Глава 19. Смирение.

— Мы ему сказали, что это Сириус нам рассказал, где ты, — говорит Гермиона извиняющимся тоном, когда мы выходим из его комнат в коридор. Я останавливаюсь, давая им понять, что не желаю уходить из подземельев. Не хочу возвращаться в мир, где все шепчутся за моей спиной. Где все знают.

Я морщусь. — Замечательно. Теперь у них есть еще один повод, чтобы подраться, — говорю я с наигранной легкостью, хотя в воздухе ощущается тяжесть от всего того, что я так и не решился им рассказать.

Я не сказал им. Я вижу обвинение на их лицах. Они хотят знать, почему. Почему я им не доверял? Единственное, что я могу сказать — это то, что я не хотел, чтобы они знали. Чтобы кто-то знал. Я сам не хотел знать. — Простите, — тихо говорю я, немного уменьшая напряженность.

Гермиона кидается обнимать меня и опускает голову мне на плечо. Рон сжимает зубы, прислонившись к стене.

— Мы что-нибудь… — у Гермионы дрожит голос, когда она начинает говорить, глядя на меня. — Я имею в виду, должно быть что-то, что мы можем сделать.

Я качаю головой и вижу, как из ее глаз катятся слезы. Я чувствую себя опустошенным. Я даже не уверен, что еще могу плакать. Я глажу ее по плечу и натыкаюсь взглядом на Рона. Его лицо пылает, а кадык двигается, когда он нервно сглатывает. Я сползаю вниз по стене.

— Министерство собирается забрать меня. Я думаю, чтобы защитить меня… пока им не удастся убить его, — у меня перехватывает дыхание от этой мысли. При мысли о прощании. С ними. С ним. Со всем, что придает моей жизни смысл.

Они садятся по бокам от меня.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Рон.

Я резко вздыхаю, слабо улыбаясь. Единственное, что я могу сделать. — Я не знаю. Наверное, то, что я должен сделать.

— Ты собираешься пойти за ним, да? — всхлипывает Гермиона, вытирая слезы рукой.

— Гарри, ты не можешь! Я имею в виду… что если ты… — Рон замолкает и отводит взгляд.

Я обнимаю себя за колени и откидываю голову. — Не беспокойтесь. Я не наделаю глупостей, — а я и не наделаю. Ну, ничего особенного.

— Смотрите, — вздыхаю я. — Так или иначе, я недолго пробуду в Хогвартсе, — я зажмуриваюсь. — Министерство скоро заберет меня. Может быть, даже еще быстрее из-за статьи. И… — Я потираю глаза. Сердце болезненно сжимается. — Не могли бы вы… Я знаю, что это звучит глупо, но пожалуйста, не могли бы вы просто убедиться в том, что Сев… профессор Снейп… что он… — Я пытаюсь дышать, но легкие отказываются работать. Кажется, где-то во мне обнаружился еще один источник слез. Я знаю, что глупо просить их позаботиться о нем. Даже если бы они и захотели, я не представляю, чтобы он им разрешил. Но…

— Я имею в виду, вот вы двое есть друг у друга, правильно? У Сириуса есть профессор Люпин. А Снейп… просто… вы могли бы просто приходить время от времени к нему в кабинет и раздражать его, — я закашливаюсь и начинаю тереть лицо, потом опускаю голову на колени.

Я долго сижу так, не зная, что им сказать. Все, что мне хочется сказать, будет звучать дешевкой. Я хочу сказать им спасибо за то, что они были моими друзьями, даже когда я вел себя как полная сволочь. За то, что хранили мои секреты и впутывались в проблемы вместе со мной. Я хочу сказать им все то, о чем никогда не говорил, но не знаю, с чего начать. И я не уверен, что они действительно захотят это услышать.

— Мама спрашивала, не нужно ли тебе чего-нибудь, — хрипло говорит Рон.

Может, у нее есть запасная душа? Я качаю головой. Что-то мне подсказывает, что они не оценят юмора. Я поднимаю голову, шмыгая носом. — Я в порядке.

Мы сидим в тишине. Я ни о чем не думаю. Вернее, обо всем. О счастливо проведенных здесь годах. Даже несмотря на то, что я постоянно был под угрозой смерти. Думаю, что я этого просто не замечал. До Трехмагового Турнира. Тогда все пошло не так. Со мной стало что-то не так. Но они были там. Всегда.

