Парадиалог: первичные дефиниции

В отличие от стандартного (осмысленного) диалога, в пара-диалоге сохраняется соревновательность и взаимность дейст­вия, но исчезают четкие смысловые разделения, тематические границы становятся полностью диффузными. Потому и со­ревновательность с взаимностью лишаются здесь позитивного смысла, превращаются только в видимость, становятся паро­дией на самих себя. Поэтому мы неслучайно выбираем слово пара-диалог (с греческой приставкой παρά -) для обозначении такого рода общения. Приставка παρά - означает: возле, при; мимо; направление к чему-то; отступление от цели или исти­ны. Причем имеется в виду не просто отступление от истины, а отступление в смысле ее выворачивания, оборачивания, пере-иначивания¹.

Значение греческого термина διάλογος перекликается также со смыслами латинского disputatio (расчет, рассмотрение; на­учное изыскание, ученый труд, рассуждение, исследование; об­суждение), но обнаруживает интересное смысловое отличие от латинского discursus. Этот термин, ставший сегодня одним из ключевых при описании коммуникативных процессов, приоб­рел смысл «беседы, разговора» только в поздней латыни. Тем любопытнее более ранние его значения: бегание (метание) туда и сюда, в разные стороны; маневр (воен.); набег; круговорот; бес-

1. Сравните греч.: παρωδός - не просто поющий, а «поющий наизнанку», т. е. пародирующий; παράδοξος - не просто отрицание обычного мнения, а нечто странное, неожиданное, противоречащее привычному взгляду; παραλογισμός - не просто отрицание умозаключения, а его ложный вид, вводящий в заблуждение и т. д. Все эти значения «играют» и в семантике термина парадиалог, который тоже есть такая разновидность дискурса, где внешняя и даже шумная схожесть с диалогом сопровождается переиначиванием его смыслового содержания, отступлением от его сущности. Парадиалог - это как бы вывернутый наизнанку диалог.

прерывное мелькание, барахтанье; бестолковая беготня, суета; разрастание, разветвление. По всей видимости, discursus перво­начально есть нечто противоположное dialogue, а не «тексту» как мы это сегодня себе представляем. «Дискурс», возможно возникает как отражение тех культурных изменений, которые происходят в позднем греко-римском мире в период его «постмо­дерна». Поэтому неслучайно, что именно слово discursus с его значениями «бестолковая беготня, суета, мелькание» стали ме­тафорой этого нового состояния общения, лишенного как раз тех свойств, которые были характерны для dialogus и disputatio.

В свете сказанного можно определить парадиалог как дис­курсивную пародию на диалог, или как симуляцию диалога в дискурсе.

Характер парадиалога является инверсией тех принципов диалогического мышления, о которых писал М. М. Бахтин в своем труде по поэтике Достоевского. «Чужие сознания, - нель­зя созерцать... как вещи, — с ними можно только диалогиче­ски общаться»¹. Парадиалог же, напротив, представляет собой такое общение с чужими сознаниями, которое систематически низводят друг друга до лишенных всякого достоинства объек­тов. Причем это взаимное объективирование (овеществление) воспринимается участниками парадиалога скорее как забава, нежели как трагедия. Бахтин находит в романах Достоевского «диалогическое общение с полноправными чужими сознаниями и активное диалогическое проникновение в незавершимые глу­бины человека»². Как страшно далека эта поэтика Достоевского в интерпретации Бахтина от наших современных коммуника­тивных реалий!

Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть политическое ток-шоу телепередачи В. Соловьева «К барьеру!». Для нашего дальнейшего рассмотрения феномена парадиалога мы будем ис­пользовать материал одного из выпусков этой передачи (эфир НТВ от 02.02.2006), в котором сошлись в словесной дуэли два колорит­ных персонажа российской политической сцены - А. Проханов и В. Жириновский. Поводом для их «теледуэли» (по жанру передачи В. Соловьева) стала поддержка В. Жириновским ре­золюции парламентской ассамблеи Совета Европы, осудившей преступления коммунистических режимов. Проведенный Про-

¹ Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского... С. 80.

² Там же. С. 80.

