Читайте также:
|
|
... Однажды он начал объяснять глуповцам права человека; но, к счастью, кончил тем, что объяснил права Бурбонов. В другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума, и кончил тем, что просил признать непогрешимость папы. Все это были, однако ж, одни façons de parler; и в сущности виконт готов был стать на сторону какого угодно убеждения или догмата, если имел в виду, что за это ему перепадет лишний четвертак.
М. Е. Салтыков-Щедрин. История одного города
Классические (традиционные) представления о диалоге исходят из наличия у его участников какой-то позиции, которая может претерпевать изменения в ходе диалога, вплоть до проти-
ложной. до даже такое радикальное изменение мыслится как последовательный логический процесс, в ходе которого у г0 участников возникают «прозрения», «открытия»; они могут осознать аспекты собственной позиции, которые до этого оставались для них неясными и т. д. В любом случае, речь идет об осмысленном (и для других людей), логически понятном (интересном, поучительном и т. д.) переходе из одного логического состояния в другое.
В парадиалоге это полностью исчезает и заменяется бессвязной совокупностью суждений в рамках более или менее автономных (микро-)сюжетов, которые только формально объединены общей (объявленной) темой, на деле же относятся к ней лишь в силу ассоциативной «логики» говорящего. При этом внутри отдельных сюжетов и суждений обнаруживается своеобразная склонность к тому, что в мифе и бреде называется «любовной связью антиномий».
Если чисто семантически оценивать текст Жириновского, то обнаружится, что он скрывает в себе абсурдное сочетание взаимно исключающих положений. Так, Жириновский, с одной стороны, выражает сожаление, что ВЫ «отдали Польшу, Финляндию», что МЫ «не стоим с 18-го года, как французы и британцы, на территории Германии». С другой же стороны, он обвиняет ВЫ в насильственном («на штыках Красной армии») объединении «народов Закавказья, Прибалтики, Украины» в Советский Союз. Или возьмем такой пассаж: «Собрали страну на штыках Красной армии. Этого хотели народы Закавказья, Прибалтики, Украины? У них спросите! Чего же они разбежались в 91-м году? Как только перестала существовать Красная армия - все моментально от нас разбежались. Сегодня воруют наш газ. Где наша Красная армия?!».
В этом пассаже Жириновский грубо объединяет две взаимоисключающих позиции: либеральную и имперскую. Этот очевидный логический абсурд имеет, однако, тоже ясный коммуникативный смысл. Дело в том, что Жириновскому важно сохранить у части публики впечатление, что он - русский империалист, а не прозападный либерал; что он именно досоветский, царский империалист, а коммунисты - империалисты-неудачники; что свой старорусский империализм он не может высказать откровенно, а только намекает на него. Одновременно Жириновский отправляет другие послания-намеки, совершенно противоположные по смыслу: что его империа-
лизм - только карикатура на империализм, а на самом деле он - против русского империализма и всяческого колониализма, и вообще «настоящий Жириновский» - это стопроцентный европейский либерал и т. п.
Основная коммуникативная тактика Жириновского - посылать одновременно и равно убедительно (для этого и нужен талант артиста повседневности) взаимоисключающие послания. С моральной точки зрения такая тактика, конечно, сомнительна, зато позволяет ловить в коммуникативную сеть солидную часть политической публики.
Эту коммуникативную тактику в свое время классически ясно проанализировал в своей книге А. Г. Алтунян. В качестве показательного текста он взял статью В. Жириновского «О собирательской роли России и молодых волках», опубликованную в одном из номеров «Известий» за 1994 г.1
Хотя по названию статья как будто адресована прежде всего молодым хищникам российского капитализма, на самом деле адресатов в ней много. Это — сталинисты, империалисты, пенсионеры, чиновники, коллеги-депутаты, президент Ельцин и т. д. Для всех этих адресатов Жириновский находит слова, отвечающие их насущным проблемам и заветным желаниям. При этом он, разумеется, вступает в противоречие с самим собой, потому что интересы этих категорий объективно противоречат друг другу. И вот тут начинается самое интересное, на что обращает внимание А. Г. Алтунян, и что весьма характерно для парадиа-логического дискурса: «Парадоксально, но Жириновский и не пытается примирить интересы разных социальных групп... Пообещав чиновникам, что построит социализм "с большой ролью государства и чиновничества", он затем обращается к либералам и замечает: "надо разрушить бюрократически-чиновничий механизм доступа к ресурсам. <...> Чиновники останутся без взяток. Ну и черт с ними"»2.