И они все еще здесь, напоминаю я себе. И я пока тоже.

— Как ты думаешь, когда они придут за тобой, — тихо спрашивает Гермиона.

Я пожимаю плечами. — Теперь, когда все раскрылось? Скоро. Может, сегодня вечером, — отвечаю я. — Они должны сначала получить ордер из Министерства.

Рядом со мной всхлипывает Рон, и я смотрю на него. Он отворачивается, так что я вижу только его ярко-красное ухо.

— Ты не боишься? — спрашивает Гермиона.

Боюсь? Из всего, что я чувствовал за последние несколько месяцев, страх занимал последнее место. Но я боюсь. Боюсь, что Волдеморт убьет кого-нибудь еще. Я не боюсь умереть. Я боюсь, что он не умрет. — Думаю, что после смерти бояться нечего, — отвечаю я с улыбкой.

Гермиона закрывает лицо ладонями. Рон делает то же самое. До меня доходит, что я бесчувственный идиот. — Простите. Просто у меня было много времени, чтобы об этом подумать. — Я начинаю мысленно ругать себя.

— Они не могут позволить тебе умереть! Это будет…

Рон вскакивает и выходит из коридора. Я слежу за ним взглядом, потом возвращаюсь к разглядыванию плитки на полу. Я рад, что он рассердился на меня. Кто-то должен на меня сердиться. Я сам больше не могу.

— Они могут просто запереть его где-нибудь? Я имею в виду, пока не найдут контрзаклинание…

Я вздыхаю. — Если даже они и поймают его, они никогда его не удержат. А если и удержат, то никогда не найдут контрзаклинание, не забрав моей души. Я не хочу жить без души, — *я не хочу жить с этой душой*. — Они не смогут исключить того, чтобы что-нибудь не случилось со мной. Волдеморт должен умереть. — Я тоже.

Мне становится страшно от того, насколько легко я это сказал. Холодно. Покорно. Она чувствует это и удивленно смотрит на меня. Кажется, она хочет что-то сказать, но поджимает губы. Она наклоняется и целует меня в щеку, замерев на мгновение, прежде чем подняться.

— Я должна посмотреть, как там Рон, — он шмыгает носом. — Ты же попрощаешься с нами, прежде чем уйти, правда? — она вытирает слезы и делает глубокий вдох.

Я киваю, зная, что лгу. — Увидимся.

— Увидимся.

Она поспешно уходит. Я смотрю ей вслед и собираюсь с силами, чтобы вернуться к нему.

— Ты в порядке? — спрашивает он, не глядя на меня.

Я качаю головой, не в силах сказать что-либо. Он смотрит на меня, не услышав ответа. Я не могу встретиться с ним взглядом. Я предаю его. Оставляю в одиночестве.

У меня нет выбора.

Он поднимается и подходит ко мне. Он поднимает мой подбородок и смотрит на меня, пока я не начинаю чувствовать, как моя решительность ослабевает. Он целует меня в губы, и она испаряется вовсе. Я зарываюсь лицом в его плечо. Если бы он не держал меня так крепко, мне кажется, что я мог бы сломаться.

— Что я могу сделать? — спрашивает он странным голосом.

Прости меня.

— Не отпускай меня.

В ответ он крепче обнимает меня.

*****

Он обнимает меня во сне. Это происходит с моего последнего дня рождения. Я думаю, что он не знает об этом, а если бы узнал, то постарался бы прекратить это. Он не хочет, чтобы я думал, что он во мне нуждается.

Я стараюсь не представлять его здесь в одиночестве. Кроме всего прочего — страха потерпеть неудачу, сожаления о том, что я должен умереть, которое мучает меня еще сильнее с тех пор, как я узнал, что я — Волдеморт — есть еще и боль при мысли о том, что я оставлю его одного. Он потянется и обнимет лишь холодную простыню. Пустую постель. Эта мысль удерживала меня здесь.

Удерживала от того, чтобы пойти к Волдеморту и покончить со всем этим.

