну рыбину необходим один такой крючок, а на такого буйвола, как ты, куча.

Посмеялись и разошлись. На заводе я ещё несколько дней по - дружески, но с некоторой долей ехидства подтрунивал над Лёвочкой и Лёшечкой, но потом почувствовал, что хватит, и перестал напоминать об этом случае. Может, и сейчас зря я вспоминаю эту рыбалку. Пусть бы всё осталось между нами, но пусть простит глубокоуважаемый мной Лев Анатольевич, если бы, вспоминая о нём, я не рассказал об этом, то, наверное, воспоминания о нём были бы неполными, «куцыми», да и не жизненно правдивыми. А так, что было, то было.

Был случай, когда Лев Анатольевич продал мне ледобур. Но так, как он продал, после того как об этом узнали наши товарищи, вспоминали всегда об этом с улыбкой. Чтобы не надоедать длинным рассказом, постараюсь поведать об этом покороче.

Однажды Лев обратил внимание на то, что у меня (во время зимней рыбалки) нет ледобура, и спросил почему я не приобрету.

– А зачем он мне? – спросил я. – Я не такой уж заядлый зимний рыболов, как ты, например. Если я еду на рыбалку с вами, то всегда смогу одолжить на время бур хоть у кого, если еду на Ишим, на автобусе, то опять всегда найдётся знакомый с ледобуром. Не так уж часто я зимой и рыбачу.

Я, конечно, несколько ерничал, понимая прекрасно, что свой бур иметь необходимо, чтобы не попрошайничать, а если честно, то в этом Лёвином вопросе мне уже слышалось какая-то подсказка.

– Короче вот что, – предложил мне Лев, – в саду у меня имеется старый бур, я его использую для бурения в земле лунок под столбики. Немного подправишь его, изготовишь ножи, и пользуйся.

Предложение было принято, и в тот же день, вернее вечер, после работы, мы направились ко Льву в сад.

У нас в городе мало кто называет участок, выделенный для садоводства, дачей. Дача – это когда в ней можно жить, отдыхать, и имеет достаточную площадь для того, чтобы разместить огород, садовые насаждения, и места для отдыха (лиственные деревья, беседки, водоёмчик). Это – да, дача. А участок в 5-6 соток, в котором едва-едва можно расположить небольшой домик, для того чтобы скрыться в нём от дождя, огород, да несколько садовых насаждений (ягодных кустарников и плодовых деревьев) я думаю, что правильно называют просто садом.

Мы забрали со Львом его старый бур, спрятанный под кучей бывших в употреблении досок, и направились в обратный путь. Он пролегал по дороге, на которой находился гараж Льва Анатольевича, а в карманах у меня было немного денег, которых хватало только на «беленькую». Я считал, что за бур необходимо рассчитаться, хотя Лев даже словом об этом не обмолвился. Продуктовый магазин находился напротив гаража, поэтому само собой получилось так, что мы зашли сначала в магазин, а потом в гараж. Но одной оказалось мало (как всегда у русских), а у меня денег больше не было. Зато они оказались у Льва Анатольевича. Короче, мы взяли вторую, а потом и третью. Вот так получилось, что Лев “продал” мне бур за бутылку водки. Только платил, получилось, что не я, а сам продавец. В понедельник, придя на завод, я рассказал о такой бизнес-сделке Тимофеевичу – близкому товарищу Льва Анатольевича, и тот долго смеялся над этим.

Лев был чужд даже мыслями о каких-либо взаиморасчётах, и поэтому впоследствии, когда я всё-таки предложил “вернуть долг” за бур, он рассмеялся и заметил:

– Не спеши. Ещё будет время, рассчитаешься.

Вот такой он – Лев Анатольевич.

На протяжении многих лет (наверное, где-то около двадцати) Льва Анатольевича к осени направляли как механизатора на помощь колхозу. Он имел документ на право управления комбайном(а тогда таких механизаторов для помощи селу специально обучали на курсах, и предприятия за это платили), и это давало основание для руководства завода включать его в группу механизаторов, которых, как тогда говорили, направляли исключительно “на добровольной основе” помогать сельским труженикам. А “добровольным” это желание было настолько, что отправляемые в колхоз шутили:

– И хочешь, едешь, и не хочешь, едешь.

Лев Анатольевич никогда не отказывался, «надо, значит, надо».

