Б) Интерпретация условий. §40

В прагматизме фактов заключается ещё один момент.

В § 38 «Очерка» указаны четыре формы интерпретации процесса ходьбы. «Точно так же, как при ходьбе объединяются: а) механизм шагающих членов, б) напряжение мускулов, обусловленное ровностью или неровностью, гладкостью, твердостью и т. д. почвы, в) воля, движущая тело, г) цель идущего, ради которой он идёт,– так и интерпретация осуществляется на основе этих четырёх моментов».

Как при ходьбе напряжение мускулов направлено на почву, по которой идут, поднимаются, ползут, смело или осторожно шагают, так и всякое деяние является действием в данных условиях и обстоятельствах, благоприятных или неблагоприятных, и по ним – в том числе и по ним – определяется то, что свершено. Итак, они в том, что сделано, свершено, присутствуют повсюду.

Если мы собрали наш материал, критически очистив и упорядочив в нем то, что из прошлых фактов имеется налицо хотя бы во фрагментах и преданиях, то теперь мы говорим: условия и обстоятельства, при которых этот факт, этот процесс в своё время имел место, насколько у нас есть материала, присутствует в нём, и мы получим существенную частичку некогда состоявшегося процесса, если и насколько мы сможем еще доказать, исходя из этого материала, те условия, которые детерминировали этот процесс или были одним из факторов его детерминации.

Кто видел так называемого Боргезиева бойца, тому, безусловно, бросилась в глаза некрасивая сама по себе косая линия, образуемая головой, спиной и ногой фигуры. Она была бы странной и немыслимой, если бы её нельзя было объяснить внешним поводом, ибо эта косая линия указывает на треугольное поле фронтона, в котором только благодаря этой линии статуя соответствовала данному пространству. Пространственное условие, диктуемое полем фронтона, для которого скульптор предназначал эту статую, повторяемая в скульптуре, идеально в ней присутствуя. Оно одновременно указывает на другие фигуры, расположенные, очевидно, в этом же пространстве, например «умирающий боец» и группа Аррии и Пета и т. д.

Если рассмотреть это понятие «интерпретация условий» во всем его объеме, то сразу же представляешь, какую обширную область охватывает эта интерпретация. Чем чётче прагматическая [73] интерпретация очертила и объяснила процессы, внутреннюю связь, тем отчётливее мы ощущаем, как они всегда и везде были обусловлены и определены этим понятием «Здесь и Теперь», т. е. факторами, средствами. По мере того, как мы постепенно овладевали историческим мышлением, иными словами, как пробуждалось наше чувство реальности, начинавшее принимать участие в нашем исследовании, нам всё больше хотелось понять эти многие моменты даже там, где источники немногословны или совсем безмолвствуют.

Сначала поговорим о пространстве. Это, прежде всего то географическое место, к которому относится какой-либо процесс и в контекст которого он укладывается.

География является не только вспомогательной исторической дисциплиной. Объявляя своим предметом поверхность земли и совокупность её, она объединяет в себе огромное число космических, физических, естественно-исторических связей. Но все, что исследует эта дисциплина, на каждом шагу вторгается в историческую жизнь. Жизнь и сущность любого государства, любого народа зависит до определённой степени от географических факторов его территории.

Полководец мысленно проецирует на большие географические пространства театра военных действий свои стратегические операции; и тактические передвижения перед решающей битвой обусловлены малыми особенностями поля битвы: там – ручей, здесь – холм, образуемое оврагом болото перед деревней и т. д. Система укреплений, например, Франции, почти как и сеть военных колоний древней Римской империи определена географическими условиями. Если нам прагматическая интерпретация объяснила тот факт, что в средние века Гамбург, Бремен были значительными торговыми центрами, расположенными так далеко от моря, чтобы тем самым по возможности приблизить вывоз товаров из лежащих далеко от моря земель, но в то же время и не слишком далеко, то география даёт нам другие разъяснения, что, во-первых, прилив доходит до Гамбурга и Бремена с довольно большой силой и может на такие расстояния принести на своих волнах морские суда против течения; что, во-вторых, в верховьях местами мелководных Эльбы и Везера плоскодонные речные суда не могли рисковать спускаться вниз по течению до того места, где уже действует прилив; следовательно, в этом месте и должен быть естественный перевалочный пункт для товаров, доставляемых речным путем и заморских товаров.

