Глава 3. 10 страница

На шасси Pz.Kpfw.IV создавались первые серийные «истребители танков» Панцерваффе Sd.Kfz.164. Они сменили несколько идентификационных индексов и названий, но устоялись из них всего два: «Хорнисс» - так назывались ранние серии, и «Насхорн» - с этим именем связаны самоходные орудия позднего периода. Построенная в короткие сроки с широчайшим привлечением серийных танковых узлов и агрегатов эта машина стала одним из первых самоходных орудий вермахта с установленной на нем знаменитой зенитной 88-мм пушкой FlaK.18 с длиной ствола в 71 калибр. Но хорошего истребителя танков из этой конструктивной аппликации так и не получилось: лобовая и бортовая броня была тонкой. По высоте «насхорны» уступали разве что слоноподобным «элефантам», что делало их легкой добычей для советской штурмовой авиации[595].

На Харьковском паровозостроительном заводе имени Коминтерна был построен 61 пятибашенный тяжелый танк Т-35, после чего он был снят с производства по причине отсутствия резервов для его дальнейшей модернизации, ненадежной трансмиссии и значительной длины и высоты корпуса. Наконец, 27 июня 1940 года в Москве состоялось совещание «О системе автобронетанкового вооружения Красной Армии», на котором рассматривался вопрос о снятии с вооружения старых образцов бронетехники. В отношении судьбы Т-35 мнения разделились. Одни считали, что их нужно переделать в самоходные артиллерийские установки большой мощности типа СУ-14, другие предлагали передать их парадному танковому полку Военной академии механизации и моторизации. Но в связи с начавшейся реорганизацией автобронетанковых войск РККА и начавшимся формированием механизированных корпусов все боеспособные тяжелые танки решили «оставить на вооружении до полного износа, изучив вопрос об их экранировке до 50 - 70 мм». В результате все машины, кроме парадной роты Академии бронетанковых войск имени Ворошилова, накануне Великой Отечественной войны оказались в 67-м и 68-м танковых полках 34-й танковой дивизии 8-го механизированного корпуса Киевского Особого военного округа. Тогда выяснилось, что они могли эффективно использоваться против пехоты как временные огневые точки с круговым сектором обстрела, так как их боезапас составлял 316 снарядов к трем орудиям и 10 000 патронов к шести пулеметам, как это делалось зимой 1941 года во время Московской битвы[596].

Единственный серийный французский тяжелый танк В.1 и его модификации являлись морально устаревшими уже к началу проектирования. Однако величина суммы государственного заказа привлекла к нему интерес сразу трех концернов - «Рено», «Шнейдер» и «Крезо». Танк оснащался 75-мм гаубицей SA.32, расположенной в лобовой части корпуса справа от механика-водителя, и 47-мм орудием в башне. При полезной массе 25 тонн и он мог развивать скорость 24 км/час.

Угол возвышения гаубицы в лобовой детали корпуса составлял + 25°, а склонения – 15°. По горизонтали пушка фиксировалась жёстко и наводилась водителем, который, действуя рулем, направлял машину точно на цель. Особенностью орудия являлось то, что его воздушный компрессор действовал от пороховых газов, отводимых из ствола. Наводку гаубицы осуществлял со своего места механик-водитель, располагавший для этого соединённым с орудием оптическим прицелом. Во избежание случайной детонации взрывателя для снарядов хранились отдельно и ввинчивались только во время боя. Пробиваемость у SA.32 оказалась очень слабой – на дистанции 500 м фугасный снаряд мог пробить лишь 18-мм бронеплиту. Вращение башни осуществлялось при помощи электропривода, что заметно облегчало работу командира.

Поступив в действующую армию в 1934 году, танки В.1 и B.1bis особого восторга у французских танкистов не вызвали. Нарекания вызывала установка основного вооружения в корпусе, высокая уязвимость ходовой части и нерациональное распределение обязанностей среди членов экипажа. В боевой обстановке это приводило к тому, что водитель был вынужден временно бросать управление и заниматься подачей боеприпасов, превращая танк в неподвижную мишень. Бронирование В.1 также не соответствовало требованиям к тяжелому пехотному танку: 60-мм броневая защита считалась слабой. Но главное – постройка, эксплуатация и обслуживание В.1 и B.1bis оказались слишком дорогим удовольствием. Вместе с тем, они обладали достаточно высокой скоростью и хорошей управляемостью. Эти танки производились в течение десяти лет.

