В которой встречаются старые знакомые, а советник бонжурского короля говорит страшные слова

— Должен отметить, что ваш бонжурский превосходен, граф, — сказал Пистон Девятый. — Но что‑то не припомню вас среди посконских студентов Академии — или вы обучались в другом месте?

— В другом, ваше величество, — сказал Ироня. — Это было давным‑давно на берегу Вороньего фьорда… И учителем моим были вы, сир!

Бонжурский король прищурился — не помогло.

— Зрение никуда, — сказал он. — А очки… Король в очках — это зрелище не для слабодушных. Но вот на память я не жалуюсь и прекрасно помню дни своей бурной молодости. На берегу Вороньего фьорда мы подобрали жалкого мальчишку‑горбуна… У него была еще одна примета — он хохотал, когда смотрел в огонь.

— Время все правит, ваше величество, — сказал Ироня. — И горбы, и болезни, и судьбы. Все верно. Просто посконская медицина намного опередила бонжурскую, — приврал он.

— Мон блин, сходство несомненное, — сказал Пистон Девятый. — Но каким же образом…

— Самым чудесным, сир, — сказал Ироня. — Наука выросла из древней магии, но не отменила ее. Это я, я собственной персоной, и я передаю вам самый горячий привет от капитана Ларусса. Я прислан им сюда инкогнито, чтобы приглядывать за принцами.

— За принцами? — удивился король. — Да ведь Кадрильяк доложил мне, что сыновья Стремглава Первого отправились куда‑то в Буддистан! Мои блин, что это я о делах? Вина!

Он подошел поближе и обнял Ироню. Теперь Пистон едва доставал бывшему горбуну до плеча.

— Мессир Гофре, старина, вы узнаете нашего маленького Эйрона?

Мессир Гофре находился уже в таком возрасте, когда узнают всех — или не узнают никого.

— Только вот, к сожалению, наш старый друг изволил прибыть сюда как шпион, под чужим именем, — пожаловался король.

— Повесить, — беззаботно посоветовал мессир Гофре.

— Это всегда успеется, — сказал Пистон. — Но принцы? Где принцы? Где ребята моего доброго Ларусса?

— В тюрьме, — сказал Ироня. — Вместе с остальными студентами Академии.

— А что делать?! — рявкнул король Бонжурии. — Ведь на меня полез с ножом именно студент! Во всяком случае, на нем была студенческая мантия. И посконские принцы, конечно, тоже инкогнито?

— Конечно, ваше величество, — сказал Ироня и пояснил насчет выпоротого Хомы Хроноложца.

— Я, право, надеялся, что хотя бы в Посконии этого проходимца прикончат, — вздохнул Пистон и снова заорал: — И это в то время, когда город кишит эльфийскими шпионами! Когда мертвые встают из могил и нахально вербуют других мертвецов! Когда по всей Агенориде шастают огромные армии немых воинов! Вы! И сыновья моего лучшего друга! Инкогнито! Как шпионы! Мон блин, неужели в этом мире не осталось хотя бы капли доверия? Боевого, солдатского, братского? Или короли уже не солдаты?

— Вестимо, солдаты, сир, — поклонился Ироня. — Только ссучившиеся. Посол Кадрильяк, к примеру, никаких подобных сведений не доводил до моего государя.

— Еще бы он доводил! Это же секретные сведения… А где были глаза у ваших разведчиков?

— Наши разведчики присматривали за живыми, сир.

— Вот и доприсматривались! Знаете, кто командует этими безмолвными черными ратями? Каналья Кренотен, вот кто! И при нем еще какой‑то молодой колдун — исчадие руин Чизбурга! Впрочем, никаких руин там уже нет. Проклятый Чизбург стоит, словно мы его и не штурмовали…

— Никто не мог ожидать, что так окрепнет старая магия, ваше величество, — проскрипел мессир Гофре. — Мы больше следили за наукой…

— За наукой… Будь она проклята, ваша наука! Что она дала человечеству? Водку она ему дала, полный рот словесной белиберды она ему дала да еще несбыточные надежды! Теперь хорошего мага днем с огнем не сыщешь — и, заметьте, без всяких костров! Перевелись! Обзавелись учеными степенями! Работать разучились! Обыкновенного приворотного зелья ваша наука не в состоянии изготовить — разве что одноразового действия.