Но сейчас…

Сейчас у меня нет выбора. Они заберут меня. Они заберут меня от него и закроют. Раз уж все равно я должен его оставить, я сделаю это так, как я хочу. Я не хочу жить, представляя, как он лежит в холодной постели, пытаясь забыть меня. Я не хочу жить, зная, что должен быть рядом с ним. Это мое место. Если я не могу быть рядом, не остается ничего другого, кроме как умереть.

Может быть, они уже пришли за мной. Я убедил его восстановить защитные заклинания, чтобы хотя бы сегодня вечером мы могли обо все забыть. Завтра он откроет дверь. Но у нас есть сегодня. Сейчас.

Я вздыхаю и прижимаюсь к нему. Он шевелится. — Все в порядке? — сонно ворчит он.

Я удерживаю его руку, чтобы он не убрал ее. — Ммм… — отвечаю я, не доверяя своему голосу. Я дышу так ровно, как только могу. Он вздыхает и расслабляется.

Я зажмуриваюсь.

Я не знаю, как оставить его. Я не знаю, как я смогу уйти, зная, что предаю его.

Он переживет, так он сказал мне. Но я не хочу этого. Я знаю, что это означает для него. Он будет несчастлив, загоняя себя в угол бесконечными размышлениями. И воспоминаниями. Он будет бежать от меня и напиваться, чтобы выкинуть меня из головы. Он будет убеждать себя, что любит быть в одиночестве. И он возненавидит меня за то, что я его оставил.

Но у меня нет выбора. Так или иначе, я должен уйти. И если я сделаю то, что задумал, я знаю, что все закончится. Ожидание. Знание о том, что я могу умереть в любую минуту. Страх, что однажды чертов Пожиратель Смерти ворвется в школу и убьет меня, когда я буду идти на урок. Безнадега.

Я должен уйти.

А если я проиграю? Моменты твердой уверенности сменяются ужасными сомнениями. Если я проиграю, я прокляну весь мир и все, что я люблю. Если я проиграю, ему придется скрываться до конца жизни, потому что Волдеморт не успокоится, пока он не умрет.

Если я выиграю, я освобожу их всех.

Я должен победить. У меня нет выбора. И Волдеморт это знает. Я чувствую его страх. Отчаяние, которое он не может от меня спрятать. Он не может скрыться от меня.

Так же, как я от него. Я его чувствую. Постоянное ощущение того, что как только я покидаю эту постель и его объятия, Волдеморт поджидает меня. Вытягивает из меня душу.

И если понадобится, он будет ждать вечно.

Еще немножко. Еще одно мгновение покоя. Еще одна ночь в его мягких объятиях, когда его дыхание щекочет мне шею, и я чувствую спиной биение его сердца, напоминающее, что мое тело все еще принадлежит мне. Мое тело, мое сердце, пусть даже и не душа, принадлежат мне. И Северусу.

Я вздыхаю и глажу его по руке. — Я люблю тебя, — шепчу я, запоминая этот последний момент. — Я люблю тебя, — повторяю я, когда он крепче обнимает меня.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает хриплый голос.

Я резко открываю глаза. Я боюсь обернуться. Боюсь, что я это представил. Или ослышался. Боюсь, что он всего лишь разговаривает во сне.

Боюсь, что не во сне.

Наконец, я поворачиваюсь и вижу, как он закрывает глаза. — Заткнись и спи, — раздраженно ворчит он.

У меня перехватывает дыхание, и сердце отчаянно колотится в груди. Я слышу стук его сердца. Я не могу найти слов, чтобы проклясть его. Мне было достаточно знать это. Достаточно знать, что хотя он никогда в этом и не признается, он любит меня. Как умеет. Мне было достаточно. Знать, что хотя он и не признается, он все же каждую ночь обнимает меня.

Мне было достаточно. Черт бы его побрал.

— Черт тебя побери, — говорю я и прижимаюсь лицом к его груди.

Он гладит меня по голове и спине, пока я не успокаиваюсь. Это занимает больше времени, чем я думал. Наконец, я поднимаю голову. — Ты ублюдок. Ты не собираешься сделать все это более легким для меня, да?

Он отстраняется, открывает глаза и долго смотрит на меня. Он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но тут же сжимает губы. Он закрывает глаза и качает головой.

