Читайте также:
|
Во второй половине 20-го века передовой фронт научного, в частности, космологического знания о мире подошел к тому уровню осмысления устройства мироздания, которое сформулировал когда-то К. Маркс: «все науки о мире есть науки о человеке». А добравшись до этой мысли, дойдя до этого бастиона, который при всем желании обойти было никак нельзя, ученые с удивлением обнаружили, что он уже давным-давно обжит религиозными и мистическими учениями, ставящими человека в центр мироздания, рассматривающего его как главную квинтэссенцию и смысл развития Бытия. Основополагающая парадигма мистического мировосприятия – подобие макро- и микрокосма – есть просто иная трактовка антропного принципа. Напомним, этот принцип утверждает, что Вселенная устроена таким образом, что только в таком ее варианте возможно существование жизни и разума (человека). Имеется два варианта этого принципа: слабый и сильный. Согласно «слабому» варианту, Вселенная устроена именно так, чтобы в ней мог появиться человек. «Сильная» же трактовка принципа гласит: Вселенная такова, потому что в ней есть человек (Наблюдатель[477]).
Т.о. Космос вновь стал антропоморфным – что исходно и утверждали различные мифы о сотворении мира из Первосущества, которое, либо приносилось (вариант – приносило себя само) в жертву (Брахма, Имир, Пуруша, Паньгу, Виракоча, Адам Кадмон…). Согласно Библии, Бог тоже принес Себя в жертву – через Слово[478]. Здесь и мифы плодородия, в которых смерть главного героя обеспечивает продление жизни людей (Осирис, Дионис…). Сюда же относится и евангельские тексты о судьбе Христа, своей смертью обеспечившего продолжение существования цивилизации «ради избранных» во всех народах. Архаичное мифологичное сознание рассматривало процесс миротворения как акт выворачивания тела, сущности Первосущества, который есть жертвоприношение и при котором внешнее и внутреннее меняются местами. [479] При этом каждая часть изначального Тела, потерявшего свою целостность, замкнутость, разрезанного или разорванного и вывернутого наизнанку, превращалась в какую-нибудь структуру привычного мира: кожа становилась землей, кровь – водой, зубы – камнями, кости – горами…
Такое понимание мироустройства научное мышление считало примитивным, пока логика развития научной картины мира не уперлась в необходимость взять эту точку зрения, сдуть с нее пыль, почистить, отшлифовать и придать ей новую жизнь в виде вышеназванного антропного принципа, который может звучать теперь и так: человек существует потому, что существует Вселенная; Вселенная же существует потому, что существует человек!
Как известно, вторая научная революция сформировала «объективную» картину мироздания, свободную от присутствия в ней того, кто это мироздание познаёт. И мир, лишенный активного, живого, целеполагающего субъекта познания, стал мертвой, бездушной машиной, в которой торжествовали смерть и распад (второе начало термодинамики), в которой действовали неумолимые, жестко детерминирующие всё и вся законы, где субъект стал пешкой в их руках, щепкой, влекомой их бурным потоком, и где наличие у индивида воли, индивидуальности, желаний и нравственных законов как фактора воздействия на мир вообще не учитывалось. Такое отношение к себе и миру перешло затем в историю и биологию, породив эволюционизм в различных его формах: дарвинизм, «материалистическое понимание истории», социал-дарвинизм, элитаризм в различных формах (национал- и интернационал-социализм, расизм, колониализм, демократизм).[480]
Однако развитие научного знания и практики в области ядерной физики вкупе с выявленными парадоксами квантовой физики привело к пониманию того, что: во-первых, научное мышление не свободно от морально-нравственных и этических императивов и, во-вторых, наблюдатель (человек) неразрывно включен в процесс миропроявления, т.е. без человека, его активного присутствия в мире этот мир был бы совсем иным. А уже осознав это, научное мышление пошло дальше, поставив следующие вопросы: 1) каким образом возникла удивительно тонкая балансировка всех мировых констант – такая, что только ныне существующая комбинация их значений позволяет существовать самому миру в целом и человеку в частности; 2) если мир как Динамический Паттерн меняется при любой попытке его наблюдения (= целеполагающего воздействия на него со стороны субъекта), то наблюдение со стороны кого вызвало вообще бытие этого мира? И честно отвечая на эти вопросы, ряд ученых не мог не прийти к тому ответу, который изначально уже имел место во всех религиозных и мистических традициях[481]: мир был сотворен целенаправленной волей изначального Субъекта.[482]
Кроме того, в ходе анализа самого научного мышления было обнаружено следующее:
1) Нельзя получить «объективные», независимые от наблюдателя данные, если этот наблюдатель находится внутри наблюдаемой системы (те же теоремы Гёделя). А человек находится внутри наблюдаемой им Вселенной, следовательно, всегда можно найти и такое наблюдение, про которое принципиально нельзя сказать, существует ли оно онтологически независимо от наблюдателя, или оно есть плод его измышлений, его собственная проекция! [483]
2) Сами научные парадигмы, теории, способы описания действительности представляют собой уже существующие мифологические, мистические модели мироописания, только сформулированные другим языком. Иначе говоря, мышление человека опирается на универсальные ментально-образные архетипы, шаблоны, паттерны, образующих мировоззренческую и методологическую рамку – экзистенциальное пространство человеческого мышления вообще, – за которую оно не может выбраться не взирая на то, каким оно является: архаичным или современным.[484] Для иллюстрации сказанного приведем следующую цитату: «…у знахарей и ученых есть одно общее фундаментальное верование: теория предшествует открытию фактов. Наука постулирует атом, выводит его графическое изображение и накапливает данные, подтверждающие его существование именно в таком виде. Мы не удивляемся, когда читаем о «наблюдении» атома, хотя никто никогда не видел его в обычной реальности. Атомы существуют в необычной реальности, реальности несуществующего. То, что ученые наблюдают с помощью электронных микроскопов, – всего лишь электронные мультипликации, которые, как полагают, отражают поведение атомов. Подобным же образом афро-американское язычество постулирует богов как программистов всего сущего. Знахари «наблюдают» этих богов, действующих и говорящих через камни и деревья, через католических святых и индийских гуру, через вас и меня. Ни боги, ни атомы не видны в обычной физической реальности, но и теория атома, и теория Бога предоставляют множество доказательств тем, кто их ищет».[485]
3) Наконец, было осознано также, что помимо того, что наше сознание (и научное в том числе) имеет мифологическую природу[486], оно также и достаточно избирательно. Иначе, человек воспринимает лишь какие-то усеченные части информационного спектра – в силу работы различных информационных фильтров (психофизиологического, семиотического, культурологического, индивидуального жизненного опыта, групповой принадлежности, социальной перцепции и пр.). И в силу этой неполноты восприятия плюс к этому – в силу работы механизмов интерпретации и предпочтения – мы воспринимаем мир не «объективно», а достаточно субъективно, а объективность же определяется всего лишь степенью конвенции = массовостью и авторитетностью признания данного взгляда реальностью.
