Читайте также:
|
Простые посконичи сроду в глаза не видели газету «Меенхеерваам», но с некоторых пор и они стали поговаривать, что у царевичей с головами что‑то не в порядке.
— Так, а что вы хотите — близняшки, ум на двоих, — объясняли сердобольные старухи.
Слухи потянулись с королевского птичьего двора.
— Да на что вам двенадцатилетние петухи? — удивлялись птичницы.
— Можно и пятнадцатилетних, — соглашались принцы. — Все‑таки ровесники…
— Кто же у петухов годы считает? Может, им, горластым, еще и день рождения справлять?
— Вы, бабы, ничего не понимаете, — важно объяснял птичницам Терентий. — Да просто‑напросто такова наша воля! Вы ведь любой наш каприз обязаны исполнять, иначе какие же мы будем наследники престола? Понадобится мне царевна Зазнобия — дай да подай! Возникнет нужда в пятнадцатилетних петухах — предоставь в лучшем виде! А то ведь вы меня знаете — поймаю хорька да и загоню сюда ночью…
Угроза хорьком возымела на птичниц желаемое действие: ведь Стремглав разбираться не будет, хорек там или не хорек, погонит с хлебного придворного места…
— Бате ни слова! Хорек! — пригрозил напоследок Терентий.
Пятнадцатилетние петухи сидели в мешке тихо — должно быть, с перепугу. Тихон тащил другой мешок — с зерном да еще ведро с водой.
— Колдовать собрались, девок привораживать! — догадалась им вслед старшая птичница. — Когда колдуют, без кочета не обойтись…
— Дура ты старая! — отвечала ей молодая птичница. — На что им, красавчикам, колдовать? Их высочество Терентий меня и так уже раза три приворожил…
Если бы королевичи знали, какая морока им предстоит, они бы плюнули и на василисков, и на золото.
Пятнадцатилетние петухи клевали зерно в огромных количествах, жирели, но никаких яиц нести не собирались. Да ведь за ними еще и убирать приходилось — здесь усыпальница все‑таки, обитель скорби…
— Ну, что же вы друг дружку не петушите? Головы пооткручиваю! — грозился Терентий. — Гляди, дурак пернатый, сколь твой напарник хорош: масляна головушка, шелкова бородушка… Он рано встает, голосисто поет… Топтал бы сам, да денег надо!
Нет, наверняка за принцами кто‑то следил — иначе откуда бы слово «петушить» вошло в обиход?
К счастью, петушиное пение надежно глушилось каменными стенами.
— Может, у твоих язычников петухи какие‑нибудь другие? — теребил брата Терентий. — Ты проверь по книгам!
— Нет, петухи везде одинаковые, как кони, только масть разная… — уныло отвечал Тихон. — Они, верно, нас стесняются — мы ведь по целым дням тут торчим! Ты же, к примеру, с девушками своими не посередь двора забавляешься!
— Не до забав нынче, — сурово сказал Терентий. — А вообще‑то ты, наверное, прав. Смотри‑ка — еще не все мозги у тебя чтение вытянуло!
Петухов предоставили самим себе, только каждое утро зерна подсыпали, воды подливали да помет убирали.
— А жабы‑то! — в один прекрасный день вспомнил Терентий. — Вот начнут наши птички нестись, а высиживать и некому!
Взяли здоровенную кадушку, поплелись на болото — жаб ловить.
Как ловить лягушек, знали все простые посконичи: случалось на этом подрабатывать, лягушек охотно покупали сотнями бонжурские купцы, поскольку посконская лягушка много крупней и упитанней своей бонжурской товарки.
А у жабы и нрав иной, и приоритеты другие. Да ведь даже и лягушек принцам не приходилось ловить, не было такой нужды.
— Хорошо еще, что мы все это летом затеяли, — говорил Терентий, дрожа на студеном ветерке.
Потом ему пришлось вытаскивать из «окошка» в трясине Тихона. Потом Тихон его вытаскивал. Потом утопили кадушку…
— Ничего, у рубах вороты завяжем — лучше любого мешка будет!
Опасность заразиться от жаб бородавками уже казалась братьям вовсе не значительной.
— Убери хворостину! Живьем брать будем!
— А то я не знаю!
Наконец нашли такое место, где у жаб был самый икромет.
