Идеализация

Определение идеализации и идеала. Отличия идеала от истины. Центральный мотив формирования идеала. Понятие красоты. Художественный текст как метрика описываемого событийного континуума. Перечень базовых чувств как результата несоответствия отраженного идеальному. Идеализация как потребность и вид деятельности по упрочению экзистенциального континуума. Идеализация как оценочная деятельность.

Как уже упоминалось выше, отражение всегда связано с оценкой субъектом своих образов, с которыми он себя идентифицирует. В свою очередь, любая оценка есть следствие идеализации – процесса, заключающегося в сведении субъектом к нулю одних черт отражаемого и выпячивании других, так чтобы получаемый образ был бы свободен от противоречий, мешающих тождеству отражаемого и желаемого образов, с точки зрения данного субъекта. Т.о. идеал – это образ, оцениваемый с точки зрения должного – представления о том, каким должен быть данный объект.

Следует различать понятия идеала и истины. Истина – это соответствие знания об объекте самому объекту независимо от сознания, воли, желания субъекта. При таком понимании мы имеем несколько пресуппозиций: а) представление об объекте как вещи-в-себе, наделенной определенной сущностью; б) представление о возможности адекватного восприятия-описания этой сущности; в) представление о том, что, воздействуя определенным способом на эту сущность, мы можем менять ее свойства в заданном направлении (т.е. по собственному желанию).

Идеал же – это предельное представление о том, какой вещь должна быть, свободная от внутренних и внешних противоречий. Именно здесь и лежат различия между истиной и идеалом. Они заключаются в следующем:

1) утверждение истины сопряжено с проверкой, тогда как идеал в своем становлении не требует доказательств;

2) истина может быть только одна, и она соответствует понимаемой на данный момент сущности объекта, тогда как идеалов (идеальных представлений) может быть любое количество, и их сосуществование не противоречит друг другу;

3) идеал есть желаемое восприятие объекта, а истина не зависит от желания субъекта;

4) наконец, если истина претендует на объективность своего существования, то идеал есть сугубо субъективный феномен; в связи с этим можно выделить идеал индивидуальный и коллективный, а последний разделить на элитарный и массовый.

С другой стороны, истина и идеал взаимосвязаны: идеал определяет способы постижения истины и задает систему ценностей своего носителя; а стремление к истине задает идеализацию – процесс создания идеала.

Центральным мотивом формирования идеала выступает желание: а) снять перцептивные, экзистенциальные и другие противоречия; б) найти единое в многообразии; в) устранить неопределенность, стохастичность; г) быть экзистенциально сориентированным. Основу внутреннего конфликта личности составляет расхождение между сущностью объекта, события (какими они должны быть) и их проявлениями (как обстоит дело в реальности). При этом каждый субъект имеет собственное представление как о сущности объекта или события, так и об их проявлениях.

Сказанное относится не только к перцепции, но и к любым явлениям – в т.ч. к мифологическому дискурсу и ритуальным телодвижениям. «За мифом стоит особая реальность, но это не реальность знания, а реальность желания»[101]. Т.е. мифологический дискурс выстроен по эстетическим, или гармоническим, законам и представляет собой всегда художественное произведение. Здесь можно вспомнить слова К. Кастанеды о своем учителе, что тот всегда воспринимал и описывал реальность метафорически, а свое одиночество – как искусство. Что касается телодвижений, то так называемые «звериные стили» в кэмпо возникли как кинестетическое и психофизическое отражение животных – как реальных (например, тигра, леопарда, обезьяны и пр.), так и вымышленных (например, дракона).

Говоря об идеале, нельзя не затронуть и понятие красоты. Чувство красоты возникает в результате соответствия воспринимаемого образа тому идеалу, которого придерживается данный субъект. Иначе говоря, красота есть оценочный феномен, выражающий степень соответствия объекта его идеалу. Поэтому возможна красота как положительного (или прекрасного), так и отрицательного (или безобразного) явления, ибо каждое из них может иметь свой идеал (свое предельное выражение).