Т.о. в конце 20-го века общественное сознание индустриального общества в лице его передового фронта – научного мышления – вернулось (через механицизм и стохастизм) по окружной дороге домой[487] и, войдя в него, увидело в зеркале[488] самоё себя – человека в его целостности телесной, чувственной/психической и разумной/целеполагающей природы. Человек снова стал тем, кем и был всегда – фокусом мироздания, центром схождения всех мировых линий – причинно-следственных и аналоговых. И если взять знаменитый тезис П. Флоренского: «Если есть “Троица“ Рублёва, значит, есть Бог», то антропный принцип можно озвучить и так: «Если есть человек – значит, есть и Бог» – со всеми вытекающими отсюда выводами.
И как это ни парадоксально звучит, но становлению вочеловечиванию как главного принципа и императива объяснения Бытия способствовала третья научная революция с ее принципом относительности. На это указал первым П. Флоренский в своей работе «Мнимости в геометрии». Он заметил, что поскольку, согласно теории Эйнштейна, в мире не существует абсолютной системы отсчета, то мы вправе выбирать любую. И таковой системой координат, ставящей человека вновь в центр мироздания, является хорошо известная Птолемеевская модель космоса – с Землей в центре Вселенной. Строки, описывающие состоятельность и «человечность» Птолемеевской модели, достаточно примечательны, поэтому приведем их в нашей работе, сохранив особенности авторского стиля.
«Принцип относительности «доказывается» неудачею опыта Майкельсона и Морлея… В основу опыта положена гипотеза о движении Земли[489]… Но гипотеза, признанная наиболее основательной – специальный принцип относительности – … в корень уничтожает самую предпосылку Майкельсона, ибо утверждает, что никаким физическим опытом убедиться в движении Земли невозможно. Иначе говоря, Эйнштейн объявляет систему Коперника чистой метафизикой… А если так, то не проще ли было бы… начать объяснение Майкельсоновской неудачи наиболее естественным предположением – о ложности его основной предпосылки: предполагали, что опыт удастся, потому что рассчитывали на скорость Земли (гипотетическую!) – 30 км/с; но опыт не удался, и следовательно, нужно было прежде всего заподозрить допущенную гипотезу и подумать, движется ли Земля?[490] Земля покоится в пространстве – таково прямое следствие опыта Майкельсона.
Но кроме поступательного движения Земли приходится иметь в виду еще и вращательное… Этому предположению противостоит обобщенный принцип относительности, в формулировке Ленарда гласящий: «при любых движениях все явления природы должны протекать совершенно одинаково – независимо от того, будет ли наблюдатель или все окружающее пространство приведено в соответствующее движение». Иначе говоря, применительно к нашему частному случаю, нет и принципиально не может быть доказательств вращения Земли, и в частности, ничего не доказывает пресловутый опыт Фуко: при неподвижной Земле и вращающемся вокруг нее как одно твердое тело небосводе маятник так же менял бы относительно Земли плоскость своих качаний, как и при обычном, Коперниковском предположении о вращении Земли и неподвижности Неба»[491].
Итак, согласно Флоренскому, Эйнштейн, вольно или невольно, развернул научное мировоззрение вновь лицом к человеку: Земля как колыбель человечества есть физический центр Вселенной, а человек – как образ и подобие Бога – есть ее духовный (экзистенциальный, смысловой) центр, или, как утверждала философская мысль Древней Греции, «человек – мера всех вещей». И точка выворачивания-перехода нашего мира в «тот свет» находится именно в человеке, и это показывает текст Библии, в частности, слова «Царство Божие внутрь вас есть». То же – в Апокалипсисе, когда говорится о звездах, покачнувшихся и упавших на землю. Это – описание восприятия-переживания бытия человеком в момент его смерти.[492]
Итак, Вселенная, выворачиваясь наизнанку (когда Внешнее становится Внутренним), становится человеком, а человек, выворачиваясь наизнанку (когда Внутреннее становится Внешним) – Вселенной (Космическим Адамом).[493] Иначе: Космический Адам – это символическое представление о реальной человеческой природе, вмещающей всю Вселенную, о полноте этой природы до грехопадения = до падения человеческого духа в душевный, чувственный мир животной души. И этот мир есть мир чувственных прелестей = завеса майи, застилающая от нас дверь в царство свободы холстом с нарисованной картинкой, которую мы, подобно Буратино (см. приложение 1), приняли за реальность. Завеса майи приподнимается лишь в угрожающей для жизни ситуации, когда человек ощущает, что привычный ему мир с его ценностями есть иллюзия. В этом контексте можно сказать, что ад – это и есть состояние души, погруженной в свои чувственные иллюзии, которые она принимает за реальность и за которые упорно цепляется.
Наш мир имеет фрактальную и голографическую природу. Иначе: наш мир самоподобен – что отражено в известной «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста: «Что вверху – то и внизу, что внутри – то и снаружи». [494] Это же относится и к человеку: в каждом из нас сохраняется, пусть даже в смутном, «размытом» виде исходная, божественная полнота его природы, присущая Адаму до грехопадения – так же, как любой фрагмент голограммы несет в себе информацию о всей голограмме. Эту подлинную, вечную, неуничтожимую, исходную природу человека во всей ее полноте и явил Собой Иисус[495]. И центральным пунктом христианства является утверждение воскресения, ибо «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых».
Это же лежит и в основе поклонения иконам: любая икона есть голографический «осколок» образа Бога, а любой список с иконы несет в себе духовный образ своего источника, а через него – Бога. Поэтому обращение к любой иконе либо к ее любому списку (вплоть до ксерокопии) есть обращение к Богу. Кроме того, иконы написаны по закону обратной перспективы. Иначе говоря, мир на иконе образует мнимую сферическую форму, в центре которой оказывается смотрящий на образ. Согласно тому же Флоренскому, через икону Бог смотрит на человека, а икона являет собой окно в мир Духа.
Воскресение же неотъемлемо связано с тем событием, которое обозначается как конец света и которое связано с уничтожением пространства («и небо свилось как свиток») и времени («и времени больше не будет») – в соответствии с теорией относительности Эйнштейна (единство и взаимообусловленность пространства, времени и бытия). А далее: «и увидел я новое небо и новую землю».
Т.о. Апокалипсис описывает уничтожение того мира, который возник в момент изгнания человека из Эдема, ибо, как написано, поставил Господь у входа в Эдем херувима с вращающимся огненным мечом, чтобы человек не мог вернуться назад. Вращающийся меч означает запуск времени, ибо «время» происходит от и.-е. «вермя» = след от колеса повозки. Иначе, «время» родственно словам «веретено», «вращение». И при изгнании из Эдема начался отсчет нашего времени – как последовательного дления (и как ущербного, ограниченного состояния исходной Вечности). Отсюда и восстановление полноты человеческой природы связано с уничтожением времени, в которое человек выпал из Вечности, а следовательно, с концом света! И православная икона с этой точки зрения есть голографический «осколочек» Вечности – поскольку в ней нет времени как последовательного ряда событий. Так, на любой иконе, отражающей житие какого-либо святого, изображаются различные значимые события его жизни, которые смотрящий видит одновременно.