— Вы же сами утверждали, ваше величество, что наступили новые времена, — заступился за старого советника Ироня. — Что рыцарству конец, и все такое…

— Утверждал, — сказал король. — Молод был и глуп, хотел казаться хитрым и коварным. Ах, надо было держаться за рыцарские идеалы руками и зубами! Тогда хоть что‑нибудь да осталось бы. Теперь же любой подлец может прямо у себя на гербе так и написать: «Подлец», и разъезжать с этим гербом повсюду, и повсюду будут его принимать… У меня наследник растет — того и гляди, что сам зарежет, материнская школа, неталийские интриги… О, как бездарно растратил я все эти годы! Надеюсь, у моего друга сыновья хотя бы не злоумышляют противу отца?

— Да нет, они славные парни, — сказал Ироня. — Умишка бы им еще…

— А может, и не надо никакого умишка, — сказал король и осушил кубок. — Пока не было в нас умишка, были мы люди и герои, а нынче… — и сплюнул.

— Вот оно, разлагающее посконское влияние, — не удержался Ироня.

— Разлагающее? — страшным шепотом спросил Пистон Девятый и зашвырнул кубок в угол. — А ты знаешь, что учудил твой король, пока ты по театрам да по тюрьмам прохлаждаешься? Ты слышал?

— Откуда, ваше величество? — Ироня даже весь внутренний смех потерял. — Я ведь все эти дни в дороге…

— Он тоже в дороге, — сказал Пистон Девятый. — Точнее, в походе. А еще точнее — мой венценосный брат и друг Стремглав Первый решил единолично избавить Агенориду от нагрянувшей беды. Да! Ему мало учиться на ошибках бонжурского дурака — ему свои ошибки подавай! Решил меня опередить! Вместо того чтобы договориться и ударить разом! В этом весь наш дорогой капитан Ларусс. Теперь посмотрим, что из этого вышло. Мон блин, магические средства связи нынче вышли из моды, а наука пока что не предложила взамен ничего, кроме дурацких сигнальных башен с деревянными руками! Мессир Гофре! Велите принести хрустальный шар и попробуйте тряхнуть стариной…

— Он не сказал мне ни единого слова, — прошептал Ироня. — Даже намека не было.

— Правильно, — сказал король. — Военная тайна соблюдена полностью. Я узнал о продвижении дружин короля Стремглава, только лишь когда они достигли немчурийских болот. Блестящий марш‑бросок, ничего не скажешь — моя школа. И капитан Ларусс в ней — лучший ученик. Но даже я не успел бы за это время… Впрочем, подождем, что покажет нам эта штука. Она столько лет пылилась в чулане, и не знаю, осталась ли в ней хоть капля старой магии… На наше счастье… Или несчастье…

Магии в хрустальном шаре оказалось предостаточно. Более того, она словно бы накопилась за годы бездействия: изображение было четким, словно собеседники сидели где‑нибудь на облачке, медленно проплывавшем над землей. Можно было разглядеть даже знамена с гербами враждующих сторон: белый хрен в конопляном поле и розетка из трех цветков бессмертника. … Сперва, как водится, из дружины Стремглава выскочили закоперщики‑ругатели и стали выкрикивать всякие обидные для врага слова. Слов, конечно, слышно не было, но Ироня очень хорошо представлял, что именно они выкрикивают, поскольку самолично составлял устав закоперщиков. ‑… в грудную клетку, в курицыну детку, в саму наседку, в нашу соседку, в сосновую ветку, в енькину летку, в первую пятилетку, в прохладную беседку, в звездобольную сетку, в сарацинскую профурсетку, в клюв чижа, в хвост стрижа, в тулово ежа, в ухо моржа, в ворота гаража, в жало ужа, в разгар балдежа, в вождя мятежа, в творительного падежа, в королевского пажа, в прием багажа, в укос сенажа, в исход грабежа, просто для куража… — машинально проговаривал он не слышимое никем.

