Глава седьмая. Павел Игнатьевич Гроховский, сидя за столом и подперев виски пальцами

ГОД 1935-й

43. «КУКАРАЧА»

Павел Игнатьевич Гроховский, сидя за столом и подперев виски пальцами, рассматривал лежавший перед ним рисунок экспериментального самолета Г-39.

Самолет общими контурами напоминал опытные планеры советского конструктора Черановского и крылатые аппараты немецкого авиаконструктора Липпиша. Стреловидное крыло с углом стрелы 38 градусов венчалось застекленной кабиной пилота на одного человека. Кабина-«капля» закрыта подвижным целлулоидным колпаком, за ней двигатель М-11 с толкающим винтом изменяемого шага. Вертикальное оперение в виде двух плоских шайб вынесено на консоли. То есть почти та же компановка аппарата, что и у других конструкторов «бесхвосток».

Но были и существенные отличия.

Стреловидное крыло опиралось на четырехколесное шасси - две суженные стойки с малыми дутиками под кабиной и две, мощные и короткие, с более крупными колесами, разнесены шире. Если смотреть спереди, то ясно видно, что концы крыльев, опущенные вниз, как бы обхватывают воздушное пространство под собой. По замыслу Гроховского, такое положение крыльев давало возможность при определенных условиях создать под ними плотную воздушную подушку, что резко бы снизило посадочную скорость и укоротило пробег.

Для этой же цели двигатель, расположенный в середине крыла, по воле летчика мог разворачиваться из горизонтального положения - винтом вверх, и винт, изменив шаг, превратившись из толкающего в тянущий, создавал подъемную силу, одновременно притормаживая полет машины. Чтобы лопасти винта имели свободный выход, в крыле предусматривалось полукруглое отверстие, а позже - скос, который делал крылья стреловидными.

Это была попытка практического подхода к самолету с вертикальной посадкой.

В тридцатые годы в авиационной прессе развитых стран обсуждалось несколько предложений, имеющих целью повысить роль истребителей в борьбе с бомбардировщиками. Французский конструктор Рабатель советовал поставить на истребитель перед кабиной летчика броневую плиту, защищавшую от пуль. Чикагский журнал «Попюлер меканикс» предлагал разрезать самолеты противника проволокой, пролетая над ними. Теоретики выдвигали и идею самолета-тарана, рассуждая так: «Перехватывание бомбардировщика истребителем-тараном не будет трудной задачей, а будет легкой детской забавой: никакого прицеливания, наводки, задержек, промахов в ответственный момент - единственно нацеливание соответственно оборудованного истребителя на хвостовое оперение бомбардировщика».

Интерес к самолету-тарану не миновал и Павла Гроховского. Он быстро проработал несколько вариантов и один из них, бесхвостый, решил попробовать.

Вдоль всей лобовой кромки крыла прикреплялся нож - тонкая стальная полоса. Из-под кабины пилота выходила вперед длинная круглая штанга. Ее острие и консоли крыла соединялись тонким стальным тросом. Это - основа экспериментальной системы «таран», изобретенной Гроховским.

По его замыслу, в боевой обстановке самолет-таран мог подходить в небе к аппарату противника и безопасно для себя тросом или, если трос лопнет, ножом разрушать его хвостовое оперение, а заостренным концом длинной штанги (она же могла работать и как пневмопушка) протыкать воздушные шары или дирижабли.

Создание подобного самолета не имело аналогов в мировом самолетостроении, и Гроховский 25 февраля 1935 года защитил изобретение авторским свидетельством.

Опущенные концы крыльев, четыре тонкие «ноги, тросы-«усы», кабина пилота с глазницами элипсовидных окон и пулеотсекающий козырек перед лобовым стеклом делали самолет слегка похожим на таракана, поэтому он еще в рисунках общего вида получил от конструкторов прозвище «Кукарача» (из песни - «Кукарача, кукарача, кукарача - это значит таракан»).