Если мы рассуждаем в рамках нормального диалога, о котором шла речь выше, мы реализуем принцип взаимопонима-
1 См.: Жириновский В. В. О собирательской роли России и молодых вол
ках // А. Г. Алтунян. От Булгарина до Жириновского. Идейно-стилистиче
ский анализ политических текстов. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999.
С. 243-248.
2 Алтунян А. Г. От Булгарина до Жириновского. Идейно-стилистический
анализ политических текстов. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999.
С. 125-126.
ния. Если речь идет о диалоге двух политиков, это означает не только понимание слов и аргументов друг друга, но и поиск баланса интересов. Для таких политиков, когда они вступают в коллективный диалог с разными партнерами, «существует только одна возможность обратиться в одном тексте к разным по своим интересам социальным группам - это найти какой-то общий для всех интерес, причем более высокого порядка, чем интересы отдельных групп... Тактика Жириновского прямо противоположна: он не ищет объединяющих принципов, а прямо отождествляет себя практически с каждой группой, к которой он в данный момент обращается»1. Но это, как мы отметили, превращает его текст в набор логических абсурдов.
Стиль Жириновского - это популистская логика, доведенная до полного абсурда, но от этого не смутившаяся, а как бы приобретшая второе дыхание. Теперь она начинает свободно двигаться в равнодушной к абсурду и противоречию стихии, порождая отдельные смысловые эффекты и завораживая ими публику. И это «функционирует», это находит отклик, по крайней мере, у десятой части российского электората. Вопрос: почему и как функционирует?
А. Г. Алтунян объясняет это так: «Обращаясь к разной по своему составу аудитории, он (Жириновский. — С. П.) не пытается поднять эту аудиторию до каких-то общих понятий, а наоборот, подлаживается к той лексике, на которой данная аудитория или ее часть говорит... Смена аудитории (адресата) ведет к полной смене идей и лексики»2. Подлаживание происходит прежде всего благодаря использованию характерных для той или иной группы клише. Используя такие клише, Жириновский добивается эффекта узнавания, признания себя в качестве «своего парня».
Другими словами, в основе техники воздействия Жириновского на публику лежит не «не столько обещание, сколько обращение», а именно, обращение с помощью определенных риторических средств к определенному социальному слою3.
Тем самым мы имеем в случае Жириновского явную пародию на бахтинский принцип многоголосного текста. Там, где у Бахтина действует диалогическая логика, осуществляется «активное диалогическое проникновение в незавершимые глубины
1 Там же. С. 126. 2. Там же. С. 129. 3. Там же. С. 128.
человека», у Жириновского деловито орудует многоголосная техника подражания и обращения, которая вообще не предполагает никаких «глубин человека», а живет на поверхности, как делезовский смысл-эффект. Одновременно она выступает и реализаций отмеченных выше двух фигур мифического обо-ротничества: Жириновский строит мифоконцепты, под которые подводятся все возможные группы и лица российского общества, и в которых эти мифологизированные персонажи свободно конвертируются друг в друга.
Алтунян объясняет действенность коммуникативной тактики Жириновского тем, что значительная часть российской политической аудитории, не успев ментально окрепнуть после тоталитарной несвободы, «еще не понимает необходимости вникать в смысл сказанного... Аудитория Жириновского старается уловить не смысл, а интонацию, слышит не высказывание, а отдельные слова»1.
Нам такое объяснение представляется не совсем точным. И в зрелых западных демократиях до 10 % населения стабильно поддерживают радикальные лозунги. Возможно, этому есть не только политические, экономические и прочие, чисто социальные, объяснения. Возможно, причина этого явления кроется в своего рода «институциональной ловушке», порождаемой политическим языком. Упомянутая выше тактика Жириновского способна приводить к «взаимной типизации опривыченных действий»2, т. е. коммуникативных (речевых) действий Жириновского и соответствующих действий его электората. Другими словами, она способна приобрести характер относительно стабильного, как бы увековечивающего себя коммуникативного института.