— Северус, — я убираю волосы с его лица. У него раздуваются ноздри. — Прости, — шепчу я. У меня перехватывает горло.

— Перестань извиняться, — его хриплый голос разрушает растущую в моей груди напряженность. Сердитый плач тонет у меня в горле. Он яростно припадает своими губами к моим, смывая с них соленую печаль.

Я больше не чувствую себя беспомощным, когда он накрывает мое тело своим. Моим. Его руки скользят по моему лицу, и я двигаю бедрами ему навстречу. Я обнимаю его ногами, прижимая к себе. Он возбужден, но не делает ничего, чтобы продолжить. Он медленно целует меня, пока я не начинаю верить, что это может длиться вечно. Его тело теплое, тяжелое, живое. Он идеально подходит мне. Я в безопасности. Я принадлежу ему. Я всегда буду ему принадлежать. Пока он помнит, я буду здесь. С ним. Под ним. В безопасности.

Наконец, он отстраняется, тяжело дыша. Он оглядывает столик рядом с кроватью, и встает на колени. Он молча готовит себя. Его лицо невозмутимо, но глаза странно блестят. Однажды они напомнили мне о туннелях — холодных и пустых. Я не знаю, изменились они или нет, но больше они не напоминают мне о туннелях. Скорее о чем-то безопасном и близком. Темнота, которая окутывает тебя, защищая от мира. Безопасность. Защита. Покой.

— Я люблю тебя, — говорю я. Мне хочется сказать больше, потому что я всегда говорю ему, что люблю его, но не могу выразить словами то, что я хочу ему сказать. Я произносил эти слова слишком часто, и в них нет той силы, как в его ответе. Я не могу выразить то, что в нем заключена вся моя жизнь. Что любовь к нему — единственная хорошая вещь, которая у меня была.

— Я знаю, — отвечает он. Он опирается на руки, поднимает мои бедра коленями и медленно скользит в меня. Он опускает голову, и его волосы закрывают нас от мира. Он закрывает глаза, входя глубоко в меня. Потом опускается на локти и целует меня. Его руки лежат на моих плечах.

Он знает. Он все понимает.

Этого достаточно.

— Скажи это, — шепчу я.

Он отстраняется и смотрит на меня. — Что?

Я проглатываю горечь и улыбаюсь. — Северус, я хочу, чтобы ты меня трахнул. Теперь ты, — я ухмыляюсь.

Он фыркает. Его рука скользит по моему лицу, откидывает волосы со лба. Он проводит пальцем по моему шраму. Я сжимаю зубы и умоляю его не думать. Просто остаться здесь со мной. Он встречается со мной взглядом и откашливается. — Я хочу трахнуть тебя, Гарри.

Я облегченно вздыхаю, и он снова целует меня. Он медленно выходит из меня. Я издаю стон и пытаюсь заставить его двигаться быстрее, настойчиво целуя его. Он входит в меня невыносимо медленно, так, что я не могу сдержать дрожь. Когда он снова полностью внутри, я почти рыдаю от желания.

— Черт, — я пытаюсь двигаться ему навстречу. Он безжалостен. Я люблю его таким.

Он усмехается. — Терпение, мистер Поттер.

Я рычу и тяну его к себе, отчаянно пытаясь сделать хоть что-то. Я сжимаю его и слышу его шипение. — Трахни меня, — настаиваю я. Он стонет, продолжая медленные движения. Ждет, пока ослабнет волна восторженной дрожи и делает это снова. Он трахает меня медленно и глубоко. Он смотрит на меня, закусив губу. Я не отвожу глаза. Я хватаюсь за его плечи, двигая бедрами ему навстречу. Его рука обхватывает мой член и начинает поглаживать в том же медленном ритме.

— Северус, — шепчу я отчаянно. — Пожалуйста, — я не могу дышать от растущего во мне напряжения.

Он начинает двигаться быстрее, найдя подходящий угол. Я закрываю глаза и кричу. Я поднимаю ноги, и он обхватывает их и поднимает выше. Он входит в меня быстро и глубоко. Я поглаживаю себя, и скоро я уже на грани. Я не могу дышать. Мои губы беззвучно шепчут его имя.

— Давай, Гарри, — рычит он, и мое тело освобождается. Меня покидает все напряжение, и гнев, и печаль. Он заполняет меня. Я принадлежу ему.

