Глава 5 6 страница

Народный комиссариат обороны СССР 25 сентября поручил советскому военно-морскому атташе в Париже официально сообщить руководству французского Генерального штаба, что на западной границе СССР в состоянии боевой готовности находятся 30 стрелковых и кавалерийских дивизий, авиация и танки. Комдив Н.Н. Васильченко передал эти сведения 26 сентября генералиссимусу М. Гамелену. Однако при личной встрече с премьер-министром Н. Чемберленом в Лондоне тот вообще не обсуждал проблему завершения мобилизации соединений РККА в западных советских военных округах. И только во время беседы с председателем Комитета начальников штабов Соединенного Королевства Э. Айронсайдом Гамелен сказал с сожалением, что он не рассчитывает на значительную помощь сухопутных войск СССР, однако он принимает во внимание участие советской авиации в Чехословакии, а если будет нужно — то и в Румынии[769]. Начальник Генерального штаба Франции считал, что Красная Армия в случае конфликта выставит 5 млн. солдат и офицеров, или 100 пехотных дивизий, и отдавал себе отчет, что германская армия имеет серьезные недостатки в командных кадрах, в первую очередь, в системе военной подготовки, ориентированной на «молниеносную победу». Он полагал, что СССР в состоянии использовать на европейском театре военных действий 3750 боевых самолетов[770]. Представляется, что М. Гамелен был серьезно встревожен самим фактом появления в Центральной Европе такой мощной армии, которой не могла противостоять ни одна другая армия до проведения всеобщей мобилизации.

Начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников утром 28 сентября отдал приказ, которым предписывалось: «в Ленинградском, Белорусском, Киевском, Харьковском, Орловском, Калининском, Московском, Приволжском, Уральском, Северо-Кавказском и Закавказском округах красноармейцев и младших командиров, выслуживших установленные сроки службы в рядах РККА, впредь до особого распоряжения из рядов армии не увольнять»[771]. Об этих военных приготовлениях CCCР были официально проинформированы французский военный атташе в Москве генерал А. Палас и чехословацкий посол З. Фирлингер.

Признавая роль СССР как единственного «противовеса» Германии, президент Э. Бенеш в то же время говорил, что он всегда был противником «чрезмерного влияния России в Центральной Европе»[772]. Свидетельством этому служит секретная директива министра иностранных дел ЧСР К. Крофты послу Чехословакии в Москве З. Фирлингеру: «Мы должны выждать, сохранит ли новое правительство [Франции] такую же линию…, а главное, так же ли оно рассматривает вопрос о Польше и России. При нынешних отношениях между Парижем, Прагой и Москвой всегда сохранялся принцип, что Прага не берет на себя инициативу, в частности, в военных вопросах сама переговоры вести не будет... Мы должны присоединиться к тому, о чем существует договоренность между Парижем и Москвой». Мнение большинства чешских дипломатов и историков, которые в свое время с различных идеологических позиций освещали проблему «мюнхенского сговора», остается на редкость единодушным - Советский Союз был готов помочь ЧСР и без участия Франции. Чехословацкое правительство из «страха перед коммунизмом» отклонило советскую военную помощь[773]. В определенном смысле это решило судьбу суверенной Чехословацкой республики. В Мюнхене Чемберлен, Даладье, Гитлер и Муссолини фактически превратили ее в протекторат «третьего рейха», и независимую профашистскую Словакию.

Анализируя причины пещерного антисоветизма Н. Чемберлена, профессор Ф. Дворжник писал после Мюнхена: «Что касается дальнейшего развития, то Чемберлен верит: если нынешняя европейская ситуация и впредь осталась бы неизменной, а СССР продолжал бы играть важную политическую роль, то катастрофическая война стала бы неизбежной и Великобритания оказалась бы в крайне неблагоприятном положении. Ей пришлось бы сделать выбор: или присоединиться к красному знамени, или остаться нейтральной — что было весьма трудно ввиду союза с Францией, — или заявить об открытом союзе с государствами Оси. Поэтому Чемберлен на протяжении последних месяцев настойчиво стремился использовать всю мощь Англии как великой державы для того, чтобы если не разложить существующие блоки, то, по крайней мере, предотвратить такую опасную ситуацию. Иными словами, Чемберлену — предельному индивидуалисту по своему характеру, — когда он все анализировал, представлялось более выгодным лишить СССР положения великой державы, не дать ему возможности играть в Европе столь важную и опасную роль и полностью оттеснить СССР на оборонительные позиции. До сего времени Чемберлену эта тактика удавалась. Особенно она ему удалась в отношении Чехословакии. Сегодня более чем очевидно, что в ущерб нашим интересам у Чемберлена надо всем возобладало опасение, что в случае возникновения военного конфликта из-за Чехословацкой республики СССР оказался бы втянутым в дела Центральной Европы и стал там решающим фактором»[774].