Понимая, что столь, сложную машину силами своего молодого самолетного отдела быстро сделать не сможет, Гроховский пригасил для реализации замысла опытных авиационных конструкторов Козлова, Болховитинова, Каминова как разработчиков, заключив с ними трудовое соглашение. Это были люди, тянущиеся ко всему новому, необычному. Они разрабатывали «Кукарачу» в неслужебное время, ночами, пытаясь воплотить в будущем самолете максимум технических новинок того времени.

«Кукарача» начала строиться в Москве в авиамастерских ЦАГИ. Немало организационных усилий приложил Гроховский, прежде чем деревянные брусья, фанера, металлические рейки, трубы и полотно превратились в самолет: он строился из материалов, сэкономленных на других работах. Все время ощущался дефицит рабочих, потому что машина шла вне плана. Различные переделки, перекомпоновки «по живому» тоже затягивали сроки. Медленно перебирался и старый, из списанных, мотор М-11.

Наконец в конце весны, когда подсохло поле, самолет выкатили на аэродром. Испытывать его пригласили Валерия Павловича Чкалова.

- Ишь ты, правда, похож на таракана, попробую, - окал летчик, с трудом втискиваясь в кабину. - От винта!

Чкалов видел «Кукарачу» не впервые, он знакомился с машиной еще в «скелете», и она нравилась ему своей необычностью.

Но самолет не взлетел. Даже не оторвался от земли. Как ни насиловал двигатель Чкалов, подлеты не удавались. «Кукарача» бегала, набирала скорость, но чтобы уйти в небо, ей не хватало аэродрома. Упорный летчик пытался поднять машину до тех пор, пока в баке не кончилось горючее. Винт встал где-то посреди аэродрома. Чкалов вылез из кабины, отойдя несколько шагов, закурил и, когда к нему подбежали конструкторы, сказал невесело:

- Настоящий таракан! А тараканы не летают. Где-то вы просчитались или перемудрили, уважаемые...

Гроховский, рассматривая лежащий перед ним прекрасно выполненный рисунок «Кукарачи», горевал. Он хорошо знал историю бесхвостых конструкций. Они разрабатывались уже давно. Еще в 1908 году Вейс в Англии и Этрих в Германии сконструировали летавшие бесхвостые планеры. Они показали немалые преимущества перед обычными, снабженными фюзеляжем и хвостом, имея мизерное лобовое сопротивление, меньший вес, возможность более выгодно размечать грузы внутри крыла. Эти свойства бесхвосток привлекали Гроховского, мечтавшего о громадном десантном корабле-крыле с отменной скоростью и грузоподъемностью, с возможностью посадки на маленький пятачок. «Кукарача» была первым шагом. И споткнулся Гроховский на нелегкой дорожке. Глядя на рисунок «Кукарачи», он видел перед собой двухмоторную «веспе» Липпиша, «Параболу» Черановского, английский бесхвостый военный самолет «птеродактиль». По благородству форм они проигрывали его детищу с крыльями стреловидной формы, но эти самолеты летали, а «Кукарача» так и осталась бегающим по полю тараканом.

Выкурив несколько папирос подряд, Гроховский встал, походил из угла в угол и, приоткрыв дверь, попросил секретаря-машинистку найти Урлапова.

- Знаешь, что «Кукарача» не захотела летать? - спросил он своего помощника, когда тот зашел в кабинет.

- Я был на аэродроме.

- Был? А почему я тебя не видел?

- Да я почти рядом с вами стоял.

- Вот, елки-палки, скоро самого себя потеряешь! Так почему она не взлетела, Борис?

- Точно пока не скажу... Выполнен самолет плохо, Павел Игнатьевич. Видели, какая обтяжка и покраска? Морщины, потеки, крыло шершавое. Моторчик посильней, и она пойдет.

- Знаешь, честно говоря, я и надеялся только на подлет, потому что перетяжелили мы конструкцию прилично. Но и подлета не получилось! А ведь если бы... тогда - в план, и серьезно поработать можно.

- Все одно к одному. Я же говорил вам, что строить надо было на заводе.

- Завод перегружен.

- Пусть не скоро, но нашли бы возможности.

