Глава 5 4 страница

В 1940 году был построен и испытан бесхвостый дальний бомбардировщик ДБ-ЛК конструкции профессора В.Н. Беляева. От машин такого же назначения, состоявших на вооружении, новый самолет отличался своей необычной формой. Он имел два фюзеляжа, представлявших собой как бы удлиненные гондолы двигателей и заканчивавшиеся прозрачными поворотными кольцами. Такая конструкция фюзеляжа заставила отказаться конструктора от испытанной двухкилевой схемы и применить центральное вертикальное оперение. Вертикальное оперение большей площади было смонтировано на задней части центроплана, горизонтальное - высоко за задней кромкой центроплана. Его крыло типа «бабочка» площадью 56,87 м² имело сильно выраженную обратную стреловидность. Экипаж самолета состоял из четырех человек. В левом фюзеляже размещались летчик и воздушный стрелок, в правом - штурман и стрелок-радист. На внутренней подвеске можно было разместить четыре бомбы по 250 кг или до 58 небольших бомб общим 'весом в 1000 кг. В перегрузочном варианте ДБ-ЛК поднимал вместе с внешней подвеской до 2000 кг бомб. Взлетный вес бомбардировщика с нормальной нагрузкой немного превышал 9000 кг, в перегрузочном варианте достигал 10 670 кг. На первом опытном экземпляре ДБ-ЛК стояло два двигателя М-87Б мощностью по 950 л.с., но в дальнейшем предполагалось вместо них ставить серийные моторы М-88. Оригинальная схема ДБ-ЛК имела ряд существенных преимуществ перед классической схемой. С такими же двигателями, как у аналогичного по весу и размерам серийного бомбардировщика ДБ-3, новый самолет показал скорость на 45 км/час больше. Однако бомбардировщик С.В. Ильюшина уже успел повоевать в Китае, и имел значительные резервы для модернизации[715].

В качестве тяжелого четырехмоторного бомбардировщика в НИИ ВВС, начиная с 1936 года, проходил испытания самолет АНТ-42 (ТБ-7) конструкции В.М. Петлякова. Запуск нового самолета постоянно тормозился из-за отсутствия серийных высотных двигателей, оснащенных надежными турбокомпрессорами. Установка в фюзеляже дополнительного двигателя М-100 в качестве нагнетателей АЦН-1 и АЦН-2 отрицательно сказалась на бомбовой нагрузке самолета. Нарком авиационной промышленности СССР М.М. Каганович 14 мая 1939 года приехал на ГАЗ № 124 завод и распорядился без санкции Политбюро ЦК ВКП (б) самолет ТБ-7 с производства снять, а оснастку - разрушить и выбросить на свалку. Парторг ЦК завода тут же связался с Москвой лично со Сталиным. Приказ был отменен, а самого Кагановича вскоре «перевели на другую работу»[716].

Стратосферный двухмоторный бомбардировщик ДВБ-102 с герметической кабиной был заказан конструкторской группе В.М. Петлякова, который работал в режимном КБ-28 НКВД СССР. Непосредственным руководителем проекта «102» являлся В.М. Мясищев. Основной проблемой для его внедрения в серию опять были двигатели. Моторы М-120ТК не прошли положенного цикла стендовых испытаний, а отечественные турбокомпрессоры оставались ненадежными. Поиски нового высотного мотора продолжались до 1942 года, потому что такой самолет был жизненно необходим дальнебомбардировочным полкам ВВС РККА. В итоге на самолет установили серийные моторы М-105Р, с которыми он превратился в скоростной фронтовой бомбардировщик. В серию он запущен не был. Несмотря на то, что теоретически высотный бомбардировщик был недоступен истребителям ПВО противника, в Специальном Техническом бюро знаменитой туполевской «шараги» сконструировали и двухмоторный высотный истребитель сопровождения ВИ-100[717].