А труд в колхозе был нелёгким. Посудите сами. Комбайнёры - колхозники знали, на каких комбайнах они будут работать в страду, они были закреплены за каждым, а поэтому зимой готовили их, ремонтировали тщательно. Ведь от того, как стабильно будут работать их зерноуборочные машины, зависел их заработок. А основную долю его механизаторы получали как раз по результатам уборки. К ремонту “чужих”, или, иначе, “ничьих” комбайнов колхозники относились наплевательски, устанавливая на них уже работавшие запчасти, зачастую снятые со своих машин. Поэтому, естественно, что во время уборки урожая эти комбайны, выделяемые приехавшим на помощь из города механизаторам, чаще ломались и простаивали. Своим выделялись для уборки и лучшие поля, участки, более ровные, имеющие не такие сложные, по габаритным очертаниям, площади. Да это и понятно.

Долгое время ездил со Львом Анатольевичем и Василий Скакун – инженер-конструктор нашего же отдела. Со Львом они хорошо сработались. Сработаться-то, конечно, можно было, это не сложно. Но вот каково им там было, я после их рассказов почувствовал. Работа с рассвета до темноты, а если всё идёт нормально, то и в темноте. Ночью. С зажжёнными фарами, падая от усталости, убирали они хлеб. Отдыхали хорошо лишь во время непогоды. Кормили их, конечно, неплохо, но это было только на время уборки. Санитарные условия - вообще никакие. Если местные жители - колхозники мылись в собственных банях, а они имелись в каждом дворе, то приезжим оставалось довольствоваться для мытья лишь холодной водой. За тот труд и помощь, которую оказывали приезжие из города механизаторы, руководство колхоза могло бы относиться к ним внимательнее и человечнее.

Однажды я столкнулся с таким случаем, который сильно, до глубины души возмутил меня. Группа работников нашего завода приехала в колхоз, в котором в то время находились на уборке Лев Анатольевич и Алексей Семёнович Лащёнов. Мы приехали тоже для помощи, необходимо было быстрее убрать картошку, находившуюся в буртах, и перенести её на склады-хранилища. Работа шла споро, с шутками и прибаутками. Наступило время обеденного перерыва. К этому времени к месту отбора картофеля подошли Лев с Алексеем. По их небритым похудевшим лицам без труда можно было определить, что они голодны. Это стало заметно и потому, как они ели. За внешним спокойствием было видно, что оно показное, насильно сдерживаемое. Оказывается, уборочную они уже завершили, но из колхоза их не отпускали, используя на подсобных работах, и кормить стали редко и отвратительно, так себе. Я не мог их понять. Каким надо быть человеком, чтобы чувствовать, как над тобой откровенно издеваются, так резко изменив отношение, и не дают даже нормально поесть.

Приехав домой и придя поутру на завод, я тут же сообщил об этом факте тогдашнему председателю нашего профкома Николаю Сергеевичу Лопатину, который очень самокритично и действительно с болью в душе воспринял это неприятное известие. Он тут же поставил перед руководством завода вопрос об отзыве наших работников из колхоза. Но вот отношение нашего заводского партийного руководителя, который должен был бы как никто другой показать отрицательное отношение к поведению руководства колхоза, меня очень удивило. Он не то чтобы обвинял колхозное начальство, а, наоборот, защищал его, осуждая наших за неспособность стоически выдерживать испытания, приводя примеры трудового энтузиазма Павки Корчагина и его друзей на строительстве узкоколейки. Не знаю, как я сдержался в то время. Всё - таки как могут демагоги превращать свою несостоятельность и неспособность организовать нормальные, человеческие условия для трудящихся в героические поступки. Кто как не Жухрай, партийный руководитель, который мог очень даже легко снабдить тёплой одеждой и обувью молодых и самоотверженных комсомольцев, организовав сбор её у жителей города или даже изьяв её у тех же богатеев. Нет, мы лучше “в голоде и холоде”, “голышом и босиком”.

Впрочем, причина такого поведения нашего партийного функционера вскоре мне стала понятна, когда я узнал, что частенько привозил он из нашего подшефного колхоза “небольшую толику продуктов”. И не думайте обвинять меня в сплетнях. Я за свои слова отвечаю.

Вскоре наши товарищи появились на заводе, чисто выбритые, посвежевшие. Может, и осталась у Льва обида на руководство колхоза, но только глубоко, потому что когда на следующий год его вновь направили в тот же колхоз, он не стал отказываться, а поехал убирать зерно.

Один из случаев, который характеризует Льва Анатольевича, рассказывал и Вася Скакун, который не один сезон работал вместе с ним в колхозе, помогая “доблестным колхозникам” убирать урожай.