Разумеется, что касается земледелия и его продукции интерпретация географических условий охватывает также климатические и почвенные условия, все те мощные естественные факторы, которые определяют материальную и духовную жизнь народов. Обратимся к природе страны Нила, сложившейся в стародавние времена, как бы неподвижно застывшей, где нет леса, где не идут дожди, только узкая вытянутая полоска долины реки с ее регулярными наводнениями, где пылающее солнце на безоблачном всегда небе делает тень величайшим блаженством, где падаль, моментально разлагаясь, заразила бы все, если бы не соблюдали величайшую и строжайшую чистоту – всеми этими естественными условиями Египта объясняются те грандиозные тенистые храмы, те гробницы глубоко в скалах, то искусство бальзамирования, даже трупов животных и т. д.

Нет необходимости перечислять бесконечное многообразие условий, встречающихся здесь. Как видим, речь идёт не только о топографической наглядности, локальном колорите и о местном характере исторической картины; и если в XV–XVI вв. авторы исторических описаний, особенно риторических, подражая «Запискам» Цезаря, любили примешивать географию, то они не понимали, что Цезарь приводил подобные описания – и ему было необходимо это делать – не для украшения, а просто в практических целях для интерпретации описываемых им событий.

Кроме географических, пространственных условий имеются условия времени, которые вытекают из того Теперь, в котором имел место исторический процесс, т. е. из его бывшего некогда настоящего. Сначала тем, что данный процесс, данный факт возник именно в таком виде, а затем стал одним из одновременных событий, которые со всех сторон своим движением воздействовали на этот процесс, на этот факт.

Имеющиеся у нас для исследуемого нами факта материалы будут так или иначе обязательно отражать те состояния, в которые он переходил, и даже если они не дают непосредственных доказательств такого рода, то направление, вид, энергия наступающего нового высветят те моменты, которые так идеально содержатся в нем. Мы мало знаем о положении Англии эпохи нормандского завоевания, но каким же слабым и бессильным, по всей вероятности, было это политическое и социальное образование в конце англосаксонского периода, если герцог норманнов с несколькими тысячами авантюристов смог покорить и поработать густонаселенную и богатую страну и основать свое военное господство на долгие годы.

Факт, который на основе наших верифицированных материалов мы хотим реконструировать, по отношению к ситуации, в которую он вступает, является её противоположностью, её критикой и её судом.

К большому ряду всего до сих пор пережитого и оформленного – ибо это и есть сложившееся состояние – присоединяется этот новый факт, чтобы, подчиняя его себе, то усиливая, то понижая, изменить его и представить и определить его в таком изменённом виде. В таких чётких изменениях, в напряжённости и неустойчивости, в столкновениях новых форм, их энергии, в том, как они стремятся утвердить себя, возникают возможности, для интерпретации этого ряда временных факторов, которые застало новое в том социальном порядке, с которым оно должно было считаться. В тех мерах (аграрные законы, передача судов в ведение всадников и т. д.), которые Тиберий и Гай Гракхи считали необходимыми для проведения своих реформ, можно увидеть целый ряд пришедших в упадок, пагубных социальных порядков Римской республики, с которыми Гракхи хотели покончить, а именно полное разложение старого крестьянского сословия, латифундии и пастбища, основанные на рабском труде, деградация судебной системы в руках оптиматов и т. д., исследователь поступил бы опрометчиво, если бы захотел проследить и рассказать о каждом из этих аспектов бесхозяйственности в отдельности, ему следовало бы со знанием дела, совершенно свободно прокомментировать каждую меру, предлагаемую реформами Гракхов, выявив её повод, тенденцию и форму, он мог бы из имеющегося у него материала набросать очерки тех социальных порядков, которые хотели реформировать Гракхи; и, установив таким образом основные характерные черты, он бы имел отдельные заметки об исчезновении крестьянских усадьб, падении сельского благосостояния и аграрного производства, господстве ростовщического капитала, обескровливании провинции, деморализации и люмпенизации массы народа, о вопиющем противоречии между свободами граждан и государственными правами, об их глубоком упадке и произволе властей – такие заметки стали бы для нас свидетельствами, как бы этапами движения к тому состоянию общества, каковое во времена Гракхов находилось в стадии разложения.