Серьезным недостатком Большой самолетостроительной программы было отсутствие в ней пикирующего бомбардировщика и тяжелого дальнего истребителя. Но в тридцатые годы пикирующие бомбардировщики разрабатывались только для палубной морской авиации для поражения малоразмерных целей – кораблей. Наибольших успехов в этом направлении достигли американские конструкторы, создавшие сразу несколько типов удачных пикировщиков. За ними следовали японские инженеры, копируя авиационный парк своего вероятного противника. В Западной Европе пальма первенства в этой области тогда принадлежала Франции. На фирме Луар-Ньюпор строился в небольшой серии базовый пикирующий бомбардировщик военно-морских сил оригинальной конструкции LN. 41/411[718]. Главный штаб Королевского военно-морского флота Соединенного Королевства, не имея отчетливых представлений о тактике использования авианосцев в случае войны, подобных задач перед солидными английскими самолетостроительными корпорациями даже и не ставил. Достойного морского противника у англичан в это время не было. В сухопутных военно-воздушных силах пикирующие бомбардировщики себе достойного применения тогда не находили. Во время гражданской войны в Испании немцы применяли в ограниченных масштабах многоцелевой биплан Хеншель Hs-123, который свои достоинства продемонстрировать не сумел. Зато конструкторы фирмы «Юнкерс» по достоинству оценили французский морской базовый пикировщик, и добросовестно скопировали его принципиальную схему в знаменитом самолете Юнкерс Ju-87 «Штука», оставив неубирающееся шасси[719].

Конструктор Н.Н. Поликарпов, ясно понимая необходимость дальних многоцелевых самолетов, на свой страх и риск в 1936 году приступил к проектированию цельнометаллического двухмоторного трехместного истребителя МПИ-3 (многоцелевой пушечный истребитель – трехместный). С двумя серийными моторами М-103 он оснащался четырьмя 20-мм авиационными пушками ШВАК в носке фюзеляжа и одним кинжальным пулеметом ШКАС у стрелка. Однако в утвержденную большую самолетостроительную программу самолет, как до этого опытный истребитель И-17, «не вписывался», и М.М. Каганович с А.Д. Локтионовым пытались представить его как очередной каприз гения. Летчику-испытателю ЦКБ Герою Советского Союза В.П. Чкалову пришлось идти по всем инстанциям вплоть до И.В. Сталина, чтобы спасти проект. На первом этапе его усилия увенчались успехом: самолет переместили в категорию тяжелого штурмовика, или «воздушного истребителя танков». В этом варианте на самолете устанавливались две пушки ШВАК в носу и на турели, четыре пушки ШВАК в центроплане и два пулемета ШКАС в нижней кинжальной установке. Максимальная скорость ВИТ-1 с двигателями М-103 перешагнула порог 450 км/час, а ВИТ-2 с новыми двигателями М-105 - 520 км/час. Противотанковый самолет приказали переделать в пикирующий бомбардировщик СПБ, что являлось нарушением всех мыслимых инженерных стандартов, известных первокурснику политехнического института! После двух аварий в режиме пикирования по причине недостаточной жесткости конструкции самолета, сопровождавшихся гибелью летчиков-испытателей, работы по СПБ прекратили[720]. Приходится признать правоту Героя Советского Союза Г.Ф. Байдукова: был бы жив великий Чкалов с его упорством и огромным авторитетом, советские летчики встретили бы войну на лучших в мире самолетах[721].

Наконец, для принятия окончательного решения о развертывании серийного производства отечественного военно-транспортного и десантного самолета следовало трезво оценить объем пассажирских перевозок Аэрофлота. Для обеспечения пассажирских перевозок на местных воздушных линиях имелось достаточное количество одномоторных всепогодных самолетов Юнкерс Ju-13, К-3, К-5 и ХАИ-1, для линий средней протяженности - двухмоторных лайнеров ПС-9. Почтовые перевозки обеспечивали сухопутные самолеты У-2, П-5, П-Z, и гидросамолеты МП-1 и Ш-2. На дальних трассах применились шестимоторный самолет ПС-124 и трехмоторные Юнкерс Ju-52/3m. Конструкторский коллектив АГОС ЦАГИ в 1936 году представил правительственной комиссии десятиместный скоростной двухмоторный самолет ПС-35. Он был построен на базе серийного бомбардировщика СБ-2бис. По количеству посадочных мест и комфорту самолет соответствовал лучшему американскому магистральному лайнеру того времени Боинг-247, а по скорости и дальности превосходил его. Правда, небольшая высота пассажирского салона самолета создавала некоторые неудобства.