Трофейные французские тяжелые танки под индексом Pz.Kpfw.B2(f) поступили на вооружение 201-го и 202-го танковых полков, но весной 1941 года решили свести в единый 102-й танковый батальон. Перед вторжением в СССР батальон был включен в состав 4-го армейского корпуса группы армий «Юг» и предназначался для прорывов оборонительных полос в Западной Украине. На второй день войны 102-й батальон подчинили штабу 17-й армии, штурмовавшей ДОТы Перемышльского укрепленного района. Днем 24 июня танки Pz.Kpfw.B2(f) поддержали наступление 24-й пехотной дивизии, а 26-го июня атаки были продолжены, но уже во взаимодействии с 296-й пехотной дивизией, которая участвовала в боях в знаменитом треугольнике Луцк - Ровно - Броды[597].

В сентябре 1939 года фирма «Гарланд и Вулф» начали проектировать и разрабатывать тяжелый пехотный танк, способный заменить танки «Матильда» и «Валентайн». После года эксплуатационной и боевых испытаний танк «Чёрчилль» заработал репутацию хрупкой и капризной машины, избавиться от которой он уже так и не смог. В нем сохранились все проблемы с вооружением, которые как проклятие висели над всеми английскими танками, начиная с 1918 года. В башне помещалась только 40-мм пушка, а другой подходящей пушки в тот момент не было. Для усиления огневой мощи танка конструкторы предложили следующее решение: 76-мм гаубица CS устанавливалась в передней части корпуса рядом с местом механика-водителя. Такое расположение орудия, в общем, повторяло компоновку вооружения французского танка В.1. «Чёрчилль» развивал приличную скорость 25 км/час на шоссе и имел неплохую проходимость благодаря широким тракам. Только в варианте Mk.III в башне была установлена 75-мм американская пушка М.5, а вместо гаубицы в лобовой части корпуса - спаренный пулемет. Бронирование лобовой детали танка было доведено до невиданно рекордной величины 102 мм. По программе ленд-лиза 301 танк «Чёрчилль» Mk.III и IV был отправлен в Советский Союз[598].

Советские средние и тяжелые «танки прорыва» атаковали сильные укрепленные вражеские позиции в лоб, так как благодаря неповторимым конструктивным особенностям их ходовой части могли преодолевать неглубокие танковые рвы и траншеи, а их мощной лобовой броне были не страшны малокалиберные снаряды противотанковых орудий и бронебойных ружей вероятного противника. Все танки этих классов имели приемо-передающие радиостанции с поручневой антенной дальностью 100 км.

Большое внимание руководство Управления механизации и моторизации РККА уделяло танкеткам, или по советской классификации «малым танкам». Это объяснялось двумя соображениями. Во-первых, особенности пересеченного ландшафта и значительные расстояния настоятельно требовали организации устойчивой связи между соединениями, что в силу неразвитой телефонной сети и вообще отечественной радиоэлектронной промышленности оставалось острой проблемой русской армии. Во-вторых, для огневой поддержки кавалерийских и стрелковых подразделений на марше или при форсировании обороняемых противником водных преград нужны были быстроходные бронемашины на гусеничном ходу, чтобы преодолевать заболоченные поймы рек.

В 1928 году в Англии Главное управление военной промышленности ВСНХ приобрело лицензию на производство танкетки Карден-Ллойд Mk.VI. Советский вариант Т-27 не был точной копией своего аналога. Были увеличены размеры, установлен более мощный четырехцилиндровый двигатель советского серийного грузового автомобиля ГАЗ-АА. Корпус Т-27 состоял из катаных броневых листов толщиной 6-10 мм, которые соединялись заклепками и сваркой. В качестве вооружения был предусмотрен пулемет ДТ. Для увеличения внутреннего объема танкетки двигатель и трансмиссия располагались в коробах по бортам корпуса.

Хорошая подвижность и достаточная для того времени защищенность от пехотного огня позволяли использовать танкетки в составе кавалерийских частей. Т-27 успешно применялись в начале 30-х годов в борьбе с бандами басмачей в Средней Азии. В 1935 году на Киевских военных маневрах была продемонстрирована возможность транспортировки Т-27 на внешней подвеске бомбардировщика ТБ-3. После посадки и остановки самолетов танкетки сбрасывались с метровой высоты и тут же уходили выполнять задание. Всего с 1931 по 1933 год было выпущено и передано в части Красной Армии около 3300 танкеток Т-27. Около двух тысяч танкеток участвовали в первых боях Великой Отечественной войны. Попав в число трофеев, они применялись вспомогательными частями СС против партизан[599].