Конечно, там, где подтверждающих заметок нет, можно будет на основании зарождающегося нового сделать достоверное обратное заключение о наличии таких обусловливающих факторов. Мы знаем мало или вообще ничего не знаем о социальных порядках иудейского и эллинистического мира приблизительно времени рождения Христа; но учения, тенденции зарождающегося христианства показывают в тогдашних отношениях моменты, благодаря которым стали возможными быстрые успехи нового. Интерпретация сможет понять нравственные и религиозные условия этой для нас неясной эпохи.

Естественно, в тогдашнем реальном мире имелись и уже давно вынашивались такие социальные условия. В них, в их размеренной, инертной повседневности из живших тогда никто не мог узреть, что такая жизнь не могла так дальше продолжаться, а она ещё продолжалась, когда новое в ней уже было и начало действовать. Только при историческом рассмотрении, только с точки зрения нового факта, который уже наступил и начал действовать, эти вновь возникшие отношения, примененные для интерпретации этого факта, получают свою логику и значение. Детали таких состояний являются не сами по себе условиями, которые приводят и должны привести к таким преобразованиям, ибо иначе нужны были бы только эти условия, чтобы вызвать такое последствие; а новое становится возможным тогда, когда такие условия есть, и возникшее новое показывает исследователю, что они имелись. С точки зрения этого возникшего нового ему представляются эти состояния как предпосылки и условия.

Только обратной стороной того же фактора является одновременность многих действий. Одной из славных заслуг астрономии является то, что Леверрье в 1845 г. на основании наблюдаемых отклонений в траектории Урана узнал наличие гипотетической планеты и вычислил её место на звездном небе, затем в сентябре 1846 г. Галле в Берлине нашёл её на вычисленном месте. В историческом мире, естественно, всё протекает под воздействием многих одновременных факторов, и крупные политики, церковные деятели, предприниматели и финансисты из практики очень хорошо знают, что часто очень далекие моменты оказывают на дела негативное влияние и умеют вычислить его причину.

Как только торговля с Индией ушла со Средиземного моря, так как был открыт путь в Индию вокруг Африки, Фуггеры поспешили перенести из Аугсбурга в Брюгге свою банковскую контору, которая была основана на путях между Венецией и лежащими на Балтийском и Северном морях ганзейскими городами, и торговля, ставшая теперь океанской, была вынуждена перенести свой денежный рынок и главный перевалочный пункт товаров на Шельду и в устье Рейна. Нельзя было бы понять политику Фридриха Великого, которая привела к Первой Силезской войне, не учитывая того обстоятельства, что осенью 1739 г. Англия объявила войну Испании из-за английской торговли и контрабанды с испанской Америкой и что Франция вследствие династического договора Бурбонов намеревалась вступить в войну на стороне Испании; одновременность этих событий имела для Фридриха II значение, поскольку он и начал войну только в расчёте на конфликт между Францией и Англией и следил внимательно за развитием противоборства этих двух крупнейших держав в Европе.

Именно в таких ситуациях интерпретация очень часто в состоянии найти намного больше, чем могут дать источники, особенно средневековые, да и вплоть до XVIII в.; они, как правило, учитывают лишь то, что поближе к ним, или своё местное. А наши немецкие истории по отдельным вопросам или истории отдельных земель слишком упорно придерживаются этой традиции, характеризующейся узостью кругозора, полагая, что нельзя найти уже ничего, кроме того, что есть в источниках. Написанная блестяще английская история Маколея и в этом отношении прямо-таки бедна; она рассказывает свою историю так, словно Англия в целом свете была одна-одинешенька, и английская история была монологом, разве только что время от времени случались в ней переговоры и войны с Голландией и Францией. И вообще, англичане продолжают воспринимать свою историю как островитяне.

