Глава 3. 1 страница

«Техника решает всё!»

После смерти В.И. Ленина в течение 1924 года в ЦК РКП (б) продолжалась борьба с Л.Д. Троцким как с наиболее вероятным руководителем партии и государства. Генеральный секретарь ЦК РКП (б) И.В. Сталин занимал двойственную позицию. Как член «руководящей тройки» он отбивался от нападок сторонников Троцкого. На XII съезде РКП (б) он назвал надуманными заявления «левых» о начавшемся перерождении и бюрократизации партийного аппарата, о противостоянии в ней двух поколений, и о том, что «чистка партийных рядов» стала оружием расправы большинства с меньшинством во главе с Л.Д. Троцким. Но одновременно Сталин защищал и Троцкого от интриг своих соратников по «тройке»: как Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) он отклонил предложение Петроградского губкома об исключении Л.Д. Троцкого из партии, инициированное Зиновьевым, а позже — требования Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева о выводе того из состава Политбюро. И.В. Сталин пока стремился сохранить равновесие в узком круге высшего партийного руководства, чтобы не допустить чрезмерного усиления позиций Г.Е. Зиновьева, занимавшего одновременно посты Председателя Политбюро, Председателя Исполнительного комитета Коминтерна и Председателя Ленинградского обкома ВКП (б).

На XIV съезде ВКП (б) в декабре 1925 года был взят курс на индустриализацию СССР. В своем Отчетном докладе И.В. Сталин теоретически завершил концепцию государственного социализма покойного Ленина, назвав вещи своими именами. «Можно ли назвать нашу государственную промышленность госкапиталистической? Нельзя. …Возьмём государственные предприятия. Являются ли они госкапиталистическими? Нет, не являются. Почему? Потому, что в них представлены не два класса, а один класс, класс рабочих, который в лице своего государства владеет орудиями и средствами производства»[374]. Несколькими годами ранее эту мысль высказывал в своих работах Председатель Совнаркома А.И. Рыков.

Член Политбюро ЦК ВКП (б) академик Н.И. Бухарин в своем докладе достаточно убедительно обосновал данное высказывание. В общих чертах, его подход выглядел следующим образом.

Пользуясь методами капиталистического хозяйства, через систему прямых и косвенных налогов социалистическое государство отбирает, в дополнение получаемому им прибавочному продукту, часть прибавочной стоимости и торговой прибыли из несоциалистических секторов хозяйства. Доход государства, который идет как на содержание аппарата управления, так и на создание материального фонда для развития социалистического хозяйства, складывается, таким образом, из двух источников: через получение прибавочного продукта из государственного хозяйства и через извлечение путем налогов части доходов крестьянства и буржуазии. По отношение к каждой из этих частей несоциалистического хозяйства должно быть различным и строиться на понимании конкретных задач строительства основ социализма. Налоги на буржуазию будут возрастать по мере того, как наш собственный хозяйственный аппарат будет крепнуть и экономически окажется способным заменить как в промышленности, так особенно в торговле, частный капитал. Отношение к налогам на крестьянство должно быть совершенно иное, так как целью ВКП (б) не является экспроприация или пауперизация крестьянства. Доход, который государство будет брать с крестьянского хозяйства, будет возвращаться этому же крестьянству в форме сельскохозяйственного кредита в качестве основного капитала кооперации. Здесь государство в значительной степени будет выступать, как регулирующий центр, который организует мелкий крестьянский капитал с помощью Государственного банка, концентрирует распыленные средства и в виде крупного капитала через кооперацию отдает крестьянству, заставляя его тем самым двигаться по пути технического усовершенствования своего хозяйства и последующей коллективизации его[375].