Произошло это как раз в то время, когда они вместе с Лёвочкой “отбывали один из сроков” в колхозе. С утра шёл мелкий дождик, и, похоже, зарядил он надолго. Этакий мелкий, противный, осенний дождик. Было ясно, что на комбайне выезжать не придётся, с ним копаться тоже в такую погоду не хотелось, и поэтому Лёвочка с Васей решили сходить на Клепиковский мост половить рыбки. Но если у Льва для защиты от моросящего дождя был плащ с капюшоном, то у Васи его не было. Поэтому они решили позаимствовать такой плащ у того, у кого он был. А был он у Бориса Ивановича Мальцева, инженера того же отдела, в котором работали наши помощники. Приехал он в колхоз размечать площадку под картофельно-сортировочный механизированный участок, каковой собирался строить колхоз с помощью работников нашего завода. В этот день Борис Иванович в город не собирался, дел ещё было много, и пока что негромко похрапывал в постели той же комнаты, в которой жили все командированные.

В такие ненастные дни спится хорошо, и Лев с Васей надеялись, что до полудня Борис Иванович не проснётся. Надо сказать, что Мальцев обладал эмоциональным, взрывным характером. Он знал это и часто переживал о тех необдуманно горячих поступках, в которых, бывало, выглядел несправедливым.

Василий и Лёва, посовещавшись, взяли плащ Бориса Ивановича, хозяина спрашивать не стали, жалко было будить его, сладко посапывающего в тёплой постели. И Вася надел плащ.

Наши рыбачки сидели на мосту, подёргивали время от времени чебачков и пескарей и вдруг увидели мчащегося от деревни и грозно размахивающего руками Бориса Ивановича. Вася говорил, что он сразу понял, что сейчас будет «гроза» из-за плаща, находящегося на нём. Борис Иванович «на всех парах», он аж из ноздрей валил, взбежал на мост, и Василий, вскочив со своего места, встал в позу, готовясь дать отпор излишне эмоциональному хозяину плаща. Лев, поглядев на подбегающего Бориса Ивановича и улыбнувшись, представляя, что сейчас будет с Васей, остался сидеть на месте. Готовился подсечь. У него в это время клевало. Мальцев, может, и врезал бы Василию, но тот стоял в стойке, поэтому Борис Иванович, подбежав к рыбакам, врезал подзатыльник не ожидавшему Льву Анатольевичу. Тот замахал, желая сохранить равновесие и не упасть в реку, руками. Удержался. Не упал. И удочку не выронил. Закрепил её аккуратно за прожилину моста, поднял упавший от удара на глаза капюшон. Встал. И, взмахнув рукой для ответа, спокойно погрозил напавшему товарищу пальцем.

– Ты, Боря, долго ещё будешь раскаиваться в том, что сейчас так необдуманно поступил, – сказал Лев Анатольевич и сел на своё рыбацкое место.

Борис Иванович стал громко объяснять, что из Ишима за ним приехала машина, срочно должен быть в городе, а они, гады, плащ забрали не спросясь. Снова повернулся к Василию и увидел, что тот уже протягивает на вытянутой руке снятый с себя дождевик. Борис Иванович резко вырвал его и, недовольно бурча, быстро направился обратно в деревню, к поджидавшей его машине.

Действительно переживал Мальцев, что незаслуженно дал подзатыльник Льву Анатольевичу, очень долго. Но переживал по-своему. Чувствовалось, что воспоминания по этому поводу, над которым коллеги очень смеялись, ему неприятны. Старался перевести их в другое русло, замять или просто уйти. Но так перед Львом и не извинился. Во всяком случае, тот об этом нам ничего не сказал. Вот такой был характер у Бориса Ивановича и такой у Льва Анатольевича.

А затем за успешное и самоотверженное участие в битве за урожай наградили Льва Анатольевича Ахремова правительственной наградой, медалью “За трудовую доблесть”. Получив её в Районном доме культуры из рук самого первого секретаря Тюменского обкома КПСС Богомякова, пришёл Лев домой, по пути купив в магазине жидкость для обмывки медали. Переоделся в домашнее, нацепил на майку полученную награду и, взяв жидкость, пошёл к своему лучшему другу, Юрию Анисимовичу Аксёнову.

По своему характеру Лев никогда ничего не просил. Но квартиру ему выделили из директорского фонда. Правда, комнаты в этой двухкомнатной квартире были смежными, да и площадь была небольшая. Мог бы, конечно, директор для лучшего инженера-конструктора расстараться и квартирой получше.

На заводе было разработано положение о подведении итогов в социалистическом соревновании среди ИТР. Согласно ему, за каждое выполненное в течение месяца задание присуждалось два балла. Но механизм расчёта в зависимости от сложности задания разработан не был, и поэтому фактически получалось так, что на заданиях, для выполнения которых требовалось незначительное время, можно было разработать суммарное количество баллов, большее, чем за трудоёмкие задания. Лев Анатольевич как ведущий конструктор разрабатывал в основном такие и зачастую набирал небольшое количество баллов. Мы говорили об этом, и однажды я сказал ему:

– Лев, не расстраивайся. Помнишь, как сказал старый часовщик из “Кремлёвских курантов” Погодина словами из басни Эзопа?