Плавающий танк Т-37А, созданный на ходовой базе популярной английской танкетки, оказался сложным в эксплуатации из-за использования отечественных агрегатов: они часто выходили из строя под воздействием воды. Однако вместо того, чтобы снять его с производства, из Главного автобронетанкового управления поступило распоряжение модернизировать танк. «В то время свято верили, - писал известный танкостроитель Н.А. Астров, - что малый, именовавшийся разведывательным, танк со слабым вооружением (один пулемет калибра 7,62 мм), с противопульным бронированием, зато плавающий, - совершенно необходимый, важный вид бронетанкового вооружения Красной Армии. Модернизированный нами танк с индексом Т-38 получил вместо дифференциального механизма поворота бортовые фрикционные с ленточными тормозами в корпусе, иной привод гребного винта, позволявший включать его без остановки. Благодаря этому… возросла эффективность стрельбы с хода. Повышение боевых свойств оказалось довольно заметным, и Т-38 после испытаний и, главное, обязательного показа И.В. Сталину был принят к производству. В 1936-1937 гг. его выпускали на московском заводе, и небольшое количество Т-38 участвовало в Великой Отечественной войне, в ее первый период»[600]. Трофейные советские легкие и малые танки и танкетки командование вспомогательных дивизий СС и зондеркоманды охотно использовали в карательных операциях на оккупированной территории и против советских и югославских партизан[601].

Российские конструкторы бронетанковой техники явились новаторами в области создания самоходных артиллерийских установок. Вначале в силу желания компенсировать невысокую мобильность полевой артиллерии на конной тяге орудия этих калибров они решили монтировать на шасси легких гусеничных танков. В 1934 году на усиленных шасси Т-26 были созданы первые 42 отечественных серийных самоходных артиллерийских установки Т-26А-4 с 76-мм зенитной пушкой в полностью закрытой сварной башне. Несмотря на возросшую массу и снизившуюся скорость, они успешно применялись как танки непосредственной поддержки пехоты. Во встречном танковом бою «самоходки» оказались попросту бесценным оружием, расстреливая немецкие танки с дальней дистанции. Опираясь на этот опыт, инженеры Кировского завода создали самоходную установку с новой шестигранной башней А-43 с гомогенным бронированием.

И, несмотря на то, что сфера применения самоходных орудий была теоретически не разработана ни в одной стране мира, в СССР настойчиво продолжали искать оптимальную схему «истребителя танков». На ряде советских трофейных танках Т-26А финны в годы второй мировой войны устанавливали даже 114-мм английскую гаубицу без бронированной с боков рубки. Они принесли много неприятностей красноармейцам во время боев на Карельском фронте.

В 1933 году ходовая часть Т-26 использовалась для создания первого в мире «артиллерийского самоходного триплекса»: СУ-5/1 с 76-мм полковой пушкой Ф-22, СУ-5/2 со 122-мм гаубицей и СУ-5/3 со 153-мм мортирой. В массовое производство «триплекс» не пошел по причине отсутствия закрытых сверху бронированных рубок для экипажей, невысокой скорости, малого запаса хода и небольшого боекомплекта. Гаубицы и мортиры при стрельбе нуждались в значительном угле возвышения ствола, что требовало существенных конструктивных изменений башенной коробки. В строевые части поступило только 29 экземпляров СУ-5/1. Через год на усиленных на один опорный каток шасси Т-26 были созданы первые 42 отечественных серийных самоходных артиллерийских установок СУ-6 (Т-26А-4) с 76-мм зенитной пушкой в полностью закрытой сварной башне. Несмотря на возросшую массу, заметно снизившуюся скорость и ухудшившуюся проходимость, они применялись и как танки непосредственной поддержки пехоты, хотя хорошо зарекомендовали себя и как истребители танков, действующие из засад. В 1935 году ходовая часть Т-26 была использована для самоходной установки АТ-1 с 76-мм полковым длинноствольным орудием Ф-22, которая также выпускалась в малой войсковой серии[602].