Глава «ленинградской оппозиции» Г.Е. Зиновьев выступил с критикой взглядов Генерального секретаря ЦК ВКП (б). «В последнее время для нас как бы неожиданно, как снег на голову… обрушился спор по вопросу о госкапитализме, - заявил он. - Необходимо … ответить тем, кто сейчас пытается представить дело так, будто у нас никакого госкапитализма и чуть ли не вообще никакого капитализма нет. Я считаю, что в действительности здесь дело идёт о попытке некоторых товарищей объявить сейчас НЭП социализмом. …Спор идёт далеко не о “терминах”, как это пытаются иногда представить, извращая всю суть в постановке этого вопроса. Спор идёт о системе политики, об оценке структуры экономики в нашей стране… Спорно то, что госкапитализм будто бы сводится только к концессиям и аренде. Это положение не верно. Это есть ревизия ленинизма.… В этом споре затронут серьезнейший политический вопрос… Попытку объявить НЭП социализмом – этого ни в коем случае нельзя допустить»[376]. Впрочем, ответить на вопрос, что он понимает под «социализмом в экономике» без победы пролетарской революции в Германии, Председатель Исполкома III Коммунистического Интернационала Г.Е. Зиновьев внятно ответить на съезде так и не сумел. Со своими высокими должностями ему пришлось расстаться.

«Можем ли мы допустить свободу фракций и групп? Нет! …Это значит, - предупреждал накануне А.И. Рыков, - свобода образования параллельных зародышевых правительств». В Политическом докладе XIII съезду РКП (б) в 1924 году он настаивал на том, что «нам нужна монолитность... нам нужна еще более железная сплоченность, чем это было до сих пор»[377]. Трудно более точно охарактеризовать бесконечные интриги внутри Политбюро ЦК РКП (б), которые объективно топили в бесконечных спорах все здравые экономические преобразования?

Оппонент И.В. Сталина Председатель СТО СССР Л.Б. Каменев был выведен из членов Политбюро ЦК ВКП (б) за попытку сформировать «антипартийную оппозицию» и переведен в кандидаты. Ниспровергнутый делегатами съезда с «кремлевского олимпа», он вдруг вспомнил о внутрипартийной демократии: «Товарищи, если в штабе ленинцев… всякие разногласия будут сопровождаться немедленными организационными мерами, если после каждого высказанного мнения будут собираться силы… для того, чтобы подорвать авторитет и дискредитировать товарищей… лично я полагаю, что наш Генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб»[378]. Надо полагать, под «старым штабом» он подразумевал «руководящую тройку». А между тем кандидатуру Сталина на этот руководящий пост на Организационном пленуме XI съезда РКП (б) предложил не кто иной, как Л.Б. Каменев!

Второй человек в составе бывшей «руководящей тройки» Л.Б. Каменев и позже пытался обвинить в нарушении принципа демократического централизма И.В. Сталина. «На мой взгляд, - говорил он на XV конференции ВКП (б), - это значит, что государственный аппарат… пытается собою заменить и оттеснить непосредственное участие рабочих масс в управлении государством, пытаясь все больше и больше подчинить самодеятельность этих масс бюрократическому аппарату. Когда мы констатируем этот факт и говорим: это есть тенденция государственного аппарата, поддерживаемая всей мелкобуржуазной атмосферой, и что против этого надо бороться методом привлечения рабочих, методом орабочивания государства»[379]. Это заявление – не просто предел демагогии и лицемерия типичного высокопоставленного большевистского бюрократа. Он и Г.Е. Зиновьев утвердили в Советском Союзе не просто «диктатуру партии» вместо диктатуры пролетариата, а установили тиранию номенклатурной «тройки» в Политбюро ЦК РКП (б). И в то же время - это первый акт ухода в историческое небытие русофобской идеи разжигания мировой революции.

В связи со скоропостижной смертью М.В. Фрунзе состоялись выборы нового состава Политбюро. Большинство высшего органа партии большевиков составили «государственники» - И.В. Сталин, М.И. Калинин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, А.И. Рыков, М.П. Томский и Н.И. Бухарин. «Партийные теоретики» были представлены двумя идейными непримиримыми противниками - Г.Е. Зиновьевым и Л.Д. Троцким, которые никаких руководящих постов в партии и государстве отныне не занимали. Кандидатами в члены Политбюро ЦК ВКП (б) на XIV съезде партии были большинством голосов избраны Ф.Э. Дзержинский, Л.Б. Каменев, Г.И. Петровский, Я.Э. Рудзутак и Н.А. Угланов. Должность Председателя Политбюро упразднялась в связи с утвержденными XIV съездом ВКП (б) изменениями в Уставе партии, и функции его руководителя возлагались на Генерального секретаря ЦК И.В. Сталина.

