Г) Критическое упорядочение материала. § 35, 36

Завершена ли глава о критике, после того как мы рассмотрели критику источников? Остаётся ещё исключительно важный вопрос, который неизбежно возникает из нашего стиля исследования, тем самым, оправдывая его.

Материалы, которые мы смогли найти для решения исторической задачи, критика должна была рассмотреть с самых разных точек зрения, чтобы ответить на вопрос, можно ли их использовать, и если можно, то насколько.

Мы были вынуждены поставить три вопроса, исходя из которых нам пришлось проверить наш материал: 1) подлинный ли наш материал, т. е. представляет ли он собой то, чем он считается и за что себя выдает; 2) является ли он неизменно тем, чем был и хотел быть, или к нему уже примешано более раннее или более позднее; 3) было ли и могло ли быть то, вещественным доказательством чего он желает слыть, т. е. верен ли он.

Остается ещё четвертый вопрос: содержит ли материал в том виде, в каком он перед нами налицо, ещё все те моменты, свидетельства которых мы ищем, т. е. в какой мере он полон.

In abstracto всякий с лёгкостью согласится с тем, что наше знание фрагментарно, и наше историческое знание тоже неполно. Но уже форма исторического повествования, которую мы выбираем, создаёт у нас иллюзию того, что мы могли бы представить весь ход исторических событий от начала до конца, замкнутую в себе цепь событий, мотивов и целей. И исследователи слишком легко предаются иллюзии, будто всё то, что нам досталось по наследству, хотя и не представляет целого, но всё же важно, и оно-де может и должно быть достаточным для того, чтобы воссоздать картину целого.

Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что мы в наших работах не должны забывать, всегда признаваясь себе, как обстоит дело в действительности с историческим материалом.

Почти всегда или, вернее, всегда, даже если имеется в наличии сверхбогатый материал, состоящий из многих свершений и событий, из массы деловых процессов и реализованных проектов, мы располагаем всё же только фрагментами, лишь отдельными мнениями о том, что было и произошло. Без всяких сомнений, никогда военные действия не бывали зафиксированы в таком огромном количестве депеш, донесений войсковых частей, рапортов отдельных офицеров, как в ходе войны 1870-1871 гг., и труд Прусского генерального штаба написан на основе такого большого материала, как ни одно другое военно-историческое сочинение. И всё же и в нём отсутствуют тысячи и тысячи подробностей; как свидетельствуют его составители, многие офицеры, без донесений которых нельзя было обойтись, пали на поле боя, отдельные рапорты, приказы и т. д. затерялись. А как же быть исследователю в случае других крупных военных действий более отдалённых эпох, и уже тем более, когда нет архивных документов или сохранились всего один или два источника?

Итак, любой исторический материал имеет лакуны, и исследование вынуждено, прежде всего, установить, какие пробелы содержит его материал. Ибо ясно, что чем меньше у меня твёрдых точек, тем произвольнее могут быть линии, которыми я их соединяю и, тем самым, картина, которую я по ним воспроизвожу; как та игра Швинда, который предлагал нарисовать человеческую фигуру, соединив десять заданных точек, результатом были сотни фигур; если же давалась сотня точек, то едва ли можно было нарисовать и десяток.

Отсюда формулировка § 35 «Очерка»: «Острота, с какой обозначаются пробелы... является мерой достоверности исследования».

Это обстоятельство стало бы для нас тем барьером, о который мы спотыкались бы на каждом шагу, если бы в другом нашем методе не нашли некоторого подспорья для преодоления этого препятствия. Но, прежде всего критика должна дать нам понять, какие пробелы имеет наш материал.

Критическое упорядочение материала – вот форма преодоления указанного барьера.

Верифицированный критикой материал – это всё, что мы имеем и знаем об интересующем нас фрагменте прошлого. Каково было это прошлое, каков был ход его событий, что волновало его и вызывало вопросы, что было достигнуто или упущено, всего этого мы, пожалуй, не найдем в нашем материале, но что-нибудь да и осталось в нем, и его-то мы можем еще постичь, на основании этого материала мы должны выработать определённое мнение о том прошлом и тем самым некое представление о нём.

Первый шаг к выработке этого мнения есть критическое упорядочение материала. У нас есть для этого необходимые подходы, так как речь идёт о процессах человеческого бытия, которые нам как таковые понятны, поскольку мы сами принадлежим к роду человеческому. Эти аналогии дают нам точки опоры для упорядочения материала. Первой такой точкой является временная последовательность.

Вот мы впервые и столкнулись с потребностью во временной последовательности, которая нам, прежде всего, важна, т. е. с вопросом о мере и правиле этой последовательности, с вопросом о хронологии, которая, разумеется, не есть только критическая вспомогательная дисциплина, у неё своя собственная жизнь и интересы. Мы вряд ли можем себе предоставить, сколько трудов и усилий стоило человеческому разуму прийти к обобщению смены дня и ночи в относительно большие периоды, которые можно было измерять и определять по большим периодическим явлениям звездного неба. То, что приблизительно двенадцать оборотов Луны вокруг Земли соответствуют одному обороту округ Солнца, насколько мы знаем из дошедших до нас преданий, наши предки понимали всегда. Но из этого иррационального отношения между месяцем и годом сложилось великое разнообразие систем, которые были и оставались у каждого народа свои, и это обстоятельство очень затруднило нахождение всеобщего канона, каковой необходим для исторических потребностей.

