Мифологемы как универсальные паттерны, образующие мифо-логическую метрику сознания. Понятие метамифа. Определение и свойства мифа. Понятие базового личностного мифа. Миф как вербализация Дискурса. Три формы мифа. Противоречия как свойство мифа. Перечень основных мифологем, мифологических ролей и мифоритуальных стратегий поведения. Исходная мифологема (метамиф) и три оси ее сюжетной развертки: космогенеза, героики и жертвоприношения. Религия как сотериологическая форма мифа. Пример коммунизма как религиозной системы, имеющей собственное понимание спасения и борьбы с хаосом (злом).
Любое объяснение входящих в сознание символов неизбежно предполагает не только их привязку к определенной Традиции, но и их оценку (ранжирование по шкале ценностей). Имеющиеся механизмы социальной перцепции (в частности, идентификация, социальная рефлексия, каузальная атрибуция) показывают, что человек существует, воспринимая окружающий мир исключительно оценочно[33]. При этом можно допустить, что в основе функционирования коллективного и индивидуального сознания лежат определенные психические структуры: «свернутые» – мифологемы – и «развернутые» дискурсивно по определенному семантическому алгоритму, который мы назвали мифологикой, – мифы.
В этом случае встает вопрос: что лежит в основе самого процесса формирования оценок? Один из вариантов ответа на него может быть следующим: в основе процесса формирования оценок как раз и лежат исходные универсальные мифологические паттерны – мифологемы, которые, разворачиваясь в процессе человеческой деятельности в мифы (семантические структуры), образуют мифо-логическую метрику коллективного и индивидуального сознания [34]. Совокупность же правил организации/разворачивания мифологем в мифы и функционирования последних мы называем мифологикой.
Т.о. человеческое историческое бытие есть развернутое в Конвенциональном и опосредованное им мифо-логическое бытие. Человек действует в мифе, он оценивает и себя, и других людей исключительно в рамках мифологики. Отсюда дзэнское выражение: «прозревший истину не отделяет себя от кармы», т.е. в нашем случае от мифа. Только «прозревший истину» понимает, что то, что люди принимают за реальность, есть результат действия апперцептивных фильтров, структур при оценке людей и событий, которые возникают при реализации исходных мифологем. Такие центральные категории буддизма, как карма и сансара, есть в первую очередь социальные категории, поскольку они показывают, что человек принимает мифологическое бытие за реальное (в смысле – за первоначальное, истинное).
Мы сформулировали одну из базовых категорий исследования символической деятельности как имя/миф, поскольку эти два понятия, по сути, есть две стороны одного явления. Здесь уместно вспомнить известное высказывание А. Лосева: «Миф – это развернутое магическое имя» (соответственно, верно и обратное: «Имя – это свернутый миф»). Традиционно под Именем понимается:
1) исходный творческий импульс, давший начало мирозданию («и сказал Бог…»);
2) звукосмысловое, беспредельное в своем потенциале структурное ядро, которое, разворачиваясь, образовало структуру нашего мироздания («в начале было Слово»)[35];
3) отражение Творца, эманация Его сущности («все через Него начало быть»);
4) онтологическая и сущностная/смысловая координата любой вещи, явления, события, представленная в вербальной форме, зная которую (назвав вещь ее истинным именем), получаешь над этим власть.
Опираясь на идею универсальности отдельных мифологических сюжетов в различных культурах, соотношение «имя – миф» можно заменить соотношением «мифологема – развернутый миф», поскольку идея универсальности мифологем позволяет описывать их как устойчивые тематические структуры, под которыми понимаются прежде всего универсальные паттерны определенных отношений. Понятию структурного ядра соответствует понятие архетипа в системе «архетип – комплекс». Известно, что К. Леви-Стросс первым сделал шаг от символического подхода Юнга при исследовании мифов к их структурному анализу. Поэтому вышеназванная система в структурном подходе принимает вид «ядро структуры – развернутая структура».