Логическими абсурдами кишит и речь Проханова. Возьмем вот этот пассаж из прохановской речи во время теледуэли с Жириновским:
«... В 85 году это (Россия. - С. П.) была гигантская страна, с накопившимися противоречиями, не меньшими, чем сейчас Америка, имея эти противоречия в своем желудке. Но пришли люди, стали истреблять поэтапно эту страну, к 91 году от страны почти ничего не осталось, потом пришли наследники Горбачева - Ельцин и господин Жириновский - и растаскали нас на ошметки».
1 Алтунян А. Г. От Булгарина до Жириновского... С. 127.
2 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. (Трактат по
социологии знания). М.: Асайеггна-Центр, Медиум, 1995. С. 92 и далее.
Во-первых, в этой фразе есть очевидный логический абсурд: Жириновский никуда не «приходил с Горбачевым и Ельциным», чтобы растащить «страну на ошметки». Если в отношении последних двух политиков это фраза еще может декодироваться как метафорическое выражение акта предательства, то Жириновский никак не может быть отнесен к этому классу лиц, поскольку сам был «продуктом политики» Горбачева и Ельцина. Проханов тем самым абсурдно перемешивает причины и следствия. Это примерно то же самое, что сказать: «Николай Второй, Ленин и Михаил Жванецкий развалили великую империю».
Но еще более интересен в этом пассаже из прохановской речи своеобразный прием, который можно назвать приемом аб-сурдопорождающей метафоры. Своеобразие его состоит в том, что логическая абсурдность, которую порождает метафора, не формулируется в логически чистом (формальном) виде, она прикрыта образностью метафоры. Как правило, метафора применяется для освещения какого-то одного аспекта предмета, что дает его в целом одностороннее, но в освещаемом месте очень точное и глубокое определение. В этом смысле метафора строга и даже беспощадна по смыслу. Такие метафоры есть и в проханов-ском дискурсе. К примеру, страна, которую «растаскивают на ошметки» - это ясный метафорический образ. А вот что такое «противоречия в желудке» - не понятно, это рождает не просто двусмысленность, но именно абсурдность, потому что «противоречия в желудке» можно понять как съеденные, а потому «переваренные», преодоленные противоречия. По контексту же Проханов стремится сказать прямо противоположное: что противоречия как бы опасно накапливались в «теле» России.
Получается, что у Проханова логика языка как бы издевательски смеется над логикой мысли, которую он стремится в этом языке выразить. Логика мысли хочет выразить тезис, а логика языка, выражая мысль (как бы по долгу службы), тут же формулирует свой антитезис. Это рождает специфический вид абсурдности, характерный именно для прохановского стиля. «Хотя речь Проханова - точно подмечает А. Г. Алтунян, - это изложение мыслей, концепций, но в ней очень часто отсутствуют и логические, и грамматические согласования. Словоупотребление настолько произвольно, что понимание смысла возможно только на уровне догадки»1.
1. Алтунян А. Г. От Булгарина до Жириновского... С. 84-85.
Участники рассматриваемого нами парадиалога Жириновский и Проханов употребляют еще один специфический вид абсурдных предложений, которые, правда, Дж. Остин предпочитал называть «недействительными»1. Речь идет об утверждениях, которые соотносятся с несуществующими явлениями, однако не являются внутренне противоречивыми. К примеру, у Жириновского: «Коммунист Ющенко ворует наш газ»; «Этот главный бандит лежит на Красной площади». Проханов - Жириновскому: «ВЫ сожгли себя в Имперской канцелярии».
Абсурдность указанных выражений не снимается (во всяком случае, не вполне снимается) контекстом диалога. Они не декодируются однозначно — ни участниками диалога, ни слушателями, - как метафоры, пусть даже и очень рискованные, резкие метафоры.
Причина этого состоит в том, что сам парадиалог не может предоставить связного смыслового (повествовательного) контекста для метафорической утилизации подобного рода абсурдных выражений. Поэтому указанные выражения и зависают в своей абсурдности, приобретая форму мифических и/или бредовых конструкций.
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 132 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Парадиалог: первичные дефиниции | | | МЫ-как-ВЫ»: феноменология мифического оборотничества |