— Замечательно! — приговаривал Тихон, — у них сейчас материнский инстинкт должен быть сильно развит, и они нам будут василисков на совесть высиживать!
Набили недовольными, ворчащими жабами обе рубахи.
— А где же их хранить? — спросил Тихон. — Яиц‑то покуда не видно!
— Я знаю где — у батюшки в бане. Сегодня не банный день, переночуют…
Баня у Стремглава, в память о той, отцовской, судьбоносной, была огромная, валун для парилки привезли с далекого севера. После парилки же полагалось крепко охолонуть — зимой в сугробе, а летом для этой цели имелся нарочито выкопанный пруд со студеной родниковой водой.
Туда и вытряхнули добычу.
День и вправду был не банный, но хозяйственный Стремглав, чтобы заведение зря не простаивало, пускал туда по ночам иноземных посланников в сопровождении гулящих посконских девок или своих же фрейлин. Посланники от жару становились разговорчивее, да и сговорчивее, подписывали, не вникая, нужные бумаги…
Недаром посконская баня есть восьмое чудо света! А может, и первое.
Натопили каменку и в эту ночь для неспанского посла дона Мусчино, а он зазвал туда с собой не девку и не фрейлину, но супругу неверландского военного атташе, отлучившегося на кабанью охоту.
Коварный владыка Посконии оборудовал при бане и особую каморку. В каморку по мере необходимости подсаживали скорописного художника, который старательно зарисовывал все, что в бане происходило. Потом с помощью этих зарисовок из послов можно было сучить нитки, вить веревки, плести канаты и прочую нужную в государственном деле снасть.
Неспанский посол, усы у которого не обвисали даже во влажной парилке, попарил как следует свою избранницу, а потом предложил ей освежиться в пруду…
От визга пышнотелой неверландской красотки проснулся весь Столенград.
К пруду сбежалась дворцовая стража с факелами, неодетые фрейлины, скорописный художник и вообще все желающие.
Но первым, как всегда, был король Стремглав.
Неверландка визжала так, что завыли все городские псы. Простуженные жабы тоже издавали совершенно невероятные звуки. Дон Мусчино пытался прикрыться пышным высоким неспанским кружевным воротником, но воротник же круглый и с дырой для головы!
Получилась весьма пикантная розеточка.
Словом, международный скандал предстал во всей своей неприглядной красе. А ведь Стремглав хотел, чтобы все было тишком, ладком, по‑доброму, к немалой для державы выгоде…
И так страшен был королевский гнев, что плененные жабы, не дожидаясь лишних неприятностей, без посторонней помощи вылетели из пруда и гигантскими прыжками устремились на свою историческую родину.
— Батюшка! Это не он! Это я! — рыдал Тихон и пытался своим телом защитить Терентия от королевского ремня.
— Добро! Ты тоже получишь!
Нелишне напомнить, что каждому королевичу досталась двойная порция побоев.
Назавтра снова пришлось тащиться на болото за жабами. Теперь вода приятно холодила нахлестанные телеса…
— Как хорошо, что батюшка отходчив! — ворковал Тихон, отправляя очередную жабу в мешок. — А вдруг бы он нас посадил под домашний арест? Только и видели бы мы наших василисков…
— Отходчив… Нечего чужих людей в фамильную баню пущать! — лютовал Терентий. — Еще заразу какую занесут!
К счастью, на этот раз не пришлось никуда устраивать пленниц, потому что петухи дружно снеслись.
Яиц было поменьше, чем жаб, поэтому лишних отпустили.
Тихон так устал, замерз и проголодался, что даже не пикнул, когда Терентий развел костер, свернул петухам шеи, ощипал и выпотрошил их.
— За мужеложество полагается, — кратко пояснил он.
Откормленные самым лучшим зерном петухи оказались восхитительны на вкус.
Братья уснули тут же, возле гаснущего костра — в обнимку.
Во дворце их хватились, начали искать и скоро нашли.
Стремглав умилился увиденному и приказал тихонько, не потревожив, перенести сыновей в их постели.
— Однако странное место они для пикника выбрали, сир, — сказал Ироня.
— По матери тоскуют, — развел руками Стремглав.
ГЛАВА 9,
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 179 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| В которой принц Тихон находит настоящее дело для себя и брата | | | В которой королевские сыновья, сами того не желая, нарушают Великий Уговор Агенориды |