Но вражеское войско, казалось, тоже ничего не слышало — воины в черных одеяниях (даже не доспехах) стояли спокойно, ртов не разевали. Да они, пожалуй, и вправду не слышали, потому что командиры подавали им знаки руками.

Молчание врага, как и опасался Ироня, подействовало на посконичей угнетающе. С таким противником они встречались впервые. Обычно супостаты, едва заслышав знаменитые посконские запевы «в кости, в гости, в страсти, в снасти, в вести, в челюсти», начинали разбегаться. Много лет этот способ действовал безотказно…

Дружина у Стремглава была не так уж велика, зато обучена отменно и вооружена соответственно. А у врага даже конницы не водилось, и воины его были кто с косой, кто с топором, кто просто с дрыном.

— Сейчас кавалерия их разрежет для начала, — сказал Ироня, — а уж потом начнется потеха…

Но потеха началась гораздо раньше, когда посконские кони, не довезя своих седоков до противника, стали шарахаться в стороны, становиться на дыбы, разворачиваться и скакать прочь, роняя пену. Скакать назад, давя собственную пехоту.

— Что это с ними? — в ужасе спросил Ироня.

— Это же мертвецы, — просто сказал бонжурский король. — Даже дети знают, что лошади боятся покойников. Впрочем, задним умом мы все крепки… Я, пожалуй, опозорился бы точно таким же образом…

Потоптанная посконская пехота все же нашла в себе силы перейти в наступление. Впереди, размахивая мечом, бежал Стремглав Первый.

— Безумец, — сказал Пистон. — У него что, генералов нет?

— У нас воеводы есть, — вздохнул Ироня. — Только они все уже в годах и бегать не горазды… Но ничего, в рукопашной наши себя окажут…

Посконичи в рукопашной действительно были страшны. Для живого противника. Мертвые же немые полки шли вперед и вперед, не обращая внимания на молодецкие удары мечами, на тяжкую работу боевых топоров, на отсеченные конечности и даже головы.

— Вон тот, на носилках — каналья Кренотен, — сказал бонжурский король. — Ах, мон блин, все следует делать своими руками и не передоверять случайным людям! Ну что мне стоило тогда самому…

— Нет, ваше величество, — сказал Ироня. — Лучник Жеан был боец получше вас на ту пору. А вот куда этот гад подевался при взятии Чизбурга?

— Искали, — сказал Пистон. — Я даже награду объявил. Нашли какого‑то раздавленного камнями в его плаще. Помнится, мерзавец бастард Полироль его и нашел, и денежки заграбастал… Что он делает, Эйрон? Он в своем уме?

А там, в хрустальном шаре, король Стремглав в одиночку пробивался к носилкам с вражеским вождем.

Посконичи не отступили, нет. Они остались верны своему павшему в грязь знамени. Они просто кончились. Их оказалось слишком мало для силы, вставшей против.

Ироня стоял, закрыв лицо руками.

— Они взяли его в плен, мой друг, — сказал Пистон. — Он жив. Я немедленно начну переговоры…

— С кем? — хрипло спросил Ироня. — С Кренотеном?

— В самом деле, — сказал Пистон. — Но все равно придется поднимать армию…

— Бессмысленно, — сказал вдруг мессир Гофре. — Бессмысленно поднимать армию.

— Почему? — возмутился король.

— Мертвые всегда будут побеждать живых, потому что мертвых всегда будет больше…

ГЛАВА 31,

Дата добавления: 2015-08-03