Утром 30 сентября 1938 года Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье подписали Мюнхенское соглашение. В 10 часов президент Э. Бенеш пригласил в Градчаны в Праге министров и лидеров партий. Когда все собрались, министр иностранных дел К. Крофта сказал, что он вынужден произнести самые страшные слова в своей жизни: «Германия ультимативно требует, чтобы в течение ближайших десяти дней ей была передана вся Судетская область, а также граничащие с Австрией районы, где немецкое население составляет хотя бы половину. Италия, Англия и Франция поддерживают эти требования. Несмотря на то, что с Парижем Чехословакию связывает союзный договор, французы не собираются и пальцем пошевелить, чтобы спасти чехов. Собственные территориальные притязания к стране выдвигают Польша и Венгрия. Положение безвыходное.… Теоретически ультиматум можно отвергнуть. За этим последуют германское вторжение, польская агрессия и война, в которой нас никто не спасет. Неизвестно, помогут ли нам Советы, и будет ли эта помощь эффективна». Затем Крофта принял послов Англии, Франции и Италии. Он был предельно краток: «От имени президента республики и правительства я заявляю, что мы подчиняемся решению, принятому в Мюнхене без нас и против нас. Мне нечего добавить... Все кончено. Сегодня наша очередь - завтра настанет очередь других!»[775].

Гарантии Гитлера и Муссолини о сохранении целостности «этнической Чехо-Словакии» в Мюнхене прозвучали неубедительно. Последовавшие спустя полгода оккупация Праги и окончательный раздел Чехии на «протектораты Богемия и Моравия» убедили германское партийное и военное руководство в том, что западные державы не станут и в дальнейшем препятствовать их аннексионистской политике в отношении Польши, Литвы и Советского Союза. Небольшое экономически развитое промышленное суверенное государство стало разменной монетой в политической игре великих держав.

В Мюнхене в этот же день Гитлер и Чемберлен подписали трогательную Декларацию о ненападении и о мирном урегулировании спорных вопросов. «Мы, германский фюрер, имперский канцлер и британский премьер-министр... согласились в том, что вопрос об англо-германских отношениях имеет первостепенную важность для обеих стран и для всей Европы. Мы считаем, что соглашение, подписанное вчера вечером, равно как и англо-германское морское соглашение, символизируют волю обоих наших народов никогда впредь не воевать друг с другом» [776].

«Цветочная война», как ее образно назвал генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн, закончилась блистательной бескровной победой Гитлера. Мюнхенское соглашение уничтожило Чехословакию как суверенное государство. Союзником Германии в ее разделе стала Польша, которая, таким образом, de facto продемонстрировала готовность проводить независимую от Парижа и Лондона внешнюю политику, идя на демонстративное сближение с нацистским «третьим рейхом» и фашистской Италией. Польский посол в Берлине граф А. Липский накануне «мюнхенского сговора» откровенно заявил Гитлеру о желании польского правительства полностью ликвидировать Чехословакию как независимое государство, так как польское правительство рассматривает «Чехословацкую республику как создание искусственное... не связанное с действительными потребностями и здоровым правом народов Центральной Европы. … Начинается религиозная война между фашизмом и большевизмом, и в случае оказания Советским Союзом помощи Чехословакии Польша готова к войне с СССР плечом к плечу с Германией. Польское правительство уверено в том, что в течение трех месяцев русские войска будут полностью разгромлены, и Россия не будет более представлять собой даже подобия государства»[777].

Э. фон Манштейн с грустной иронией писал: «В Польше - за исключением маршала Пилсудского и еще немногих трезво мыслящих политических деятелей - очевидно, никто никогда ясно не представлял себе всю опасность положения, в котором оказалась страна в результате удовлетворения несправедливых территориальных претензий по отношению к своим соседям: России и Германии. Польша насчитывала 35 миллионов жителей, из которых опять-таки было только 22 миллиона поляков, в то время как остальная часть принадлежала к немецкому, украинскому, белорусскому и еврейскому меньшинству, подвергавшемуся без всякого исключения в той или иной степени угнетению. Наряду с этим Польша, полагавшаяся на союз с Францией в годы военной слабости Германии и Советского Союза, видно, слишком долго предавалась мечтам о возможности нападения на них»[778]. Польская правительственная газета 9 октября 1938 года с имперским апломбом писала, что «открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует от нас в ближайшее время огромных усилий для разрешения неимоверно трудных задач»[779].