Летчик-испытатель М.М. Громов совершил на нем рекордный перелет Москва – Ленинград – Москва. Расстояние 1266 км было покрыто за 3 часа 38 минут при крейсерской скорости 350 км/час. Как курьерский штабной самолет ПС-35 отвечал заявленным тактико-техническим требованиям, и был незаменим в условиях высокогорного ландшафта. Серийное производство ПС-35 была завершена на десятом экземпляре, и ЦАГИ поручили усовершенствовать самолет. И вскоре на внутренние авиалинии вышел усовершенствованный с расширенным салоном скоростной самолет ПС-40 с двигателями ВК-105, поскольку он мог применяться в горной местности, в первую очередь на Кавказе благодаря высокой маневренности и большому потолку. Летчик М.А. Тютяев 22-26 августа на ПС-40 совершил скоростной рейс по маршруту Москва – Владивосток - Москва за 53 часа 40 минут со средней скоростью 305 км/час. Однако этих самолетов успели построить до начала Великой Отечественной войны лишь 12 экземпляров на самолетостроительном заводе АГОС ЦАГИ. Внешне они почти не отличались от самолетов ПС-35[722]. В период Великой Отечественной войны они применялись как разведывательные и противолодочные самолеты в бомбардировочных полках особого назначения.

В 1935 году Главный инженер ГУАП А.Н. Туполев сам неожиданно настоял на приобретении перспективного американского пассажирского самолета Дуглас DC-2. Он прошел испытания в НИИ ВВС, и получил положительные отзывы. На основании этого в Политбюро ЦК ВКП (б) было принято решение о покупке лицензии на серийное производство его модификации - самолёта DC-3 «Дакота». Рассматривался вариант параллельного производства пассажирского и бомбардировочного варианта этого самолёта, однако в связи с появлением ДБ-3 вопрос о военном варианте отпал. Контракт был подписан 30 ноября 1937 года. Советской стороне передавалась документация на модификацию DC-3/196, а так же все изменения, которые будут внесены в чертежи до 1 декабря. Надо отметить, что закупив лицензию на производство этого самолёта, инженеры ЦАГИ перевели в метрические меры все его размеры и толщины материала и тщательно пересчитать все элементы конструкции по европейским нормам прочности. Переработкой чертежей применительно к отечественной технологии и переводом размеров с дюймов на миллиметры руководил В.М. Мясищев. Подобную работу не смогли провести фирмы «Фоккер» и «Мицубиси» (Ki-34), также закупившие лицензии на производство самолета DС-2. Они были вынуждены производить только сборку самолетов из агрегатов, привезенных из США. Так как самолёты класса ПС-84 требовались срочно, а серийное производство задерживалось, в США была закуплена сравнительно большая партия из 100 готовых лайнеров DC-3. Производство ПС-84 затормозилось, потому что В.М. Мясищев был арестован, а предназначенный для серийного изготовления самолетов завод ГАЗ № 84 спешно достраивался параллельно развёртыванию конвейера. В итоге, в серию он был запущен в 1940 году, а год спустя самолет был переименован в Ли-2[723].

Отечественная ствольная артиллерия являлась одной из лучших в мире. Но и здесь И.В. Сталин предпочитал лично определять пути ее дальнейшего совершенствования. Начальник Главного артиллерийского управления маршал Г.И. Кулик как-то заявил, что, по мнению ученых, Красной Армии необходима универсальная 107-мм пушка, которая должна была полностью заменить 76-мм полковые и 45-мм противотанковые орудия. Теоретически ее можно использовать и в качестве морской зенитки, и в качестве орудия артиллерии Резерва Главного Командования, и в качестве танковой пушки. Ее снаряд действительно пробивал лобовую танковую броню любой толщины и броневые пояса надводных кораблей, вплоть до линкоров. Противник такого скоропалительного решения нарком вооружений Б.Л. Ванников был арестован. Производство 45-мм противотанковых и 76-мм дивизионных орудий и боеприпасов к ним было прекращено. До принятия на вооружение нового орудия приказывалось экономить имевшиеся в наличии боеприпасы. Противотанковым дивизионам «сорокапяток» на учениях разрешалось производить не более пяти выстрелов боевыми снарядами. Поскольку 76-мм пушки устанавливались на новые танки Т-34 и КВ-1, то и у танкистов возникли проблемы со снарядами. Теперь на каждое 76-мм орудие мотострелковой дивизии приходилось по штату 12 снарядов в день, на 76-мм дивизионное орудие образца 1938/39 года – по 20 снарядов, на 76-мм пушку тяжелого танка КВ-1 – по 85 снарядов, а для среднего танка Т-34 – по 13 снарядов. И, несмотря на полное восстановление их производства по распоряжению И.В. Сталина в 1941 году, в начале Великой Отечественной войны в артиллерийских батареях, танковых полках, на кораблях и бронекатерах катастрофически не хватало снарядов самого распространенного в РККА калибра[724]. К счастью, снаряды русской «трехдюймовки» образца 1902 года подходили к новым артиллерийским системам. Но это выяснилось после начала войны. Превосходное экспериментальное 107-мм орудие конструкции В.Г. Грабина было испытано только в начале 1941 года. Из них удалось к началу войны сформировать один штатный артиллерийский полк[725].