На шасси БТ-7 были созданы 156 гусеничных артиллерийских установок БТ-7А с длинноствольной танковой 76-мм пушкой Л-10 в неподвижной закрытой башне. Их применяли во время войны, как и быстроходные танки БТ-7М. Их передали в Ленинградский и Киевский Особый военный округ. На шасси танка БТ-7 без колесной трансмиссии была выпущена войсковая опытная серия самоходных 122-мм гаубиц БТ-42, которые, однако, могли поражать бетонные и бронированные цели только со стрельбы прямой наводкой с дистанции 500-600 м. Они предназначались для прорыва укреплений на «линии Маннергейма» но по технологическим причинам на фронт опоздали. Такой же оказалась судьба «быстроходного артиллерийского танка» БТД-38 с 76-мм пушкой КТ-28.

На ходовой базе Т-28Э была создана первая оригинальная советская самоходная зенитная установка СУ-8 с новой 85-мм пушкой, выпущенная малой войсковой серией в 13 машин. О прямом их военном применении, как подвижных комплексов ПВО, документально ничего не известно. Практически это был первый удачный советский истребитель танков, концепция которого дальнейшего развития не получила, поскольку в автобронетанковых войсках такого класса самоходных установок попросту не существовало.

На базе не прошедшего испытаний тяжелого гусеничного двухбашенного танка Т-100 была создана экспериментальная серия самоходных артиллерийских установок СУ-100У, оснащенных 100-мм морским орудием, которое размещалось в полностью закрытой бронированной рубке. По причине чрезмерного веса в массовое производство она тоже не попала. Понтонная служба в СССР тогда делала еще первые шаги. Да и тактика использования «самоходок» оставалась до конца неясной, так как сектор стрельбы у них был ограниченным, а боеукладка небольшой. В начале Великой Отечественной войны их вкапывали в землю в качестве долговременных огневых точек. Одновременно на шасси тяжелого танка Т-35 начался выпуск малой войсковой серии из 32 самоходных артиллерийских установок СУ-14/Бр-2 с бронированной закрытой рубкой и оснащенной 152-мм пушкой. На эксплуатационных испытаниях выяснилось, что из-за значительной массы - 65 тонн - ее боекомплект, проходимость, скорость и запас хода не удовлетворяли требованиям Автобронетанкового управления. Они не могли преодолевать деревянные мосты, не рискуя их развалить. Кроме того, у них постоянно возникали неполадки с трансмиссией. Вся экспериментальная серия этих тяжелых самоходных артиллерийских установок поступила в механизированные корпуса Киевского Особого военного округа[603].

Наряду с механизированными корпусами стали комплектоваться моторизованные броневые бригады в составе отечественных средних бронеавтомобилей БА-10. Они создавались на базе шасси стандартного грузового трехосного автомобиля ГАЗ-6. Броневики оснащались 45-мм длинноствольной танковой пушкой 19К и 2 курсовыми пулеметами ДТ. Они развивал максимальную скорость 87 км/час на шоссе и 50 км/час на бездорожье. Его лобовая броня была толще брони «линейного» танка БТ-5. Он применялся на сильно пересеченной местности, где легкие и быстроходные танки с их узкими траками часто застревали, а мощные авиационные двигатели на малых оборотах перегревались и выходили из строя. По своим скоростным характеристикам, мощности мотора и ширине колеи бронеавтомобили БА-10 уступали зарубежным аналогам, но их отличала неприхотливость в эксплуатации во фронтовой обстановке и благодаря широкой колее и большему диаметру колес - неплохая проходимость. Их карбюраторные двигатели были простыми в обслуживании и надежными, а ремонтные качества – сравнительно высокими. Танкисты, несмотря на неудобные внутренние отсеки, любили свои пушечные броневики.

