Инвектива и заговор

Исходная предпосылка брани – осевое членение мира. Брань как признак наличия границы, отделяющей мир от антимира. Предпосылки бранной речи. Функции инвективы. Заговор как сочетание мифологической и ритуальной природы. Фонетическая природа заговора как его исходная природа. Три структурных уровня заговорного текста. Топика заговора и его семантика по оси «религия – магия».

Говоря о символической деятельности субъекта, нельзя не затронуть проблему инвективы – бранной речи, или хулы, являющейся запредельной, табуированной речью. Надо сказать, что пользование речевыми оборотами как бранью имеет место и у животных, обученных языку жестов, например, у шимпанзе в опытах супругов Гарднеров (использование обезьянами слов «грязный» и «дерьмо» в их переносном значении). Этот факт говорит о ясном понимании обезьянами осевой ориентации мира: «верх – голова – небо – добро – еда» и «низ – органы выделения и размножения – земля – зло – продукты выделения». Членение мира по осям «верх – низ» или «внутри – наружу» является абсолютно необходимым для организации экзистенциального пространства по его главному членению «мир/космос – антимир/хаос». Соответственно, обустройство ойкумены как регулируемого мира не могло сказаться и на языке, который также разделился на общепринятый и табуированный. А отсюда, соответственно, при столкновении с антимиром речь также должна быть «вывернутой наизнанку». Так, известный российский артист Р Быков вспоминал, что, когда для роли скомороха в фильме А. Тарковского «Страсти по Андрею» ему из архивов КГБ показали подлинные тексты скоморошьих песен, он схватился за голову: они были сплошь матерные. И ему пришлось самому придумывать более-менее пристойный текст.

Само понятие бранной речи возможно лишь тогда, когда уже четко установлены границы разрешенного, т.е. когда мир-космос уже выделен, о-граничен, сформирован и скоординирован (имеется сакральный центр и система координат), и выход за его пределы табуирован и разрешен лишь некоторым членам общины, которые в своей профессиональной деятельности неизбежно должны переходить границу дозволенного. В архаичных обществах это были, в частности, шаман и кузнец. Согласно одной из точек зрения, зарождение речи связано с повышенной психической подвижностью отдельных представителей палеоантропов, чьи психические характеристики позволяют говорить об отклонении от видовой нормы. Иными словами, по этой гипотезе, носителями речи стали те индивиды, чьи психические процессы протекали более обостренно, и которые своими звукокомплексами могли воздействовать на психику других индивидов (директивная функция языка).

Отголоски древней речи можно найти и в современной. К ним относятся:

1) речь, состоящая из междометий и слов, не несущих значения, которую можно понять, только находясь в ее контексте;

2) глоссолалия – речеподобная структура, сюда можно отнести также мантры;

3) бессвязное бормотание, сопровождаемое бессмысленными звуками или молчанием;

4) эхолалия – повторение звуков за говорящим, здесь же – подражание;

5) звукоподражания природным явлениям (свист, шипение) и животным;

6) наконец, глумливая, или табуированная речь.

Последняя появляется уже тогда, когда речь развита, когда существует понимание «правильной» и «неправильной» речи. При этом табуирование определяется сословными, религиозными, культурологическими, родовыми и прочими запретами. Вспомним хотя бы, что в 18-м веке среди российских дворян было неприлично говорить на родном языке – языке простолюдин и что Пушкин в раннем детстве вообще не говорил по-русски. В общем же можно назвать следующие направления табуирования, которые нашли свое отражение в бранной речи:

- в еде: «чтоб ты ел зеленых тараканов!» (на Самоа);

- в сексуальных отношениях: предложения вступить в половой контакт со своей матерью (у нас – с чужой матерью) или старшей сестрой;

- в половой принадлежности: знаменитый русский посыл «на три буквы» – это половая перверсия: адресанта воспринимают как поменявшего пол;

- в семейной/родовой связи: «сукин сын», у поляков – «пся крев»;

- в чистоте: эпитеты «дерьмо», «падаль»;

- в религиозном тезаурусе: «черт побери!», «пошел к черту»;

- в уме, интеллекте: «дурак», «идиот» и пр.;

- зоонимы: «свинья», «осел» (священные животные Сета – бога грозы, брата и врага Осириса, бога пустыни; евреи испытали влияние египетской культуры; отсюда свинья – нечистое животное у них и мусульман, на осле Иисус въехал в Иерусалим перед казнью; Сет – тот же Люцифер, Иисус проходил искушения в пустыне, образ черта и т.д.), «собака» (Анубис – провожал души умерших, Цербер – страж Аида, собака – животное богини подземного мира, ужасной Гекаты, собакам отдавали на растерзание трупы людей), у сербов ругательством было «конь» – сейчас не сохранилось (конь – тоже животное подземного мира: «конь блед» из Апокалипсиса, «бред сивой кобылы», «врешь как сивый мерин»), «змея» (без комментариев).