И.В. Сталин оказался единственным человеком в высшем партийном руководстве, который осознал, что прежняя ВКП (б) исчерпала свои возможности, свершив то, ради чего, собственно, и создавалась, - захват политической власти, и ее удержание до начала всеобщей европейской революции. Мирная созидательная работа требовала принципиально иной, кардинально перестроенной партии, призванной решать другие и иначе, нежели прежде, созидательные государственные задачи. Обновленная партия должна была опираться на качественно новые органы государственной безопасности и армию, ориентированную, главным образом, на оборону страны, а не на разжигание мировой революции. Впрочем, иллюзия, что разгром неприятельской армии способен привести к социальному взрыву внутри государства-агрессора еще сохранялась – слишком велико было впечатление от невероятных с военной точки зрения побед Красной армии в гражданской войне. Все видные партийные, советские и военные руководители помнили и о массовом рабочим движении в странах Антанты против иностранной военной интервенции под лозунгом «Руки прочь от Советской России!»

С приходом командарма 1-го ранга К.Е. Ворошилова в РВС СССР реформа Красной армии как совокупность необходимых мероприятий постепенно стала пересматриваться под давлением обновленного большинства Военного совета РВС РККА. Это случилось сразу после исключения из рядов ВКП (б) всех активных членов «троцкистской оппозиции» по решению XV партийного съезда и ссылки Л.Д. Троцкого в Алма-Ату. Командарма 1-го ранга М.Н. Тухачевского освободили от должности начальника Штаба РККА и направили командовать второстепенным Ленинградским военным округом, что означало понижение в должности.

В принадлежности к троцкистской оппозиции его тогда не обвиняли. Тухачевскому таким способом пока просто напомнили его обширные доклады, представленные в августе и декабре 1926 года в Совет Труда и Обороны и Политбюро ЦК ВКП (б). Первый документ завершался безапелляционным приговором: «Для выполнения своей стратегической задачи Красная Армия должна быть готова к решительным действиям в первый же период войны. Организационно-мобилизационное строительство РККА отвечает этой задаче. Зато материальное обеспечение ее далеко отстает, ставя под угрозу исход войны. Никакие расчеты на довооружение РККА во время войны не отвечают нашему стратегическому положению. Мобилизационное обеспеченность Красной Армии должна быть доведена до максимума в мирное время. Подготовка к обороне СССР должна быть увязана с его стратегическим положением»[380].

Во втором докладе «Оборона Союза Советских Социалистических Республик» бывший начальник Штаба РККА дал пессимистическую оценку соотношения сил СССР и противостоящей ему группировки соседних европейских государств. Тухачевский повторял, что чем продолжительнее будет конфликт, тем более неблагоприятным будет становиться военно-экономическое положение СССР. В частности он утверждал, что в случае благоприятного для агрессивного военного блока развития боевых действий начального периода войны, его силы могут значительно вырасти, что в связи с «западноевропейским тылом» может создать для СССР непреодолимую угрозу. «Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады). Задачи обороны СССР РККА выполнит лишь при условии высокой мобилизационной готовности вооруженных сил, железнодорожного транспорта и промышленности. Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы»[381]. А научно-популярные «Тезисы о военизации народа», изданные под редакцией М.Н. Тухачевского, вообще предусматривали принудительное возвращение СССР на рельсы «военного коммунизма» путем ликвидации самой экономической системы государственного капитализма[382].

М.Н. Тухачевский, когда стал командующим Ленинградским военным округом, неоднократно подавал члену Политбюро ЦК ВКП (б), первому секретарю обкома партии С.М. Кирову для непосредственной передачи И.В. Сталину, минуя К.Е. Ворошилова, начальника Штаба РККА А.И. Егорова и Главный военный Совет, пространные меморандумы о путях перестройки Красной армии. Командарм в них утверждал, что все его предложения проверены на практике учений в ЛВО[383]. Тухачевский знал об искреннем уважении и безграничном доверии, которое испытывал Генеральный секретарь к Кирову, которого с дореволюционной работы во Владикавказе называл «братом»[384]. Вошедшее в анналы создания Советского Союза «грузинское дело» 1922 года было блестяще спланировано и проведено секретарем Закавказского крайкома РКП (б) С.М. Кировым в тесном сотрудничестве с Народным комиссаром по делам национальностей И.В. Сталиным. Сам С.М. Киров хорошо знал Тухачевского по Северокавказскому фронту, и ценил его как способного военачальника. Не исключено, что сам «любимый вождь ленинградского пролетариата» предотвратил неотвратимую долговременную опалу, если не арест, М.Н. Тухачевского, скандально известного своими тесными связями с лидерами «антипартийной оппозиции» Г.Е. Зиновьевым и Л.Б. Каменевым.