Вспомнив шекспировское «Весь мир – театр, и люди в нем – актеры», а также постмодернистский тезис «Жизнь как текст», сформулируем уточненный и объединяющий тезис «Жизнь как художественный текст». Это значит, что человек есть не только биосоциальное, знаково-символическое, религиозное, производящее, играющее и пр. существо, но также и эстетизированное. А это, в свою очередь, означает, что субъект выстраивает свой внешний (социальный, поведенческий, ролевой, ситуативный) и внутренний (самооценочный, диспозиционный) миры по законам художественного произведения, которое в своей наиболее яркой форме стилистически и синтаксически есть метафорический текст. Т.о. можно говорить о наличии эстетосферы – оболочки, которая постоянно создается и поддерживается человеком в результате его жизнедеятельности, а с другой стороны, которая сама пронизывает и направляет всю его жизнедеятельность. Как замечает в своей работе В. Бранский[102], если концепция ноосферы несет в себе идею полезности, то концепция эстетосферы включает в себя также идею выразительности и является более целостной, интегральной по сравнению с первой. И как это всем очевидно, развитие любой культуры никогда не происходило только с точки зрения полезности произведенных вещей, ритуалов, отношений; всегда имело и имеет место производство феноменов, являющихся избыточными с точки зрения полезности, но признающихся необходимыми с точки зрения их выразительности, красоты. Здесь можно указать на идею рая (как состояния всеобщей гармонии[103]), представляемого в виде сада – природного ландшафта, организованного по определенным эстетическим принципам, а также на образ Небесного Иерусалима – земли обетованной нового мира, которая описана не столько прагматически, сколько эмоционально-эстетически. Во всех урбанистических культурах мы видим стремление превратить окружающий природный и антропогенный ландшафт в произведение искусства – будь то Древний Восток, средневековая Азия и Европа, современная цивилизация…

Итак, субъект выстраивает свою внешнюю и внутреннюю реальности по законам художественного произведения. Т.с. предполагается, что субъект: а) имеет идеальный образ данного объекта, полученный в результате идеализации; б) проводит операцию сравнения реального объекта с идеалом; в) снимает перцептивный разрыв любым способом (доводит объект до идеала, вытесняет результат сравнения в бессознательное, принимает несоответствие как должный факт, меняет идеал и пр.). Отсюда можно сделать следующие выводы:

1. Субъект выстраивает свое отношение к объекту не по закону копии, а по правилу символического отражения, которое производится в форме: а) изоморфы; б) аллегории; в) метафоры.

2. Способы (дискурсивные и кинестетические) репрезентации внешней и внутренней реальности представляют собой художественный текст[104], построенный по законам мифологики. Это означает, что такой текст имеет определенную семиотическую структуру и наделен всеми атрибутами художественного мифологического произведения: архетипическим сюжетом, ролями, жанром, логикой разворачивания событий и т.д.

3. Любой субъект, тем самым, действует в художественном континууме – событийном пространстве, подчиняющемся в своем проявлении законам эстетики. Важную роль в становлении и развертывании этого пространства играет художественное чувство, или переживание субъектом оценочного отношения к предъявляемому его окружением поведению (способу создания экзистенциального пространства) в соответствии с доминирующим идеалом.

4. Сказанное справедливо и для психотерапии, результатом которой является создание врачом такой ситуации (катарсиса и/или инсайта), которая позволяет «вытащить наружу» эстетический идеал, лежащий в основании мировосприятия клиента, сделать его доступным для осознанного переживания.

Несоответствие отражаемого идеалу вызывает у субъекта различные чувства (в значении – интенции, побуждения, мотивы), принятые за базовое в разных психологических и метафизических традициях. Это и чувство вины, являющееся основополагающим в западной культуре (Фрейд), и стремление к интеграции со своим сакральным началом (К. Юнг, М. Элиаде, Р. Генон), и стремление снять одиночество и дезориентацию (К. Хорни, экзистенциальная психология), и желание выстроить четкое смысловое поле своих действий (В. Франкл), и чувство стыда (основной регулятивный этический принцип дальневосточной культуры), и страдание (в буддийской традиции)[105]… Снятие этого несоответствия, как уже было сказано, переживается как инсайт или катарсис. В буддийской традиции момент такого снятия (как акт переживания) называется сатори. Все эти понятия, каждое со своими коннотациями, указывают на достижение субъектом восприятия объекта как гештальта, идеала, лишенного противоречий, находящегося в гармоническом равновесии.