Мы дышим в унисон. Он поглощает мое дыхание, мои стоны, целует мои щеки. Я обнимаю его. Я не могу его отпустить.

— Пожалуйста, не забывай меня.

Он смеется и зарывается лицом в подушку радом со мной. Через мгновение он поднимает голову и смотрит на меня. Он пальцем гладит меня по виску. — Ты куда-то собрался? — спрашивает он, подняв бровь.

Я удивленно мигаю и стискиваю зубы. — Нет, — я трясу головой.

Я никуда не собираюсь.

*****

Он остался со мной, пока я не проснулся. Я благодарен ему за это. Я сдержался и не стал просить его обновить заклинания. Чтобы нас никогда не нашли. Чтобы остаться в этой комнате навсегда. Думаю, что в конце концов они все-таки справились бы с ними. Мы не можем прятаться вечно.

Он не мог смотреть на меня, когда ушел в свой кабинет, делая вид, что ему нужно работать, даже если это и канун Дня Всех Святых. За это я ему тоже благодарен. Слишком велико искушение забыть обо всем, когда он здесь. Слишком трудно набраться смелости, чтобы сделать то, что я должен, когда он пристально смотрит на меня.

Когда он уходит, легче не становится.

Я собираю стопку писем, которые написал за последние несколько недель. Объяснения. Слова, которые я никогда не смог бы им сказать. Рону. Гермионе. Сириусу. Извинения и инструкции. Дарсли. Профессору Люпину. Одно письмо сегодня я уже отдал Хегвиге, чтобы она отнесла его. Она обрадовалась подвернувшейся работе.

Я иду к своему сундуку и кидаю все в него. Думаю, что они проверят его содержимое после моего исчезновения. Все найдут.

Но не его письмо. Его письмо и мой дневник лежат у меня на столе.

Наверное, он наморщит нос и рассмеется над моей сентиментальностью. Но я собираюсь умереть, и он должен с этим считаться. Последний всплеск чувств. Длинный. Весь дневник обращен к нему. Все, что я когда-либо хотел ему сказать. Все, что я когда-либо чувствовал. Мой разум и сердце. Сохраненные. Для него.

Я не знаю, прочтет ли он его. Но он сохранит его. Может быть, даже где-то далеко на книжной полке. Но он сохранит. И этого достаточно.

Я замираю, слыша звук открывающейся двери и захлопываю сундук. Я слышу голос Сириуса. Он зовет меня. Я выхожу к нему, замирая от выражения его лица. Безысходность. У меня сжимается желудок.

— Снейп разрешил мне войти, — тихо говорит он.

— Что случилось? — спрашиваю я, уже зная, каким будет ответ.

Он откашливается и опускает взгляд. — Министерство… — он делает глубокий вдох и закрывает глаза. — Мы подадим апелляцию, Гарри, но ты знаешь, после этой чертовой статьи… — он сжимает зубы.

Я резко вздыхаю. — Когда?

— Они разрешат тебе остаться на праздник, — хрипло отвечает он. — Но после этого ты должен будешь упаковать вещи.

Я сглатываю и киваю. Я знал это, напоминаю я себе. Я знал, что это должно произойти. Я пытаюсь убедить в этом боль, растущую у меня в груди. Она заставляет меня задыхаться. Нет времени. Нет пути назад.

— Я буду бороться, — обещает он.

Я слабо улыбаюсь. Я не знаю, что ему сказать. Если я только открою рот, он поймет, что я собираюсь сделать. И он попытается остановить меня. Он должен это сделать. Я прочищаю горло. — Тогда я упакую вещи. Я найду тебя, когда закончу, — мне удается сохранить невозмутимое выражение лица, но чувствую, как меня бросает в жар. Я горю. Сгораю.

— Прости, Гарри, — говорит он и хочет подойти ко мне, но сдерживается. Я благодарен ему за это. Не знаю, как бы я с этим справился.

— Скоро увидимся, — шепчу я.

Он пристально смотрит на меня, и мне кажется, что он понимает, что видит меня в последний раз. Он молча кивает, но не двигается с места. Все, что я хочу сказать ему, я сказал в письме. Поступок труса, и я это понимаю. Но я не могу поступить иначе. Они все попытаются остановить меня.