К этим пространственным и временным условиям мы можем добавить третий разряд, так сказать, вспомогательных условий. Такие условия придают плоской картине предания полноту и глубину, как бы объёмность.

Здесь речь пойдёт об исключительно широком понятии средств, как материальных, так и моральных, благодаря которым констатируемый факт стал возможным.

Мы ещё раз коснёмся того, о чём говорили в связи с прагматической интерпретацией, когда, исследуя факты, исходили из их причинно-следственной связи, развитие которой хотели реконструировать. Здесь же, отталкиваясь от того, что ещё осталось от факта, мы попытаемся реконструировать те средства, которые были нужны, чтобы установить эту взаимосвязь. Там мы говорим: для морского похода в Сицилию афинянам нужны были корабли, деньги, войска и т. д.; здесь же мы говорим: тот факт, что поход состоялся, показывает, что афиняне смогли построить столько-то кораблей, собрать столько-то денег и войска и т. д. Условия этого морского похода дают нам представления о средствах, каковыми мог располагать город.

Интерпретация средств необыкновенно плодотворна, хотя её повсеместно игнорируют; при помощи её можно получить и другие весьма поучительные результаты. Стоит лишь уяснить, что почти всё, что относится к нашей сфере, требует для своей реализации либо материалов, либо инструментов, либо того и другого вместе, таким образом мы поймём, какой убедительностью обладает этот подраздел интерпретации.

Первым, насколько я знаю, вступил на этот путь Лессинг, когда он в «Антикварных письмах» исследовал как подлинный знаток, каким образом греки изготовляли резные камни с такой микроскопической точностью, какие инструменты у них были, чтобы врезать рисунок в твердый драгоценный камень, каким способом они закаливали их, как ими пользовались, просверливая то плоские, то глубокие линии и поверхности.

Я думаю, что уже понятно, о каких вопросах пойдёт речь. Хотя в собраниях доисторических древностей слегка касаются этих вопросов, говоря о всякой всячине, но стоит попробовать дать им технологическую интерпретацию, и результаты приведут нас в изумление. Если египтяне могли выдалбливать и полировать такой твердый сиенит – что сегодня делают паровые машины,– то у них, очевидно, были очень твёрдые стальные инструменты, какой-нибудь наждак, который они умели пульверизировать. Если они умели отделять огромные монолиты из скалы, конструировать повозки для их транспортировки, спускать их на эти повозки, затем сгружать на землю и устанавливать на цоколь, то им требовались знания механики и вычисления, средства, которых, к примеру, не было в Риме конца XV в. Ибо попытка вновь установить один из лежавших на земле обелисков императорской эпохи не удалась, упавший монолит разбился на три куска. Любая краска, любой амулет, стеклянный сплав, любая ткань на их мумиях является тем фактом, на основании которого путем технической интерпретации можно получить много интересных данных о культуре народа. И если в их гробницах можно найти большое количество дерева, но не сикоморы – единственная древесина, которая есть в Египте, где в окружающих горах нет леса и нет возможности доставлять его по воде, минуя пороги,– то у нас убедительное доказательство сношений с Кипром или с гаванями южнее Ливана.

Или другой пример. Способ ведения войны у древних обусловлен оружием. Из лука попадают в цель на расстоянии ста шагов, копьем – на расстоянии максимум 25 шагов. Таким образом, вся тактика рассчитана на ближний бой; и, конечно, чтобы линия фронта была растянута, как можно меньше. В походах Александра против балканских народов впервые упоминаются полевые орудия, т. е. баллисты и катапульты, радиус действия которых приблизительно 300 шагов.

Значение этих обстоятельств для античного военного искусства очевидно. Конница классической античности не знала ни подковы, ни седла, ни стремени; откуда они появились в раннем средневековье, я не знаю; но значение конницы с появлением подковы и стремени стало иным.