хановым и Жириновским «диалог» заслуживает, по-видимому, внимания целого ряда дисциплин. Краткое знакомство с интернетовскими откликами на телепередачу только укрепляет в этом убеждении¹.

В парадиалоге Проханова с Жириновским реплики не вы­ступают двумя «равно и прямо направленными на предмет» высказываниями, которые «в пределах одного контекста не мо­гут оказаться рядом, не скрестившись диалогически»². Скорее, диалогические высказывания ведут себя подобно делезовским «смыслам» с их «великолепной стерильностью или нейтраль­ностью»³.

Напомним, что смысл высказывания Делез связывает с «парадоксом чистого становления» или «парадоксом умопоме­шательства» как парадоксом «бесконечного тождества обоих смыслов сразу - будущего и прошлого, дня до и дня после, большего и меньшего, избытка и недостатка, активного и пас­сивного, причины и эффекта»⁴. Здесь смысл событий - всегда двойной смысл, исключающий трактовку положения вещей с точки зрения здравого рассудка. Почему? Потому что события понимаются как некоторый эффект, присущий языку, и бес­смысленно спрашивать, в чем смысл события как такового: «событие и есть смысл как таковой. Событие по самой сути принадлежит языку»⁵.

Такие события-эффекты не существуют, по Делезу, вне вы­ражающих их предложений, а между собой они находятся в отношениях не реальной (логически необходимой) причинно­сти, а причинности нереальной, призрачной. Эта квазипричин­ность проявляется во взаимообратимости причинного отноше­ния, когда для мысли все равно, «кошки едят мошек» или «мошки едят кошек», он украл или у него украли, он убил или его убили, и т. д. У Делеза получается, что высказывания о событиях-эффектах осмыслены даже тогда, когда они форму­лируют логический абсурд.

У Бахтина мы читаем: «Два равновесомых слова на одну и ту же тему, если они только сошлись, неизбежно должны

1. Интернет-дискуссию об этой передаче, а также полный текст выступле­нии ее участников можно найти в сети по адресу: http://semen-serpent.livejournal.com/295788.html.

2 Бах тин М. М. Проблемы поэтики... С. 219. 3. Делез Ж. Логика смысла. М.: Издательский Центр «Академия», 1995. С. 53. 4. Там же. С. 14. 5. Там же. С. 38.

взаимоориентироваться. Два воплощенных смысла не могут ле­жать рядом друг с другом, как две вещи, - они должны внут­ренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь»¹. Делезовские же смыслы с их «замечательной стерильностью» напротив, не испытывают никакой потребности на кого-то «со­риентироваться», с кем-то «вступить в связь» и «внутренне со­прикоснуться».

Смыслы Делеза как бы «асексуальны» по отношению к дру­гим смыслам, у них нет смыслового «пола», полярности, их во­обще не интересует «их иное». И если главным героем Бахтина является «двуголосое слово, неизбежно рождающееся в услови­ях диалогического общения», то у Делеза главным героем вы­ступает «система отголосков, повторений и резонансов»² ней­тральных смыслов. Эти смыслы не находятся ни в диалоге, ни в монологе. Мы говорим: они находятся в парадиалоге как в потоке делезовского «чистого становления», в потоке «дискур­са», который для неискушенного обыденного сознания почти не отличим от бреда.

Кстати, на этот момент В. Базылев и Ю. Сорокин обращают особое внимание в своей статье. Они пишут о политике как человеке «с измененным (смещенным) состоянием сознания», речь которого, будучи «вербальной реакцией на постоянный стресс», представляет собой «форсированный звуковой поток», главной функцией которого является не убеждение, а подавле­ние собеседника³.

Сразу оговоримся, дабы избежать недоразумений: парадиа-лог есть не отрицание, а специфическая инверсия принципа интерсубъективности, о котором речь шла выше. Интерсубъ­ективность была и предметом размышлений у Бахтина. Инвер­сия, как и симуляция, какого-либо принципа не означает, что он исчезает абсолютно. В обоих случаях от предмета остается некий образ, извращенный (в случае инверсии) или внешний, поверхностный (в случае симуляции). Жириновский и Проханов не могут полностью уничтожить свои интерсубъективные спо­собности - для этого им надо было бы превратиться в животных или машин. Но они систематически и принципиально использу­ют эти способности в направлении, противоположном их есте­ственной предметной интенции. Это точно соответствует любой

¹ Бахтин М. М. Проблемы поэтики... С. 219.