Повторим еще раз: идеализация объекта есть такой процесс его (идеального или реального) преобразования, для которого характерно стремление устранить любые противоречия, объективно присущие данному объекту, как внутри его самого, так и в его связях с внешним миром и самим наблюдателем. Это устранение производится двумя основными способами: 1) сведением одних черт и свойств к нулю; 2) экстраполяцией других черт и свойств – так, что объект в своем отраженном виде представляет собой эталон, образец, должное. Идеализация же есть психический процесс получения предельного, завершенного представления о данном объекте с целью получения абсолютно совершенной, полной модели объекта, которая: а) служит конечной целью деятельности субъекта в данном направлении; б) устраняет всякую неопределенность, стохастичность. Т.о. через идеализацию субъект выстраивает смысловой вектор своей деятельности, реализуя специфическим способом экзистенциальную потребность упорядочивания своей среды обитания, снижения уровня энтропии в пределах своего экзистенциального континуума.

Идеализация всегда связана с оценкой. Учитель К. Кастанеды постоянно подчеркивал, что люди в своей сути – это воспринимающие существа (в значении – воспринимающие непосредственные ощущения, исходящие от феноменов внешнего и внутреннего миров). Однако наше бытие как существ, вовлеченных в конвенциональный, культурный и социальный синтаксисы, предполагает превращение «чистого» восприятия (перцепция) в восприятие сравнительно-оценочно-комментируемое (апперцепция). Это означает, что мы не воспринимаем напрямую исходящие от вещей потоки ощущений; все сигналы от внешних и внутренних феноменов проходят через психический продукт социализации и конвенционализации – сознание, которое создает для нашего Я сравнительно-оценочный образ мира[106].

Т.о., в целом, имеет место следующий процесс, характеризующий работу сознания социализированного субъекта при создании им мирового образа:

социализация, ценности, формирование понятий сравнение

конвенционализация установки должного, идеального с реальным

оценочная деятельность образ мира как сравнительно-оценочно-

-комментируемый феномен

Для восстановления «чистого» восприятия необходимо не-делание (см. пар.5.4.) – практика, ставящая целью остановку всех конвенциональных потоков – дискурсивного (= остановка внутреннего диалога), ролевого, оценочного, поведенческого (шаблонных, привычных действий)… Однако существует и другой способ «остановки потоков», не зависящий от желания и усилий отдельного субъекта – его спонтанный контакт со Священным, Трансцендентным, воспринимаемый как Откровение (достаточно напомнить хрестоматийные примеры апостола Павла, Моисея, Магомета, шаманских посвящений).

В целом же, обращаясь к обозначенному в предыдущем параграфе семантическому ряду «отражение – жертвоприношение – идеализация – идентификация – расщепление – отчуждение», заметим, что процесс идеализации имеет отношение не только к работе мышления вообще и символического мышления в частности, но и к символической деятельности – что показано, в частности, в параграфах 5.1. «Жертвоприношение» и 5.3. «Ритуал».

3. Язык субъекта символической деятельности

«…дракон говорил на Древнем Языке: драконы до сих пор сохранили этот язык. Хотя Древний Язык обязывает человека говорить правду, с драконами дело обстоит совсем иначе. Это их собственный язык, и они могут лгать на нем, используя древние слова в нечестных целях так, что неискушенный собеседник запутается в лабиринте ложных понятий, которые являются лишь зеркальным отражением истины, и попадет в ловушку».

Урсула ле Гуин: «Колдун Архипелага»

Дата добавления: 2015-07-20