Тешинская Силезия была передана «мюнхенскими миротворцами» польскому правительству по его требованию. Это вызвало беспокойство у широких слоев населения Прибалтики. В Риге «упорно циркулируют слухи, что вскоре после захвата Тешина Польша поставила перед Латвией требования о присоединении к Польше латвийской территории с польским населением. Речь идет об Илькте, возможно о Двинске. Местные газеты ничего об этом не пишут. Однако молва утверждает, что латыши уже смирились с неизбежностью уступок полякам. Вопрос только в размере этих уступок. Говорят, что польские требования вызвала острые разногласия в руководящих сферах. Против капитуляции настроены военные круги. Ходят также слухи о возможности резкого изменения политического курса в сторону открытого сближения с Германией и соответствующего изменения внутренней политики Латвии. Местные газеты сообщают теперь, что в тревожные дни здесь наблюдалось массовое изъятие вкладов из банков. Одна из газет упрекает за это некоторых крупных вкладчиков, предупреждая, что они теперь не могут рассчитывать на поддержку госучреждений. Здесь не перестают говорить о растерянности, которая наблюдается в руководящих кругах»[780]. В Варшаве и Вильно происходили массовые антилитовские демонстрации под лозунгами «Вперед на Ковно!» и «Да здравствует великая Речь Посполитая!» Только неопределенная и напряженная ситуация, сохранявшаяся на советско-польской границе в эти дни, помогла сохранить суверенитет Литовской республики. Заместитель министра иностранных дел Польши граф Я. Шембек направил инструкцию польскому послу в Москве А. Гржибовскому: «Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией. Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии»[781]. Участие в разделе Чехословакии совместно с Германией не оставляло польскому правительству иной альтернативы.

Муссолини, выступая на Большом Фашистском Совете, коснувшись подписания Мюнхенского договора, сказал, что «Прага была штаб-квартирой демократии и большевизма», поэтому «то, что произошло в Мюнхене, просто колоссально... Это конец большевизма в Европе, конец коммунизма в Европе, конец политического влияния России в Европе»[782]. Он приветствовал фактическое присоединение 2-й Речи Посполитой и Словакии к итало-германскому Стальному пакту.

Гитлер, выступая в рейхстаге 28 апреля 1939 года, заявил, что в результате оккупации Чехословакии вермахт получил в качестве трофеев 1582 самолета, 501 зенитное орудие, 2175 пушек, 785 минометов, 43876 пулеметов, 469 танков, более 1 млн. винтовок, 114 тысяч пистолетов, 1 млрд. патронов, 3 млн. снарядов.

Вермахт в действительности получил все тяжелые чешские вооружения, в том числе 598 современных танков и 1514 боеспособных военных самолетов всех классов. Правительству Болгарии были безвозмездно переданы 24 скоростных бомбардировщика Авиа В.71 «Жерав» (СБ-2), 12 французских двухмоторных бомбардировщиков Марсель-Блок МВ.200 чешской сборки и 62 многоцелевых самолетов Летов Š.328 «Врана». Таким образом, костяк болгарской военной авиации во время второй мировой войны составили чехословацкие самолеты. Остальные военные самолеты поступили на вооружение Словакии, а истребители Авиа В.534/IV перевооружались пушками Эрликон MG/FF во втулке винта и в модификации Bk.534 оказались в резерве Люфтваффе[783].

В распоряжении военной промышленности Германии оказались крупнейшие предприятия континентальной Европы: заводы «ЧКД», «Татра», «Шкода», «Авиа» и «Аэро». На них немецкими специалистами было организовано массовое производство современных вооружений, включая танки, самолеты и самоходные артиллерийские орудия. Так, до 1943 года для вермахта было произведено 190 танков TNHP, 312 танков LT.35 и 1411 танков LT.38, по немецкой классификации Pz.Kpfw.35(t) и Pz.Kpfw.38(t). Они составляли 42% автобронетанкового парка вермахта в 1941 году, не считая 1322 самоходных артиллерийских установок, созданных на их шасси[784].