Этими машинами комплектовались отдельные моторизованные броневые бригады по 154 бронемашины в каждой. Так, 7-я усиленная бригада под командованием полковника А.Л. Лесового участвовала в военном конфликте на Халхин-Голе. Ей удалось до подхода 11-й танковой бригады остановить первую фронтальную атаку японских легких танков «Ха-го» на склонах Баин-Цагана в июле 1939 года. После двухчасового боя бригада потеряла шесть БА-10, сумев подбить 9 японских танков. На соседнем участке, где оборонялся 149-й стрелковый полк усиленный ротой средних бронемашин и танков БТ-5, японцы потеряли ещё 10 средних танков «Чи-ха», четыре из которых записали на свой счет монгольские экипажи БА-10. При разборе результатов оборонительного сражения 3 июля были сделаны выводы, что при использовании бронеавтомобилей с закрытых позиций они являются хорошим противотанковым средством. По отчетам 45-мм бронебойная граната свободно пробивала броню японских танков, в то время как ответный огонь их 37-мм и 57-мм японских короткоствольных танковых пушек оказался малоэффективным[604]. Всего было построено около 5000 броневиков разнообразных конструкций и модификаций, включая плавающие бронеавтомобили ПБ-4. Одновременно для ведения разведки строились на шасси легкового автомобиля ГАЗ М-1 легкие броневики БА-20 с одним пулеметом[605].

М.Н. Тухачевский добился разрешения на формирование автономных механизированных корпусов, которые не входили бы в соединения Резерва Главного командования. По мнению М. Н. Тухачевского, танки не должны были оставаться средством РГК - их необходимо было внедрять не только в кавалерийские корпуса, но и в стрелковые дивизии. В итоге, формирование механизированных корпусов было приостановлено.

В кавалерийской дивизии два автобронетанковых эскадрона объединялись в механизированный полк, штат которого был утвержден в 1935 году. По Полевому уставу РККА механизированный полк кавалерийской дивизии включал в себя четыре эскадрона легких танков БТ-5, два эскадрона плавающих танков Т-38, эскадрон танков резерва, командирский танковый взвод, пункт медицинской помощи, взвод связи и эскадрон боевого обеспечения. Парковый эскадрон включал в себя взвод ПВО, взвод регулировки двигателей, саперный и химический взводы. Всего в механизированном полку кавалерийской дивизии полагалось иметь 90 бронемашин, 60 быстроходных и 30 плавающих танков, в том числе 20 танков резерва. Однако танки сковывали маневренность конницы и пугали лошадей. Они не были приспособлены для действий в лесных массивах и на сильно пересеченной местности. В результате, кавалерийские дивизии утеряли свое основное преимущество – маневренность и автономность. По этой причине в РККА началось сокращение кавалерийских дивизий, а оставшиеся конники обучались, как правило, тактике пешего боя. Маршал К.Е. Ворошилов справедливо заметил: «Для меня является аксиомой, что такое крупное соединение, как танковый корпус - дело надуманное и придется, очевидно, от него отказаться. …Конница во всех армиях мира переживает, вернее, пережила кризис и во многих армиях почти, что сошла на нет. …Мы стоим на иной точке зрения....Красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и может, и будет решать большие задачи на всех боевых фронтах. …Наша армия стала армией техники, так сказать, индустриализированной армией. Если при этом учесть, что насыщение армии многочисленной техникой не могло не вызвать также крупной организационной перестройки, равно как не могло не отразиться весьма основательно и на наших людях, на их учёбе, на выработке приёмов ведения военных действий, становится понятным, почему я называю сегодня нашу армию принципиально иной, новой армией»[606]. В состав кавалерийского корпуса включался танковый полк и батальон связи. Однако танки сковывали маневренность конницы и пугали лошадей. Они были плохо приспособлены для действий в лесных российских массивах и пересеченной местности. Авиационного прикрытия кавалерийских корпусов боевыми наставлениями РККА вообще не предусматривалось: на уставных высотах самолеты звуком двигателей нервировали коней. К началу 1938 года в Красной Армии существовали только 7 управлений кавалерийских корпусов, 32 кавалерийские дивизии, в том числе 5 горно-кавалерийских и 3 территориальных соединения, 2 отдельные кавалерийские бригады, 1 отдельный и 8 запасных кавалерийских полков. Численность регулярной советской конницы по штатам мирного времени составляла всего 195 690 человек[607].

Надо подчеркнуть, что нарком, справедливо сомневаясь в чрезмерной уверенности М.Н. Тухачевского «в победе малой кровью на чужой территории», опирался на мнение начальника Генерального штаба РККА А.И. Егорова. Тот убедительно доказал в тезисах о новых оперативно-тактических проблемах современной войны, что противник может скрыто сосредоточить крупные военные силы на западных границах СССР и внезапным ударом продвинуться вглубь советской территории на 400-600 км, нанеся значительный урон коммуникациям, военным складам и базам, воздушным и морским силам[608]. Между двумя будущими советскими маршалами начались теоретические перепалки, которые, в конце концов, вылились в личную неприязнь.