- А «Легкий крейсер»?

- С ним все в порядке, правда, из графика малость выбились.

- Почему?.. Ну-ка зови Ивенсена.

Пришел Павел Альбертович Ивенсен. Доложил, как идут дела с ЛК-2, посетовал на трудность расчетов некоторых узлов конструкции.

- Держит нас схема главной силовой рамы фюзеляжа. Надо подобрать трубы с расчетной нагрузкой в двадцать тонн, - сказал он. - Для такого расчета у нас специалистов нет, сами учимся. С азов пришлось начинать, а это - время.

- Где есть такие специалисты? - спросил Гроховский.

- На моей прежней работе, в СНИИ ГВФ.

- Вот с ними и договорись. Как хочешь, Павел Альбертович, но чтобы в плановый график вошел. Скажи, если запустим еще одну конструкцию, тебе это здорово помешает?

- Случаются «окна» в работе. При хорошей организации их можно использовать.

- Значит, так, Бориса - повернулся Гроховский к Урлапову, - строим новый вариант «Кукарачи» в Ленинграде. От «тарана» пока откажемся. Пусть будет просто бесхвостка с фиксированным двигателем. Размахнем ее пошире и кабину сделаем человек на пять. С ходу взять нам задуманную конструкцию не удалось, отступим, будем идти к цели постепенно. У меня есть кое-какие задумки. Соглашение с разработчиками продлим или теперь доведем «Кукарачу» сами?

- Думаю, осилим, - согласился Урлапов. - Неплохо бы достать мотор помощнее.

- Где? С тем же весом, но с большей мощностью - только за границей. Это золото! Платить им надо золотом, понял? Я принципиально против. Используем опять наш М-11...

Через три месяца в прессе появилось сообщение:

«Экспериментальный институт Наркомтяжпрома в Ленинграде приступает к строительству самолета типа «летающее крыло» с мотором в 100 лошадиных сил. Самолет сможет поднимать четырех пассажиров и летать со скоростью 220 километров в час. В течение двух с половиной месяцев самолет должен быть построен, и ему предстоит принять участие во всесоюзном перелете, организуемом «Правдой», ЦК ВЛКСМ и ЦС Осоавиахима»'.

') Самолет. 1935, № 6, с. 17.

Заметка о многом говорила.

Если Гроховский открыл свои карты, то, значит, он отказался от системы «таран», преобразуя самолет; значит, шла машина по плану открытых экспериментов; значит, конструкторы были уверены, что на сей раз бесхвостка обязательно полетит.

И. В. ТИТОВ

Семнадцатого апреля на аэродром Центрального аэроклуба съехались гости, приглашенные нами на демонстрацию технических новинок Экспериментального института. Здесь были представители Осоавиахима, некоторых научных авиационных учреждений, журналисты. Прибыли и генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев, секретарь ЦК Павел Горшенин.

В это время в воздухе стрекотал У-2 - машина облетывалась. Когда самолет приземлился, из кабины вылез Гроховский - одет он был в синий комбинезон, на голове - коричневый шлем из кожи с приподнятыми на лоб очками-«бабочками». Подошел к головной группе гостей, с которой занимался я.

- Не зря, наверное, оторвали нас от дела, Павел Игнатьевич? - здороваясь, спросил Косарев. - Удивить чем-то хотите, знаю я вас!

- Желаю доложить наглядно о выполнении задания. Помните, Александр Васильевич, после гибели Зои Бушевой вы сказали, что нужно бы поскорей сделать автоматическую подстраховку парашютиста? И Яков Иванович Алкснис торопил. Мы постарались. Притом в нескольких вариантах. Сегодня увидите прибор системы Титова - Колоколина для автоматического раскрытия.

- Обрадовали, Павел Игнатьевич, - заулыбался Косарев. - А еще что?

- Расскажите, - попросил Горшенин.

- Да-так, по мелочи... Иван Васильевич Титов вам поведает о своем изобретении, а мне некогда, побегу, еще не досмотрят что-нибудь мои черти полосатые.