Французская промышленность в течение 1918-1938 годов сумела выпустить 280 новых легких танков Рено D.1/2 и AMR.33, 427 средних танков СОМУА S.35 и 369 морально устаревших двухпушечных тяжелых танков Рено-Шнейдер-Крезо В.1 и В.1bis. Французское правительство рассчитывало на чехословацкие танковые заводы с их колоссальными производственными мощностями. Теперь ему пришлось срочно налаживать строительство бронированных машин на собственных небольших автомобильных и маломощных тракторных предприятиях. Франция на европейском континенте осталась один на один с Германией. Прежняя Версальская экономическая и оборонительная система усилиями правительства Великобритании перестала существовать. У. Чёрчилль с горечью констатировал в Палате общин: «Мы испытываем бедствия первостепенного значения, выпавшие на долю Великобритании и Франции. Не будем закрывать на это глаза. Мы должны ожидать, что в ближайшее время все страны Центральной и Восточной Европы придут к соглашению с торжествующей фашистской властью. Сметен ряд союзов в Центральной Европе, на которые Франция опиралась для обеспечения своей безопасности» [785].

Гитлер прекрасно ориентировался в стиле мышления своих противников. План завоевания Европы в Министерстве иностранных дел «третьего рейха» и Генеральным штабе вермахта был просчитан по указаниям фюрера с учетом всех органических пороков Версальской доктрины «взаимодополняющей общеевропейской обороны». Из ее цепи впоследствии будут последовательно выбиваться «крепежные» звенья: Польша, Дания, Норвегия, Люксембург, Бельгия и Нидерланды. Но для сохранения крепкого сна «мюнхенских архангелов» в Лондоне и Париже рейхсминистр народного просвещения и пропаганды И. Геббельс развернул образцовую антисоветскую кампанию. В шестую годовщину прихода нацистов к власти упоенный дипломатическими победами рейха Гитлер выступил в рейхстаге с речью, лейтмотивом которой был тезис: «Если при международной финансовой поддержке евреям в Европе и за ее пределами снова удастся ввергнуть народы в новую мировую войну, то результатом этого будет не установление большевистского мирового правления и еврейского триумфа, а уничтожение евреев в Европе»[786].

Во время официального визита польского министра иностранных дел Ю. Бека в Берлин Гитлер при личной встрече 5 января 1939 года заявил о «единстве польско-германских интересов в отношении Советского Союза». В беседе с рейхсминистром иностранных дел И. фон Риббентропом, состоявшейся 26 января, Бек дал обещание обсудить на ближайшем заседании сейма возможность присоединения Варшавы к «Антикоминтерновскому пакту» при условии, что Германия поддерживает намерение Польши завладеть Украиной, и получить выход к Черному морю. По возвращении из Германии, выступая в комиссии сейма по иностранным делам 11 марта 1939 года, он указал на заинтересованность Польши в получении восточных «советских колоний»[787].

Для советского Генерального штаба неожиданный и категорический отказ правительства Чехословакии от военной помощи РККА и двусмысленная позиция Франции в период реализации мобилизационного плана в западных военных округах СССР означала полное раскрытие его секретных планов по развертыванию вооруженных сил в случае войны. Германская, польская и румынская военная разведка оказались посвященными в оперативные замыслы высшего военного и политического руководства Советского Союза, причем до их малейших технических деталей, включая расположение военных складов, железных дорог - «декавилек» и запасных укрепленных точек. В стратегическом отношении это означало, что необходим их полный пересмотр, что требовало значительного времени и сил. Красная армия отныне на долгое время была не готова к активным наступательным действиям, поскольку любые перемещения войск по отработанной схеме немедленно пресекались бы авиацией и диверсионными отрядами вероятного противника. «Мюнхенский сговор», как ни парадоксально, достиг своей цели, провозглашенной Н. Чемберленом, - ослабления Франции и изоляции Советского Союза. Политическому и военному руководству СССР теперь требовалось радикально менять всю сложившуюся систему базирования танковых и авиационных соединений и дислокации стрелковых дивизий и кавалерийских корпусов.

И в тоже время удивительная слаженность и стремительные темпы развертывания огромной массы войск и боевой техники РККА в Киевском и Белорусском Особых военных округах и частичной мобилизации соединений в Ленинградском, Калининском и Харьковском военных округах показали действительную мощь Красной армии. Только добровольная капитуляция правительства Чехословакии перед бывшими союзниками - «миротворцами» спасла гитлеровскую Германию и Польшу от военного разгрома. Отныне без Советского Союза не мог разрешиться ни один политический кризис. Главный штаб Люфтваффе в ноябре 1938 года принял новый план развития военной авиации, который предполагал неизбежную войну с СССР. Самолетостроительная программа предусматривала к весне 1942 года иметь в строю Люфтваффе 20 000 самолетов: 8000 средних бомбардировщиков, 2000 пикирующих бомбардировщиков, 3000 двухмоторных истребителей-бомбардировщиков, 3000 одномоторных истребителей, 750 разведчиков, 2500 самолетов военно-морской авиации и 500 транспортных самолетов[788].

Дата добавления: 2015-08-05