² Делез Ж. Логика смысла... С. 205.

³ Базылев В., Сорокин Ю. О нашем новоязе....

перверсии, где естественные функции либо меняют направле­ние, либо воспроизводятся по несущественным, поверхностным признакам. При этом главная функция (а значит, смысл, суть) явления здесь исчезает, не реализуется. Именно в этом смысле все инверсии и симуляции суть формы отрицания.

В случае парадиалога интерсубъективность извращается в том смысле, что «как бы раздвоение» человека, его способность «вести себя по отношению к себе так же, как по отношению к другому человеку», направлена не на понимание позиции дру­гого человека, а на ее извращение, деградацию, элиминацию. То, что Бахтин называл диалогизмом мышления, есть именно продукт интерсубъективности как родовой человеческой чер­ты. Однако это - не единственный ее продукт. Парадиалоги-ческий дискурс - такая же идиома интерсубъективности, как и диалогическое мышление в смысле Бахтина, если, конечно, мы согласимся с тем, что такое мышление вообще может быть реальным фактом, а не только мышлением литературных ге­роев Достоевского.

Парадиалогический дискурс не только извращает, но и симу­лирует интерсубъективность. Участники парадиалога создают видимость взаимопонимания, восприятия чужих аргументов, точек зрения, возможных возражений. Но речь идет не о серьез­ной реализации этого качества, в рамках обсуждения какой-то предметной проблемы, а о воспроизведении внешних, несущест­венных черт понимания. Речь идет об игре в интерсубъектив­ность. Эта игра тоже есть манифестация взаимопонимания, но уже в другом, чисто эстетическом смысле. Это - взаимопони­мание на уровне театрального жеста. Это - дискурс, скользя­щий по смыслам реальных вещей подобно мимическому, паро­дическому дискурсу. Интерсубъективность искусства подменяет здесь интерсубъективность предметного разговора (диалога) о политике.

Политический парадиалог - есть прежде всего пародия на то, что Бахтин в своей книге характеризует как «сократиче­ский диалог». В основе последнего он видит представление о диалогической природе истины. Это значит, что «истина не рож­дается и не находится в голове отдельного человека, она рож­дается между людьми, совместно ищущими истину, в процессе их диалогического общения»¹. Более того, «человеческая мысль

1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики... С. 126.

становится подлинною мыслью, т. е. идеей, только в условиях живого контакта с чужою мыслью, воплощенной в чужом голо­се»¹. Именно «в точке этого контакта голосов-сознаний и рож­дается и живет идея»².

Сократический диалог как совместный поиск истины предпо­лагает, что поражение в споре, причиненное заблуждением, рас­сматривается как общая победа (обретение истины). Известным продолжением этой традиции является хабермасовская идея "herrschaftsfreie Diskussion". Но так понятый диалог инверти­руется повсеместно, причем уже во времена самого Сократа и Платона. Тем более это извращается в современном дискурсе масс-медиа. «Истина», которая рождается и живет в парадиало-ге - есть, опять-таки, делезовский «эффект», эффект смысловой, но в равной мере и шумовой, визуальный. Он мимолетен, живет только во время эфира, он лишен всякой субстанциальности и причинности, в отличие от бахтинских «идей» и «мыслей», рож­даемых (с творческой мукой) в диалоге.

Для нашей характеристики политического парадиалога небез­ынтересно, что героями сократического диалога выступают, по Бахтину, именно идеологи, а «самое событие, которое соверша­ется в "сократическом диалоге" (или, точнее, воспроизводится в нем), является чисто идеологическим событием искания и испы­тания истины»³. Бахтин отмечает, что идеологический моноло-гизм эпохи Просвещения, обусловленный европейским рациона­лизмом, стал закономерным отрицанием сократического диалога (его вырождение он фиксирует уже у позднего Платона). Совре­менный политический парадиалог есть тоже отрицание сократи­ческого диалога, но отрицание, свойственное всем постмодернист­ским эпохам: отрицание в форме пародии и симуляции.