Гроховский ушел, а Косарев протянул мне руку:

- Поздравляю вас с прибором!

- Присоединяюсь! - поздравил и Горшенин. - Отлично выглядите, Иван Васильевич.

Я слегка смутился, так как был действительно одет по-праздничному - в новенькую форму со всеми знаками отличия.

- Может случиться, у меня праздник сегодня, - говорю, - вот и приоделся. Но поздравлять рано. Первая проба. - Я вынул из кармана никелированную коробочку, открыл ее. - Вот видите, похож на будильничек. Только на циферблате одна стрелка, секундная. Прибор укрепляется на наружной части парашютной сумки и связан с тросом и вытяжным кольцом. Перед прыжком парашютист сам или инструктор, вот так, пальцем, ставит стрелку на нужное ему время затяжки от пяти до двадцати пяти секунд, потом вытягивает специальную чеку из прибора и бросается вниз. Вот я выдергиваю эту чеку. Слышите, прибор заработал. Если, например, поставлю стрелку на цифру десять, то через десять секунд парашют и раскроется. Должен раскрыться.

- А если откажет?

- Автономно действует обычное вытяжное кольцо, товарищ Горшенин, парашютист в любое время может его выдернуть и выпустить купол из ранца. Смотрите, «удвашка» взлетает, на ней парашютист Зевлев с прибором.

Когда У-2 набрал высоту и вышел на центр аэродрома, на голубом спортивном лимузине подъехал Алкснис. Он сидел за рулем, рядом с ним комбриг Молодцов. Не вылезая из открытой автомашины, они смотрели в небо. Как руководитель испытаний я подошел к ним с докладом, но Алкснис остановил меня:

- Не надо, Иван Васильевич. Здравствуйте. Утро было приятным, солнечным, небо белесо-голубым. С земли хорошо видно, как Землев вылезает из кабины на крыло, падает с него и летит вниз, раскинув в стороны руки. Купола над ним нет, значит, вытяжное кольцо он не тронул.

«Двадцать один, двадцать два... двадцать пять, - считал я про себя, несказанно волнуясь, и, назвав последнюю цифру, скомандовал: «Раскрытие!»

Землев не свел рук, не тронул кольца, а над ним вспыхнул белый купол.

- Ура-а!-закричали вокруг. Смотрю - наши, их оказалось на аэродроме больше, чем мы предусматривали, каждый старается лично поздравить, аж толкают голубой лимузин и орут кто во что горазд.

- Как дети! - развел руками улыбающийся Алкснис.

- И я рад! - перекрикивая шум, сказал ему подошедший Гроховский. - Теперь мы можем выпускать десантников и спортсменов на прыжок без предварительного облета и тренировок на парашютной вышке. Благодаря приборам-автоматам можно серьезно говорить о массовых затяжных прыжках... Внимание, товарищи! Тихо! Тихо! Прибыли термосы с горячим чаем, предлагаю погреться! Со ржаными сухариками.

Все как-то сразу заметили, что день хоть и солнечный, но ветерок злой, пронизывающий. Из эмалированной кружки пил горячий, хорошо заваренный чай и Алкснис, ведя неторопливую беседу с командирами из Осоавиахима и инженерами. Похваливали чай и Косарев с Горшениным, макая сухарики в душистый напиток.

Разговоры прервал шум мотора взлетающего У-2. В его кабине, кроме летчика, сидел кто-то высокий, мощный; его чрезмерно крупная голова и покатые плечи, обтянутые серым комбинезоном, неестественно прямо торчали над обрезом задней кабины.

- Еще один прыжок с автоматом? - спросил комбриг Молодцов.

- И с автоматом тоже, - уклончиво ответил я.

- Любите вы сюрпризы, Павел Игнатьевич, - сказал Горшенин.

Гроховский и бровью не повел.

- Я его еще раньше просил раскрыть программу, - поддержал товарища Косарев. - Хитрый, ушел от ответа.