И достижение Вечности связано с выворачиванием нашего мира в мир мнимостей, мир символов, мир духа, мир иконы (см. выше). Человек обретает свою истинную природу и становится выше ангелов (на что указывал ап. Павел). А на земле, чтобы этого достигнуть, надо «собирать себе сокровища на небе», т.е. приобщаться к неуничтожимому, к тому, что «вор не подкопает, моль и ржа не съест», что и составляет метрику бытия Нового мира.
Возвращаясь назад, к принципу Наблюдателя, заметим, что все религиозные и философско-мистические традиции указывают на ответственность человека за существование этого мира. Таким образом, антропный принцип в аксиологическом аспекте будет звучать так: существование мира неотделимо от бытия человека, от его нравственных и деятельностных качеств. Иначе говоря, субъект, наблюдая космос, его же и создаёт, поскольку любое наблюдение предполагает воздействие на наблюдаемое и его изменение. А воздействовать субъект может лишь тем и так, что соответствует его собственной природе! Т.е. мы наблюдаем мир как люди, и наблюдаемое для нас неизбежно проявляется через очеловечивание и вочеловечивание. [496] Иначе, любое наше описание мира – человечно! Поэтому наука не может быть свободна от человеческих аберраций. И это как раз хорошо видно на примерах основных установок каждой из научных революций:
- центральный постулат научного восприятия мира после 1-ой революции: одухотворенность и целеполагание космических сил и процессов в силу того, что микрокосм подобен макрокосму;
- в период 2-ой революции (17 – 19-й в.в.), перестав нуждаться в гипотезе Бога[497], человек уподобил себя и мир машине, забыв о том, что любой механизм создаётся целенаправленно субъектом;
- главный тезис 3-ей революции: физические характеристики космоса зависят от выбранной субъектом системы отсчета;
фундаментальный факт, приведший к 4-ой революции: результат наблюдения задаётся способом наблюдения, который выбирает субъект. [498]
В параграфе 2.3. «Выворачивание/Отражение» мы назвали семь типов зеркал, отражаясь в которых, субъект: а) осознаёт своё существование; б) проходит этапы идентификации и самоидентификации; в) выстраивает свое отношение к миру и себе самому. Это – оптическое/физическое (образ физического тела), мифолингвистическое (Я-концепция/личная история плюс отражение в системе конвенционально заданных значений), социально-характерологическое (ролевые ниши), индивидуально-характерологическое (Я как набор стереотипных/якорных реакций), теневое (Не-Я как Анти-Я), символическое (Не-Я как Вне-Я/Другой/Я-Трансцендентное), инструментальное (любой инструмент – идея, образ, суждение, теория, прибор, объект – есть внешняя проекция самого субъекта бытия). Но как сам субъект, видя свои отражения по всем типам зеркал, интегрирует их в свой единый, целостный и уникальный образ, так же и Субъект (Творец) смотрится в интегральное Зеркало Мира и видит в нем Свой образ – человека! Однако человек отделен от Бога зеркальной поверхностью этого мира, которую, находясь в материальной форме, перейти нельзя – как и мы не можем выйти в Зазеркалье. Поверхность зеркала непреодолима, поэтому, чтобы выйти за пределы Мирового Зеркала, надо вывернуться наизнанку = умереть для этого мира, исчезнуть из него, или, по Флоренскому, перейти в мнимое состояние.
Но в нашем бытии всё же есть способ снятия зеркальных границ – пусть на краткое время. Этот способ – любовь – как слияние личностных границ двух любящих субъектов, как живое, непосредственное соприкосновение двух душ и их взаимопроникновение.[499] Это – высшее состояние Я-Ты-отношения (по М. Буберу) – отношения межличностного общения, диалога, приводящего к образованию металичности (по В. Налимову, да и по Платону тоже). Напомним, что у Бубера отношение Я-Ты есть дух, а отношение Я-Оно есть знание; иначе, мы как субъекты бытия получаем знание о мире, выстраивая к нему отношение как к бездушному, бесчеловечному объекту. 20-й век показал неверность такого подхода: развитие представлений о мире и самом субъекте познания привело к пониманию неотделимости субъекта от мира, а следовательно, и к ответственности первого – т.е. привело к включению нравственных императивов в число факторов, задающих параметры исследования тех или иных систем (структур и уровней организации бытия).[500]
Вспомним Лакана и его три модуса психоаналитического поля, три аспекта человеческой реальности. Первый модус – Реальное – это тот модус бытия, в котором индивид находится до своего рождения, когда он неразделимо связан с организмом своей матери, это – пребывание в Нирване, Раю, Мировом Океане блаженства. Роды и отсечение пуповины знаменуют собой необратимый выход из Реального и переход в мир Воображаемого (начинается со стадии зеркала). При этом, вместо слияния Я с Другим образуется разрыв с Другим, который знаменует собой возникновение желания этот разрыв преодолеть. И разрыв этот в мире Воображаемого заполняется благами – объектами, замещающими любовь (от сосок и погремушек до других индивидов, служащих объектами – родителей, слуг, проституток и пр.). И теперь уже совершенное доказательство любви к нам Другого возможно лишь в одном случае – если этот Другой подарит нам себя самого = принесет себя в жертву, умрет. «Нет большей любви, чем если кто положит душу свою за друзей своих». Но разрыв этот возможно преодолеть лишь в Символическом плане бытия – т.е. лишь идентифицируясь с тем, кто принес себя в жертву ради нас, переживая в себе его страдания, став сопричастным этому поступку. Лишь в этом случае мир вновь обретает для нас целостность, утраченную реальность. И целостность эта приобретает конкретный образ того, кто принес себя в жертву. А отсюда неминуемо, неизбежно мир для нас всегда будет выступать в виде чьего-то лика, личины, чьей-то личности – и мы знаем эту Личность, вместившую в Себя весь мир и отражающую его в Себе; Личность, отражающую совершенного Человека – нового Космического Адама; Личность, являющуюся фокусом всех нравственных императивов и любви.
Возвращение к духовно-нравственной опоре должно положить ненормальное разделение и противостояние науки и религии. Настоящему ученому совершенно не мешает вера в Бога, наоборот, он приучается благоговейно смотреть на мир, восторгаться его сложностью, гармоничностью и красотой, искать в нем целесообразность,[501] смиренно рассматривать свои достижения, которые ничто перед Богом, нести ответственность за свои поступки и не допускать безнравственных экспериментов. Классическое же представление об ученом, сложившееся в период становления и упрочения капиталистических отношений, сформировалось, исходя из образа мага – чародея, повелевающего элементалами (низшими силами) в особом сакральном пространстве (лаборатории) с помощью своих пассов (экспериментов) и заклинаний (особого языка). Наука должна была вырваться на свободу из-под власти церковной идеологии[502] с тем, чтобы обрести самоё себя, сформироваться, созреть, стать самостоятельной общественной силой. Но, отмежевавшись от церкви, наука отмежевалась и от Бога, поставив человека в центр мира – не Человека в его изначальной природе, а человека падшего, человека, опутанного иррациональными страстями (Фромм), желаниями (Лакан), примитивно-чувственными импульсами животной природы[503]. Человек забыл, что он – образ Божий, который должен себя постоянно соотносить с Оригиналом (если угодно – та же теорема Гёделя).