Нетрудно сделать вывод, что идея начального Слова-Имени постулирует наличие исходного, изначального Мифа, который, дискурсивно разворачиваясь, образует другие универсалии, носящие по отношению к своему источнику частный, локальный характер. Такой исходный миф можно назвать метамифом. При этом само понятие «метамиф» имеет двойное значение. С одной стороны, оно означает «миф как семиотическая структура, служащая для описания других мифов», а с другой – «исходный миф, или мифологема, являющаяся источником для остальных мифов»[36]. Оба значения в каждом случае употребления указанной категории имеют место одновременно и не подлежат разъединению.
Соответственно, говоря о разворачивании мифологической структуры, можно назвать обязательные атрибуты такого разворачивания: это – ядро (исходная метамифологема) и правила/законы разворачивания[37] (мифологика).
Из вышесказанного, кстати, вытекает следующее: как отдельная личность выступает носителем и реализатором некоей мифологической универсалии, так логично предположить, что носителем и реализатором Метамифа во всей его полноте выступает Металичность, которая понимается, например, в авраамических религиях как Бог, Церковь, Вселенский Первочеловек, Мессия. В этом плане показательно, что все сакральные личности (центральные персонажи различных религий) соединяют в себе миф и историю, реализуют собой в историческом бытии логику исходного метамифа. Поэтому сюжетная схожесть при описании их деяний объясняется не передачей мифологем от одной религии к другой, а законами развертывания метамифа, реализующего себя исключительно в действиях субъекта. Т.о. в разное время в разных местах появлялись личности, реализующие так или иначе метамиф. И их сакральный авторитет, помимо прочего, определяется также и тем, насколько полно они смогли своей жизнью этот метамиф реализовать.
Наше сознание не может не мыслить мифологическими паттернами. Опираясь на идею универсальности отдельных мифологических сюжетов в различных культурах, лосевское соотношение «имя – миф» можно заменить соотношением «мифологема – развернутый миф», поскольку идея универсальности мифологем позволяет описывать их как устойчивые тематические структуры, под которыми понимаются прежде всего универсальные паттерны определенных отношений.Можно сказать, что миф – это развернутая исходная смысловая структура, конституирующая определенным образом поле субъектной деятельности (актов восприятия, описания, оценки и поведения). Отличительными особенностями такой структуры являются: а) очевидность/некритичность и не-рефлексивность восприятия ее темы; б) обязательность (нормативность) и ритуализованность исполнения положений ее развернутого сюжета[38]. Иначе говоря, исходные мифологемы и их развернутые формы – мифы – репрезентируют (и т.с. в той или иной степени детерминируют) собой весь континуум субъект-объектных отношений, который для субъекта выступает дискурсивно-деятельностным континуумом, или семиосферой.
А это предполагает, что каждая личность есть собственный мифологический текст, метрика которого образовалась в результате семиотического разворачивания исходных имен, или мифологем. Более того, каждый из нас имеет некоторыйнабор значимых для себя слов – коннотативных узлов своей дискурсивной метрики, которые составляют личностный метаязык («якорный личностно-мифологический текст», по выражению И. Черепановой). Этот текст как устойчивая сюжетно-ролевая, апперцептивно-дискурсивная структура есть базовый личностный миф (БЛМ)субъекта, задающий логику и характер функционирования его сознания и детерминирующий развитие его идентичности (если под последней понимать Я-концепцию, или личную историю). [39]
Исследуя соотношение бытия и языка, Л. Витгенштейн пришел к выводу, что бытие само в себе целостно и непротиворечиво, но грамматика языка эту целостность передать не может. Отчасти данное противоречие можно снять метафорической речью, описывающей мифологическое дискурсивное пространство. В отличие от собственно языка, не имеющего самостоятельного онтологического статуса и рассматриваемого как аспект Дискурса[40] вкупе с другими аспектами последнего – субъекта и объектного мира, – миф представляет собой не столько язык, сколько вербализованный вариант репрезентации самого Дискурса, включающий в себя такие аспекты, как: Означающее (язык), Означаемое (феноменальный мир), Отражающийся (субъект). Поэтому то, что недоступно языку как одной из составляющей Дискурса, доступно мифу. При вхождении личности в миф снимается расщепленность последней, поскольку в отличие от современного цивилизованного субъекта, который существует в разорванном временном континууме (в прошлом и будущем, образованным спроецированным прошлым, без настоящего), субъект, вошедший в миф, оказывается исключительно в Настоящем (с коннотациями: 1) настоящее как подлинное; 2) настоящее как временная модальность); он переживает все события как подлинные, глубоко значимые и происходящие исключительно здесь и теперь. Именно миф для субъекта выступает «окончательным суждением» (по А. Уотсу[41]), поскольку: а) миф есть способ существования сознания вообще; б) без и вне мифа нет и сознания[42]; в) «окончательное суждение» есть актвнеязыкового переживания бытия в его целостности (гештальтности); г) при погружении в миф его дискурс становится для субъекта единственно реальным для выработки стратегий восприятия-описания-поведения.
