Глава 5. Христианство, как наука. Наука, как вера. 1 страница

Сам факт движения во времени говорит о разворачивании новой координаты пространства. А что, если пространство в раю было двухмерным и райское время было временем третьей координаты, непроявленной до «грехопадения» Адама? «Кто ж знал», что Адам вдруг свернет с привычного пути и заглянет за грань дозволенного? Ну, разве что Господь, – в силу Своего экзистенциального всеведения. Что, если все мифологическое бытие Адама ограничивалось некой плоскостью листа, – листа, к примеру, той же Книги Книг? Что, если вся мифологическая жизнь – всегда только книга, исписанный плоский лист, содержащий в себе потенциальную возможность «развернуться во времени» и войти в плоть и кровь живущего в трехмерных координатах человека?

Допустим, что Небесный Эдем есть некий листок, и тогда первый человек (с легкой руки женщины!) развернул его в ленту Мебиуса! Не по принципу ли ленты Мебиуса перед нами раскрываются новые пространственные измерения? Тогда в основе всего – движение субъекта в сторону своей непроявленной, темновой фазы. «Шерше ля фам», одним словом! Разве для нас не табу, – движение в прошлое, движение вглубь нашей души, вглубь нашей сакральной памяти?

Нередко говорят: все это чепуха, поскольку ненаучно, – т.е., противоречит нашей вере, ибо вера наша на сегодняшний день есть вера в науку. Это – самая распространенная и универсальная человеческая вера на всем земном шаре. Все, что ненаучно (в категориях науки современной), есть табу. Выход за пределы дозволенного наукой – уже грехопадение, уже революция, распятие… и бессмертие… так можно до многого договориться, так что я на эту тему пока помолчу.

Наука всегда «объективна» и чрезвычайно гордится этим. Она учитывает только иерархию вертикальной оси и совершенно не воспринимает парадоксов человеческого сознания, а «в особенности», – подсознания. Наука – это такая Священная Римская Инквизиция наших дней, люто ненавидящая женское начало (как принцип «глупости»), которое открывает все ящики Пандоры и срывает все маски со зла, удачно замаскированного под добро.

Однако по призванию своему наука как раз обязана познавать этот мир, – не в режиме установленных Иеговой буйков, а именно в режиме свободного выхода на иные, альтернативные информационные источники. Тем не менее, подобно оязыченному христианству, она этого не делает, а, напротив, как детеныш обезьяны за спину своей матери, боязливо держится за сутану своего «духовного» Бога. Имени у него, конечно же, нет, – как безымянным был и бог коммунистической традиции. Но мы-то все прекрасно знаем, кто там лежит, в Мавзолее на Красной площади, овеянный легендами и мифами достопамятных времен, – идолизированный божок, который «и сейчас живее всех живых, – наше знанье, сила и оружие». Его «святые мощи» до сих пор помогают «верующим» решать дела своей коммунистической веры. А, помнится, в былые времена многие уважаемые коммунисты с гордостью рассказывали о том, как они приходили к нему «посоветоваться» и без всяких спиритических сеансов получали «единственно верные» ответы. Я даже не сомневаюсь в том, что, – пусть и реже, – но кое-кто приходит и сейчас: кто же еще им поможет в столь стесненных обстоятельствах, как не «великий, мудрый Ленин»?..

И, – можете не сомневаться, – помогает. Потому что – идол, чистый дух в материальной оболочке и без всякой тебе совестливой души. А потому им можно манипулировать, практически, на любой заказ. Ведь в чем сила идола? В его «духовности». И «духовность» эта, минуя душу, напрямую связана с «материальностью». Так кому же, в этом случае, управлять столь замечательным тандемом, как не хитрому земному человеку?

В одной из книг трансперсонального психолога С. Грофа был описан следующий случай, который навел меня на мысль о подлинной природе идола. Как известно, Гроф работал с людьми, находящимися в измененном состоянии сознания. В этом состоянии многие из них переживали многомерный опыт самоощущений: от вымерших давно рептилий – до самых «прогрессивных» форм современных животных; от атомов, клеток и молекул – до звезд, квазаров и вселенных. Психология называет это отождествлением, но люди, как правило, настаивают на другой позиции, связанной с полной идентичностью. Кто прав, кто неправ, – никто не знает, но спорят отчаянно. Многие считают, что «вспоминание» себя в облике другого человека, жившего в далеком прошлом, есть верный знак того, что речь идет о кармической памяти предыдущих воплощений. Другие им строго отвечают:

– Нет! Максимум, во что мы можем вам позволить верить, – это в подключение к памяти вашего рода! Все остальное – ересь.