Антропный принцип в его сущностном, экзистенциальном аспекте позволяет говорить о единстве и взаимовлиянии природных и космических сил, с одной стороны, и душевных переживаний и духовных интенций, с другой. Так, существует высказывание о том, что Бог открыл Свой Промысел в четырех основных книгах: в Библии, в земной природе, в человеческом сердце и в звездном небе (космосе), и книги эти совершенно аналогичны, только написаны разным языком. Поэтому аналогия между библейскими событиями, с одной стороны, и небесными и природными явлениями, с другой, выступившая камнем преткновения для тех исследователей мифов, которые считали последние лишь метафорическим изложением повседневной земледельческой практики (культов плодородия), геопогодных явлений и астрономических наблюдений, не отрицает реальность[504] Священной истории, а наоборот, ее подтверждает (= дублирует на внешне-событийном плане)[505]! Это, в частности, зафиксировано в евангельских словах: «что свяжете на земле, то свяжется на небесах…», и в восточной поговорке: «Рождается звезда – рождается человек; умирает человек – умирает звезда», и в знаменитой «Изумрудной скрижали»: «Что внизу, то и наверху; что внутри, то и снаружи». Т.о., с одной стороны, человек есть малая частичка бесконечного Космоса, а с другой – весь этот Космос вмещен в человеческое сердце, которое выступает своеобразным душевным «фридмоном».[506] И мы можем назвать важнейшие бытийные законы, управляющие миром и записанные во всех четырех книгах, – назвать их в «человеческой», живой, субъектной, а не «научно-магической», мертвой, «объектно-отстраненной» форме. Это: 1) закон повторяемости/цикличности; 2) закон жертвы, жертвоприношения; 3) закон плодородия; 4) закон смерти-и-воскрешения. Но, по сути, эти законы есть Единый Законбытия: чтобы семя дало плод, оно должно умереть, и в смерти своей оно возрождается; и цикл этот идет постоянно.
В свое время идею вочеловечивания, антропоморфизации Космоса как Дома бытия человека в художественной форме выразил А. Тарковский в фильме «Солярис». Напомним некоторые фразы героев фильма: «мы вовсе не хотим исследовать другие миры; мы хотим расширить Землю до пределов Космоса…; человеку не нужен контакт, ему нужно зеркало … человеку нужен человек» (Снаут); «в нечеловеческих условиях он <Крис> ведет себя по-человечески» (Хари); «ты <Хари> для меня дороже, чем все научные истины, вместе взятые» (Крис Кельвин). «Антитезой этому звучат слова Сарториуса – ученого «до мозга костей», являющего собой пример классического понимания науки, свободной от проблемы нравственности личности ученого: «бесконечно двигаясь к истине, человек обречен на познание; всё остальное – блажь!». Т.о. мы видим здесь проявление двух типов отношения к миру, о которых говорилось ранее: Я-Ты (которое есть дух, есть сам субъект и есть любовь) и Я-Оно (которое есть знание, отделенное от субъекта). В чем же между ними разница? Она – в любви, в ее присутствии (в 1-м случае) или отсутствии (во 2-м). Но как сказано в той же картине: «любишь лишь то, что можешь потерять». И не случайно антропный принцип пришел в науку в середине 20-го века – именно тогда, когда после испытания атомной и водородной бомб общественное сознание пришло к пониманию хрупкости нашего мира, реальной угрозы его утраты. И выход здесь – только в вочеловечивании Космоса, в соотнесении его характеристик с характеристиками человека, а Бытия – с человеческим бытием. Человек должен: а) стать Космическим Человеком и б) осознать, что весь Космос есть его Дом! – именно в этом и заключается суть антропного принципа.
Данный принцип важен не только для выстраивания «внешних» связей человека с Космосом, но и для выстраивания «внутренних» связей человека с его духом, его Person, его сущностью. В психотерапии одним из ярких служителей этого принципа выступает Г. Назлоян, помогающий пациенту освободиться от душевного недуга через совместную с ним деятельность по вылепливанию его портрета (врач лепит портрет пациента, совместно обсуждая с последним все детали этого процесса). В этом исцеляющем творческом процессе можно выделить следующие важные моменты (понятийные «узлы» событийной структуры):
1. Субъект бытия может осознать себя, своё существование, только отражаясь в каком-либо зеркале и видя свой Я-образ, т.е. соотнося себя со своим Двойником.
2. Двойник является неотъемлемым условием становления субъекта как смутного, недифференцированного ощущения самобытия в субъекта, осознающего себя (маркирующего себя понятием «Я») и утверждающего свое бытие («Я есть»).
3. Исходный значимый образ субъекта есть его лик, лицо, личина – внешняя форма активного проявления субъекта во внешнем мире (пациенты Г. Назлояна до лечения не осознавали свое отражение в зеркале). Иначе говоря, осознание своего лица во время сессий приводит к осознанию себя как личности, которая может активно взаимодействовать с внешним миром, решать проблемы и брать на себя ответственность за свои поступки.
4. Метрика бытия субъекта есть диалоговая метрика, разворачивающаяся между им самим и его Двойником (Я-Ты-отношение). Вне диалога с Двойником, вне отражения нет бытия, а есть «состояние патологического одиночества». В процессе социализации субъект, отражаясь в семи типах зеркал (которые назывались выше), выстраивает свой интегральный Я-образ, и т.о. образуется «диполь»: Отражающийся (Я-экзистенциальное, Другой, Person, Самость, «сознание Будды», «истинная природа», дух-разум и пр.) – Отражение (Я-образ, Двойник, личность как совокупность паттернов восприятия-оценки-поведения).
5. Восстановление контакта с самим собой, прикосновение к себе подлинному, к своей сущности переживается как катарсис (состояние просветления, сатори, в дзэн – одна из форм катарсиса). При этом пациент переживает самоидентификацию = осознание себя отдельно существующим от своего портрета (Назлоян не раз отмечал идентификацию пациента со своим портретом в ходе создания последнего – вплоть до испытывания пациентом физических ощущений)[507].
Итак, в первую очередь, к человеку можно отнести слова из «Изумрудной скрижали»: «что внутри, то и снаружи». Человек сам есть и граница, и со-единение между Внутренним, символическим и Внешним, материальным аспектами единого Бытия, между «звездным небом над головой» и «нравственным законом внутри меня». При этом сущностным, исходным источником его мотиваций является не внешнее, но внутреннее (символическое, «мнимое», трансцендентное) начало (если внешнее, материальное, то ни о какой свободе воли, свободе выбора говорить не пришлось бы!).