Ядром устойчивого психологического существования личности является ее стремление выстроить свою жизнь как некоторое смысловое поле, в котором каждое действие и событие должно соответствовать ее исходной мифологеме. Стало уже очевидной истиной, что источник смысла существования человека, источник переживания этого смысла лежит вне его «слишком человеческой» природы. Мы добавим: этот источник для сознания репрезентируется метамифом (универсальным и в форме БЛМ). При этом метамиф выступает смысловым ядром, интенции которого запускают дискурсивно-деятельностные механизмы его же разворачивания; а, вербально разворачиваясь в дискурсивной метрике сознания, он сам же определяет и логику этого разворачивания.
А отсюда любой миф как устойчивая психодискурсивная структура, задающая логику и характер процессов восприятия-оценки-поведения личности, выступает в трех формах: 1) миф как описание, объяснение, способ говорения – который стоит между субъектом и описываемым явлением, замещая собой последнее; 2) миф как инструкция, руководство к действию – что предполагает буквальное восприятие и исполнение его условий, при которых еще сохраняется субъект-объектное разделение; 3) миф как состояние непосредственного погружения в явление и/или пребывание в нем – что предполагает полное не-разделение субъекта и объекта.
Необходимо отметить еще одну существенную черту мифа – наличие в его семантической ткани противоречий с точки зрения рационального сознания – что обусловлено как раз тем, что именно миф есть исходная презентация Бытия в сознании субъекта – Бытия в его бесконечности, сложности, многообразии, металогичности.[43]
Понимание этого позволяет переживать бытие как Адвайта-бытие (или, что то же самое, как непрерывно длящееся мифологическое бытие) в любых каждодневных действиях по обеспечению своей жизнедеятельности: в приготовлении еды, рубке дров, уборке жилья, подсобных работах, физических упражнениях – что практиковалось в христианстве и в дзэн-буддизме для вхождения адептом в соответственное состояние. Речевая практика же в этом случае используется учителем как условие для остановки конвенционального сознания. Встреча на границе семиосферы учителя с учеником (при этом учитель находится со стороны ее внешней границы) есть уникальная, неповторимая жизненная ситуация, переживаемая только здесь и теперь во всей своей полноте и требующая от ученика подлинной свободы и спонтанности при ее выражении. Именно здесь слова утрачивают свое привычное значение, соответственно, здесь разрываются привычные ассоциативные цепочки. По сути, только в пограничном состоянии можно передать и понять сообщение как переживание (смысл). При этом способы передачи сообщения могут быть разные: молчание (Лао-Цзы: «знающий не говорит, говорящий не знает»); любой звук или крик («Старая сосна проповедует мудрость// И дикая птица выкрикивает истину»); бессмысленное бормотание (междометия, глоссолалия)[44]; афоризм, парадоксальный текст (коан, мондо).
Мышление как психическая функция есть психический процесс упорядочивания получаемой информации в соответствии с предоставляемым исходным материалом и определенными условиями, задающими сам способ такого упорядочивания. Этот процесс включает в себя ряд последовательных операций: обозначения, селекции, классификации, интерпретации, интеграции получаемой информации; следовательно, он сам подчиняется определенным законам своего функционирования, которые можно отрефлексировать.
Сказанное для мышления вообще справедливо и для символического мышления в частности – поскольку оно также в своем функционировании по созданию упорядоченного мирового образа руководствуется определенными принципами при построении на этих аксиомах символической модели мироздания.
