Отличительные признаки наследника по Сартру

Классический анализ, принадлежащий перу Жан-Поля Сартра (в «Критике диалектического разума», 1960), опирается на понятие «отличие». Его можно полностью понять только с учетом того примата, который Сартр отводит поня­тию praxis (слово, обозначающее практику и ее определенную форму как в гре­ческом, так и в немецком языках): «Мы обнаружим, возможно, некий смысл в эволюции обществ и людей, если допустим, что взаимоотношения групп, клас­сов и вообще всех социальных образований (коллективов, сообществ) являются в своей основе практическими, т. е. реализуются через обоюдные акции взаимо­помощи, союзнических отношений, войн, угнетения и т. д., какими бы ни были типы и способы реализации этих акций» (с. 731).

Отличие является одной из составляющих социальной практики, историчес­ки возникшей в конце XIX в. во Франции: оно представляет собой способ суще­ствования наследников буржуазии. Оно не является сущностным свойством оп­ределенного класса, поскольку буржуа не всегда вынужден стремиться к отли­чию и в определенных ситуациях озабочен прежде всего тем, чтобы внушать страх. Но отличие является способом существования тех буржуа, которые стали на­следниками того, что создано их отцами начиная с июня 1848 г. и Кавеньяка, а затем и во времена Тьерра и Коммуны, т. е. с институирования буржуазии как класса, чинящего расправу над своим Другим — пролетариатом. Классовые от­ношения во Франции конца XIX в. не могут быть поняты, исходя только из эко-

Человек — общественное животное

комического и социологического анализа. Они несут на себе отпечаток прошлой ненависти, которая довлеет над настоящим в том смысле, что за ним может по­следовать только одно будущее — будущее новых классовых войн. Практика рас­правы была субъективно интериоризирована наследниками, и буржуазия осо­знала себя как класс на уровне каждого буржуа: практически все буржуа дали друг другу клятву, что в классовой войне ни один из них не отступит. Каждый буржуа узнает себя в другом буржуа по признакам применения угнетательской практики. Этот praxis находит свое выражение во множестве установок и пози­ций.

В то время как аристократия приобретает свой качественный статус и приви­легии при рождении, которое является фактом природы (обязывающим защи­щать свою честь), для буржуазии природа является той универсальностью, в силу которой все люди рождаются свободными и равноправными, поэтому и буржуа и пролетарий по своему естеству являются людьми. Отличие выступает как не­что противоестественное: оно отрицает природную универсальность людей. «Бур­жуазия второй половины века выбирает для жизни установку на светский пури­танизм с его непосредственно угнетательской значимостью, каковой является отличие». Буржуа отрекается от естественности, убивая собственные потребно­сти посредством насилия над своим телом: он носит жесткий воротничок и крах­мальную манишку, одевается в черное — цвет траура, — становится трезвенни­ком, а жена его должна быть фригидной. Тело в качестве биологической универ­сальности (благодаря которой угнетаемый живет в угнетателе в том смысле, что оба они, пролетарий и буржуа, имеют одинаковое органическое тело, обладаю­щее потребностями) должно быть подавлено, приручено, дисциплинировано в своих функциях. Тело господина, в силу того что оно является человеческим те­лом, должно быть закрепощено. Укрощено. Оскоплено. Буржуа утверждает себя в отношении к рабочему как носитель «культуры вне природы». Это буржуазное жеманство позволяет обосновать прерогативы буржуазии и оправдать угнетение пролетария: угнетая собственное тело, буржуа требует права угнетать рабочего. В своем теле он угнетает рабочего и его потребности.

Но каким образом, спрашивает Сартр, нужно понимать отличие? Существу­ет ли оно как нечто значимое только для нас, в нашем сознании, является ли оно лишь нашей объяснительной фикцией? Для наследника ответ ясен: отличие есть публичный знак, существующий для Другого. Но для обладающего отличием этот Другой не есть кто-то один, это серия всех других людей, обладающих отличи­ем. (Типичным феноменом серийной или дополнительной группы можно счи­тать моду.) Наследник производит нечто вроде фокуса: не родившись аристо­кратом, он не может ссылаться на собственные достоинства (поскольку любой другой, даже сын рабочего, обучающийся в Политехническом институте, или сын колбасника, ставший студентом Свободной школы политических наук, мог бы также ссылаться на это в обоснование законности своих претензий). Отли­чие наследника, часть наследия которого составляет и жесткость его отца, должно проявляться в его натуре, но это натура против культуры, семейный exis, преоб­разованный в praxis. Причем этот praxis является практикой не индивида, а всех буржуа, составляющих серию, и все это соразмерно тому, в какой степени отли-

ЧАСТЬ I. Институт политики

чие наследника обосновывает его наследство. Не потому, что сын таков, каков отец. Дело в том, что законность получения наследства опирается на качества, которые приобретены сыном, хотя они и выступают как его врожденные каче­ства, подобно тому, как его культура представляется связанной с его натурой (при том, что формирование будущих наследств французских буржуа в XIX в. потре­бовало пролития крови рабочих). Отличие выступает как трансформация кон­кретной истины отца в стабилизированную инерцию практики сына. Но эта инерция вполне прозрачна для наследника: он ощущает свое отличие как клас­совое различие, делающее его представителем своего класса и определяющее соответствие природе своего класса, следовательно, и его культуре. Причем от­личие функционирует как юридическое обоснование угнетения и как фактор укрепления однородности всего класса на основе радикального разрыва с Дру­гим: со своим телом, к которому буржуа относится как к рабочему, и с рабочим, который выступает как тело буржуа¹. Итак, отличие есть не пассивный груз струк­туры, довлеющей над субъектами (каковые не являются железной стружкой, притягиваемой магнитом в магнитном поле), и не игра или комедия, которую буржуа разыгрывают перед собой; нет, отличие фукционирует как квазиприрода на фоне насилия, каковое является составляющей группы, особенно в том смысле, что буржуа сами осознают свое насилие над пролетариями, то самое насилие, которое сплачивает их, но которое они отрицают.

Дата добавления: 2015-08-03