Против рода наука пока что ничего (еще бы!) не имеет. Хотя и ситуация с родом представляется мне не более обоснованной, чем ситуация с перевоплощением, и вызывает в памяти один высокий образец тонкого английского юмора. Рассказываю анекдот:

«Два городских джентльмена после бурно проведенной ночи возвращаются под утро домой.

– Вы слышите, Джон, как чудно поет жаворонок?

– И никакой это не жаворонок. Это поет форель.

– Вы с ума сошли! Форель?! Ночью?!!»

Тем не менее, для науки первично объективное, а не субъективное, а потому память рода для нее становится таким своеобразным «трансперсональным» компромиссом под страхом вторжения целых полчищ «субъективистического» зла на ее освященную веками духовно-материальную территорию.

Что касается меня, то эмпирический опыт меня мало убеждает, тем более что существует теория о едином энерго-информационном пространстве, в каждой точке которого содержится вся информация о составе, событиях и явлениях всего макрокосмического организма. Подключаясь к этому каналу, человек способен получить информацию из любой точки мира, в том числе из прошлого и будущего. Не знаю, насколько данная теория поддержана официальной наукой: мне кажется, что в ее отношении наука позволяет себе быть «немножко беременной».

Природа подсознания не изучена еще досконально, поэтому мы не знаем, что в таком вот трансперсональном опыте есть реальность, а что есть отождествление с этой реальностью, извлечение информации из этой реальности. Ведь человек – и есть носитель информации. Стало быть, ему принадлежит весь мир, являясь его внешним выражением. Так мы можем договориться до того, что Вселенная есть один-единственный человек, по-иному называемый Богом, а все многообразие людей есть не более, как расщепление его единого сознания. И в этом случае говорить о конкретных перевоплощениях, как будто, даже неприлично, если не сказать: смешно…

Поэтому давайте немного дистанцируемся от этой темы. А вот вам, собственно, и обещанный случай, описанный Грофом: один из испытуемых рассказал ему об опыте переживания себя в качестве языческого идола, вырезанного из дерева. Он обратил особое внимание на то, что не только ощущал себя особым символом, связующим миры, – как можно было бы предположить, исходя из расхожего представления о сущности идола. Ему приносили жертвы, как богу, к нему возносили просьбы, как к богу, но главное – не в этом. Главное – в том, что он и в самом деле (как выделено было в тексте Грофа) считал себя (или даже был) этим богом!

Данному феномену, конечно, можно дать массу объяснений. Попробую и я, – со своей позиции. А здесь – все просто. Идол есть материальный носитель некого безличного духа, отвечающего за конкретную сферу человеческих интересов. Его воспринимают, как бога, – точнее, как «привязанного», симпатически связанного с материей бога. По сути, – как бога, «заловленного» в сеть материального (где он, кстати, неплохо себя чувствует). Тем не менее, он богом и является, поскольку (видимо) имеет ту энергию и силу, что ему приписывают. А откуда она берется? Естественно, он получает ее от тех субъектов, которые подпитывают его энергией своих мыслей. Есть в «эзотерической» терминологии такие категории, как «мыслеобразы» и «мыслеформы». Не знаю точно, что они означают, но полагаю, что речь идет о некой сконцентрированной энергии человеческих мыслей и, быть может, сопровождающих эти мысли эмоций.

В известной авестийской триаде «благая мысль – благое слово – благое дело» мысли соответствует духовный мир, делу – материальный, слову – андрогинный. Поскольку мысль – аналог духа, то концентрация одних и тех же мыслей (а в объективном мире именно количество имеет значение) на одном предмете особым образом одухотворяет его, придает ему дополнительные (помимо его собственных) энергетические силы, и столь нехитрым образом он становится «духовным» богом, – богом, связанным с материей. И этим богом управляет сам его творец, – т.е., человек или группа людей. Этот бог, само собой, не субъективен и не самостоятелен. Он является объектом симпатической магии, волшебной палочкой человека-мага. Направляя этот концентрат энергии на осуществление конкретной цели, человек получает искомый результат.