Т.о. можно говорить о существовании исходных образцов, структур, матриц, по которым мы, с одной стороны, в основном неосознанно выстраиваем свое поведение, реагируем на события, формируем свои жизненные сценарии, а с другой – оцениваем-интерпретируем-осмысляем всё происходящее. Эти апперцептивные паттерны представлены в форме: а) ядер-мифологем и развернутых структур – мифов; б) магистральных архетипических осей, задающих как сюжет мифа, так и роли и действия героев (например, жертвоприношение, переход, цикличность); в) архетипических образов и ролей (ролевых ниш).
Встречающиеся в разных культурах одни и те же мифологемы[45] можно объединить по следующим основным группам, которые представляют собой тематические узлы метамифа и одновременно этапы его разворачивания (и т.с. устанавливается направленность, необратимость развертывания) в дискурсивной метрике сознания:
1. Исходное (свернутое) состояние бытия. Сакральность (таинство плюс освященность) знания. Творение совершенного мира (нет его разделенности, нет греха). Здесь же – единство мироздания; тождественность микрокосма (человека) и макрокосма. Наличие единого Сакрального Центра мироздания – универсальной точки отсчета. Понятия блага, гармонии и справедливости как отражения первопорядка, структуры первобытия.
2. Грехопадение или другое событие, приведшее к ущербности бытия. Придание онтологического статуса вероятности (как случайности, которой могло и не быть); т.с. – допущение фактора стохастичности/хаотичности в процесс эволюции космоса. Постулирование инфернального характера бытия, которое становится таковым вследствие действия стохастичного фактора[46]. Профанация сакрального знания (оно стало доступным для всех и искаженным) и разделение, раздвоение бытия (на сакральный, духовный, реальный и профанный, материальный, иллюзорный миры). Оппозиции «космос – хаос» (где хаос – это неупорядоченное движение или полное отсутствие движения вообще) и «космос – антикосмос» (где хаос – это порядок, чуждый и враждебный космическому).
3. Близнечные мифы[47]. Мифы о культурном герое, который, как правило, проявляет свои необычные способности с самого раннего детства[48] и выполняет следующие основные функции: а) расширение космоса (экспансия привычного порядка); б) упрочение границ, отделяющих космос от хаоса или антимира; в) привнесение в мир людей тайного знания и ремесел. Другая форма данной темы – сексуальные контакты с местными сакральными существами (например, мифы о Зевсе). Мифы о змееборчестве (борьба с хаосом как неупорядоченным движением и как антипорядком). Хаос вытеснен за определенные рамки, но само зло остается фактором бытия, поскольку изначальный миропорядок уже нарушен.
4. Мифы о группе, выступающей носительницей и хранительницей идеи изначального мироустройства (род, клан, племя, страта, орден, братство, община, церковь, союз), объединенной общим харизматическим образом, идеей, опытом переживания («где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я с вами буду»).
5. Восстановление утраченной полноты: мифы о посредничестве, жертвоприношении, искуплении. Жертва как необходимое условие привнесения изначальной творческой энергии в сакральный центр общества – сакральную группу. Любое жертвоприношение связано с выворачиванием внутренней плоти жертвы наружу: разрезается шкура, выливается кровь, обнажаются мышцы и внутренние органы. Идея жертвы, жертвенности – как выворачивания изначально сокрытого, тайного во внешнее – лежит в основе любых мифов, объясняющих как генезис, так и показывающих путь к спасению. Отсюда именно Жертва является главным условием устранения разрыва между реальным и идеальным бытием. И сущность любой мистерии, любого сакрального действа заключается в необходимости, признании, обыгрывании и переживании индивидом момента «выворачивания» бытия, при котором для него Внешнее становится Внутренним, а Внутреннее – Внешним. Здесь же – мифологема возврата в исходное бытие: утраченный рай, землю предков, нирвану и пр.
6. Мистические путешествия, иерогамия, инициационные мифологемы. Трикстерство.
7. Апокалипсические мифы: о конце света, о цикличности, о смерти-и-воскрешении, о становлении нового миропорядка. Реинкарнация.