К сфере материальных средств относится все, что служит пропитанию. Минимум продуктов питания в зависимости от климатических условий стран есть довольно постоянный фактор, из которого вытекает большое число вариантов и последствий. Если войско Ксеркса, о численности которого приводят чудовищные цифры, смогло себя прокормить в период от прорыва через Фермопилы до битвы при Саламине, да к тому же ещё половина войска могла продержаться в Беотии до следующего лета, то, очевидно, это было возможно благодаря большим поставкам по морю, о которых мы вообще ничего не знаем. Или другой пример. История Тридцатилетней войны, что касается хода военного и политического развития, нам довольно ясна, но необходимо рассматривать её с точки зрения материальных средств, которые она поглощала и губила, при этом учитывать и такой аспект, как размещение солдат на постой, бывшее наихудшим бедствием, чтобы понять, как чудовищно разорена и опустошена была за время войны богатая Германия на огромных пространствах.

Станет понятным, как в такие моменты можно объяснить определённые особенности государственного устройства. Огромные пространства и бездорожье империи Карла Великого привели к тому, что чиновничеству предоставляли такую самостоятельность, которую могла держать в узде только такая сильная личность, как Карл. Слабость преемников великого императора объясняет быструю деградацию чиновничества, духовного и светского, выразившуюся в бесконечных иммунитетах и феодальных суверенитетах.

Именно тогда наряду с прежней работой, выполняемой на дому свободными крестьянами, как то: прядение, ткачество, кузнечные и кожевенные работы,– начала складываться своеобразная система ремесленнической деятельности уже несвободных в монастырях и при дворах королей и императоров; из этих несвободных ремесленников в течение двух столетий образовались сначала несвободные общины цехового ремесла, которые затем завоевали себе благодаря городскому и торговому праву право на свободную городскую жизнь.

Я удовлетворюсь этими замечаниями. Но хорошо бы, если бы в любом историческом исследовании стали интересоваться вопросом о средствах и путях реализации. Пожалуй, можно по-прежнему объяснять военные и политические успехи Фридриха Великого в обеих Силезских войнах его гением, но если изучить внутреннюю политику его отца, его финансовую систему, его организацию армии и таким образом сравнить состояние армий и административную систему других государств, то начинаешь понимать то, что произошло.

Наряду с материальными средствами мы должны назвать моральные. В некотором смысле к ним относится то, что говорилось о социальных отношениях; но эти отношения, если их используют исходя из морального содержания, как средство, как эффективное условие получают иное значение, как бы иной знаменатель, перестают быть только простой характеристикой социального положения. Та же ненависть третьего сословия во Франции к привилегированным, взращенная их беззастенчивостью как господствующего класса, с созывом Национального собрания вместо Генеральных штатов тотчас превратилась в средство свержения дворянства, церкви и трона.

Но следует говорить не только о настроениях, страстях и вожделениях, которые были выпестованы обусловливающими их социальными отношениями. Чудовищная энергия, мощный удар, при помощи которых Наполеон в сражениях повергал своего противника, показывают не только его личный талант, но и боеспособность его армии, которая ни разу не подводила его, а также его совершенно железную военную организацию, которая любой отдельный отряд его армии превращала в готовое орудие его духа и полководческого гения.

В легионах Цезаря можно видеть подобное орудие, но несколько иного типа: боевой дух его армии составляла гордость быть солдатом и презрение к квиритам.

Исторический процесс нельзя было бы с достаточной достоверностью объяснить без такого углублённого постижения и проникновения в сферу воли, страсти, понимания тех, с кем нужно вместе действовать, на кого нужно оказывать воздействие. Полководец, государственный деятель, художник, всякий, кому надо воздействовать на других и многих, и кто должен в своих действиях рассчитывать на других, соизмеряет свои поступки и свой план, исходя из их прозорливости и их страсти. Он определён ими постольку, поскольку он желает определять их; и там, где наш материал позволяет нам увидеть или предположить действия или участие многих, наличествовал момент этой обусловленности, и его надо искать путём интерпретации. Если Иаков II хотел вновь обратить в католичество английский народ, ему надо было бы сначала удостовериться, что он нашёл условие для этого в душах людей, и то, что он начал действовать без этой уверенности, поступая совершенно как доктринёр, привело к его свержению. Точно так же по-доктринёрски поступал Перикл, когда он начал войну с пелопоннесцами, будучи убеждён, что они по-прежнему застряли в натуральном хозяйстве, в то время как Афины со своей несметной казной были крупнейшей денежной державой Греции; и будучи уверен в том, что если удержать Афины и гавани, и тем самым море и союзников, то можно пожертвовать равнинными землями, отдав их на разорение. Опустошение равнинных земель вынудило крестьян податься в города, где они, праздно шатаясь, превращались в люмпенов; из комедий Аристофана видно, что гибель старого крестьянского сословия, т. е. гоплитов страны, стало началом гибели всего Афинского государства. С этой точки зрения, поведение аттической аристократии всё же имеет иное значение, чем полагает Гроте, который в свое время принадлежал к радикальной партии в Англии.