Вспомним слова Христа: «Царство Божие внутрь вас есть». Иными словами, и состояние благодатности, и Бог как Трансцендентный Источник – всё это находится именно в Символическом (в лакановском понимании это – Реальное) аспекте бытия. Для моего же Я-образа Бог есть такая же внешняя по отношению ко мне и отчужденная от меня Сила, как и материальные и социальные процессы и явления. Поэтому для прикосновения к своей сущности, к себе самому – тому, «кем я был до своего рождения» – я должен осознать себя свободным от всех установок, норм, правил, условностей социализации; с точки зрения Я-образа – перейти зеркальную границу, поменять свой «апперцептивно-семантический знак» мировосприятия – с тем, чтобы то, что конвенция считает реальным, прагматичным, стало бы для меня иллюзорным, а то, что считает иллюзорным, условным – стало бы реальным. Это и есть вочеловечивание.[508]
Поэтому именно «нравственный закон внутри меня» является определяющим, примативным, а не законы функционирования материального и социального миров! А это, в свою очередь, означает, что жить полноценно, реализуя свою сущность, необходимо именно по императивам символического мира, которые без иллюзий, искажений репрезентируют подлинное бытие – бытие духа.[509] И именно эти требования являются определяющими для нас: любовь, милосердие, сострадание, вера[510]. Наше же конвенциональное сознание подобно закопченному стеклу, не пропускающему сквозь себя свет духа, свет истины. И мы принимаем за реальность те продукты чувственной деятельности, которая как раз и характерна для нас в силу духовной (или греховной) «закопчёности» стекла нашей души. А отсюда – два магистральных пути самоочищения от «чувственной копоти» стекла души до получения нужной прозрачности – с тем, чтобы свет истины проходил как можно менее искаженным нашей чувственно-интерпретационной системой (принадлежащей душе – не духу):
1) смирение – во всех семантических аспектах понимания этого состояния (кротость, непротивление, усмирение гордыни, освобождение от чувства собственной значимости, нищета духом, состояние «пустоты ума», «прозрачности», «текучести», не-делание, не-цепляние и пр.);
2) достижение своей сущности, «истинной природы» (дзэнские практики).[511]
Т.о. ко всем перечисленным пониманиям антропного принципа необходимо добавить еще одно: антропный принцип утверждает любовь к миру и ближнему, ту «любовь, что движет солнце и светила» (Данте).
Литература
4. Афоризмы старого Китая. М.: «Наука», 1988.
5. Бенуас Л. Знаки, символы и мифы. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004.
6. Бердяев Н. Философия свободы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000.
7. Берман Б. И. Библейские смыслы. Книга 1-я. М.: Лайда, 1997.
20. Живов В. М., Иванов С. А. Юродивые. – в кн.: А. Гордон. Диалоги – 2, М., изд-во «Предлог», 2004, с.с. 83 – 104.
21. Завьялов В. Ю. Необъявленная психотерапия. М.: Академический проект, Екатеринбург: Деловая книга, 1999.
22. Зеленский В. Аналитическая психология. Словарь. С-Пб.: Б.С.К., 1996.
23. прот. Зеньковский В. В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. Клин, 2002.
24. Золотой век дзэн. Антология классических коанов дзэн эпохи Тан (составление и комментарий Р. Х. Блайса). С.-Пб.: ЕВРАЗИЯ, 1998.
25. Калина Н. Ф. Основы психотерапии. Семиотика в психотерапии. М.: «Рефл-бук»; К.: «Ваклер», 1997.
26. Кальвайт Х. Шаманы, целители, знахари. М.: «Совершенство», 1998.
27. Капра Ф. Уроки мудрости. Разговоры с замечательными людьми. М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1996.
28. Кастанеда К. Учение дона Хуана. Отдельная реальность. Путешествие в Икстлан. К.: «София», 1992а.
29. Кастанеда К. Сказки о силе. Второе кольцо силы. К.: «София», 1992б.
30. Кости и плоть дзэн. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2000.
31. Кэмпбелл Дж. Мифический образ. М.: Издательство АСТ, 2002.
32. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М.: Высшая школа, 1996.
33. Лейбин В. М. Классический психоанализ: история, теория, практика. М.: МПСИ; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2001.
34. Лотман Ю. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. М.: «Языки русской культуры», 1999.
35. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.: «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1996.
39. Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн (с комментариями Р. Х. Блайса). С.-Пб.: ЕВРАЗИЯ, 1997.
40. Мэй Р. Любовь и воля. М.: «Рефл-бук»; К.: «Ваклер», 1997.
50. Судзуки Д. Основы дзэн-буддизма. – в кн.: Дзэн-буддизм. Бишкек: МП «Одиссей», 1993.
51. Торгунов В. Цикл статей, посвященных экзегетике Евангелия от Марка.// «Наука и религия», 1992 – 1993 г.г.
52. Уилсон Р. А. Психология эволюции. К.: «Янус», «София», 1997.
53. Успенский П. Д. В поисках чудесного. С.-Пб.: Издательство Чернышева, 1996.
54. Уотс А. Психотерапия. Восток и запад. М.: «Весь Мир», 1997.
55. Уотс А. Путь дзэн. К.: «София», 1993.
56. Флоренский П. Мнимости в геометрии. Расширение области двухмерных образов геометрии (Опыт нового истолкования мнимостей). М. «Лазурь», 1991.
57. Форвард М. Религия. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003.
58. Франкл В. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. С.-Пб.: Речь, 2000.
59. Хлебников В. Творения. М.: Советский писатель, 1987, статьи «Художники мира!» и «Наша основа», с.с. 621 – 629.
60. Хлопок одной ладонью. Золотая коллекция притч мастеров дзэн-буддизма. М.: Саген. – Ростов-на-Дону: Феникс; Краснодар: Неоглори, 2008.
61. Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории. // В кн.: Шафаревич И. Р. Есть ли у России будущее? М.: Советский писатель, 1991.
63. Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер», 1996.
64. Элиаде М. Оккультизм, колдовство и моды в культуре. К.: «София»; М.: ИД «Гелиос», 2002.
65. Элиаде М. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения. М. – С.-Пб.: «Университетская книга», 1999а.
В работе рассматривается символическая деятельность (в том числе в ее религиозной форме) как такая деятельность, которая направлена на достижение ее субъектом своей экзистенциальной полноты, предполагающей наличие устойчивой связи субъекта с Трансцендентным. Утверждается, что субъект только тогда обретает свое полноценное бытие, когда он в своей деятельности выходит за границы «слишком человеческого» (Ницше) – что предполагает восприятие своей жизни как пути, связанного с определенными страданиями и с отказом от социальных/конвенциональных апперцептивно-поведенческих паттернов. Кроме того, в ракурсе символической деятельности рассматриваются все аспекты бытия самого субъекта: его мышление и язык, тело, Я-концепция (личная история), его ритуальная деятельность, включая инициацию, выступающую необходимейшим действенным аспектом на пути субъекта к достижению им своей экзистенциальной (с коннотациями: символической, смысловой, архетипической) полноты. Описание символической деятельности рассматривается через призму универсальных законов, направляющих бытие её субъекта в сторону его символизации; это законы: 1) выворачивания, или отражения; 2) жертвоприношения; 3) перехода; 4) идеализации; 5) не-делания. Наконец, в работе представлена идея о мифологических паттернах как универсальных психодискурсивных матрицах, которые, разворачиваясь в сознании по определенным правилам (совокупность которых называется мифологикой), определяют взаимодействие субъекта как с его конвенциональным, так и символическим бытием.