Согласно постановлению СНК СССР «Об организации и численности Красной Армии», утверждённому Политбюро ЦК ВКП (б) 21 мая 1940 года, в составе конницы должны были остаться 5 управлений кавалерийских корпусов, 15 кавалерийских дивизий, 5 горно-кавалерийских дивизий, 1 отдельная кавалерийская бригада и 5 запасных кавалерийских полков общей численностью 122 744 человека[609]. В течение 1940-1941 годов были расформированы 7-я, 11-я, 16-я, 25-я и 34-я кавалерийские дивизии. На основе этих кавалерийских соединений созданы танковые и механизированные дивизии. Так, 7-я кавалерийская дивизия была преобразована во 2-ю танковую дивизию 3-го механизированного корпуса, 11-я дивизия — в 7-ю танковую и 4-й мотоциклетный полк 6-го механизированного корпуса, 16-я дивизия обращена на формирование 6-й и 15-й танковых дивизий и 3-го мотоциклетного полка 4-го механизированного корпуса, 25-я — на формирование 1-й танковой дивизии и 5-го мотоциклетного полка 1-го механизированного корпуса, 34-я — на формирование 7-й моторизованной и 12-й танковой дивизий и 2-го мотоциклетного полка 8-го механизированного корпуса.

Сокращение кавалерийских соединений планомерно продолжалось, и к началу Великой Отечественной войны в Красной Армии имелось 13 кавалерийских дивизий во всех военных округах СССР от Бреста до Хабаровска. В то же время к 22 июня 1941 года только на западной границе Советского Союза было сосредоточено 11 кавалерийских дивизий вермахта и его союзников, которые позже доставили много неприятностей красноармейским стрелковым подразделениям Юго-Западного и Южного фронтов, совершая опустошительные рейды по их тылам[610]. Лишь к началу Московской битвы в октябре 1941 года в Генеральном Штабе вернулись к комплектованию традиционных «легких кавалерийских корпусов».

Осенью 1932 года на базе 11-й стрелковой дивизии в Ленинградском военном округе был сформирован 11-й механизированный корпус, а на базе 45-й стрелковой дивизии в Украинском военном округе – 45-й механизированный корпус. В их состав входили танковая бригада танков Т-26 и три батальона, укомплектованных быстроходными танками БТ-2. Механизированный корпус имел по штатному расписанию 463 танка, 200 средних бронеавтомобилей, 60 артиллерийских орудий различных калибров и кавалерийскую бригаду[611]. По существу 45-й механизированный корпус повторял организационную структуру 1-й французской кавалерийской дивизии (1-й DLM): 411 танков, 147 бронеавтомобилей и 71 артиллерийских орудий на конной тяге. Отличие состояло в том, что в ее состав входил полк относительно тихоходных средних танков, что сказывалось на невозможности для дивизии оперативно перестраиваться на марше при отсутствии объездных дорог.

В составе бригады должны быть 178 танков Т-26, 32 танка БТ-2, 91 танкетка Т-27, 48 бронеавтомобилей, 46 самоходных артиллерийских установок Т-26А-4, 39 полковых орудий, 7 зенитных пулеметов и свыше 600 автомобилей различных типов. Такое количество автобронетанковой техники было трудно сосредоточить даже в нескольких расположенных рядом гарнизонах, не говоря уже о том, что для их обслуживания требовались разветвленная сеть секретных железных дорог. Отсюда повсеместно появились многочисленные «декавильки» - небольшие узкоколейные железные дороги, находящиеся в подчинении Управления тыла РККА[612]. Для них не хватало дизельных мотовозов, маневровых паровозов, товарных вагонов и грузовых платформ. Поэтому основную роль для обеспечения отдельных автомотоброневых бригад М.Н. Тухачевский уделял автомобильному транспорту, так как железнодорожные составы представляли собой хорошую мишень для авиации противника.

В 1934 году были сформированы еще два механизированных корпуса: 7-й корпус в Ленинградском военном округе и 5-й корпус имени Калиновского в Московском военном округе. Через год механизированные корпуса перешли на новую организацию. Для улучшения оперативного руководства соединениями корпуса большинство корпусных служб обеспечения было упразднено, а в управлении штаба оставались только средства связи и разведки. Кроме того, в число корпусных частей был включен отдельный танковый батальон в составе двух рот танков БТ. Механизированные бригады новой организации вооружались по мере возможности только танками одного типа, преимущественно БТ. Справедливости ради, следует отметить, что организационное развертывание механизированных корпусов вопреки теории глубокой операции на этом практически прекратилось, поскольку легкие танки начали распределять по кавалерийским, стрелковым дивизиям и воздушно-десантным батальонам и бригадам.