Миф как текстовый феномен имеет и структуру (систему отношений между героями, систему ролевых и событийных ниш, сюжетную структуру, логику разворачивания в дискурсе, особый стиль изложения и пр.), и содержание, постигаемое сознанием через индивидуальную интерпретацию. При этом структура мифа не является продуктом работы сознания – так же, как и язык, он усваивается при погружении индивида в коммуникативно-экзистенциальное пространство[49]. Можно сказать, что миф есть поэтическое (= имеющее определенную структуру) отражение в дискурсивной форме экзистенциально-событийного континуума.
Соответственно, можно выделить следующие универсальные мифологические роли:
1) проводник, посредник,
2) помощник,
3) учитель, мудрец,
4) герой, вождь, воин (охотник),
5) отщепенец, маргинал, шут,
6) странник [50],
а также мифоритуальные стратегии/паттерны поведения:
Хотя мифологемы и разделены на некие смысловые блоки, тем не менее видно, что четких сюжетно-ролевых границ между этими блоками нет, каждая из мифологем связана с другими. Это еще раз дает нам повод утверждать, что можно говорить о первичном сюжетном ядре, лежащем в основе перечисленных мифологем. Таковым ядром, по нашему мнению, является мифологема о происхождении-становлении мироздания, о том, как «все начало быть», которая неотделима от другой мифологемы – о том, как человек утратил свое первородное совершенство, которым он был наделен в момент мирового генезиса и которое он пытается постоянно вернуть. Отсюда постоянное стремление человека прикоснуться к источнику жизни, восстановить свою изначальную, совершенную природу (а вместе с ней – силу, здоровье, молодость) преодолеть свою внутреннюю греховность, неполноценность, разорванность – словом, вернуться в утраченный рай. В соответствии с концепцией исходных мифологических структур, легко допустить, что именно исходная мифологема происхождения-становления-восстановления (первозданного бытия) составляет ядро личности и лежит в основе всей ее мотивации.
Исходный метамиф несет в себе три аспекта (три оси координат), задающих направления его дальнейшего развития (сюжетного дифференцирования). Этими тремя сюжетными осями выступают мифологемы о собственно генезисе, о культурном герое и жертвоприношении как необходимом условии начинания, поддержания и восстановления генезиса[51].
Названные аспекты можно представить в виде осей мифокоординат, которые выходят из отправной точки – исходного метамифа, пребывающего в свернутом состоянии:
Ось космогенеза
Ось героической мифологемы
Ось жертвоприношения
Точкой пересечения данных осей, а равно и квинтэссенцией описываемого ими континуума, выступает идея иерогамии, выступающая для каждой оси в соответствующей ей форме. Так, ось космогенеза раскрывает идею о том, что мир сотворен в результате либо взаимодействия двух сил (инь и ян, огня и воды, светами тьмы, духа и материи, мужского и женского начал), либо выделения Первосуществом из себя (рождения или отчленения) исходного мирового субстрата/условия. Соответственно, ось жертвоприношения указывает нам универсальный способ восстановления утраченной целостности мира, повторяющий собой исходное действо[52]. Любой же героический миф завершается священным браком в той или иной его форме (в т.ч. символической), который, в аналитической психологии например, трактуется как непременное и единственное условие личностной индивидуации – т.е. обретения личностью абсолютной полноты и завершенности[53]. Практической формой реализации метамифа по всем его осям выступает инициация.
Формулируя три аспекта, три оси развития исходного метамифа, мы можем применить несколько изменённо эти же оси к самой личности. Элиаде пишет, что умерший с точки зрения живых находится одновременно в трех местах: в могиле, в духовном мире и в обществе (в частности, среди близких ему людей)[54]. Изобразим это схематично:
Обрядовая/инициационная смерть
Физическая жизнь:
Сакральное пространство перерождения Историческое существование
Могила Существование в памяти других
Физическая смерть:
Реальная смерть
Верхний, прижизненный треугольник личности представлен теми же аспектами, что и сам метамиф, а сама личность существует в трех экзистенциональных осях координат: пространство, время и вечность. Ритуал инициации связывает личность с Началом = генезисный аспект, пребывание в сакральном пространстве демонстрирует жертвенный аспект метамифа, а привязка личности к истории связывает ее с героическим аспектом (герой – это тот, кто творит историю). После физической смерти экзистенциальные координаты сохраняются, но меняют свой знак, поэтому данный рисунок можно представить в виде трех осей координат:
обрядовая смерть
 |
могила историческое бытие в памяти
 |
реальное историческое бытие сакральное пространство
физическая смерть
Эту же схему можно изобразить и несколько иначе:
космогенезис
плодов нет или они ядовиты трикстер как разрушитель
 |
героизм как упрочение жертва, которая дает плоды
существующего порядка
антикосмос
Во втором случае имеет место оппозиция «космос – антикосмос», которая возникает в результате действия правила бинарных оппозиций: для означивания смыслового поля понятия-символа последнее записывают как пары оппозиций. Само построение первых осей (на рисунке обозначенных сплошной линией) уже обозначает первую оппозицию: «хаос/ничто – космос/бытие», ибо мы структурируем первоначальное пространство – ориентируем его и ориентируясь в нем сами.