В 1938 году появился новый плавающий разведывательный танк Т-40 с противопульной броней и крупнокалиберным пулеметом ДШК. Танк-амфибию Т-40 разрабатывали для замены бесперспективных плавающих танков семейства Т-37 и Т-38. Он должен был стать основной гусеничной разведывательной машиной РККА главным образом, воздушно-десантных батальонов. Однако по окончанию советско-финляндской войны потребности действующей армии в автобронетанковой технике изменились - теперь требовались легкие боевые машины непосредственной поддержки пехоты и конницы, способные действовать в условиях сильно пересеченной местности в любое время года. Так и появилась лишенная водоходного оборудования упрощенная версия Т-40С, а уже в 1940 году – его модификация Т-30, вооруженная 20-мм скорострельной длинноствольной пушкой ШВАК/ТНШ с боекомплектом 175 бронебойных и осколочных снарядов, наводившей ужас на германскую пехоту. Всего армейским автобронетанковым подразделениям было сдано 709 линейных танков этого типа[726].

Легкие танки Т-40 уступали немецким танкам Pz.Kpfw.II в скорости - 45 км/час против 55 км/час, и в вооружении: 20-мм пушка и 7,92-мм пулемет против 12,7-мм и 7,62-мм пулеметов. По бронированию немецкие танки также превосходили советские машины - 35 мм против 13 мм.

На Ленинградском заводе опытного машиностроения № 174 в конце 1939 года был спроектирован принципиально новый легкий танк Т-50. Катаные броневые листы, установленные с рациональным наклоном, имели толщину 45 мм. В граненой сварной башне была установлена 45-мм скорострельная пушка 20К, спаренная с пулеметом ДТ. Танк долго испытывался, и был запущен в малую серию по причине небольшого количества готовых дизельных двигателей В-4. До снятия с производства в 1942 году было выпущено 250 танков[727].

Первый гусеничный танк с противоснарядным бронированием Т-111 был построен молодежной конструкторской бригадой на Челябинском тракторном заводе в 1938 году. Он в основном повторял технологические решения морально устаревшего немецкого проекта Э. Гроте, но в отличие от него имел одну литую каплевидную башню со 120-мм морским орудием. Оказалось, что заводские инженеры не имели опыта литья толстых броневых листов корпуса, их скрепления и изготовления башен нестандартной формы. Попытки применять с этой целью заклепки и болты успеха им не принесли, а для сварки тяжелых металлических плит не было соответствующей отечественной аппаратуры. Прототип сумели вывести из опытного цеха на буксирах, но ходовых испытаний Т-111 не прошел из-за деформации шпангоутов днища танка.

Молодые инженеры конструкторского бюро Харьковского тракторного завода М.И. Кошкин, Н.А. Кучеренко, А.А. Морозов и М.И. Таршинов разработали проект колесно-гусеничного танка А-20, в котором был воплощен ряд найденных ими интересных инженерных решений. На нем была установлена 57-мм пушка. В частности к ним следует отнести сварной корпус оригинальной формы, когда большие углы наклона броневых листов заставляли снаряды неприятельской артиллерии рикошетировать, что обеспечивало высокую снарядостойкость танка, и коническую сварную башню. Несколько позже появился прототип колесно-гусеничного танка А-30 с пятью парами ведущих колес, усиленным артиллерийским вооружением, широкими траками и мощной броневой защитой. При эксплуатационных испытаниях выяснилось, что при возросшей массе машины ее применение в колесном варианте теряет всякий смысл. На Харьковском тракторном заводе начались инициативные работы по созданию гусеничного танка А-32 (Т-32)[728]. Его основные узлы были впоследствии использованы в легендарном советском среднем танке второй мировой войны Т-34. «Патриоты» комбинированного танкового движителя оказались в большинстве, тем более что на их стороне был сам начальник Автобронетанкового управления РККА Герой Советского Союза комдив Д.Г. Павлов, недавно возвратившийся из Испании. Идея постройки среднего однобашенного гусеничного танка была отложена[729]. Главной задачей заводского конструкторского бюро объявлялось ускоренное доведение до уровня требований АБТУ колесно-гусеничной модификации танка Т-28. Опытный средний быстроходный танк Т-29 чиновники в мундирах по примеру своего прославленного начальника считали перспективным танком нового поколения[730].