Можно выделить следующие функции инвективы:

1) опосредованное действие: вместо того, чтобы раскроить череп, человек произносит брань, переводя тем самым свою агрессию из области реального действия в идеальную область;

2) отсюда – психотерапевтическая функция: разрядка внутреннего напряжения;

3) вербальное принуждение другого или вызов ему;

4) инвективная речь изначально есть речь экспрессивная = эмоционально заряженная, связана с аффектным состоянием, в котором и произносится; т.с. посредством ее выражается личное отношение говорящего к ситуации;

5) инвектива указывает на антимир, следовательно, тот, к кому она обращена, символически выбрасывается за границы космоса, семиосферы (примеры: брань обвинителей в адрес обвиняемых на политических судебных процессах в СССР в 30-е годы; слова Иисуса о том, что всякая хула простится человеку, кроме хулы на Духа Святого, из-за которой хулители будут выкинуты вовне, где «тьма, и холод, и скрежет зубовный»).

Самостоятельное категориальное бытие имеют особые вербальные тексты формульного характера – заговоры. С одной стороны, заговор представляет собой вербальную форму обряда: его текст определен, устойчив и требует точного исполнения (прочтения); при этом соответствующие действия могут быть, а могут и отсутствовать. К заговорам можно отнести и закрепленные в каждой религиозной традиции тексты – молитвы, в которых содержатся просьбы и прославления. С другой стороны, заговор имеет и мифологическую природу. При этом он может выступать либо как редуцированный миф (суженный до одной просьбы или действия), либо как мифологическая «затравка», которая может быть развернута в целостный сюжет.

Сутью заговора выступает, как правило, сама звукоритмическая структура текста. При этом текст может быть осмыслен или нет (глоссолалия) – на силу заговора это не влияет, ибо сохраняются присущие ему качества: ритмичность, дыхание, якорение с определенным психофизиологическим состоянием. И всё это фиксируется определенным звукорядом (что отражено в схемах 3 и 5 предыдущего параграфа). Лишь только касаясь этой большой и сложной темы, отметим характерные признаки структурной организации заговоров:

1) базовая основа их дискурса – ритмично организованные звуки, которые могут не нести никакой конвенциональной информации («голая» синтаксическая структура); по выражению В. Хлебникова, это – «заумный язык», в котором определяющую роль играют комбинации, чередования, соединения звуков;

2) в заговорах утверждается аналоговая связь между микрокосмом (человеком) и макрокосмом (Землей, Космосом); иначе – декларируется, что человек имеет, по сути, два тела – обычное и космическое, которые тесно связаны и взаимовлияющи, и, воздействуя словом, звукокомплексом, ритмикой на одно тело (на вселенское), ожидается получить воздействие и на тело другое (земное);

3) в самом заговоре можно выделить три основных структурных пласта/уровня:

а) пласт фонем и их комбинаций, ритмично упорядоченных,

б) пласт аналоговых структурных и семантических связей («как внутри, так и снаружи, как внизу, так и наверху»),

в) конвенционально-смысловой пласт = использование понятий и образов, характерных для привычной культуры.[215]

С точки зрения топики заговоры несут в себе достаточно глубокий классификационный и таксономический функционал, на основании которого выстраивается система координат мифологического хронотопа. Это может быть поэтапное членение пространства событий по направлению внутрь (кровь – плоть – сухожилие – кость – костный мозг) или наружу (дом – сени – двор – поле – лес – море) или создание иерархий различных феноменов бытия – природных ландшафтов (лес, горы, моря), природных явлений (осадки, светила, ветер, заря), социальных уровней, внутренних органов, элементов социального ландшафта (дом, храм, город) и пр.

Сама идея применения заговора есть все та же идея всеобщего единства мира, всеобщей взаимосвязи всех его феноменов. Соответственно, тот, кто произносит заговор, пытается изменить причинно-следственный поток событий в свою пользу. Все мы по много раз в своей жизни пользуемся заговорами, даже не сознавая, что именно мы делаем. Слова перед экзаменом «Господи, пронеси!», или лозунг «Нет войне!», или «Миру – мир», или лозунги типа «Пусть крепнет…», «Да здравствует…» – все это формы заговора.

В целом заговор отличается от мифа своей целенаправленностью: его текст направлен на изменение сложившейся ситуации, в то время как текст мифа создает фон для объяснения и принятия существующего положения вещей и приспособления к ним. Семантику понятия заговора можно прояснить в рамках оппозиционной пары «религия – магия», где под магией понимается определенная система знаний и практик, направленных на подчинение духовных феноменов волевым интенциям данного субъекта. Религия, соответственно, в такой интерпретации – это система отношений с Трансцендентным, предполагающая от субъекта безусловное следование Его требованиям (состояние «нищеты духом»)[216]. В этом случае заговор есть магический атрибут, в отличие от молитвы – обращения. Каждая исторически существующая религия (как традиция и как социальный институт) имеет свое соотношение собственно религиозных и магических элементов в своей практике[217].

Дата добавления: 2015-07-20