Такова (быть может) природа всех олимпийских богов, как производных от мысли человека и, – не исключено, – от мысли Самого Творца. Все они «духовны», но недаром говорят, что «мысль материальна». Где духовное, там и материальное, как два конца одной змеи (вся разница – лишь в том, что голова змеи «главнее»). Боги-духи управляемы субъектом и не являются изначально свободными. Плохо лишь тогда, когда человек настолько «десубъективизирован» и «диссоциирован» (т.е., «разобран» по элементам), что позволяет духу управлять собой. В этой связи мне даже припомнилась одна, довольно давно прочитанная мной книга К. Кастанеды. Там рассказывается о разных видах растений, как носителях духов, наркотически воздействующих на человеческое сознание. Но даже в этой «нехристианской» книге очень четко выделена мысль о том, что управлять такими духами должен сам человек. И если он настолько слаб, что не может справиться с тем или иным «растительным» духом, то уж лучше ему не вступать в трансперсональную связь с соответствующим растением.

Таким же богом предстает и Иегова, – Богом-Сатурном. «Суббота – для человека, или человек – для субботы?», – задает свой известный вопрос Иисус, возможно, намекая на «святая святых» для любого порядочного иудея: на того «частичного» Бога-духа, который является лишь управляемой «из центра» энергией, но не имеет самостоятельной творческой сущности, которой обладает человек и подлинно Единый Бог. Этого Бога-Субботу создали сами иудеи, – не с той ли подсознательной (или осознанной) целью, чтобы оправдывать свои агрессивно-языческие деяния по отношению к другим народностям (по типу «высшей расы», которая «имеет право» духовного господства на земле)?

В основе «языческой» картины мира лежит господство сильного над слабым, духа – над материей, мужского принципа – над женским. Так повелось еще со времени проклятья Иеговы, – что было донельзя «духотворящим». В основе любого проклятия лежит страх – осознанный страх слабого перед сильным и неосознанный (а, значит, еще более крепкий) страх сильного перед слабым (поскольку само понятие силы здесь весьма условно). В языческом мире дух – на первом месте, но он же является рабом, безвольным пленником материи. И сколь бы в обществе ни принижалось женское начало, одно «плодитесь-размножайтесь» говорит о многом… Вся дохристианская эпоха была эпохой матриархата (осознанного или неосознанного, – это уже дело другое), эпохою магической силы и энергии, эпохой «энергетической» оси Зодиака, между полярными концами которой происходит «диалектическая борьба противоположностей», где злом нередко называется не то, что плохо, а добром – не то, что хорошо.

Бог-сила есть дух, а любой дух имеет душу-управителя (кем бы она ни была). Андрогинная эпоха христианства стала временем господства гораздо более действенной силы, – «информационной». А информация есть магия более высокого порядка, способная как сотворить Вселенную, так и очистить мир от зла. И потому явление Христа есть некий дубликат творения Вселенной, второе проявление Господне, в Чьем образе предстал сам Иисус, как Сын и, некоторым образом, Его двойник. С распятием и воскресением Христа мир был, как будто бы, разрушен и сотворен, по Слову Иисуса, заново. Причем, разрушен был «материальный» мир, оторванный от Духа истины, а сотворен – мир «андрогинный», который, по «матрешечному» типу, опять был проклят Иеговой и «перешел на следующий уровень» движения по замкнутому кругу.

По этому же типу «проклята» наука, несущая проклятье на себе и проклинающая всех, кто силится освободить ее от этого проклятия. Так, видимо, передается эстафетная палочка вампира, одним укусом умножающего мир вампиров в соотношении геометрической (по-моему) прогрессии… Наука – это неформальная религия эпохи вездесущей информации. И бог науки предстает, как дух. Но духом он является не изначально, а только после Божьего (отцовского) проклятия. Наука – это… змей?

И в самом деле: в Книге Бытия змей-искуситель подается, словно некое животное «хитрее всех зверей полевых», которое сподобилось Божественного гнева благодаря своим «неуместным» советам, даваемым не в меру любознательной женщине. И проклят он был очень необычно: ходить тебе, дескать, на чреве твоем, за все твои злокозненно-просветительские деяния!.. «Заземлил» Господь своего змея, одним словом. А прежде, быть может, тот змей и летал… кто знает, кем он был до этого?