Под влиянием опыта гражданской войны в Испании, где итальянские «волонтеры» применяли легкую самоходную артиллерийскую установку Ансальдо L.40, на базе трактора «Комсомолец» стали производиться аналогичные установки ЗиС-30 с 57-мм зенитной пушкой без бронированной рубки, где экипаж из двух человек защищался только лобовым металлическим щитом. Их было собрано на автомобильном заводе имени Сталина в Москве в общей сложности 150 штук. Одновременно комдив П.И. Гроховский предложил усилить вооружение легких танков БТ-5 установкой четырех реактивных снарядов РС-132, или двух ракетных мин по бокам башен. Он даже были запущены в опытную серию под литерой РБТ-5. Как и следовало ожидать, из этой затеи ничего не вышло, так как «причина этих печальных явлений была лишь одна — отсутствие… образованных людей на всех этажах государственной власти в России тех лет. Не обладая необходимыми знаниями и больше доверяя практике, нежели теоретическим расчетам, наркомы всех уровней, сами бывшие выходцами из низов, спешили поскорее увидеть все в металле, что неизбежно вело к огромному расходу материальных и финансовых ресурсов, без какой бы то ни было реальной отдачи. Закончилось все это тем, что в конце тридцатых годов журнал “Изобретатель” закрыли, а многих известных изобретателей репрессировали»[731].

Глава 6

«Над границей тучи ходят хмуро»

Версальская система в военно-стратегическом отношении представляла собой достаточно гармоничную систему. Германия как потенциальный агрессор была полностью окружена небольшими государствами с непропорционально сильными сухопутными армиями, которые постоянно координировали свои оборонительные планы с Генеральным штабом Франции. Эта система позволяла немедленно реагировать на любые военные акции Германии. Общая граница с дружественной фюреру Италией отсутствовала. Образно говоря, в содействии Советского Союза для сохранения сложившегося миропорядка Лига Наций не нуждалась. Этим объясняется неудача наркома иностранных дел М.М. Литвинова в создании новой структуры коллективной европейской безопасности в Совете Лиге Наций.

Озабоченность Великобритании своими обострившимися колониальными проблемами заставила правящий кабинет Соединенного Королевства навязывать Лиге Наций политику «умиротворения» Германии, которая являлась диаметрально противоположной не только советской концепции, но существовавшей общеевропейской системе обеспечения безопасности в целом. В имперских масштабах английских интересов территориальные споры внутри континентальной Европы выглядели незначительными инцидентами. Великий «миротворец» Н. Чемберлен являлся достойным преемником своего отца, который начал свою политическую карьеру с поста министра по делам колоний и развязал позорную англо-бурскую войну. Чемберлен, став премьер-министром Соединенного Королевства, вынудил Совет Лиги Наций признать легитимность «аншлюса» Австрии в апреле 1938 года. Италия и Германия, наконец, получили единую транспортную инфраструктуру, и смогли маневрировать своими вооруженными силами и резервами. Покинув Лигу Наций, они демонстративно объединились в Стальной пакт. Германия объявила о восстановлении сухопутной армии и военной авиации[732].

Немецкие войска 12 марта заняли Австрию. В Вене самолеты Юнкерс Ju-52/3m осуществили грандиозный «посадочный десант», высадив в аэропорту 3000 человек. А 19 марта 1938 года президент Литвы А. Сметона, под угрозой польского военного вторжения, был вынужден подписать мирное соглашение со 2-й Речью Посполитой, согласившись с требованиями об открытии границы. Сейм Литовской Республики утвердил решение правительства Литовской Республики о «вечном отказе» от претензий на город Вильно и Виленское воеводство. Премьер-министр республики И. Тубелис подал в отставку. Новым председателем правительства Литвы президент назначил В. Миронаса. Германия и Польша, два молодых агрессивных государства Центральной Европы, совместно приступили к переделу политической Старого Света.

Суверенитет и территориальную целостность Чехословакии гарантировал Советский Союз. Соответствующий договор о взаимопомощи был подписан в Праге 16 мая 1935 года при участии премьер-министра Франции П. Лаваля.