В работе рассматриваются экзистенциальные, психологические, религиозные аспекты бытия человека в ракурсе таких базовых понятий, как миф, ритуал, отражение, жертвоприношение, переход, не-делание. Дается понятие символической деятельности как такой совокупности устремлений и действий, которая позволяет субъекту установить связь с Трансцендентностью и тем самым раскрыть свою экзистенциальную полноту. Работа адресована студентам, аспирантам, преподавателям гуманитарных дисциплин, психологам, философам, а также всем тем, кто интересуется глубинными проблемами бытия человека.
[1] Ибо есть и современные религиозные системы, лишенные понятия Трансцендентного – например, коммунизм и сциентизм.
[2] Ответ Первого патриарха чань/дзэн Дамо китайскому императору в ответ на вопрос, кто стоит перед ним.
[3] Типы зеркал даются в пар. 2.3 «Отражение/Выворачивание».
[4] Напомним, в христианстве в новой жизни Бог даст новое тело – такое, какое стало у Иисуса после Воскресения, а бытие без тела, до Страшного суда, рассматривается как временное.
[5] В работе описываются семь типов зеркал (в соответствующем параграфе). Поэтому личностью могут выступать как интегральный образ по всем зеркалам, так и отдельные образы по каждому зеркалу.
[6] На это можно возразить, что как раз про тело субъект всегда может сказать «Моё», следовательно, оно им не является. Но на деле расщепление на «Я» и «Моё» осуществляется в нашем сознании. Когда же человек действует в едином порыве всех своих ментальных, чувственных и соматических сил (в экстремальной ситуации), он не отделяет свой ум от тела и не рефлексирует себя. Классические примеры тому – восточные воинские искусства, духовной, интегрирующей идеологемой и практикой которых стал дзэн.
[7] Прояснение этих понятий дается в самом тексте данной работы.
[8] В психологии первым это применил Фрейд, объяснивший свой выбор тем, что он не смог найти в научном языке адекватных понятий для обозначения выявленных им феноменов.
[9] Качество «материала» определяется его близостью либо к Традиции (в понимании этого слова у Р. Генона – см. параграф 1.2), либо к Откровению.
[10] У С. Грофа есть хорошая мысль о том, что истинность тех или иных переживаний определяется не их принадлежностью к конвенциональной норме, а тем, насколько субъект способен их интегрировать в структуру своей личности и использовать для продуктивной деятельности.
[11] А отсюда можно сказать, что негативные экзистенциальные данности (смерть, бессмысленность, одиночество, свобода и выбор в их хаотической составляющей, телесность как ограниченность) есть отраженные, «вывернутые наизнанку», прошедшие через фильтры конвенционального сознания конструктивные качества подлинного бытия.
[12] Мы говорим здесь о субъекте, а не о личности, т.к. субъектом может выступать и группа, и отдельный индивид.
[13] Например, в сциентизме – в форме достижения биологического бессмертия или качественного продления жизни.
[14] Например, в коммунизме – в форме достижения «конца истории» - построения высокоразвитого бесклассового общества.
[15] Слова Христа: «Надобно вам родиться от воды и Духа» – как раз указывают на достижение изначального состояния Бытия, когда «земля была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водой», т.е. на состояние «времени оно», исходного Начала.
[16] Понятия свободы, пути, смысла и веры в любой религиозной системе тесно связаны. Смысл всегда есть смысл чего-то. Это что-то есть результат выбора. Выбор есть внешняя реализация внутреннего состояния. Выбор конструктивен, когда он делается в состоянии осознанной свободы. С другой стороны, смысл есть одновременно и цель, и ощущение продвижения по избранному пути. В то же время и путь, и свобода, и смысл оживают только в свете веры.
[17] В русском языке слово «религия» выступает и как указатель предмета (религия как совокупность догматов, ритуалов, норм), и как номинализация – «застывшая» форма понятия, обозначающего процесс ее проявления, действия, воздействия на субъекта. Мы говорим о религии именно во втором значении.
[18] В 4-м пункте понятие вечного существования не тождественно понятию спасения, поскольку, например, в Древней Греции существование душ в Аиде никак не назовешь их спасением.
[19] К. Юнг. «Проблемы души нашего времени» - СПб.: Питер, 2002, с. 62 – 63.
[20] С. Гроф. Путешествие в поисках себя. М.: Институт трансперсональной психологии, Издательство Института Психотерапии, 2001, с. 286.
[21] Р. Генон. Очерки о традиции и метафизике. С.Пб.: Изд. «Азбука», 2000, с. 39.
[22] Новейший философский словарь, с. 66: Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2001.
[23] Однозначно соотнести эти термины с понятиями сознания и бессознательного (которые сами понимались по-разному различными психологами) нельзя. Так, понятие Конвенционального может соответствовать понятиям сознания и индивидуального бессознательного в его вытесненном аспекте; понятие Символического близко к понятиям коллективного бессознательного и индивидуального бессознательного как недошедшего до сознания психического содержания; наконец, Трансцендентное можно сопоставить с пониманием бессознательного М. Эриксоном и В. Франклом. Наиболее близкий аналог данных модусов имеется у Ж. Лакана; тогда Трансцендентное соответствует Реальному регистру психоаналитического поля (принципиально недостижимому для субъекта в его онтогенезе), Символическое – Символическому же, Конвенциональное – Воображаемому. Маркирование Трансцендентного как Реального имеет место во всех символических системах, в первую очередь – в религиозных (что хорошо выражено в словах исследователя дзэн-буддизма Д. Судзуки: «самая глубина тайны нашей личности и есть сама реальность»).
[24] Представленная здесь линейная развертка конструкта таковой, конечно же, не является, а представляет собой взаимосвязанную систему указанных здесь элементов.
[25] Т.е. воплощенный в образ.
[26] Эпитет – слово, характеризующее другое понятие; глосса – понятие, несущее в себе (в свернутом виде) другие понятия и/или связанное с ними; слово-символ – свернутый миф. Одно и то же слово в разных ситуациях может выступать в разных функциях. Например, слово «дерево» выступает эпитетом во фразе «Этот стол сделан из дерева», глоссой – во фразе «На опушке росло одинокое дерево» (говоря здесь о дереве, мы неизбежно предполагаем все его части, атрибуты, качества и связи с другими вещами), символом в словосочетании «Мировое древо» или «Древо познания добра и зла».
[27] Лакан считал, что «я» европейца, например, во фразе «я – это я» подобно фразе дикаря, говорящего «я – это попугай» (тотем). Иначе, говоря о себе «я», мы не выходим на уровень глубинного переживания своего бытия («Я» как слово-символ, точнее, «Я есть»), а остаемся на поверхностном уровне существования нашего «я» как отраженного феномена внешнего мира в различных зеркалах (о зеркалах см. параграф 2.4).