Теперь же змей был вынужден перейти на хождение «посредством чрева» с редуцированными ножками. А ноги – это символ направления движения. Лишившись ног, животное лишилось прямоты и непосредственности в выборе пути развития. Ему пришлось учиться двигаться зигзагами, «запутывать следы», писáть на грунте изворотливую линию и делать массу дополнительных движений, ведущих в сторону от выделенной цели. По существу, морочить голову всему честнóму люду.

Не так ли – и с наукой? Когда-то она была совсем другой, не ограниченной рациональными флагштоками. Ходила прямо, – как хотела. И не морочила людей. Да, собственно, та прежняя наука частично сохранилась и доныне, пройдя сквозь пламя многочисленных костров и окопавшись «за чертой закона». Наука связана с многострадальным знаком Девы, который, как известно, «пашет» больше всех, совсем как в той советской песне, – «за себя и за того парня». Под Девой же «проходит» медицина, чьим символом является кадуцей, – знак змея, обвивающего чашу (неизвестно, правда, с чем: возможно даже, что со спиртом). Ни дать, ни взять, – Грааль небесный! А почему бы, собственно, и нет?

У медиков, конечно, есть своя трактовка содержания их собственного цехового символа. Не стану с ними спорить: мир заключает много уровней познания и восприятия действительности, и каждый уровень по-своему реален, имеет право на существование, вплоть до известной «тещи, поедающей мороженное». Но вот такая связь Иеговистского заклятия, сплетающего женщину и змея воедино в Гордиевом узле вражды-привязанности, по-видимому, тоже не случайна. А вот когда под «прóклятым чревоходящим» подразумевать «свободу от», а под Граалем с чашею, – «свободу для», – то их вражда под алхимическим воздействием Грааля элементарно переплавится в любовь. Тогда и змей освободится от проклятия, и ум науки станет мудростью Небес… Ну, словом, в этом же ключе мы можем фантазировать и дальше…

Чаша Грааля, обвитая змеем… «прóклятым» змеем, как надо полагать… «Что бы это значило»? Быть может, змей – хранитель Чаши, как в древних храмах Индии, Непала, Бангладеша, где обитают кобры, стерегущие богатства этих индуистских храмов? А, может, змей – хранитель тайны андрогинного начала, ключей к познанию основы всех основ?.. Ведь тайны и табу, как выше было сказано, есть свойство всех «языческих» бытийно-познавательных координат. Они с той целью, видимо, и охраняются, чтоб быть открытыми в какой-то избранный «час икс».

А чем для человечества являются все мифы? Они аналогичны генотипу, который остается нерушимым под воздействием любой изменчивой среды. И, несмотря на небольшие флуктуации, на свет рождаются типичные (в биологическом, конечно, отношении) носители генома Homo sapiens-а, – ну, т.е., извините, люди. В их судьбах, как и в судьбах человеческих сообществ, проигрываются те же (вложенные в наше подсознание) сюжеты мифов и духовные мистерии. Ведь мифы есть духовные аналоги генома. Точнее, событийные его эквиваленты.

Будучи связаны со знаком Рака, мифы, тем не менее, жестко закрепляют за человечеством «типовые» образцы поведения и развития мировых или локально-бытовых событий. А, стало быть, в пределах Рака работают «структуры Козерога», как антипода и «зеркальной половины» Рака, – что, в общем-то, вполне понятно, учитывая бинокулярный принцип диалектики. Сатурн здесь генерирует идеи, Луна их воплощает в жизнь. И это – высший образец гармонического союза духовного с материальным, в котором «мыслеобразы» (спирали ДНК) являются кодированной основой для создания материального, физического тела, а мифы – образцами событий, происходящих с человеком в течение жизни. За пределами этих «типовых» событий человек просто «не проживает». Когда-то я слышала от психологов, что есть всего лишь несколько десятков вариантов «любовных историй». Это число суть сакральный предел людского романтического потенциала, дальше которого человечья фантазия еще не шагнула.