Причиной создания этого документа стала ремилитаризация германским правительством Рейнской экономической зоны в нарушение Версальского мирного договора. Он «запрещал германским войскам доступ на территории, расположенные по левому берегу Рейна, которые к тому же по Локарнскому соглашению были демилитаризованы – писал Ш. де Голль. - В соответствии с договором мы имели право вновь занять эти территории, как только Германия откажется от своей подписи под соглашением.… Поскольку наши союзники — поляки, чехи и бельгийцы — готовы были нас поддержать, а англичане обязались это сделать еще раньше, Гитлеру, несомненно, пришлось бы отступить. Действительно, он только что начал осуществление программы перевооружения армии и еще не был в состоянии вести крупномасштабную войну. Для политической карьеры Гитлера в его собственной стране поражение, нанесенное Францией в данный период на данной территории, могло иметь роковые последствия. Идя на подобный риск, он мог проиграть все разом. Но он выиграл все. Организация нашей национальной обороны, характер ее средств, ее дух — все это способствовало бездействию нашего правительства, которое по своей природе охотно шло по пути невмешательства. Поскольку мы были готовы лишь к обороне нашей границы, и ни при каких условиях не допускали возможности переступить ее, не могло быть сомнения в том, что Франция не окажет противодействия германской экспансии. Фюрер был в этом уверен. Весь мир это констатировал. Вместо того чтобы заставить Германию вывести свои войска из Рейнской области, угрожая военной силой, ей дали возможность без единого выстрела оккупировать эту область и занять позиции непосредственно у границ Франции и Бельгии»[733].

Великобритания демонстративно отстранилась от рассмотрения этой ключевой проблемы в Лиге Наций, оставив своих союзников без дипломатической поддержки. В этот исторический момент Германия имела 36 дивизий постоянного состава, а Франция и Чехословакия – 55 дивизий, развертывание которых до штатной численности требовало двух недель. И только РККА на своей западной границе располагала 60 стрелковыми, кавалерийскими и танковыми дивизиями списочного состава в постоянной готовности[734].

Военный потенциал Чехословакии специалисты германского Генерального штаба оценивали высоко. В 1937 году ВВС Чехословакии располагали 598 современными военными самолетами: 384 двухмоторными бомбардировщиками и 214 истребителями. В частности, немецкие газеты писали, что на Парижской авиационной международной выставке чехословацкая «фирма ”Авиа” представила исключительно удачный самолет-истребитель»[735]. Речь шла о самолете В.534 конструкции Ф. Новотного[736]. Чехословакия являлась одним из крупнейших экспортеров военных самолетов в Европе[737].

Стороны обязались в случае угрозы или опасности нападения со стороны какого-либо государства немедленно начать консультации. Если же одна из сторон подвергнется нападению со стороны какого-либо государства, другая сторона должна оказать немедленную помощь и поддержку. Вместе с тем в протоколе, составленном при подписании договора, имелась оговорка: оба правительства признают, «что обязательства взаимной помощи будут действовать между ними лишь при наличии условий, предусмотренных в настоящем договоре, помощь стороне - жертве нападения будет оказана со стороны Франции». Эта оговорка была сделана по настоянию президента ЧСР Э. Бенеша. Он считал, что «отношения Чехословакии с Россией всегда имели, и будут иметь второстепенное значение; они будут зависеть от отношений Франции и Великобритании. Только наличие франко-русского союза сделало возможным современный союз Чехословакии с Россией. Если же, однако, Западная Европа отвернется от России, Чехословакия поступит так же» [738].

Этот дипломатический нюанс сыграл свою роль в последующих событиях. На обратном пути из Праги Лаваль остановился в Варшаве, где неожиданно для членов своей делегации встретился с Герингом для обсуждения вопроса о заключении франко-германского военного союза.

Это вселило надежды в политическое и военное окружение Гитлера. Э. фон Манштейн писал, что «Франция, страна, обаянию которой так легко поддаться, к сожалению, по причинам, которые трудно установить, по-прежнему относилась к нам враждебно. Она, очевидно, всегда искала бы союзников в нашем тылу. Однако в случае исчезновения польского государства могучий Советский Союз мог стать для империи гораздо более опасным соседом, чем Польша, которая в то время была буферным государством. Устранение буфера, который образовывала Польша (и Литва) между Германией и Советским Союзом, очень легко могло бы привести к конфликту между этими двумя великими державами. Пересмотр польской границы, возможно, находился в интересах обоих государств, однако полная ликвидация польского государства в условиях, которые по сравнению с предыдущим периодом совершенно изменились, вряд ли соответствовала интересам Германии. Итак, лучше было, чтобы Польша, относились ли мы к ней с уважением или нет, находилась между Советским Союзом и нами»[739].