Стоит только рассмотреть попытки установления общей хронологии у Диодора, в источниках которого встречались греческие Олимпиады, и аттические архонты, и годы от основания Рима, и летосчисление по консулам, чтобы убедиться, как много трудностей и ошибок возникло у него в результате его хронологических редукций. Ещё большие трудности испытывала астрономия, опирающаяся прежде всего на проведённые в Вавилоне наблюдения; или греческие историки и хронографы Александрии, которые пытались привести к единой хронологии историю многих народов. Им, прежде всего, нужна была какая-либо «эпоха», т. е. твёрдая начальная точка летосчисления, каковую им не могли дать ни основание Рима, ни первая Олимпиада, ни уж тем более завоевание Трои; да, и точка отсчета по восходу Сириуса, который пользовалась тысячелетняя история Египта для александрийцев в их хронологических расчётах, по-видимому, была недостаточно надежной. Они довольствовались тем, что вели расчёты по Вавилонской эре Навуходоносора от 747 г., продолжая её по персидским царям, Александру, Лагидам, римским кесарям.

Затем, вместе с возрастающим значением христианства, для которого, естественно, достоверной была только Библия, началось летосчисление от Сотворения мира, которое в Византии вычислили на 5508 г. до Рождества Христова. Летосчисление от Рождества Христова, вычисленное аббатом Дионисием в VI в., с ошибкой минимум в четыре года, стало повсеместно употребляться церковью лишь с VII в., причём церковь восприняла этот календарь, усовершенствованный Юлием Цезарем, с високосным годом, чтобы при помощи вставного дня снова и снова выравнивать солнечный и лунный год. Но этот период с включением високосного дня был неточен, так что к началу XVI в. Юлианский год отставал от действительного солнечного на 10 суток.

По поручению Тридентского собора папа Григорий XIII инициировал исправление календаря, который за вычетом 11 дней был введён в католическом мире в 1582 г. и т. д.

Для исследования и общего обзора, естественно, было очень важно включить всю сферу нашего исторического обзора в единую хронологическую сетку, а не рассматривать историю каждого народа по его в некоторых отношениях очень несовершенному летосчислению, как это иногда делают и сегодня. Но такое сведение к одной системе нередко доставляет довольно много трудностей. И к тому же добавляется одно неприятное обстоятельство, что история и астрономия понимают эпохальный год, Рождество Христово, по-разному: астрономия принимает год Рождества за 0 после Р. X., история же за первый год после Р. X., а год до этого за первый год до Р. X.

Итак, прежде чем приступить к упорядочению по времени критически проверенных материалов, наше исследование должно заняться этой весьма трудной дисциплиной, хронологией.

Интересно посмотреть, как в наших исследованиях эта потребность отлилась в некую форму, каковая, впрочем, поразительно не понимая своей сущности, предъявляет явно не соответствующие её предмету претензии.

Ранее мы говорили о «регестах», списках грамот во временной последовательности с краткими данными об их содержании. Этой формой воспользовался Фр. Бёмер для хронологического упорядочения материалов. Он расположил грамоты по-порядку не только по дню и месту их составления и главному содержанию, но и указал имена названных в грамоте свидетелей и т. п. Он добавил ещё хронологически определённые данные из источников. Одним словом, он дал в форме «регест» весь материал истории германских императоров от Каролингов до 1347 г. И он высказал мнение, что это единственный и достойный учёного вид изложения истории тех времен, будто бы все, что выходит за рамки критики, этой формы критики, есть просто фантазия.

Идея Бёмера упорядочить материал по времени совершенно верна. Но разве это единственный подход, о котором может идти речь? Например, приступая к изучению Пелопоннесской войны, исследователь непременно бы сопоставил материалы, относящиеся к каждому государству, чтобы сделать обзор того, что в них говорится о Коринфе, Аргосе, Византии, Таренте и т. д., а также материал о встречающихся отдельных деятелях; он отметил бы всех упоминаемых должностных лиц, особенно казначеев, стратегов в Афинах и т. д.

Совершенно ясно, чем разнообразнее аспекты, по которым можно группировать материалы, тем больше точек опоры дадут перекрещивающиеся линии. В этом отношении образцовыми являются Indices к латинскому «Corpus Inscriptionum»: они являются сокровищницей критически упорядоченных с самых разных точек зрения материалов по любой области римской истории, в них содержится все, что можно извлечь из надписей. Отсюда напрашивается мысль расположить в том же порядке все другие материалы: монеты, сообщения историков, записки по случаю всех авторов и поэтов, и в поддержку этого начинания был объявлен конкурс на сочинение по римской прозопографии [70].

Кто захотел бы изучать внутреннюю политику, например Пруссии, тот оказался бы перед горой материалов: сводов законов со времени Милиуса, актов ландтагов более раннего периода, актов Генерального управления и т. д.,– и безнадежно заблудился бы в этом лабиринте, если бы он сначала критически не упорядочил материалы, составив разнообразные указатели, чтобы установить, как велики пробелы; и он составил бы эти указатели тем вернее и в соответствии с сущностью дела, чем основательнее у него были знания финансовой и налоговой системы, экономической жизни и сношений.

Итак, станет ясно, что подразумевают § 35 и 36 «Очерка». Упорядочив по существу дела верифицированный материал, критика на этом завершает свою задачу.

И теперь мы подведём итог всему тому, что у нас есть в наличии из прошлых событий: мы имеем налицо не подлинный исторический факт, а то, что ещё сохранилось от него в остатках, мнениях и т. д. И тогда мы устанавливаем, полон ли наш материал или имеет пробелы и какие, ведь на основании нашего материала нам надо написать наше исследование, получить наше понимание того небольшого фрагмента прошлого, который мы хотим мысленно воскресить.

Дата добавления: 2015-07-26