Не спроецированы ли и любое художественное произведение, любое государственное устройство, любой уголовный закон на интеллектуальные и моральные условия, которые они хотят увидеть и одновременно определить в настроениях, вкусах, благоразумии многих? Когда римская церковь объявляет новых святых, новые догмы, новые «лета отпущения грехов», разве во всем этом нельзя распознать ту меру понимания и самоуважения, по которой она оценивает свою паству?

Здесь мы подходим к пункту, который доставляет нам значительные трудности. Если во времена Григория VII церковь ввела целибат, следовательно, она считала, что её паства: клир и миряне – сочтут такую чрезвычайную меру необходимой и богоугодной; и если теперь наша интерпретация на основании этой меры сделает вывод о настроениях и мнениях тогдашнего христианского мира, то исторические предания покажут, что, напротив, эта мера наткнулась на сильнейшее сопротивление. Или, если мы из простых, благочестивых картин Перуджино и юного Рафаэля, из строгого, идеального стиля великих опер Глюка сделаем вывод о вкусах и настроениях публики, для которой художники рисовали, а композитор сочинял музыку, то мы придём к заведомо неверному выводу: в роскошной и сладострастной Италии в пору Александра VI, того самого Борджиа, процветало всё, что угодно, только не благочестие, которое показывают картины Перуджино, а публикой Глюка был развращённый двор последних лет Людовика XV и первых лет Людовика XVI; его «Ифигению в Авлиде» публика освистала.

Была ли наша интерпретация неверной? Действительно, против Григория VII выступила мощная оппозиция священнослужителей, ради которой, казалось, эта энергичная мера была необходимой, Она показывает, как глубоко, очевидно, погряз клир в заботах о жене и чадах своих, в скаредности и своекорыстии, в чисто мирских интересах, если потребовалась такая насильственная мера, чтобы спасти и восстановить долг духовного служения.

То, что задетые за живое этой мерой поднимут шум, можно было предположить; но церковь рассчитывала на возвышенное настроение монастырей, прежде всего монастыря в Клюни, и на настроение мирян, у которых уже давно деградация священников и епископов вызывала сильное недовольство и неприязнь. И то, что эта насильственная мера прошла, является свидетельством того, что эти строгие настроения были мощнее оппозиции. Аналогично и с музыкой Глюка, о котором мы ведь знаем, что он хотел реформировать пришедшее в упадок музыкальное искусство.

Всё это свидетельствует не о недостаточности интерпретации, а о том, что она нас выводит на противоборствующие и конкурирующие направления, и наша интерпретация является тем достовернее, чем чётче она может выделить эти противоречия.

Интерпретация и не ожидает ничего иного, она знает, что всякий процесс проходит на фоне различных настроений, тенденций, страстей, борющихся друг с другом, что любой выявленный нами факт или деятель вызывает различные за и против, и что только в этой борьбе характеры добиваются своих успехов, поступки ведут к своим последствиям. Характеры, поступки – все они имеют свои условия, свою меру, силу, свой тормоз в этих антагонизмах и пристрастиях, они определяются ими, чтобы затем вновь оказывать определяющее воздействие на них и через них. Эта постоянная перестановка местами причины, которая становится последствием, и последствия, которые становятся причиной. И точно так же в отношении количества: одним из определяющих моральных факторов является не мертвое, застывшее однообразие, а пестрая, подвижная многоликость. Моральная интерпретация будет сомнительной и порочной не тогда, когда она выявляет противоположные моменты, а тогда, когда она не находит ничего, кроме простых условий, только одно настроение, одно равное течение.

Дата добавления: 2015-07-26