- И не скажет! - засмеялся Алкснис. - Вам скажи, сразу укатите: дела, мол! Нет уж, если приехали в «цирк Гроховского», ждите смирно. Так, Павел Игнатьевич?

- Ждите смирно, - с показной покорностью опустил голову Гроховский. - Только, товарищ начальник ВВС, у нас не цирк, а экспериментальный институт.

- Ладно, ладно, беру это слово обратно, - примирительно сказал Алкснис и тронул за плечо Гроховского.

Самолет набирал высоту, но не над аэродромом, а далеко за его границей, куда он ушел по ветру...

- Неужели на дома собирается прыгать? - забеспокоился Молодцов.

Нельзя сказать, что мы уж очень жаловали румяного комбрига. Гроховский поэтому, взглянув на него и притворно сокрушаясь, покачал головой:

- Ай-я-яй: неужели сбросит человека на поселок?! у Там и ноги поломать можно. Говорил же ему, предупреждал... Да нет, не сбросит.

- Прыгнул, прыгнул, черт возьми! - закричал и в гневе ударил по борту автомашины Молодцов.

- Ай-я-яй! Вот черт полосатый! - продолжал сокрушаться Гроховский.

- Кто летчик? - спросил Алкснис.

- Холобаев, - подсказал я.

- Расследовать и наказать! Пошлите в поселок санитарку! Быстро! - предугадывая команды своего начальника, приказал Молодцов, лицо его стало багровым от рвения.

- Не торопись, комбриг, - остановил Молодцова Алкснис. - Холобаев, говорите? Тогда подождем.

- Так точно, надо подождать, - сказал и я, еле сдерживая смех, - видите, парашютист приближается к нам.

- Титов прав, он летит к аэродрому, и быстро, - поддержал меня Косарев. - На крыльях, что ли, а, Иван Васильевич?

Я взглянул на Гроховского, тот кивнул, и я ответил:

- Угадали. Парашют-планер. Все мы делали когда-то из бумаги треугольных голубков, и они неплохо летали. Купол этого парашюта треугольный, середина подтянута стропами так, что получилось как бы два крыла. Парашютист не спускается вертикально, а скользит по воздуху со скоростью до пятнадцати километров в час. Сейчас под куполом манекен. Мы застраховались от неудачи и еще раз попробовали прибор-автомат. А если бы летел человек, он мог бы управлять парашютом, опускать стропами правое или левое полотняное крыло и тем самым разворачиваться в удобном ему направлении.

- Как считаете, Яков Иванович, для десантника это неплохо? - спросил Гроховский. - Выброска в одном месте, приземление в другом. С такими парашютистами можно пойти и на военную хитрость.

- Удалась она, твоя хитрость. Молодцова чуть кондрашка не хватила. Давай, давай, хвастайся дальше перед начальством, Павел Игнатьевич, - довольно проворчал Алкснис. - В будущем, может, и зачтется.

Парашют-планер приземлил манекен на аэродром и, мягко опустив его, потащил по земле.

- Ветер усиливается, - заметил Косарев.

- Это хорошо, Александр Васильевич, это то самое, что мы и ожидали. Давай команду, Иван Васильевич! - приказал Гроховский мне.

Через несколько минут на центр аэродрома выехал грузовичок.

С его борта по ветру соскользнул крошечный белый купол и потянул за собой парашютный купол побольше. Тот не упал на землю, скукожившись, а, черпанув верхней фигурной частью ветра, полез ввысь, привязанный за тонкую стропу. Он уходил в небо и тащил за собой корзину из сухих ивовых прутьев, в которой сидели две большие куклы. Набрав метров двести высоты, парашют завис на бечеве.

- Десантники смогут пользоваться такой системой для наблюдений за противником с места высадки, как пользуются в армии подвесным воздушным шаром. В случае опасности они отцепляют фал и спускаются вниз, как на обычном парашюте... Давай! - взмахнул я красным флажком, и на грузовичке тотчас отпустили стропу. Парашют с корзиной пошел вниз.

