Б. Д. УРЛАПОВ. В июле 1934 года на одном из московских заводов мы построили новый планер

В июле 1934 года на одном из московских заводов мы построили новый планер. По общей схеме, размерам, грузоподъемности он существенно не отличался от Г-63, однако в деталях изменился к лучшему. С целью обучения; летчиков пилотированию тяжелых планеров мы смонтировали в нем два пилотских кресла. Управление сделали двойным. Увеличили габариты кабин пилотов, спрятали внутрь фюзеляжной балки проводку к рулям, укоротили и усилили шасси.

Мы готовились ковать летные кадры для ВДВ.

Командование института по согласованию с вышестоящим военным командованием (насколько помню, с М. Н. Тухачевским) присвоило планеру имя «Яков Алкснис».

ЯА превосходно летал, отличался легкостью управления. Гроховский думал на нем даже тренировать юных пилотов из трудкоммуны. А пока на планере производились экспериментальные полеты с грузом, различными комплектами десантных пакетов с боеприпасами и вооружением, отрабатывались положения, в том числе критические, способные возникнуть при буксировочном полете на дальние расстояния, в болтанку, при ограниченной видимости планеристами самолета-буксировщика. В плане значилось: «Выработка методики полета в многомерных условиях»

«Что произойдет с самолетом, если планерист, допустив ошибку или по другой причине, наберет над ним максимальное превышение и через трос потянет свой буксировщик за хвост вверх?»

Ответить на этот вопрос программы полетов должны были летчик Дубровский и я на самолете и летчик-испытатель Василий Степанченок на планере.

- Если попадем в неблагоприятную ситуацию, немедленно отцеплюсь, - пообещал Степанченок.

- Тоже буду наготове, - подтвердил понимание задачи и я как «сцепщик».

Аэропоезд в воздухе. На определенной высоте я из задней кабины Р-5 подаю условный знак Степанченку:

«Начали!»

Планер полез в превышение над самолетом. Выше и выше. Я уже задрал голову, чтобы не упустить из виду планер. ЯА забрался так высоко, что начал поднимать самолету хвост. Удерживать в горизонтальном полете буксировщик Дубровскому было все труднее. Наконец у самолета не хватило рулей, и он стал вертикально к земле. Дубровский, убрав обороты мотора до минимальных, крикнул:

- Отцепляй к чертовой матери, землю поцелуем!

Я схватился за рукоятку отцепки и дернул ее. Буксировочный замок на самолете не открывался. Еще и еще остервенело дергал я рычаг. Все без толку. На глаза из-под шлема катился горячий пот.

- У меня отказ, почему он не отцепляется?! - закричал я летчику.

- Если не отцепит - нам хана!

Как мы узнали позже, Степанченок пытался отцепиться, но его замок в этом положении не выпустил из стальных загубников кольцо троса.

Создалось тяжелейшее положение. Теперь к земле в почти отвесном пикировании несся не только самолет, но и привязанный планер. Аэросцепка со свистом, все увеличивая скорость, приближалась к земле.

Я с ужасом посмотрел вниз. Мы в связке, как два камня, падали на зеленый лес, облитый утренними лучами солнца. Да, зелень, солнце увидел и подумал, что в моем распоряжении есть еще две-три секунды, чтобы выброситься с парашютом. Резким движением рук сбросил с плеч лямки привязных ремней и приподнялся над сиденьем. В голове пронеслось: «Высота... Сколько? Успеет ли раскрыться парашют? Лучше «методом срыва», тогда купол вытащит меня из кабины!» Рука уже схватила и судорожно сжала кольцо парашюта. Но тут рывком меня бросило обратно на сиденье, одновременно что-то треснуло и взвизгнуло за хвостом самолета. Обернувшись, я увидел, что буксировочный трос оборвался и планер удаляется.

Из, казалось, безвыходного положения лазейку нашел Степанченок. Хладнокровно оценив ситуацию, он еще более увеличил угол пикирования планера, до отвесного, и стал догонять самолет. Догнать нас он, конечно же, не сумел, но на какое-то непродолжительное время создал провис троса. И плавненько, совсем немного, совсем чуть-чуть потянул ручку управления на себя. Дуга провисшего троса мгновенно распрямилась, мощный рывок разорвал стальные нити, как гнилую веревку, почти около хвоста самолета.

Разъединившись, самолет и ЯА вышли из пикирования, первый - над самой землей, так низко, что струёй от мотора сорвал листья с верхушек деревьев.

Самолет приземлился, два раза подпрыгнул и встал. Мы с Дубровским долго не покидали кабин, дышали, радовались ветру, солнцу.

Степанченок с болтающимся под планером девяностометровым обрывком троса рассчитывал заход на посадку. Когда ЯА вышел в створ посадочных знаков, у наблюдавших всю эту картину с земли снова замерло дыхание. Трос, извивающийся змеей под планером, обмотал высокую трубу теплостанции. Если он застопорит полет - катастрофа неминуема: планер со всего маха ткнется носом в землю и расплющит пилота.

Но трос благополучно соскользнул с кирпичной трубы, и Степанченок приземлил ЯА на три точки.

- Лет пять жизни я потерял, глядя на ваш концерт, - сказал красный, как после парной, Гроховский, когда мы собрались около него. - Долго жить будете, черти полосатые! Умницы, другим бы не выбраться из такой передряги.

- Сколько, ты сказал, Павел, лет потерял? - спросил Степанченок.

- Не меньше пяти - уж точно!

- Если так, то в своем «цирке» ты потерял уже лет сто и живешь на том свете.

- Туда погожу, Василий. И ты не торопись.

- Разве можно было знать, что урлаповские замки такие дрянные?

Я не возразил. Я глубоко дышал и радовался благополучному исходу.

Гроховский поддержал Степанченка:

- Ненадежны... Будем думать, подбирать, но до ума железки доведем. А планер покажем все же людям в День авиации, спасибо, что не кокнул ты его.

Последнее желание Гроховского не осуществилось. Замки доработали. «Яков Алкснис» совершил немало полетов. Но перед самым праздником Воздушного Флота ему не повезло.

В тот день пилотировал самолет Михаил Каминский, за сцепщика летел опять я, в планере сидели молодой летчик-испытатель, во второй кабине сам Гроховский.

Выбрали слабину троса. Стартер взмахнул флажком. Аэропоезд начал предвзлетный разгон.

Бежим... Слышу, Каминский форсировал двигатель. Конец аэродрома перед нами. Совсем близко самолеты на стоянке, а наш аэроплан не отрывается от земли. Не дает ему уйти в небо планер, он еще бежит по полю.

Каминский кричит мне:

- Отцепляй его, сейчас убьемся!

А я так растерялся, что рычаг замка никак найти немогу. Тут бы нам и врезаться в самолеты, а потом березки порубить. Но самолет вдруг бросился в небо свечой.

Смотрю на планер - он втыкается одним крылом в деревянный барак. Столб пыли, летят обломки...

На земле выяснили, что нас с Каминским спас Гроховский. Видя, что мы сейчас протараним самолеты, а потом березняк, он отцепил трос со стороны планера. А не отрывались мы потому, что молодой летчик по неопытности не давал планеру, а значит, и всему аэропоезду уйти от земли.

Так длиннокрылый сине-белый ЯА был сильно поврежден, и москвичи не увидели его на празднике в небе столицы, К ремонту приступили после 18 августа, восстановили планер полностью, и он возил на себе десятки экспериментаторов. Но юные летчики на нем не летали.

- Пусть пацанов повозит надежный мотор, - решил Гроховский.

Дата добавления: 2015-10-24