Лаваль заверил президента рейхстага «третьего рейха» в том, что советско-чехословацкий договор не направлен против Германии и не может служить препятствием для ее дальнейшего сближения с Францией[740]. В Москве особенных иллюзий в отношении результатов подписания договоров о взаимопомощи с Чехословакией и Францией тоже не строили. Народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов докладывал в Политбюро ЦК ВКП (б): «Хотя французский генштаб и взял на себя инициативу начала переговоров о военном выражении договора о взаимопомощи, но делает он это в такой форме, которая похожа на желание получить расплывчатый и ничего не значащий ответ, который позволил бы Гамелену доказать в правительстве бесполезность и невыгоду дружественных отношений с Советским Союзом»[741].

Начальник Генерального штаба генерал-полковник Л. фон Бек, главнокомандующий вермахта генерал-полковник В. фон Фрич и министр иностранных дел К. фон Нейрат направили Гитлеру меморандум о крайней опасности последствий вовлечения Германии в войну, однако тот отказался изменить свои планы. «Генеральный штаб всячески старался сдержать Гитлера, но его позиции, - пишет генерал-майор танковых войск Ф.В. Меллентин, - были ослаблены после того, как, вопреки его прямым советам, Гитлер занял Рейнскую область. В 1938 году Генеральный штаб решительно выступал против всяких действий по отношению к Чехословакии, полагая, что они могут привести к войне в Европе, но нерешительность Чемберлена и Даладье вдохновила Гитлера на новые авантюры»[742].

Гитлер сменил высший командный состав армии и окончательно реформировал структуру управления армией, авиацией и военно-морским флотом. Отныне всеми вооруженными силами командовал главнокомандующий – рейхсканцлер Германии. Он формально осуществлял руководство при помощи штаба Главного командования – ОКВ. Реальное руководство операциями находилось в ведении штабов трех видов вооруженных сил: ОКХ (командования сухопутными войсками), ОКЛ (командование авиацией) и ОКМ (командование флотом). В теории, ОКВ должен был осуществлять координацию этих трех штабов, на практике он проводил собственные независимые операции. Поэтому руководство операциями со стороны Генерального Штаба вермахта стало несовершенным, так как Гитлер пытался совместить функции оперативного штабного руководства и Верховного командования. Поскольку это невозможно в принципе, - вся работа Верховного командования есть разрешение противоречия между оперативным и тактическим звеньями управления войсками, - «германская стратегия быстро приобрела патологические черты»[743]. Тем самым был отменен принцип совместной ответственности командующего и начальника штаба за принятые решения. Это вызвало коренные изменения в положении начальников штабов вообще и начальника Генерального штаба сухопутных войск в частности. «Руководствуясь своим широко пропагандируемым идеалом вождя, Гитлер приказал возложить всю ответственность исключительно на армейское командование. Став верховным главнокомандующим, он полностью возложил ответственность за действия вооруженных сил на себя и снял ее с Генерального штаба». Функции Генерального штаба (ОКХ) дублировались ОКВ, а штабы авиации и флота ему не подчинялись. Сам штаб имел несовершенную организационную структуру, его штат был чрезмерно раздут, что зачастую было обусловлено некомпетентностью сотрудников - в Германии не хватало подготовленных офицеров[744]. С точки зрения военного искусства, Генеральный штаб «третьего рейха» породил новый тип офицера - никогда не участвующего в боях, и, скорее, учителя, нежели солдата. Разделение функций имело идеальный результат с точки зрения классической немецкой философии и гегельянской юридической «школы». Штабист занимался своей работой, командиры на местах – своей, чтобы потом в случае неудачи обвинять друг друга. Разделение офицеров на две касты воспринималось многими бывалыми военачальниками отрицательно: появлялись генералы, которые никогда не командовали не то, что дивизией – батальоном. А опытные боевые командиры с фронта попадали в различные штабы, где занимались бесполезной сортировкой циркуляров и карт и инспектировали войска[745].

Дата добавления: 2015-08-05