Понаблюдав за спуском, Гроховский сказал:

- Если крепко подумать, эту штуку можно приспособить для поднятия грузов, приборов, может, и людей в стратосферу на тросе. Для того чтобы уравновесить вес троса, чтобы он не уменьшал подъемную силу парашютного змея, можно прикрепить к нему ряд маленьких парашютиков-змейчиков. При благоприятных условиях такие змеи с приборами в корзине могут находиться в стратосфере довольно продолжительное времл. Но это, товарищи командиры, пока еще только голая идея.

- Голая фантазия! - усмехнулся комбриг Молодцов. - А денежки, между прочим, усыхают тысячами!

- А показали мы вам парашют-змей, он же парашют-дозор, он же парашют-альпинист. Теперь, пока самолет заправляется, расскажи-ка, Иван Васильевич, историю американца Клема Сона для тех, кто об этом никогда не слышал, - не обратив внимания на реплику Молодцова, закончил Гроховский.

Принесли раскладные брезентовые стульчики, на один из них уселся я и начал рассказ.

- Летчик и парашютист Клем Сон в прошлом году решил претворить в жизнь легенду об Икаре и Дедале. Нужны были денежки, и он из объятой жестокой депрессией Америки отправился в Англию, придумав головокружительное шоу: прыгнуть с самолета на складных крыльях и показать зрителям пилотаж «человека-птицы».

В Англии он заинтересовал своей идеей какого-то богача, и тот раскошелился в предвкушении барышей со зрелища, дал деньги на постройку крыльев, покупку парашюта, обещал арендовать самолет.

Клем Сон по своей выкройке заказал портным комбинезон, между рукавами которого и боковиной вшивались красные матерчатые перепонки. Такую же перепонку вшили и между штанинами. Когда оперение «человека-птицы» было готово, на аэродроме Хентворт блич Лондона назначили представление. Народу собралось - тьма.

Самолет поднял Клема на высоту около трех тысяч метров, и бесстрашный человек прыгнул, понесся навстречу земле. Все увидели, как маленькая красная куколка закувыркалась - это Клем раскрыл левое крыло. Откинув в сторону правую руку и раздвинув ногами хвостовую перепонку, акробат прекратил беспорядочное падение - он планировал! Поднимая или опуская то одну, то другую руку-крыло, Клем разворачивался, изменял направление полета. Но когда опустил голову, чуть согнувшись в поясе, и почувствовал, что скорость нарастает и что руки его уже не в силах удержать крылья, открыл парашют и благополучно приземлился на поле аэродрома. Восторженные зрители, сменяя друг друга, долго носили отчаянного летчика на руках, восхваляя его смелость...

Я рассказывал с удовольствием, как можно красочнее И видел, что даже те, кто знал о полетах американца, слушали со вниманием.

- Но сам Клем Сон остался недоволен аттракционом, были недовольны и многие из тех, кто имел большие деньги и за свой дорогой билет ждал зрелища поострее, поэффектнее. Тогда дерзкий американец решил показать чопорным англичанам настоящую воздушную акробатику. Для этого он переконструировал свой костюм. Перепонки крыльев укрепил основой из алюминия, оклеив ее перкалью. Увеличил и площадь перепонки между ногами, сделал ее более жесткой. Усовершенствованная конструкция для птичьего полета дала возможность Клему Сону 28 февраля этого года во Флориде показать тысячам туристов на пляжа Дерсон-Бич, как воздушный акробат на искусственных крыльях разворачивается, скользит на крыло, по своему усмотрению изменяет направление полета и его крутизну; перед тем как открыть купол парашюта, Клем попробовал выполнить «мертвую петлю», что-то похожее на нее у него получилось...

Я прервал рассказ, так как в это время над нашими головами появился самолет. На длинном фале за его хвостом тащилось белое полотнище с надписью: «Вот так летает Клем Сон!»

- Видите, знаменитого Клема мы пригласили в гости! - подняв руку к небу, провозгласил торжественно Гроховский. - Сейчас вы увидите его лучший прыжок!

Недоверие сковало наших гостей. Я поспешил вмешаться, так как, честно говоря, не одобрял этот словесный трюк.