С 12 по 15 сентября 1935 году на Киевских маневрах иностранным наблюдателям впервые в действии были продемонстрированы советские механизированные корпуса, которые являлись принципиально новой формой организации автобронетанковых войск. На большом пространстве были приведены в движение войска в составе 12 корпусов, насчитывавших 65 тысяч человек, 1040 танков, 600 самолетов и 300 артиллерийских орудий[613]. Руководил учениями командующий войсками Украинского военного округа командарм 2-го ранга И.Э. Якир. На маневрах присутствовали нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов, его заместители С.М. Буденный и М.Н. Тухачевский, начальник Генерального штаба А.И. Егоров и начальник Главного Политического управления Я.Б. Гамарник.

Тяжелобомбардировочная бригада ТБ-3 смогла высадить 2953 человека в тылу «синих», закрепив тросами парашютистов и на верхней поверхности плоскостей. Для «посадочного десантирования» бойцов использовались двухмоторные пассажирские лайнеры ПС-9, на борту которых находилось 29 станковых пулеметов «Максим», 10 противотанковых 45-мм орудий, плавающий танк Т-37 и 6 бронеавтомобилей ФАИ-М. Применялся и испытанный когда-то в Туркестане вариант десантирования, когда на освобожденной парашютистами территории садились тяжелые самолеты ТБ-1 с подвешенными под фюзеляжами артиллерийскими орудиями, боеприпасами, малыми танками и бронеавтомобилями БА-20. После их приземления состав десантников пополнился 2500 бойцами. В течение нескольких часов фронт «синих» оказался изолирован от своих тылов и лишен связи[614]. Опыт в этом отношении был накоплен немалый. Двухмоторные самолеты конца двадцатых годов имели небольшую грузоподъемность, и ограниченный внутренний объем: каждый из них мог поднять в воздух в среднем от 10 до 20 парашютистов с полным снаряжением. По приказу Управления ВВС РККА комдив П.И. Гроховский сконструировал контейнеры на два человека, которые подвешивались под крыльями тяжелых бомбардировщиков и легкомоторных самолетов, что увеличило количество участников «посадочного десанта». На учениях Белорусского военного округа в 1934 году командованию «красных» удалось осуществить высадку 900 десантников в тылу «синих»[615]. Подобные же маневры были предварительно проведены и в Ленинградском военном округе под руководством командующего командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова. Здесь в учениях было задействовано 10 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, механизированный корпус и 5 тяжелых авиационных бомбардировочных бригад[616]. Это ускорило принятие Советского Союза в Лигу Наций. В сентябре 1934 года СССР был официально принят в состав этой авторитетной международной организации. Одновременно при переговорах был решен не вызывавший, впрочем, сомнения вопрос о предоставлении СССР постоянного места в Совете Лиги Наций. Министр иностранных дел Франции, П. Лаваль предложил М.М. Литвинову подписать Договор о взаимопомощи.

Итогом переговоров явилось подписание Договора о взаимной помощи 2 мая 1935 года. Им предусматривалось необходимость «приступить к немедленной консультации в целях принятия мер в случае, если СССР или Франция явились бы предметом угрозы или опасности нападения со стороны какого-либо европейского государства; взаимно оказать друг другу помощь и поддержку в случае, если СССР или Франция явились бы предметом не вызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства»[617]. После своего официального визита в Москву во время проезда Варшавы, Лаваль разъяснил польскому министру иностранных дел Ю. Беку, что «франко-советский пакт имеет целью не столько привлечь помощь Советского Союза или помогать ему против возможной агрессии, сколько предупредить сближение между Германией и Советским Союзом». Это нужно, по словам Лаваля, только для того, чтобы, пугая Гитлера сближением с СССР, вынудить его на соглашение с Францией. Поэтому договор не был дополнен военной конвенцией. И Киевские маневры должны были убедить французские правящие политические и военные круги в необходимости расширения Договора.

Дата добавления: 2015-08-05