Он уходит, и дверь закрывается с тихим щелчком.

Я присаживаюсь на стол, пытаясь успокоиться. Я готовился к этому моменту. Я знал, что он должен наступить. Я могу отступить, если захочу, но то, что меня ожидает в этом случае, невыносимо.

Я глубоко вздыхаю и возвращаюсь к своему сундуку, вытаскивая свой плащ-невидимку. Я сделаю это прямо сейчас. Праздник начнется через час. Если я останусь, я могу растерять свою решительность.

Я обуваюсь, беру плащ, убедившись, что палочка в кармане. Я вхожу в камин и бросаю порошок в огонь. Я пойду в хижину Хагрида, оттуда к воротам школы, а там аппарирую. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что дневник и письмо на столе. Я не думаю о том, как он найдет их. Я не могу об этом думать. Не сейчас. Никогда.

Я выпрыгиваю из камина, когда слышу, как открывается дверь.

Он смотрит на меня. Я не могу прочитать выражение его лица. Он поднимает бровь, — Куда-то собрался?

Я хватаюсь за свой плащ. Я встречаюсь с ним взглядом и качаю головой. — Да так… — тихо отвечаю я. Мой голос заглушается стуком сердца в ушах. Какая-то часть меня хочет, чтобы он меня остановил. Но большая часть хочет, чтобы он ушел и дал мне сделать это.

— Я подумал, что нужно посмотреть, не нужна ли тебе какая-нибудь помощь, — хрипло говорит он.

Он отводит взгляд. — Вижу, ты взял все необходимое, — он поворачивается, чтобы уйти, и я пытаюсь придумать, что сказать ему, но не могу произнести ни слова. Он останавливается, положив руку на дверь. — Я могу пойти с тобой, — тихо говорит он.

Я делаю глубокий вдох и качаю головой. — Ты только попытаешься спасти меня, — шепчу я. Я не знаю, слышит ли он меня.

— Камин ждет, — холодно говорит он и выходит, хлопнув дверью.

Мне хочется побежать за ним и закричать, что он не может просто так уйти. Что все это задумывалось закончить спокойно, чтобы он не ненавидел меня. Я прислоняюсь головой к каминной полке, пытаясь вытолкнуть из себя боль, которая убивает меня. Но это бесполезно. Она не уйдет.

Я делаю шаг в камин и прощаюсь со всем миром.

*****
Как только я аппарирую, меня пронзает страшная боль, которая разрывает мою голову с невероятной силой. Я падаю на колени, пытаясь удержать глаза открытыми настолько долго, чтобы разглядеть куда, черт побери, я попал. Я миллион раз проигрывал в голове этот сценарий, но ни разу мне не пришло в голову подумать о своем чертовом шраме,

Звук капающей воды отражается от каменных стен туннеля. Я озираюсь по сторонам. Если бы это было возможно, я бы мог подумать, что снова оказался в Тайной комнате. Я прислушиваюсь. Ничего.

Я поднимаюсь и начинаю искать его. Не взглядом. Я едва могу видеть из-за боли. Но я чувствую его. Я чувствую, что он ждет.

*Гарри…*

Я слышу его, но голос не отражается от стен туннеля. Он звучит в моей голове. Каждый шаг отдается болью.

*Столько лет я ждал, что ты придешь. Какой приятный сюрприз*

Я не удивлен. Он ждал меня. Слушал мои мысли. Проникал в меня. — Где ты? — спрашиваю я вслух. Я чувствую, как он перемещается. Я не могу сосредоточиться из-за боли в голове.

* Что же ты собираешься сделать? Убить меня? Гарри, я не могу умереть*

Он врет. Он может умереть. Он должен это сделать. Мы оба должны. И он боится этого. Но я не боюсь. Я слышу свистящий змеиный шепот и иду на звук.

*А если я умру, что будет с тобой, Гарри? Ты существуешь только в этом мире. Просто воспоминание. У тебя не будет никакой загробной жизни*

Я стараюсь блокировать то, что он говорит. Это не важно. Дамблдор сказал, что душа несет на себе отпечаток жизни, которую она прожила. Это значит…

Я не хочу думать о том, что это значит.