Создание духовного мира есть, в то же время, магический процесс закладывания мифов и геномов. А создание материального мира есть воплощение всех этих мифов и геномов в жизнь, – что во всех Великих Книгах именуется одухотворением материи. Меня здесь даже постигла еретическая мысль о том, что мир духовный проецируются в мир материальный через Книги. Не с родственной ли мысли начиналась и эта глава? Но тогда речь шла о библейской странице, как о ленте Мебиуса, возвращающей к началу через прохождение по темному, подземному пути и заключающей в себе иное измерение пространства… Ну, чем не принцип голограммы, создающей видимость трехмерного объема? Плюс, к тому же, принцип женского начала, как особый «путь назад», «подземная» фаза, дополняющая фазу «световую», мужскую. Орфей спускается под землю за своей погибшей Эвридикой и выводит ее наружу, но не доводит до света: она, неразумная, в последний миг взяла и обернулась… А нельзя было: табу! Так и осталась, несчастная, под землей…

А, в самом деле, почему бы не Книги? Ведь Слово есть срединный мир между духом и материей. Оно и обеспечивает их взаимосвязь. Слово – это магия, а магия – творение. Мир творится через Слово. «Да будет так», – сказал Господь в библейской Книге Бытия. И это – задолго до появления Евангелия Иоанна, с его «В начале было Слово». Да и дьявол, по своей обычной характеристике, – это, прежде всего, лукавый лжец, дезинформатор, не знающий и не понимающий глубинных связей между жизненными феноменами Вселенной. Тем самым, – яростный противник Слова истины.

Все религии (до христианства) глубоко национальны и отражают некие ключевые черты своих народов. Самые древние из них – скорее, даже не национальные (где – они, а где – национальности?), а расовые. Авеста, например, есть книга белой расы, а Библия – семитской (голубой). Индийские Веды есть своеобразный осколок Авесты. Словом, так или иначе, каждый этнос обзавелся собственной первичной Книгой. И даже не все эти Книги были записаны на материальных носителях. Ведь многие из них из глубины веков передаются устным способом, чтоб сохранилась чистота первичной книжной информации. В те далекие времена жрецам доверяли больше, чем написанным текстам, которые всегда рискуют попасть, – неизвестно, в какие руки…

Так не есть ли Книга некий концентрат Творца, Его голографический образ, соединяющий духовное с материальным? Не Книги ли программируют всю нашу жизнь и всю историю Вселенной? Вот в бытовом, локальном приложении, – точно да. Ведь некоторые писатели замечают за собой способность «создавать ситуации», происходящие затем с другими, одним лишь описанием каких-либо событий. Но здесь, конечно, можно предположить, что с равным же успехом они могли бы и предсказывать эти самые события: не обязательно им их самим творить… Не хотелось бы, знаете, брать грех на душу…

Такой вот тихой сапой я докатилась чуть ли не до имяславия… Нет, что-то в нем, в каком-то смысле, есть! Напомню, что в начале прошлого столетия сформировалась секта имяславцев, которые считали, что в имени Бога уже заключается Бог. Ох, им же и досталось от Священного Синода! Подобно катарам, за семь столетий до того занявших замок Монсегюр, который находился на самой высокой точке самой высокой в тех краях возвышенности, имяславцы взобрались на гору Афон, и их оттуда выбивали огнем и мечом, – по типу борьбы с катарами. И все-таки, имяславцы были куда ближе к пониманию христианской идеи, поскольку в Евангелии от Иоанна… Ну, вы сами знаете: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Здесь можно по-разному толковать: Слово было у Бога, но, одновременно с этим, Слово было Бог… Понимай, как знаешь. В меру своей ответственности, конечно. То ли Слово и Бог – одно, то ли Слово просто обозначало Бога, было инструментом Его Творения, то ли все это, собственно, и есть одно и то же…

Тем не менее, картинка складывается весьма отчетливая и вполне, как будто бы, понятная… Не стану утверждать, что Библия есть Бог, но в качестве Божественного инструмента… Что было бы, если бы ее не было? Возможно, что не было бы и нас, и вообще ничего. Ох, не так глупы были те, кто жег «языческие» книги!.. Священники, по-видимому, знали, в чем истинная сила, брат… Сжигая книги, они магически уничтожали некую реальность, крайне неприятную для них. Хотя… вся эта пиротехническая вакханалия была напрасна. Они еще не читали Булгакова и не знали, что рукописи не горят. Написанное однажды уже не отменить, ибо оно отпечатано на машинке вечности. «Написанного пером не вырубишь топором», – во как!