С.М. Киров относился к тому новому поколению партийных руководителей, которые броским коммунистическим всемирно-историческим лозунгам предпочитали конкретные дела в пределах своей компетенции, а бессмысленным диспутам моложавых академиков из Института Красной профессуры «о превосходстве принципов материализма над идеализмом в науке» - развитие и поощрение теоретических и прикладных исследований. Несмотря на вульгарные пассажи «любимца партии» Н.И. Бухарина в адрес Нобелевского лауреата академика И.Д. Павлова, Киров добился для его небольшой лаборатории статуса научно-исследовательского института, а академик В.М. Бехтерев приступил к созданию уникального Института мозга. Пользуясь своим огромным влиянием на И.В. Сталина и Г.К. Орджоникидзе, он добился отмены смертного приговора членам «ленинградской инженерной организации Промышленной партии» во главе с Л.К. Рамзиным[385].

По настоянию С.М. Кирова на заседании Политбюро ЦК ВКП (б) принимается решение об организации в Ленинграде Научно-исследовательского института авиационного моторостроения (ЦИАМ) под руководством А.М. Марьямова. В «колыбели революции» открывается Газодинамическая лаборатория (ГДЛ) при Народном комиссариате по военно-морским делам, которая положила начало созданию отечественных ракетных двигателей.

Вскоре по решению Политбюро ЦК ВКП (б) при Центральном Совете Осовиахима была организована московская Группа по изучению реактивного движения (ГИРД) во главе с Ф.А. Цандером и С.В. Королевым, которая на первых порах финансировалась за счет членских взносов и добровольных пожертвований. Среди организаторов и активистов ленинградского отделения ГИРД, созданной 13 ноября 1931 года, были Я.И. Перельман и Н.А. Рынин, В.В. Разумов (председатель), инженеры А.Н. Штерн, Е.Е. Чертовской, физики М.В. Гажала, И.Н. Самарин, М.В. Мачинский, представители общественности. В 1932 году в ее состав входило более 400 членов. Большую помощь в организации ЛенГИРД и ее работе оказывали сотрудники Газодинамической лаборатории Б.С. Петропавловский и В.А. Артемьев. ЛенГИРД активно пропагандировала ракетную технику, организовывала показательные запуски небольших пороховых ракет, разработала ряд оригинальных проектов экспериментальных ракет, в частности, ракету Разумова - Штерна с ротативным ЖРД[386].

По инициативе С.М. Кирова в 1930 году при Центральном институте труда был создан военный отдел, где собрались специалисты всех основных родов войск. Спустя два года на его базе был образован Военный институт рационализации труда и техники – ВИРТ РККА, благодаря чему ускорился процесс овладения новой боевой техникой в Красной Армии. В лабораториях института создавались не только новые рациональные методики обучения личного состава и организации окружных общевойсковых учений, но и проектировались первые тренажеры для военных летчиков, штурманов, танкистов и воздухоплавателей. Его начальником решением наркома по военно-морским делам был назначен комбриг М.И. Запорощенко.

В своих многочисленных памятных записках М.Н. Тухачевский обосновывал необходимость увеличения выпуска средних многобашенных и скоростных гусенично-колесных танков, развертывании массового производства гаубичной и мортирной артиллерии, оснащении стрелковых дивизий реактивными снарядами и даже тактическими ракетами. Тухачевский, вероятно, отдавал себе отчет в том, что опытные военачальники и военные теоретики - с академическим образованием - отвергнут все его проекты как ошибочные.