Я вижу свет в конце туннеля. Мой шрам взрывается от боли, и я уверен, что не теряю сознание только из-за циркулирующего во мне адреналина. Я иду вдоль стены, нащупывая путь. Сердце дико колотится. Я ожидаю, что он прыгнет на меня в любой момент. Моя палочка наготове. Я готов.

Я чувствую странный холодок, слышу шипящие звуки над ухом и вспоминаю это ощущение. Дементоры.

Я вбегаю в комнату и кричу, — Expecto Patronum!

Я должен бы удивиться тому, какой огромный олень вылетает из моей палочки, уносясь навстречу ужасным творениям, но палочка тут же исчезает из моей руки. Что-то взрывается у меня в голове, и я едва не падаю, но возвращаю себе палочку, почти не приложив к этому усилий. Это легко.

Я вижу, как мой Патронус исчезает в туннеле, растворяясь в темноте.

Он поднимает свою палочку, и она тут же исчезает из его руки. Я выпрямляюсь, зажав в одной руке свою палочку. Он вздрагивает.

Это не должно быть так легко.

— Что же, ты действительно полон сюрпризов, — шипит он.

Я поднимаю палочку. Он ждет. Слова вертятся у меня на губах. Мне нужно только произнести их. Но в голове пульсирует его смех.

— Скажи это, Гарри. Скажи.

Что-то не так, понимаю я. Я вдруг понимаю, что Убивающее проклятие не покончит с этим, а только начнет все заново. Я только выиграю время. Ожидание, пока он восстановит свое тело. Что означает, что меня запрут, чтобы никто не смог залезть мне в голову.

— Разве это плохо, Гарри? Пожить еще немного. Когда ты умер, ты превращаешься в ничто, — я вздрагиваю от отвращения, слыша его холодный голос, проникающий мне в душу. В мою душу. Я дал ей жизнь. И я любил и был любим.

Я слышу его смех. Он раскалывает мне голову.

Как мне убить его? Как мне покончить с этим? Убивающее проклятие не поможет. Я не знаю, почему мне это известно.

Потому что он знает об этом, вдруг понимаю я. Когда он восстановил свое тело, он стал смертным. Когда он взял мою кровь. Это тело, и его нужно уничтожить.

Я вижу страх на его лице и усмехаюсь. Ему от меня не спрятаться.

Внезапно я чувствую страх, и понимаю, что это не мой страх. Я чувствую, что он готовится аппарировать.

— Petrificus Totalus! — кричу я, и он падает на землю.

Я смеюсь, Над этим зрелищем. Над тем, что Темный Лорд может быть побежден заклинанием, которое я выучил в первом классе.

*Ты можешь прожить долгую жизнь, Гарри. Со своим любовником. Если ты умрешь, у Северуса ничего не останется*

Я чувствую, как он умоляет меня. Чувствую его панический страх. Он боится умереть. Но я не настолько глуп, чтобы позволить ему жить. А у Северуса останется свобода. И я.

*Не делай этого*

Я собираю остатки смелости, силы, решительности. Всего, из чего я состою. Все, что я есть. Я направляю на него палочку и кричу, — Incendio Totalus! — огонь охватывает его, и от его крика меня тошнит. Я прислоняюсь к стене и смотрю, как языки пламени поглощают его. Уничтожают его.

Я роняю обе палочки, чтобы зажать уши.

Я жду.

Это не может быть так просто. После всех этих лет. После того мучения, которым была моя жизнь. Моих родителей. Северуса. Это не может быть так просто.

Я смеюсь, чувствуя его боль, чувствуя, что моя голова охвачена тем же огнем. Это не должно было быть так просто. Он даже не прикоснулся ко мне. Мне даже не пришлось с ним бороться. После всего этого. После всех этих лет со всем покончено. Годы тренировок, конспирации…

Я скручиваюсь в комок и прижимаю голову к холодным камням стены. Тепло огня согревает мое лицо. Он горит. Я чувствую это. Не боль, нет. Я лишь знаю об этой боли. Я чувствую, как кричит и корчится моя душа.

И я жду.

Глядя на жалкое поражение Темного Лорда.

Жду триумфальной смерти Мальчика, Который Выжил.

Кто же знал, что это окажется так просто?

Дата добавления: 2015-07-07