Политический парадиалог отрицает идеологичность сокра­тического диалога уже тем, что в нем нет идеи как «живого события, разыгрывающегося в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний»; идеи, которая «хочет быть ус­лышанной, понятой и «отвеченной» другими голосами с других позиций»⁴. Здесь даже нет того нововременного монологизма «идеологического творчества», который у Бахтина образует диа­лектическую противоположность диалогическому принципу. Нет, потому что одно и единое сознание, которое выражает в

классической идеологии дух нации, народа и прочего, обнару­живает здесь явные признаки шизофрении: оно рождает массу парадоксов и абсурдов, его постоянно «несет» в какой-то безум­ной скачке идей. Одним словом, парадиалог - это не идеологи­ческий субститут диалогичной по своей природе идеи, но абсур­дистское шоу идеологических уродцев.

Речь участников парадиалога представляет собой вербали­зацию их автокоммуникативного потока сознания. Соответст­венно, в парадиалоге взаимодействуют не «точки зрения», не «концепции», «идеологии» и тому подобное, но просто (как в коллаже, клипе) совмещаются в пространстве и времени два потока мышления и речи. Это, безусловно, противоречит принципу успешности стандартного диалогового общения. По Н. Луману, эффективное (продуктивное) общение между людь­ми подразумевает, что «говорить в данный момент всегда может только один из присутствующих. Если начинают говорить сразу несколько человек и упрямо продолжают свои речи дальше, то, по крайней мере, понятность и координированность их реплик от этого страдает, быстро приближаясь к нулю... Несколько тем могут рассматриваться только поочередно. Участники разгово­ра должны ограничивать свои реплики актуальной в данный момент темой, или они должны добиться изменения темы. Это может приводить к тихой борьбе за власть, к борьбе за центр сцены и за внимание других. Уже на самом изначальном уровне элементарного общения лицом к лицу нет социальных систем с равнозначными шансами»¹.

Парадиалог требует уточнения этого лумановского положе­ния. Если в обычном разговоре борьба за коммуникативную власть ведется в контексте предметного спора по поводу ре­альных проблем (а потому эта борьба и оказывается «тихой», незаметной), то в парадиалоге она выходит на первый план и подчиняет себе предметную логику спора. Эта борьба довлеет, превращая весь диалог в разновидность коммуникативно-власт­ного «искусства для искусства», а предметную логику рассмат­риваемых тем - в набор бессмыслиц.

В парадиалоге весьма часто нарушается то, что Луман - со­вершенно справедливо - рассматривает как условие успешности Диалогового общения: очередность реплик «в тему». Участники

¹ Там же. С. 100.

² Там же.

³ Там же. С. 127.

⁴ Там же.

1. Luhmann N. Interaktion, Organisation, Gesellschaft // Soziologische Aufklärung - II. Aufsätze zur Theorie der Gesellschaft. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1975. S. 10-11.

Ill

парадиалога, напротив, часто говорят одновременно, оставаясь к тому же на своей тематической волне; соответственно, записы­вать реплики такого диалога приходится иногда в параллельные столбцы, а не в линейной очередности, как в обычном диалоге. Несколько меняется и декодирование парадиалога внешним на­блюдателем: оно уже не может осуществляться лишь линейно, как в книжном дискурсе, но также цельно-пространственным способом, как в случае визуального дискурса.

Наблюдатель парадиалога в лучшем случае может - на свой страх и риск - дать осмысленную интерпретацию отдельным фрагментам дискурса: репликам того или иного участника, тому или иному микросюжету разговора. Наблюдатель может даже сделать вывод, что один из них был успешнее (убедительнее, симпатичнее, артистичнее - все эти оценки по содержанию при­мерно одинаковы), чем другой. Но коммуникативная успешность понимается здесь в квазиэстетическом смысле, и наблюдатель не может ни подключиться к такому «диалогу» (ибо нет ясной смысловой нити, за которую можно было бы ухватиться), ни од­нозначно объявить себя на стороне того или иного из участников «спора». Диалог приобщает наблюдающего «третьего» к дискур­су, к роли со-беседника; парадиалог же консервирует «третьего» в роли внешнего наблюдателя, публики, зрителя шоу.

Дата добавления: 2015-08-03