Действительно, военно-теоретические воззрения и исторические знания М.Н. Тухачевского не отличались научной оригинальностью. Они представляли собой сумбурную эклектику общих философских рассуждений о сущности и методах войны, прилежного воспроизведения взглядов прусских королей и германских полководцев, которых он причислял к классикам, и собственного небольшого практического опыта командования во время гражданской войны. Но в литературном отношении он был очень плодовит, давая категорические, и подчас фантастические, рекомендации по перевооружению всех без исключения родов вооруженных сил РККА – от артиллерии и танков до авиации. Его научный инструментарий был невелик, хотя М.Н. Тухачевский пытался стилистически подражать своим кумирам - Клаузевицу и Мольтке. Повествовательный стиль его работ отличие от фундаментальных трудов российской военной профессуры был многосложным, описательным и очень схожим со статьями и докладами Г.Е. Зиновьева.

Отводя в наступлении главенствующую роль гаубицам и мортирам, М.Н. Тухачевский повторял фатальную методологическую ошибку начальника Генерального штаба рейхсвера А. фон Шлиффена. «Синдромом Седана», когда с взятием этой неприступной крепости Наполеон III признал свое поражение во франко-прусской войне, и обожествлением гения Мольтке тогда заразился практически весь генералитет Тройственного Союза. Однако именно он в конечном итоге привел к краху немецкого «блицкрига» в 1914 году. Берлинские стратеги считали ниже своего «нордического достоинства» изучать опыт англо-бурской и русско-японской войн. Гаубичные дивизионы и мортирные полки в условиях осады мощных цитаделей и позиционной войны себя оправдывали, но были совершенно непригодны в условиях маневренного наступления по широкому фронту. Для прорыва очаговых полевых укреплений и боев в городской черте русская полковая трехдюймовая пушка оказалась наилучшим средством поддержки пехоты. Это убедительно подтвердил и неудачные для рейхсвера бои в Бельгии в августе 1914 года, и первоначальный успех 2-й русской армии во время Восточно-Прусской операции, и опыт маневренных операций РККА в годы гражданской войны[387].

Тухачевский, похоже, в германских лагерях для военнопленных повышал свой образовательный уровень при помощи немецких военных трактатов, к тому времени списанных из академических библиотек для санитарных и гигиенических нужд. Он настаивал на том, что гаубицы должны играть решающую роль в артиллерийском парке РККА, и поэтому предлагал их число их постоянно увеличивать, а число полковых и дивизионных пушек пропорционально сокращать.«Навесный огонь, основным представителем которого является гаубица, обладает совершенно противоположными качествами – утверждал Тухачевский. - Благодаря крутой траектории, значительно меньшей скорострельности и меньшей дальности он менее действенен в деле уничтожения живых и открытых целей врага. Зато по целям закрытым, по целям неглубоким действительность его чрезвычайно велика. Пробивая любое закрытие, легко пристреливаясь к мертвым точкам и, благодаря пропорционально большему калибру, производя на обороняющегося [противника] удручающее впечатление, навесный огонь в состоянии в самый короткий срок разрушить материальную и моральную упругость обороняющегося. Если настильный огонь приземляет противника, то навесный огонь, наоборот, выкуривает его из насиженного гнезда. Он не дает возможности спокойно сидеть за закрытием и вести прицельный огонь». Перед началом наступления гаубичная и мортирная артиллерия должна была вести огонь по переднему краю, а после начала движения других частей - переносить огонь в глубину обороны противника. В обычном бою при развитии наступления применялись полковые пушки. Артиллерийский огонь, по мнению М.Н. Тухачевского, должен был стать во время наступления непрерывным[388]. Правда, в таком случае наступающие стрелковые части рисковали попасть под огонь собственных пушек, а противник, лишенный возможности отступить, перейдет в контратаку и может в отчаянии отбросить атакующую пехоту.

На практике соотношение орудий, ведущих навесной и настильный артиллерийский огонь, в пехотных дивизиях должно быть 2:3. Во всяком случае, такая пропорция артиллерийских систем соблюдалась в армиях ведущих европейских государств.