Любая нация или этнос имеет собственную мифологию, и при этом все «этнические варианты» расходятся в каких-то мелочах, но конвергируют в своих главнейших пунктах. О мировых потопах, кажется, не упоминают разве что «ленивые» памятники вербальной мудрости. Есть, стало быть, общечеловеческая мифология, как программа осуществления жизни на земле, и это – все то общее, что можно найти в любой «космогенетической» книге. А, сверх того, есть собственные, национальные особенности, накладывающие свой характерный отпечаток на ту или иную нацию и народность.

Нация есть еще один родственник мифа и «проходит» под тем же знаком Рака, который, естественно, хранит в себе альтернативу Козерога. Языческие религии национальны; интернационально – только христианство. «Не будет ни эллина, ни иудея», – говорил Христос. А вот коммунистический Интернационал – это всего лишь карикатура на христианство, и более точным названием его идеологической основы было бы «религия Антихриста». В нем нет стирания граней непонимания между нациями. Зато в нем есть поглощение одной, «великой» нацией всех остальных, «помельче», при котором эта самая «одна, великая» одаривает остальные своим «великим» языком и соответствующим менталитетом (правда, в виде «второсортного» его эквивалента).

Такое «иудейское» величие пугает-устрашает, поскольку и само основано на страхе. Что касается христианства, то стирание граней между нациями в нем вполне логично объяснимо с точки зрения христианских идеологических приоритетов. Там, где во главу угла поставлена свобода, – ну, о чем, скажите, речь? Иная ось, иное, «субъективное» осуществление программы… Что род, что нация, что генофонд, – все это есть привязка к данному физическому плану. Христос же выводил нас из-под власти рода, нации, но только с обязательным условием, – с условием «субъективизации» Господа в себе. И раньше времени проклятье не снимается, как не осуществима преждевременная отмена национальностей.

Если посмотреть на расстановку сил на Зодиаке, увидим, что «стирание» национальностей «проходит» под «свободным» знаком Водолея: Водолей – восьмой знак для Рака, знак смерти. Но смерти, – не как аннигиляции и бесследного растворения, а как трагедии прохождения через муки страдания и выхода на новый, более высокий уровень бытия. Познаете истину – и истина сделает вас свободными. Не познаете истину, – хоть умрите, но свободными не станете. Останетесь в том же «натурализованном» рабстве под властью «более великой» нации. Разве что станете гражданами «без лица», людьми «второго сорта», – что прекрасно было продемонстрировано, в частности, на примере интернационального житья-бытья украинцев (а им досталось больше всех) в составе «великой и могучей» державы. Геноцид и христианское «равенство-братство» – далеко не одно и то же.

А «помирать нам рановато», поскольку есть у нас еще дома дела… Пока Солнце движется по небесному своду, а не «от сердца к сердцу», «навпростець», от Овна напрямик к Весам, – дематериализоваться человеку рано. Вот этой-то глубокой мысли и не поняли катарские экстремалы. С одной стороны, они прекрасно восприняли демократический посыл Христа, приняв в свою общину женщин и позволив им быть равными с мужчинами и возглавлять высокие «катарские посты». Казалось бы: ну, чем не идеальная система? Ан нет. Одной рукой они освобождали, другой – душили то, что, по велению души, освобождали.

Все дело в том, что истина осталась для катаров в такой же монастырской полутьме, как и для их языческих предшественников. Они эмансипировали женщин, но женское, материальное начало возненавидели такою лютой ненавистью, что жизнь земного человека назвали пребыванием в аду. Творцом физического мира катары объявили Сатану и решили дать ему яростный отпор посредством отказа от привязанности к земной жизни. Хотя в катарских общинах нередко рождались и дети, – но только не в группах «особо избранных» катаров, чьим высшим пилотажем, по-видимому, считалось презрение к материальному. А это уже – техника «двойных стандартов», особо чтимая в политике. Презрение есть тот же принцип подавления и господства: вот здесь я немного освобожу материальное, а здесь – уже попридержу, продлю свое господство, используя тяжелую артиллерию геноцида.

