Третий в диалоге — не лишний

Классификацию диалогов целесообразно проводить и по числу его участников, так как этот фактор также существенно влияет на структуру диалогового дискурса. Так, исследователи различают между дуальной и плюральной интерсубъективно­стью диалогов. Само появление «третьего» качественно меня­ет коммуникативный ландшафт: не только потому, что внутри диалога появляется «наблюдатель»; но и потому, что для ак­туально говорящих этот наблюдатель есть «публика», которую они вольно или невольно учитывают в разговоре.

В своем труде «Мораль и политика» В. Хёсле специально анализирует этот сюжет на материале властно-политических отношений¹. По словам Хёсле, «третий» потому меняет отноше­ние «Я» и «Другого», что своим простым наблюдением за этим отношением он в тенденции универсализирует его дуальный статус. Всякий, кто приватно и в непринужденной обстановке, накоротке общался с власть имущими, знает, как меняется их поведение, если появляется кто-то третий. Причем меняется и отношение к тому, с кем представитель власти только что об-

1. В. Хёсле замечает в этой связи, что «латинский язык неслучайно разли­чает между alter как другим в дуальном отношении и alius как другим в плюральных отношениях. Логика плюральных отношений совершенно иная, чем логика дуальных отношений». См.: Hösle V. Moral und Politik. Grundlagen einer politischen Ethik für das 21. Jahrhundert. München: Beck, 1997. S. 422.

щался в непринужденной, приятельской манере. Именно поэто­му Аристотель советовал не смеяться при рабах, поскольку раб или слуга, ставший свидетелем доверительного (тем более, за­висимого) положения своего хозяина, теряет к нему уважение. Другими словами, «третий», выступая в роли свидетеля (публи­ки), заставляет властителя надевать маску¹.

Но третий не только наблюдает разговор других участников диалога; он может выстраивать различные стратегии, вступать в союзы и коалиции, плести заговоры, объявлять бойкоты, - од­ним словом, заниматься микрополитикой в пространстве диало­га. Это полностью отвечает пониманию Гофманом разговора как социальной микросистемы со своими «героями» и «негодяями», со своей «драмой». Но это противоречит идиллическому образу философского диалога как совместному поиску истины, перед которой должны отступать честолюбивые и властные устремле­ния участников. Однако понятие политического диалога, кото­рое мы стремимся здесь в общих чертах определить, не может быть властно стерильным, — это будет чем угодно, только не политическим диалогом.

Появление третьего в диалоге не следует рассматривать как фатально негативный фактор для его эффективности, если мы понимаем под последним осмысление какого-то предметного во­проса. Третий может оказаться очень полезной фигурой диалога в качестве «третейского судьи» в споре двух сторон, которым не хватает гибкости, чтобы скорректировать свои позиции и пой­ти навстречу друг другу. Неслучайно в позднейшей традиции формируется сознание необходимости руководителя разговора (модератора), который дает или забирает слово, выступает в ка­честве арбитра, к примеру, в межрелигиозных диалогах. Совре­менные модераторы телевизионных шоу - своеобразная часть этой традиции.

Нужно также иметь в виду, что дуальная структура диалога не обязательно выражается в наличии только двух его участни­ков. И это касается не только случая с вымышленными персо­нажами диалогов, но и с реальными людьми. Если в разговоре налицо явный лидер, то все остальные участники могут рас­сматриваться как противоположный ему полюс, как коллектив­ный оппонент лидера. Соответственно, и трехчленная структура диалога может включать в себя более трех участников (возмож-

Hösle V. Moral und Politik... S. 427-428.

но, и менее трех, если третий - фиктивный участник). Так, Хёсле указывает на пример платоновского диалога «Протагор», где Третий представлен сразу пятью собеседниками. В этой свя­зи Хёсле отмечает, что «Третий есть скорее качественный, чем количественный термин»¹.

В наших материалах мы также встречаем аналогичные слу­чаи фиктивных участников диалогов (к примеру, «генерал Крюч­ков» в теледуэли Жириновского и Проханова). Таким образом, не следует упрощать, постулируя непременно двух реальных участников диалога. Есть ведь еще огромный класс псевдодиа­логов, т. е. диалогов с фиктивными (вымышленными) персона­жами. И это не только случай бредовых состояний. Подумаем о феномене внутреннего диалога. Этот крайний случай «диалога с самим собой», в том числе в политической коммуникации, нас здесь интересовать не будет, хотя он представляет собой до­стойную тему для исследований. Отчасти мы коснемся только «диалогового коллажа», или «клипового диалога», а именно, его устной, разговорной формы.

Дата добавления: 2015-08-03