Всю артиллерию РККА, поэтому, предлагалось иметь только на механической тяге повышенной проходимости, хотя согласно теории глубокой операции это предусматривалось только для тяжелых артиллерийских дивизионов Резерва Главного командования. В планах индустриализации на приобретение оборудования и строительство тракторных заводов выделялись значительные средства, но в случае исполнения этого предложения Тухачевского все мощные тракторы направлялись бы не в сельское хозяйство, а в автопарки Управления механизации и моторизации Красной армии. Тем не менее, К.Е. Ворошилов скрепя сердце поддерживал эту идею, не смея перечить И.В. Сталину, который тогда был горячим сторонником индустриализации экономики и моторизации армии. В своем выступлении на XVII съезде ВКП (б) нарком обороны предупреждал: «Конское поголовье продолжает всё ещё сокращаться. Где причина, в чём дело? Мне думается, что, помимо вредительской деятельности контрреволюционных элементов на селе, немалая доля вины лежит на работниках системы Наркомзема, одно время благожелательно относившихся к прямо-таки вредительской “теории” о том, что механизация сельского хозяйства, внедрение тракторов и комбайнов заменят лошадь, а в ближайшем будущем и полностью освободят от необходимости использования тягловой силы в сельском хозяйстве. Между тем ясно, что лошадь в нашей стране сейчас и в дальнейшем будет крайне необходима и нужна, как она была нужна и раньше, когда у нас было мало тракторов. Лошадь не только не противостоит трактору, не конкурирует с ним, но, наоборот, его во многом дополняет, ему помогает. …Что это значит? А то, что за лошадь, её сохранение и воспроизводство надо взяться по-настоящему. Необходимо, прежде всего, раз и навсегда покончить с вредительскими “теориями” о замене лошади машиной, об “отмирании” лошади. Необходимо раз и навсегда покончить с обезличкой в использовании коня. На местах, в передовых колхозах, в МТС накоплено немало ценного опыта, который Наркомзему не мешало бы учесть, обобщить и распространить по всей стране»[389]. Парк 4376 советских МТС состоял из 355 тысяч маломощных тракторов, 53 тысячи комбайнов и 43 тысячи грузовиков, что составляло только десятую часть потребностей колхозов. Внедрение таких машинно-тракторных станций в кооперированное сельское хозяйство оказалось малоэффективной вынужденной мерой, которая проводилась в жизнь в интересах повышения обороноспособности страны[390].

На полях сражений в южной Африке и Маньчжурии была окончательно похоронена линейная тактика времен Крымской и франко-прусской войны. Опыт военных действий выявил необходимость рассредоточенных боевых порядков, а именно редких стрелковых цепей, что позволяло солдатам вести огонь из личного скорострельного оружия. Повысилась роль полевых укреплений, а в случае отсутствия времени или условий для их возведения из подручных материалов, использовался рельеф местности для защиты от неприятельского огня и скрытого маневрирования резервами. При длительной обороне вместо встречного боя применялась тактика рассредоточения войск по системе траншей глубокого профиля блиндажей. Инженерные сооружения стали играть определяющую роль при отражении атак противника. Преимущество оказалось на стороне огневого, а не штыкового боя. Применение пулемётов и мобильных скорострельных орудий вкупе с долговременными сооружениями означали закат кавалерии как основного наступательного рода войск[391]. По мере развития авиационной техники, во Франции стали формироваться регулярные военные авиационные отряды. Ее примеру последовали Россия и Англия. Державы Тройственного Союза вступили в войну, практически не имея боевых самолетов в расчете на повторение «блицкрига» времен франко-прусской войны. Германский Генеральный штаб с запозданием изучил этот бесценный военный опыт ценой значительных потерь во время сражений первой мировой войны. Однако немецкие теоретики тогда не успели его творчески осмыслить и, тем более, придать ему форму научных исследований. Но и тогда все их теоретические обобщения преломлялись исключительно через призму подготовки и проведения все той же «молниеносной войны».