«Дух есть все, материя – ничто. Бог есть дух, материя есть дьявол»… Устами катаров проклиналась материя, чем укреплялась сама система зла. Ведь надо было просветлять материальное, снимать с него Иеговистское проклятие, а не скреплять его проклятьем «лично от себя». Христос снимал проклятие любовью, а они? Какая может быть любовь у презирающих и ненавидящих? Любовь тотальна, как и ненависть. Уж если ты способен на любовь к чему-то, то эта же любовь распространяется на все. А если не распространяется, то это, извините, не любовь…

Хотя, конечно, и Христос подбавил хвороста в катарские костры и здорово при этом «накрутил» катарских теоретиков своими скользкими высказываниями и в части ненависти к родственникам (хотя в других местах высказывался прямо противоположным образом), и в части девственности, как предпочтительного выбора земного человека… Да, – что греха таить? – и дерево однажды наказал несчастное, сказав ему: «Усохни». А вся вина простой смоковницы была лишь в том, что в тот момент, когда он мимо проходил, она, такая дерзкая, еще не плодоносила… Да ведь не время было, не сезон! Хотя, конечно, о каком сезоне можно было говорить, когда «жених у ворот»? Все правильно: явление Спасителя отменяло закон годового Колеса и циклического коловращения природы. А смоковница просто «под горячую руку» попалась… Она вела себя, по сути, как тот же парень, что хотел сначала попрощаться с родственниками… Да и дело, собственно, было не в конкретных людях или растениях, не пожелавших понять и прочувствовать всю революционность момента, а в том, что Иисус акцентировал внимание на противодействии старого, отживающего языческого мира, нежелании прежних, языческих законов меняться под влиянием новой, евангельской силы, преображающей мир.

Тем не менее, в данном случае речь шла о расстановке некоторых принципиальных акцентов, а вовсе не о руководстве к непосредственному действию. Не вымирать же всем немедленно и поголовно завещал нам Иисус! Кто же его потом встречал бы на земле? Да ему бы просто не к кому было приходить во второй раз, и никакое воскресение «для всех» тогда бы не состоялось. До него ведь нужно было еще дожить! Смерть, как освобождение, надо сначала заслужить, – постижением мудрости. А так вот, с бухты-барахты: «Собирайтесь, ребята, завтра на заре уходим!», – так ничего не выйдет. Останется город трупов, который уже не воскреснет. Ибо в глупости умерли, не простив своих врагов и не долюбив своих жен. А в результате победила бы все та же «объективная» космическая ось, довлеющая над субъектом и не пускающая его на свободу.

Катары были наибольшими, пожалуй, «революционэрами» в человеческой истории, в том традиционном понимании революционности, к которому мы все привыкли, а именно: в отношении создания революционных переворотов, ведущих к еще большему, действительно тотальному закабалению. Все демократические намерения катаров (и иже с ними) оборачивались еще более жестоким диктатом, чем у представителей официальной Церкви, которые, хотя бы, не призывали людей к самосожжению. Так что палка нашла свой второй конец и сама себя наказала… Ибо свободой нельзя манипулировать и делать ее орудием для установления еще большего господства. «Свобода от» есть, в первую голову, свобода от самой свободы и первый шаг к господству-рабству и кармическому воздаянию.

Свобода суть не просто смерть генома, рода, мифа или нации. Она суть кризис и последующее воскресение на качественно ином этапе их существования. Энергия не исчезает бесследно. Она трансформируется, переходит в новые формы… Важно только – выбрать для нее адекватную форму, а не лишь бы что… Вот человеческая душа есть сам принцип свободы. Есть ли геном у бессмертной души? Конечно, есть. Ее геном – ее оппозиция, ее зеркальное я, андрогинная пара, – и т.д., по списку. Вот что она всегда имеет с собой и в себе. А все остальное тленно и рано или поздно распадается. Но для этого должен прийти свой срок! Иначе, – фальстарт! Иисус не явится к нам раньше, нежели мы все поймем, что он нам готовил. Христианство есть религия свободы и свободного развития души, а не резкого, внезапного наскока и решения задачи в приказном порядке, как то делается в многочисленных сектах, культивирующих «апоколиптические» ритуальные самоубийства. Все это – лишь пародийные варианты христианства, не очень удачные и очень невеселые.

Дата добавления: 2015-07-18