- Узнав о полетах Клема, - сказал я, - мы решили, что идея заслуживает внимания. Костюм «человека-птицы» для зрелищ нам ни к чему, но для десантника может быть полезен, так как дает свободу маневра в воздухе после оставления самолета. Дело поручили парашютисту Георгию Шмидту, технику Николаю Смирнову и Марине Барцевой, она занималась аэродинамическими расчетами. Я прерываю рассказ, над нами самолет, и с него сейчас прыгнет Георгий Шмидт на крыльях «летучая мышь».

Алкснису, Косареву и еще нескольким товарищам дали бинокли, они направили их окуляры в небо.

- Во вчерашних газетах было сообщение, что последователь Клема американец Девис разбился, - вдруг сказал Молодцов, и все разговоры мгновенно прекратились. - Не зря ли вы назначили этот полет?

- Замолчите! - обрезал его Гроховский.

- Мы знаем, и Шмидт в курсе, - поспешил я замять грубость своего начальника. - На него это не подействовало, узнав о гибели Девиса, он сказал: «Я знал, что он разобьется, - его руки были намертво сцеплены с крыльями». У нас своя конструкция, обеспечивающая полную безопасность. Шмидт спокоен.

(Титов сказал правду. Но не всю. Обратимся к свидетельству журналиста.

У «Пьеса называлась «Веселые страницы». Мастер парашютного спорта Георгий Шмидт сидел в партере перед опущенным занавесом и ожидал начала второго акта. Рядом с мастером сидела незнакомая женщина, на ее коленях лежал свежий номер московской газеты. На третьей полосе жирным шрифтом была напечатана заметка.

«...Флойд Девис предпринял второй в мире полет на крыльях Клема Сона. Не имея возможности освободить вовремя руки для раскрытия парашюта, Флойд Девис разбился насмерть на аэродроме в Мичигане».

Скосив глаза на газету, Шмидт прочитал заметку и задумался. Приподнятое настроение от просмотренного первого акта сменилось подавленным чувством. Конечно, все это не значило, что Шмидта ожидает участь Флойда Девиса, Наоборот, Шмидт верил в крылья. Готовясь к полету на них, он учел недостаток американской конструкции, предложив своему товарищу технику Смирнову сделать крылья такими, чтобы во время падения можно было в любой миг освободить руки. И все же маленькая газетная заметка о гибели незнакомого человека, жившего за океаном, на другом полушарии, отозвалась болью в сердце... В сущности, никакого риска в таком полете не было. Если откажутся работать крылья, Шмидт раскроет парашют и спустится на землю. Преимущество советской конструкции крыльев перед американской и состояло именно в том, что на концах каждого крыла были укреплены специальные алюминиевые элероны, которые помогали управлять полетом. И потом, разве мало Шмидт совершил затяжных прыжков с маленьким парашютиком, площадью в каких-нибудь полметра? Благодаря этому парашютику Шмидту обычно удавалось при свободном падении управлять телом, парашютик всегда ставил его в положение ногами вниз... Все это было неоспоримо. Шмидт совершил много смелых экспериментальных прыжков. В самых трудных случаях он никогда не терял самообладания. И тем не менее новизна предстоящего полета на крыльях вызывала легкое волнение...

Размышлял Шмидт по дороге из театра домой. Дошел незаметно. Он повернул в замочной скважине ключ, вошел в комнату и лег на диван. Перед сном он пожелал, чтобы завтра был ясный день, и быстро уснул...» А теперь послушаем продолжение рассказа И. В. Титова.)

...Пристальнее всех через линзы бинокля всматривался в самолет Гроховский.

