Социологический релятивизм и ценности: варварство и цивилизация

Далее, чтобы подчеркнуть всю сложность такого рода споров, покажем, что если утверждение об абсолютном и трансцендентном характере истины не свя­зано механически с авторитарными политическими теориями, то и релятивист­ское учение о культуре не ведет обязательно к моральному индифферентизму.

По мнению Клода Леви-Строса, природа подчиняется универсальным зако­нам, тогда как для культуры (всей суммы того, что человек прибавил к природе, т. е. техника, институты, верования, часть которых в отдельных обществах рас­сматривается как средство фиксации обязательных норм) характерна относи-

¹ С простейшим изложением этой теории можно познакомиться в предисловии к книге «Ни­щета историцизма».

Социология, политическая социология, политическая наука

тельность'. Тем не менее запрет на кровосмешение является универсальным пра­вилом: запрещение интимных связей и брачных отношений между близкими по крови родственниками выступает как феномен, не знающий исключений, хотя его содержание изменчиво. Этот запрет выступает в качестве посредника между культурой и природой, что создает возможность символическому обмену (цир­куляция сексуальных партнеров, имущества и слов) стать основой социальной связи. Однако не предопределяет ли само разнообразие законов родства, кото­рое в негативном смысле проявляется в запрете на кровосмешение, а в позитив­ном обеспечивает включение людей в определенный символический порядок, равную обоснованность всех систем правил, логическую невозможность мораль­ной оценки? Достаточно ярким примером этого может служить невозможность осуждения людоедства. Оно всегда носит ритуальный характер, т. е. подчиняет­ся запретам и требованиям, зависящим от верований, а основное верование здесь сводится к тому, что люди присваивают себе качества того, что они съедают. В одном случае кто-то считает, что труп есть лишь определенное количество мяса и костей, и зачем тогда, если ты не вегетарианец, осуждать людоедство. В дру­гом кто-то думает, что человеческий труп имеет бульшую ценность или досто­инство, нежели труп животного, и заслуживает определенного уважения. Имен­но так рассуждает каннибал. Он съедает человека не для того, чтобы удовлетво­рить голод (такое можно было встретить в советских концентрационных лаге­рях под воздействием крайних мук голода), но потому, что верит, будто приоб­ретает при этом лучшие качества съеденного, подобно тому как католик, съеда­ющий просфору, верит, что тем приобщается к Богу. О чем можно судить при такой модели рассуждений? Скатывается ли социология к безнравственности или она должна укрыться в морали науки (хороша только истина, и социология в состоянии ее достигнуть)?

Эти выводы нельзя считать обязательными, поскольку социологический ре­лятивизм может содержать в самом себе моральный критерий. Леви-Строс сле­дующим образом сформулировал парадокс самопроизвольного «конструирова­ния», или «самосоздания»: варваром является прежде всего тот, кто верит в вар­варство. Как это понимать? Варвар — это тот, кто относится к людям жестоко (бесчеловечно), потому что он исключил их из человеческого рода, и, чтобы сде­лать это, он клеймит их, затем уничтожает тех, кто не совмещается с его пред-

¹ Классическое определение культуры дал Э. Б. Тайлор (1871): «Культура, или цивилизация, взятая в самом широком этнографическом смысле, представляет собой сложную совокупность, включающую знание, веру, искусство, мораль, право, обычаи и все другие умения и привычки, приобретенные человеком как членом общества». Собрав около ста пятидесяти различных опре­делений, А. Л. Крёбер и Клакхон предлагают следующее определение (1952): «Культура заключа­ется в явнык и скрытых моделях (patterns) поведения, приобретенных или переданных при помо-ши символов, которые представляют собой достижения человеческих групп, включая их реальное воплощение и приемы мастерства; главный центр культуры определяется традиционными идеями (т. е. идеями, исторически сложившимися и отобранными) и — особенно — связанными с ними ценностями; культурные системы могут рассматриваться, с одной стороны, как результаты дея­тельности, с другой стороны, как элементы, обусловливающие будущую деятельность». Нельзя путать антропологический смысл культуры (оппозиция: культура/природа) и смысл социологиче­ский (в известных случаях нормативный), когда культура рассматривается как высший для данно­го общества уровень ценностей и действий.

ЧАСТЬ I. Институт политики

рассудками, кому он приписывает явные или скрытые пороки. Провозглашая бесчеловечность «варваров», «варвар» относится к ним «по-варварски». И на­оборот, тот, кто не верит в существование бесчеловечного в человеке, не прибег­нет к искоренению «вредителей» (кулаков), подобно Ленину, или «недочелове­ков», подобно Гитлеру. Он является подлинным гуманистом в том смысле, в ко­тором гуманизм определяется изречением: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо», т. е. признание человечности как качества всех людей, включая и тех, кто жесток, включая «дикарей» и «варваров».

Критика опасностей релятивизма, а мы только что показали, как можно на нее ответить, была направлена также и против тех, кто вслед за Ницше, напри­мер Мишель Фуко, поднимал вопрос о связях между знанием и-властью, но и здесь критика была не более обоснованной.

Дата добавления: 2015-08-03