Как только означиваются три сюжетных оси, по которым разворачивается исходный метамиф, тут же сознание выстраивает новую оппозицию – и т.с. образуется другая, более развернутая (и более приемлемая для сознания, ибо значения антиномий в паре «космос – антикосмос» более определены, конвенционализированы) модель исходной бинарной пары «хаос – космос». В данном случае мы разворачивали метамиф по основанию магического числа «три» и его удвоению – «шести» (данный алгоритм хорошо прослеживается на примерах триграмм и гексаграмм[55], «звезды Давида», принципа троичности в пантеонах индоевропейской культуры, трехчастного деления мира и человека, структуры классического силлогизма, гегелевской триады и прочего).
Как хорошо известно, одно и то же событие можно объяснить по-разному – в зависимости от того, в рамках какой парадигмы оно рассматривается. Поскольку человек есть существо также символическое, то исторические события, особенно ключевые, как правило, обусловлены не внешними, а внутренними факторами. В первую очередь к таковым относится возникновение религиозных систем и движений – неважно, в какой форме: собственно религиозной или, например, «научной», сциентистской. В любом случае любая форма общественного мышления не может не быть мифологичной. Религиозная доктрина же есть сотериологическая форма мифа, иначе говоря, когда в рамках господствующего мифа существует концепция и практика спасения (в любой форме) – мифология становится религией. Это касается, в частности, и коммунистической идеологии/мифологии, занявшей эсхатологическую нишу в атеистическом и антропоцентрическом общественном сознании Нового времени.
Общеизвестно, что коммунистическое движение, в том числе в его практическом (российском, немецком, китайском и пр.) варианте, было религиозным движением[56] и имело все основные таковые признаки: а) цель – построение рая на земле (коммунизма); б) мессианскую движущую силу – организованный в трудовые армии люмпен-пролетариат; в) идею воздаяния «кто был никем, тот станет всем» (ср. с евангельскими словами: «кто из вас хочет быть первым, стань последним»); г) эсхатологию – провозглашение неизбежного краха старого, инфернального мира и установление новой эры свободы и благоденствия = Нового Иерусалима – бесклассового, гармоничного, свободного от всех противоречий общества; д) своего бога-отца – Исторический Закон; е) главного предтечу – Маркса; ж) главных апостолов – в каждой стране своих (в России это Ленин и Сталин); з) церковь – партию коммунистов; и) идею соборности – аналог Адама Кадмона или Тела Христова – организация пролетарского государства, в котором организованные по ремеслам пролетарии образуют трудовые армии (органы суперорганизма), а партия исполняет функцию мозга[57].
Можно сделать вывод, что «научный» коммунизм вообще и российский в частности (= коммунистические идеология и движение Нового времени) – это отраженный = «вывернутый наизнанку» иудейский мессианизм (о выворачивании/отражении как методологическом приеме символического мышления см. следующий параграф) – именно иудейский, а не христианский! – поскольку, во-первых, в христианстве «Царство Моё не от мира сего», тогда как в иудаизме «земля обетованная» географически и исторически локализована, а ее достижение и заселение сопровождалось массовой «зачисткой» местного населения (о чем подробно рассказывается в Библии) – предтечей классовых «зачисток» радикального марксизма; а во-вторых, становление того же большевизма знаменовалось активной борьбой с Православной церковью[58]. Именно этим, в том числе, объясняется тот факт, что в мировых коммунистических и террористических движениях 20-го в. процент вовлеченных в них евреев был значительно выше, чем их доля от населения любой страны.