В сознании подданных Германской империи, появившейся на свет под победный салют в честь капитуляции Седана, навсегда поселился синдром величия «нордического гения». Они отныне высокомерно взирали на галльскую распущенность, англосаксонскую скупость, еврейское плутовство и славянскую рабскую ущербность. Засыпая под крестьянским лоскутным одеялом, жители сотни карликовых княжеств и королевств из сказок братьев Гримм, - баварцы, саксонцы и пруссаки, - неожиданно проснулись подданными Германской империи. Целое поколение воспитывалось с колыбели в убеждении, что все мировые проблемы разрешатся их трудолюбивой и дисциплинированной нацией с помощью непогрешимого берлинского вождя. Обожествление «блицкрига» стало императивом национального самосознания немцев. Средневековое цеховое мировоззрение навсегда определило их сакральное отношение к единым уставам, статутам, стандартам и обычаям. Достойными техническими изобретениями считалось все, что могло превратиться в случае войны в сказочные непобедимые мечи Нибелунгов. Такая социальная психология закономерно порождала гигантоманию и навязчивое желание создавать лишь шедевры – совершенные изделия и механизмы. Они, по определению немногочисленные и дорогие, могут благодаря превосходному качеству компенсировать количество чужих товаров. В те далекие годы родилось истинно немецкое присловье «Лучше меньше да лучше!» И, несмотря на очевидные выгоды от конвейерного производства, германские промышленники неохотно внедряли его на своих заводах, а немецкие рабочие расценивали такую организацию труда как унижение их достоинства. Передовые методы поточного производства, как и создание новых отраслей промышленности, неизменно внедрялись указами вождя нации - мудрого императора, президента или канцлера! Военные парады и костюмированные шествия стали обязательным атрибутом культурной жизни Германии. Колоссальные пушки, гигантские субмарины, подобные бронированным вагонам гусеничные танки «Колоссаль», грандиозные жесткие дирижабли конструкции графа Цепеллина и несуразные в аэродинамическом отношении многомоторные бомбардировщики Reisenflugzeuge – «самолеты-богатыри» - были ярчайшими порождениями немецкой военной доктрины и стиля мышления[392].

Русские военачальники в вопросах стратегии и тактики значительно опережали немецких генералов в предверии первой мировой войны, и в «маленькие победоносные войны» всерьез не верили. Большинство из них были решительными противниками копирования германских стратегических канонов и тактических стереотипов Николаем II и его окружением.

Генерал-адъютант Н.А. Куропаткин в свое время направил в правительство «Записку по вопросу об ассигновании Военному и Морскому министерствам кредитов на неотложные нужды». В ней он критиковал, в частности, Военное министерство за увлечение развитием дорогостоящих «стратегических шоссе». В России, практически не имеющей автомобильного парка, это решение было средством узаконенного казнокрадства высокопоставленных военных чиновников и депутатов Государственной Думы. Основная часть средств, отпущенных на армию, должна была, по его мнению, использоваться на развитие полевой артиллерии, авиации, организацию автомобильного дела и увеличение оснащенности армии инженерным имуществом[393]. Тухачевский же считал изучение монографий и статей битых им «высокопревосходительств» пустой тратой времени. Во всяком случае, их влияние на его военно-теоретические взгляды практически нигде не прослеживается.

Однако, независимо от личных пристрастий, лишь после того, как М.Н. Тухачевский теоретически обосновал структуру противовоздушной обороны крупных промышленных центров ЛВО, в первую очередь Ленинграда, С.М. Киров ходатайствовал перед Сталиным о назначении Тухачевского заместителем Наркомвоенмора и начальником Управления вооружений и боевой подготовки РККА. Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) удовлетворил просьбу своего верного соратника по дореволюционной подпольной деятельности, участии в гражданской войне и совместной бескомпромиссной борьбе с «националистической и антипартийной оппозицией».

Заместитель начальника Штаба РККА командарм 2-го ранга В.К. Триандафиллов в 1929 году выступил на заседании Ученого Совета Военной академии имени Фрунзе с докладом о теории глубокой войсковой операции. Он считал, что «за десять послевоенных лет положение нашей страны сильно изменилось. Советский Союз стал в результате победы социализма одним из сильнейших государств, с могучей, высоко технически оснащенной Красной армией, перешедшей из группы "восточноевропейских (по машинизации) в группу западноевропейских" армий… Глубокие и сокрушительные удары могут вывести из игры довольно быстро целые государственные организмы. По отношению к большим государствам эти удары могут привести к разгрому их вооруженных сил по частям, крупными пачками. Удары эти являются наиболее верным средством для быстрого истощения людских и материальных ресурсов противника, для создания объективно благоприятных условий для социально-политических потрясений в неприятельской стране... Глубокие и сокрушительные удары остаются одним из самых верных средств для превращения войны в войну гражданскую. Государства-лилипуты могут быть раздавлены одним ударом. Вот почему современное оперативное искусство не может отказаться от глубоких ударов на сокрушение. Правильная и мудрая политика в строительстве вооруженных сил должна обеспечить благоприятные условия для ведения войны этим методом»[394].

Дата добавления: 2015-08-05