– Лисица рождает много детёнышей, но все они лисьей породы, а у Льва рождается один детёныш, но это Лев.

Лев Анатольевич с удовольствием оценил эту фразу и потом, я заметил, стал её применять.

В одно время, когда должно было оказаться вакантным место Главного конструктора завода, были у Льва мысли, что могут на это место поставить его. Вино развязывает языки, и в подпитии он заговаривал о скором своём возможном вступлении в должность. Но этого не произошло.

Скоро понял Лев, что не быть ему в этой должности. Руководству завода нужен был ведущий конструктор, который сам занимается конструированием, нужна была голова конструктора, каким был Лев Анатольевич. А организатора – руководителя отдела можно было выбрать. Понял это Лев и смирился, оставил всякие мысли о своём повышении в должности.

Я уже говорил, что часто направляли Льва Анатольевича в командировки. В одной из них побывал с ним и я. В филиале проектно-конструкторского бюро, в городе Полтаве, состоялось совещание ведущих специалистов проектных организаций и предприятий, выпускающих запасные части к подвижному составу. От нашего завода были посланы Лев Анатольевич, как ведущий конструктор, и я, как ведущий специалист по внедрению объектов новой техники. Совещание было представительным. Возглавлял его заместитель главного инженера Главного управления. Надо отдать должное организаторам и хозяевам совещания, организовано оно было хорошо. Несколько омрачало его то, что было то памятное время, когда перегибы в борьбе с пьянством достигли своего апогея, а что было делать людям, решившим распить бутылочку, другую за знакомство? Поместили нас для проживания в четырёхместном номере общежития, оформленного под гостиницу. Интерьер номеров вполне соответствовал хорошему отелю, в коридорах были аккуратно расстелены красивые ковровые дорожки. В номерах чисто, уютно. На завтрак, обед и ужин возили нас на автобусе. Но вот со спиртным, как и во всей начинавшей приходить в упадок стране, была “напряжёнка”. В магазинах его начинали продавать с четырнадцати часов, а очереди были такие, что на всех не хватало. В номере с нами остановились главные специалисты Калужского филиала ПКТБ, которые хотели познакомиться с нами поближе и с присутствием облегчающей это знакомство жидкости. По приезде вторая половина дня была у приезжих свободной. Так было организовано, чтобы расселиться, познакомиться с городом и друг с другом. Хозяева - организаторы совещания выделили гостям купоны, которые в то переходное, ведущее к развалу страны, время уже появились на Украине. В торговле в ходу были советские рубли, но к ним должны были прилагаться украинские купоны, без них могли и не продать. При раздаче купонов я порекомендовал Льву Анатольевичу выходить в числе последних.

– Зачем? – не понял он сразу.

– Там увидишь, – хитро улыбаясь, сказал я. Мы вышли последними. У выдававшего купоны, как я и предполагал, оставалось ещё достаточное количество этих разноцветных, неразрезанных листочков бумаги, и он все отдал нам со Львом. Так что мы ещё и сами давали их, кто просил. После оформления, раздачи купонов, знакомства и размещения, мы, со своими новыми знакомыми, калужскими представителями ПКТБ, решили пройтись по Полтаве, городу Петровской славы. Он оказался вполне современным, большим городом, об истории которого напоминали памятники, старой постройки здания да мемориальные доски на них. Можно ли за полдня обойти такой город как Полтава? Как бы сказал великий украинский писатель Николай Васильевич Гоголь, редкая птица к полудню сможет долететь до середины Полтавы. Пробродив по городу около двух часов, мы увидели толпящуюся возле одного из заведений группу людей, в основном мужчин. Мы догадались сразу, что это может быть за заведение. Так как по всей стране “мужик бьётся” только около одного типа общественного предприятия торговли, а именно возле того, где торгуют спиртным. Наблюдательность не подвела. Это оказалось кафе, в котором после трёх часов производилась продажа на разлив. Так как тары у нас не было, а водку на вынос, по словам стоящих в очереди, не продавали, я тут же командировал Льва Анатольевича в продовольственный магазин, который находился напротив, с заданием купить две-три пустые бутылки, пусть даже из-под молока. Пока он ходил, кафе открыли, и я, благодаря стечению обстоятельств и своей своевременной находчивости и пронырливости, оказался у прилавка в первой пятёрке. Взяв несколько стаканов по сто пятьдесят, мы слили всё в порожние поллитровки, поставили в пакеты и направились к месту проживания. По пути была куплена закуска (украинская колбаска, рыбка и другое), но для начала мы решили испробовать экзотическую, купленную Львом Анатольевичем в Москве.

Дата добавления: 2015-08-05