[28] В данном случае можно привести хорошо известный пример о том, как один ученый пожелал узнать, что такое дзэн. Он пришел к учителю, который согласился ответить на его вопросы после того, как угостит его чаем. Учитель лил чай своему гостю в стакан до тех пор, пока жидкость не начала выливаться через верх и гость не указал ему на это. В ответ учитель сказал, что как в полный стакан нельзя больше ничего влить, так и в наполненного знанием человека нельзя добавить новое знание, если прежде не опорожнить его ум. В общем же, в традиции дзэн ум сравнивают с ведром (а состояние просветления выражено словами: «у ведра отвалилось дно»), с кувшином (который либо отшвыривают ногой, либо чисто моют и кладут в холодок), с миской (которую надо вымыть от остатков пищи – от «мусора умствования»).
[29] Именно эта идея перехода лежит в основе алхимии – как европейской, так и восточноазиатской. Кроме того, переход сока в вино символизирует собой и таинство ритуала инициации, во время которого личность его участника качественно меняется.
[30] Здесь и ниже слова «символическая», «символический» означают не «переносное значение», а иной план реальности, лежащий за пределами Конвенции.
[31] Этот Символ (который нельзя выразить во всей полноте линейно, последовательно и однозначно) указывает на статус Христа, Его происхождение, природу и призвание. Наиболее выпукло, открыто этот Символ, по нашему мнению, отражен в евангельском эпизоде искушений Иисуса в пустыне (к сожалению, характер данной работы не позволяет дать подробный комментарий к указанному эпизоду).
[32] Подробный пример дискурсивно-линейного разворачивания символического дискурса дан в пар. 3.2. «Символический язык как субъект и как бытие».
[33] Общеизвестны три механизма, задающие установочные (оценочные) рамки нашего восприятия: 1) психофизиологический: обусловлен нашей врожденной природой; 2) лингвистический: обусловлен законами развития языковой системы; 3) культурный: обусловлен культурными (в первую очередь – ролевыми) стереотипами – нормами, установками, представлениями, моралью, этикой.
[34] Мифологему можно определить и используя понятие архетипа. Т.о. выстраивается целый ряд определений:
1) архетипы – принципы организации психических содержаний коллективного бессознательного (вспомним сравнение архетипов с осями кристалла у Юнга);
2) комплексы – психические содержания, поднявшиеся на уровень индивидуального бессознательного, ставшие доступные и сознанию, заряженные эмоционально;
3) архетипические образы, или символы;
4) архетипические идеи, или мифологемы;
5) архетипические, или символические, телодвижения (об этом подробнее см. пар. 5.2).
[35] В данном случае Имя есть Слово, поскольку на вопрос, какое Слово было произнесено в начале, самым очевидным будет ответ: «Творец произнес Свое Имя», Которое, проецируясь лингвистически на человеческий уровень, выражается такими фразами, как: «Я есть», «От начала Сущий», «Я есть свет миру» (указание на слова Бога «да будет свет!») Вспомним, что деятельность Христа началась после именования Его Сыном Божьим. Кстати, в даосизме понятие Дао означает не только «Путь», но и «Слово».
[36] Мифологема составляет семантическое ядро мифа, его базовую идею/тему. Тогда миф – это развернутая в дискурсивно-смысловом континууме (в Символическом и Конвенциональном модусах) мифологема. Поэтому, слова «исходный миф, или мифологема» показывают, что мы можем говорить об исходной мифологеме, только развернув ее в доступную для осознания форму мифа.
[37] Здесь законы не каузальные, а структурообразующие.
[38] Говоря о структуре, необходимо выделить два подхода к ее пониманию: если в структуралистской парадигме понятие структуры сцеплено с понятиями замкнутости, центрированности, геометрической и морфологической конфигуративности, то в постструктурализме под структурой понимается не столько состояние, сколько локализованный и направленный процесс, для которого характерны, в частности, открытость, имманентная каузальность, незавершенность.
[39] См. пар. 6.3. «Личная история, или базовый личностный миф».
[40] Здесь понятием Дискурс мы обозначаем всю реальность, в которую погружен субъект и которую он описывает, следовательно, так или иначе осознаёт, – в соответствии с тезисом «Жизнь как текст».
[41] Американский исследователь дзэн-буддизма.
[42] Здесь имеется в виду сознание как атрибут и феномен социализации, т.е. вхождения субъекта в любую группу – конвенционально закрепленную или альтернативную. Антитезой такому сознанию выступает, например, понятие «духа-разума», «сознания Будды», «ума, подобного зеркалу», «ума, подобного лунному свету», Атману, нищеты духом…
[43] См. об этом пар. 3.2. «Символический язык как субъект и как бытие».
[44] Что характерно для трикстера (см. о нем главу «Субъект символической деятельности»).
[45] Мифологемы можно также описать как аттракторы мышления.
[46] Например, в буддизме. Эта же идея заложена и в теорию стоимости Маркса: стоимость вещи определяется количеством вложенного в нее усилия, которое является страданием, поскольку: а) производитель отчужден от результата своего труда; б) сама связь данного работника и товара случайна (подчинена закону больших чисел).
[47] Мы не касаемся в данной работе анализа близнечных мифов как реализации принципа бинарных оппозиций. Здесь хочется лишь отметить действие братско-близнечной мифологемы в Советский период нашей страны. Взаимоотношение созданных образов Ленина и Сталина во время правления последнего наглядно демонстрирует один из законов мифологики – закон конкуренции двух братьев как культурных героев и организаторов космического/упорядоченного пространства с последующим вытеснением одним другого.
[48] В разных мифологиях подчеркиваются необычные способности, которые проявляли герои уже с детства: Кухулин, Геракл. То же мы имеем и в апокрифическом «Евангелии детства», где дитя-Иисус наделен волшебными качествами.
[49] Язык выступает первичной семиотической системой, а миф – вторичной. При этом, обе эти системы обладают свойством самоорганизации и саморазвития.
[50] Названные роли – это, по сути, абстракции, поскольку в реальных мифах они в чистом виде практически не встречаются, и один и тот же персонаж может исполнять одновременно несколько ролей. Кроме того, все эти роли есть развертка единой глубинной архетипической роли – трикстера (см. пар. 5.1. «Субъект как путник в экзистенциальном хронотопе»).
[51] В русском языке отглагольные существительные не имеют четкого признака своего происхождения, как, например, в английском. Слова «генезис», «бытие» есть номинализации, поэтому при их трансляции в поверхностной речевой структуре исчезает их двойственность. В глубинной же речевой структуре (терминология НЛП) эту двойственность можно устранить. Так, бытие есть и постоянно совершающийся процесс становления, и результат этого становления. То же и по синонимичному ему генезису: это слово обозначает одновременно как длящийся процесс зарождения, так и его итоги.
[52] В Откровении Иисус предстает как Жених, Невестой которого выступает Церковь. Их брачный союз знаменует собой начало нового мира. Однако появление самой невесты-Церкви стало возможным лишь благодаря жертвоприношению Иисуса. Вспомним также, что любой свадебный обряд есть по сути своей обряд похоронный – в частности, для невесты (в андрократической культуре), знаменующий собой переход в другой мир.
