Послесловие. Памятуя о тезисе «Повторенье – мать ученья», еще раз повторим основную мысль

Памятуя о тезисе «Повторенье – мать ученья», еще раз повторим основную мысль, сформулированную во введении (и тем самым создадим иллюзию завершенности текста): основная трудность при работе над предложенным текстом заключалась в том, как выразить словами невыразимое. Поэтому эта работа требовала от автора постоянного осознания и удерживания во внимании следующих двух логически несовместимых и рационально не решаемых проблем (такая же ситуация, как при решении коанов), которые имеют место практически в любых исследованиях, но осознаются далеко не всеми исследователями.

Первая проблема состоит в том, что одной из традиций рационального мышления современного общества является субъект-объектный дуализм, когда исследователь неявно предполагает, что его взгляд на изучаемую им проблему независим от влияния в том числе тех факторов, через призму которых он сам эту проблему видит, что он как субъект совершенно независим от изучаемого им объекта. Особенно это заблуждение хорошо просматривается в сфере гуманитарного знания – экономики (тот же марксизм), психологии (например, фрейдизм), политики (большевизм), истории, философии и пр.

Применительно к данной работе эта проблема заключается в том, что, с одной стороны, автор рассматривает символическую деятельность и ее субъекта с точки зрения динамики психических структур, задаваемой имманентной логикой развертывания исходной метамифологемы (при этом вынужденно допуская, что он сам как субъект свободен от действия этих структур), а с другой – автор осознаёт, что сам текст данной работы, по сути, есть дискурсивная проекция личностного мифа его самого. Получается логическая петля, известная еще на примере известного древнего парадокса, когда критянин говорит: «все критяне – лжецы».

Утешением здесь может быть следующее: во-первых, осознание наличия этой петли и отсюда – постоянное самоосаживание, уклонение от широко встречаемого соблазна считать свои построения универсальными и объективными; а во-вторых, согласно Г. Бэйтсону, принцип такой петли присущ в первую очередь живым системам, а любой миф тогда является подлинным, т.е. живым мифом, когда он имеет противоречия[446]. Как заметил А. Гуггенбюль-Крэйг, «противоречия составляют живую ткань мифа». По сути, текст данной работы сам является развернутым мифом и, будем надеяться, именно живым мифом, т.е. способным оказывать воздействие на личность его читателя.

Вторая проблема заключается в самой вышеназванной трудности. Общеизвестно, что словами нельзя передать смысл, понимание, истину, любой образ… Словами можно только как вешками – обозначить некоторые границы смыслового поля данного образа или понятия, но чтобы понять сокровенный смысл передаваемого, необходимо погрузиться личным переживанием в такую же ситуацию – подобную той, которая сынициировала похожее переживание у твоего собеседника. А если субъект уже пережил подобное, то ему и говорить ничего не нужно. Этот подход многократно обыгран в дзэн, начиная с истории о передаче Буддой своего учения обычным цветком.

Поэтому главную свою задачу автор видит в том, насколько ему удалось хорошо и профессионально обозначить словесными и понятийными вешками смысловое поле исследуемой темы. Или, по-другому говоря, обозначить буйками более-менее безопасное место у берега конвенционального сознания для тех, кто хочет научиться плавать в океане непостижимого, таинственного, сокровенного, в океане иной, внеконвенциональной реальности. Это – все, что автор мог сделать, а уж входить или не входить в воду, учиться плавать в ней или нет, сознавая опасность утонуть[447], – каждый решает сам. Если у читателя при погружении в текст данной работы возникло желание войти в воду, почувствовать ее на вкус, окунуться в нее, побарахтаться в ней – автор видит свою задачу выполненной.

Дата добавления: 2015-07-20