Соответственно, люди, стоящие во главе коммунистического движения, не могут не быть искренне захвачены его идеологией/мифологией; в противном случае трудно представить себе нормальным человека, который считал расстрел одним из способов формирования нового человека[59] (Н. Бухарин – «любимец партии» и лучший ее теоретик, по словам Ленина). А одной из составляющих этой идеологии является элиминация «еретиков», которая мифологически рассматривается как массовое жертвоприношение-очищение во имя коммунизма богу-Истории, ускоряющее наступление царства всеобщего счастья для избранного народа[60].
В своей монографии «Социализм как явление мировой истории» И. Шафаревич дает свой вариант понимания глубинной сути социализма (читай – коммунизма) – и как идеологии, и как общественного строя. Шафаревич считает, что в основе социалистического (коммунистического) мироощущения лежит стремление к абсолютному нивелированию, к уходу в Ничто, поскольку социалистические движения во все времена, с одной стороны, стремились к хаосу за счет разрушения общественных устоев, норм, порядков (гностические течения, табориты, крестьянские войны в средневековой Германии и пр.), с другой – к абсолютной регламентации всех сторон жизнедеятельности вовлеченных в них людей (государство инков, иезуитское государство в Латинской Америке, большевистская Россия 1-ой половины 20-го века, Германия времен Гитлера, Китай времен «культурной революции») – что также приводит к утрате личностного, творческого начала, к выхолащиванию самой сути личности. При этом автор разводит понятия религии и социализма, ставя их на противоположные полюса движения человеческого духа.
С нашей же точки зрения коммунизм – это религиозная система, альтернативная авраамическим системам[61]; это религия-конкурент в борьбе за человеческие души, религия-двойник; а по закону двойников один из них должен элиминироваться (подробнее см. об этом в следующем параграфе). Кроме того, противопоставляя социализм и религию, Шафаревич имеет в виду только авраамические системы, хотя тот же буддизм или даосизм в их исходном, не массовом (вульгаризованном) варианте абсолютно атеистичны[62]. И вышеназванные главные стороны коммунистической идеологии и практики как раз маркируют именно религиозную ее суть, а именно:
1) Стремление к разрушению существующего порядка, общественных связей, институтов, норм как нельзя лучше выражает эсхатологическое стремление достичь[63] нового, совершенного порядка взамен старого, греховного, погрязшего в хаосе мира: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем// Мы наш, мы новый мир построим// Кто был никем, тот станет всем» (первое правило отражения – см. след. параграф); отсюда же и призывы коммунистов к мировым и гражданским войнам (как к борьбе мировых сил Добра и Зла)[64].
2) За стремлением же к регламентации всех сторон общественной и личной жизни (труда и отдыха, творчества, брачно-семейных отношений, одежды, мышления, поведения и пр.) стоит не антирелигиозное стремление к Ничто (по мнению И. Шафаревича), а как раз то же религиозное желание противостоять энтропии, Хаосу – хаосу импульсивных желаний и поступков индивидов, хаосу экономических и политических отношений в обществе, хаосу болезней и смерти – за счет создания предельного порядка, затрагивающего не только природную (покорение стихий и установление власти над природными законами[65]) и общественную, но и личную жизнь (регулировка брачных отношений, общественное воспитание детей, контроль за мыслями…). При этом абсолютной регламентации (и соответственно, унификации) подлежит и сама личность – с одной стороны, как носительница враждебных, разрушительных импульсов сама для себя, с другой – как эфемерная, не существующая сама по себе единица (эволюционизм)[66]. Поскольку же отдельные индивиды беспомощны против мировых сил зла, то необходимо их объединение в единый сверхорганизм – пролетарское государство во главе с мозгом – партией (как уже было сказано, атеистический аналог Тела Христова или Космического Адама). Другое дело, что чрезмерная регламентация хаоса приводит не к понижению, а к повышению уровня энтропии – но синергетическая парадигма и общая теория систем появились только в 60-70-е г.г. 20-го века – и через 10-15 лет коммунистический строй начал разваливаться[67].
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 282 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Символ и знак | | | Выворачивание/Отражение |