[53] Соответственно, грех понимается как ущербность, неполнота бытия. Отсюда всю деятельность (практическую, культурную, духовную) человека можно представить как его стремление устранить, компенсировать свою неполноту, обретенную им после грехопадения. Этот же мотив лежит в основании любой психотерапевтической практики.
[54] Элиаде М. Оккультизм, колдовство и моды в культуре. К.: «София»; М.: ИД «Гелиос», 2002., с. 72 – 73.
[55] Другие примеры использования числа «шесть»: Зевс был шестым ребенком Кроноса, а стерегли его куреты (жрецы Реи) – ср. схожее слово «Крату» – имя шестого сына Брахмы; Адам – шестое творение Бога; в сказке о Кощее – у которого жизнь имеет шесть тотемных «степеней защиты»: дуб, сундук, заяц, утка, яйцо, игла.
[56] Самый простой аргумент о том, что коммунизм – это не научное знание, а религиозное, заключается в том, что его последователи рьяно отрицали любые попытки признать коммунистическую доктрину не состоятельной – т.с. налицо явное несоблюдение одного из двух основных принципов определения научного знания – принципа фальсификации (научным является лишь то знание, которое может быть опровергнуто). Другой аргумент в пользу его религиозной природы состоит в том, что хотя ни одно предсказание классиков «научного коммунизма» не сбылось, а именно:
1) обнищания рабочего класса нет – ни абсолютного, ни относительного;
2) более того, рабочий класс не является революционной силой – ни в промышленно развитых странах, ни в аграрных, а революционной силой выступают внеклассовые слои – молодежь, военнослужащие, маргиналы;
3) революции произошли не в наиболее, а наименее промышленно развитых странах;
4) экономические кризисы способствовали не загниванию капитализма, а его эволюции;
5) государство при социализме не отмирает, а превращается в еще более узурпирующую силу;
6) специализация труда при социализме не исчезает, а полностью сохраняется;
7) войны между соцстранами вполне возможны (между СССР и Германией, Китаем и Вьетнамом);
8) труд становится еще более принудительным, а не свободным;
9) трудовая теория стоимости показала свою совершенную несостоятельность;
10) такой же несостоятельной оказалась и практика всеобщего детального планирования производства;
11) кроме того, имеет место очевидное противоречие: с одной стороны, признание отдельного субъекта бессильным перед законами истории, с другой – упование на его волю и сознание в деле изменения ее хода; –
но при всем при этом идеология коммунизма остается для части населения планеты все такой же притягательной – что заставляет вспомнить точку зрения на религию Р. Генона: знание становится религией, когда оно опирается на чувственную составляющую.
[57] Еще Энгельс в своих ранних работах проводил четкую параллель между организацией рабочего класса и первых христианских церквей. Здесь же можно вспомнить работу С. Булгакова «Карл Маркс как религиозный тип» или И. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», чтобы признать, что само идеологическое обоснование коммунистического движения (понятийный аппарат марксизма) создавалось по законам построения религиозных систем.
[58] Напомним, что, если по тактическим соображениям в Средней Азии и Восточной Сибири большевики временно шли на союз с мусульманскими и буддистскими священнослужителями, то о таком союзе с христианством вообще не было речи!
[59] В данном случае имеет место явная параллель с ветхозаветным сюжетом о покорении евреями народов Палестины, когда вырезалось полностью население захваченных городов, дабы зараза греха не перешла на «избранный народ».
[60] Помимо этого, здесь мы ещё имеем воздействие парадигмы эволюционизма с её идеей естественного отбора, согласно которой отдельная особь есть сформированный носитель определенных признаков, комбинацию которых уже невозможно изменить. Поэтому неугодную особь можно только выбраковать, элиминировать.
[61] Впрочем, не только им. Так Н. Рерих усматривал четкую параллель между коммунизмом и буддизмом.
[62] О том, что исходный буддизм и даосизм есть религиозные, а не только философско-этические системы, говорит то, что они также исповедуют идею и практику индивидуального спасения (в своем понимании), а не просто описывают мир.
[63] Здесь понятие достичь означает, что приход общества всеобщего благоденствия исторически детерминирован, что общество обречено вступить в новый строй и что надо лишь проявить инициативу, упорство и волю (коллективного субъекта), чтобы это будущее ускорить (предельная максима выражена лозунгом Мао Цзэдуна: «Десять лет упорного труда – десять тысяч лет счастья»).
[64] Так, Маркс предрекал пролетариату 50 лет гражданских войн; Ленин ратовал за поражение России в 1-й мировой войне и «переход войны империалистической в войну гражданскую»; Мао Цзэдун допускал мировую войну, в которой погибнет половина человечества – зато другая половина будет жить при коммунизме.
[65] Это и искренняя уверенность в массовом сознании 20-х годов в скорой отмене смерти, и лысенковщина, и гонения на генетику (как «фаталистическую» науку, ставящую жесткие рамки дозволенного), и проект поворота сибирских рек…
[66] Не случайно, если первый импульс марксизму дала эволюционная теория Дарвина (с ее максимой «Единица – ноль// Единица – ничто» (Маяковский), то второй импульс дала концепция Фрейда, в которой Я есть продукт хаотического взаимодействия Хаоса (Оно) и Детерминизма (Сверх-Я).
[67] В этом смысле было бы интересно проследить эволюцию парадигм научного мышления и их влияние на ход общественного развития. Похоже, что в партийной верхушке СССР такая связь интуитивно ощущалась – иначе бы не появились нападки на «буржуазные науки» - генетику и кибернетику.
[68] В психологии под трансцендентным понимается Бессознательное в той его части, которую сознание никогда не может постигнуть. Здесь можно вспомнить ньютоновский образ маленького мальчика на берегу бескрайнего океана, который с удивлением рассматривает выброшенные на берег дары, тогда как сам океан лежит у его ног, безбрежный и непостижимый. Применительно к психологии он показывает предел человеческого сознания, а также и то, что мы можем судить о глубинах бессознательного лишь по его выброшенным в сознание (и искаженным при этом) атрибутам. Разделение человеческой Псюхе на два модуса – сознание и бессознательное – есть отражение дуального универсального разделения мироздания. Различные традиции делят мир на свет и тьму, зло и добро, мужское и женское начало, сакральное и профанное…Однако, первичным разделением Бытия, думается, все же является его разделение на мир чувственный, подлежащий концептуализации (описанию и схематизации), и мир внечувственный, запредельный, трансцендентный, который принципиально не подлежит концептуализации, а если и описывается как данный через интуицию и переживание, то такое описание действительно лишь в рамках и для какой-либо культурной традиции. В разных культурах трансцендентный модус называется по-разному: нирвана, Дао, Пустота, нагуаль, сверхсветовой мир, Бессознательное, Абсолют и пр. объединяет их всех одно – их нельзя описать как что-то, поэтому они внешне оконтуриваются словами как то, чем они не являются.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 108 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Приложение 1 | | | Возможные сценарии свадебной церемонии |