Самолет снизил скорость. Шмидт вылезает на крыло, слегка отрывает от бедра правую руку, пробуя растяжку полотняного крыла, натянутого на жесткий каркас, который будто прирос к его спине. Наклоняется к летчику Афанасьеву и что-то говорит ему. Бросается грудью вперед, на лету расправляя крылья, - летит! Летит, напоминая гигантскую птицу. Его накренило в сторону - выпрямило! Снова рвануло вбок - справился! Спокойно планирует - подбирает под себя ноги, выворачивает элероны и идет на «мертвую петлю» - ах, не получилось! Застрял-летит лежа на спине, лицом к небу... пора раскрывать парашют, пора!.. «Переворачивайся, в таком положении ты не откроешь его, он же у тебя на спине!» С помощью элеронов и ножной перепонки Шмидт переходит в скольжение на одно крыло и... открывает парашют. До земли оставалось метров шестьсот.

- И день вроде еще светлее стал, и тихо, тепло, аж жарко! - глубоко вздохнул Косарев.

- Аж жарко, - повторил Алкснис. - Все, что ли, Павел Игнатьевич? Ну, тогда хочу поблагодарить всех твоих ребят за сегодняшний день.

Пока комбриг Молодцов собирал присутствовавших на испытаниях возле голубой «испано-сюизы», секретарь ЦК ВЛКСМ Горшенин развивал перед Гроховским пришедшую ему мысль:

- Вы, Павел Игнатьевич, многое можете сделать. А как вы думаете, можно ли сделать резиновые крылья и надуть их водородом? И летать! Мне кажется, такая конструкция, хотя она будет тяжелее воздуха, все же имела бы более легкий вес благодаря водороду. Сам же аппарат мне представляется похожим на планер.

- Я не уверен, что водород облегчит вес конструкции. Водород даст совсем немного подъемной силы из-за малой кубатуры крыльев, но сама идея интересна! Подумаем. Прикинем.

Алкснис в это время, поблагодарив всех участников испытаний, садился за руль автомашины. Я поспешил к нему:

- Мне нужно успеть на поезд Москва-Ленинград, а дел еще много, не подбросите в город?

- Пристраивайтесь сзади.

Молодцов сел рядом с Алкснисом, я за их спиной.

Как только тронулись, Молодцов, игнорируя меня, заговорил:

- Вы заметили, Яков Иванович, как Титов взахлеб хвалил этого американца, этого Клема? Как будто молился на него!

- Не заметил, комбриг.

- Вы, по-моему, прямо упрекнули Гроховского в хвастовстве и правильно сделали. Вовремя! От него так и пышет гонором!

- И этого не помню, комбриг... «Как истинный гений-изобретатель он шел от своего природного ума, верил только в свои личные воззрения на искусство и влиял на товарищей менторски. Никогда у него не могло быть мысли работать скромно в своей специальности, довольствоваться камнем, лично им положенным в бесконечной лестнице, ведущей к совершенству...»

- Вы о Гроховском? - удивился Молодцов.

- А что, не подходит?

Молодцов пожал плечами, не решаясь возразить.

- Не мучайтесь, комбриг, - улыбнулся Алкснис, - это художник Репин так пишет о художнике Куинджи. Готовясь к совещанию изобретателей, я выучил цитату почти наизусть. Если бы я мог так написать, я почти то же сказал бы и о Гроховском. На миг Алкснис повернул лицо ко мне: - Вы согласны, Иван Васильевич, когда говорят так о вашем начальнике?

- Приятно слышать...

- Ваш предшественник, покойный Петр Ионович Баранов, - перебил меня Молодцов, - тоже любил наизусть читать стихи. Увлекался очень!

- А я, комбриг, - немного помедлив, ответил Алкснис, - считаю себя его преемником не только по форме.

Дежурный стрелок военизированной охраны открыл перед нами ворота с аэродрома...

Много позже о том, что мы показывали в этот раз командирам ВВС, Гроховский рассказал в одной из своих статей под псевдонимом «П. Игнатьев». Рассказал он тогда и о резиновом планере, который мы построили быстро и приспособили к нуждам альпинистов - «горных десантников», по его словам ').

') Техника-молодежи, 1938, № 11. В 1984 году журнал «Попьюлар сайенс» напечатал статью «Парашюты поднимаются в небо», в которой идею подъема в горы на парашютах считает только что родившейся.

Дата добавления: 2015-10-24