М. Н. КАМИНСКИЙ

В Осоавиахиме открылась Высшая парашютная школа под руководством летчика Якова Мошковского. В армии действовал центр подготовки парашютистов, за работу которого отвечал инспектор ВВС Леонид Минов. Мы же, поддерживая связь с теми и другими, действовали самостоятельно, используя своих конструкторов-парашютистов для подготовки будущих десантников из молодежи.

Особенно напряженная работа по обучению парашютному делу шла летом, в каникулы. По инициатийе Константина Холобаева на средства ОКБ Гроховский организовал лагерные сборы. И инструкторы, и ученики жили на аэродроме в палатках. Рассвет заставал ребят и девушек уже около самолетов, кончали прыжки с наступлением темноты. Сборы были военизированными: дисциплина, строй, в город - по увольнительным запискам.

- И не бойтесь зачислять побольше девушек, - наставлял Гроховский руководителей кружков, вспоминая гордость ОКБ, первую парашютистку мира Лиду Кулешову, - они талантливые ученицы и еще покажут себя. Только больше внимания им, братцы, больше заботы!

Слова эти были восприняты нами как руководство к действию.

Как-то парашютная группа бюро должна была вылететь на тренировочный сброс десанта из пятидесяти человек на двух ТБ-3. В экспериментальную группу планировалось включить парашютистов, имеющих не менее восьми,прыжков. Но таких не хватало, и пришлось взять несколько человек с шестью прыжками. И опять не хватила одного. На свою ответственность я включил в группу семнадцатилетнюю ткачиху-комсомолку с «Трехгорки»: Надю Филиппову. На ее счету было всего четыре прыжка, но она показала себя смелой и сообразительной девушкой. Однако для страховки я поставил ее в расчете сразу за собой, а за ней - инструктора Митю Островенко, попросив его:

- Если понадобится, помоги Наде!

Вылетели с Центрального аэродрома, чтобы десантироваться над Тушинским. ТБ-3 с моей группой шел головным.

Вот под самолетом Тушино. Большое зеленое пятно аэродрома. Моторы стали работать тише - это командир самолета Холобаев сбавил обороты, выдерживая минимальную скорость.

Прозвучала команда: «Приготовиться к прыжку!»

Услышав ее и жестом продублировав парашютистам, я через задний турельный люк выбрался на спину самолета и пополз вперед, навстречу струе ветра. Беспокоила мысль: «Справятся ли ребята?»

Встал на крыло, поджидая Надю. Смотрю, дело идет отлично, ребята ползут, как муравьи, не мешая друг другу и не мешкая. Я помог Наде опуститься на крыло и стал передвигаться вниз, к задней кромке, держась за поручень. Все время спиной чувствовал Надин запасной парашют. Застыл, чуть сгорбившись, у обреза крыла. Внизу увидел ленту Москвы-реки. Стал ждать, пока все эаймут места в шеренге. Потом поднял руку: «Готовы. Штурман ответил условленным жестом, по движению его губ можно было понять: Пора!

Ободряюще взглянув в Надины глаза, я опустил руку - это приказ покинуть самолет, - шагнул за крыло... - Хлопнул открывшийся купол, и я огляделся: в воздухе двадцать четыре парашюта, на двадцать пятем я сам. «Все в порядке». Нет, не все - два парашютиста значительно ниже меня, прыгавшего первым. «Как это случилось? Почему?»

После приземления все выяснилось. Ко мне вся в слезах подбежала Надя. Оказалось, Митя Островенко после команды «Покинуть самолет!» схватил Надю в охапку и прыгнул вместе с ней. Падая затяжным, нащупал кольцо ее парашюта, выдернул и оттолкнул девушку от себя. Сам пролетел еще с десяток метров, раскрыл парашют, первым приземлился и... поймал Надю на руки.

Это уже была не страховка, а скорее - обыкновенное озорное удальство. Надя рыдала взахлеб, горькая обида душила ее.

- Что я, кукла? - сквозь слезы повторяла она.

Я обнял девушку за плечи, ободрил:

- Не кукла ты, а молодчина, все сделала отлично и еще покажешь себя. А Митю мы покараем сурово. Ну, не плачь, ты же комсомолка, рабочий класс!

Идея обучать рабочих и работниц парашютному делу без отрыва от производства принадлежала Гроховскому.

Выступая на Х съезде ВЛКСМ, генеральный секретарь ЦК комсомола Александр Косарев подтвердил полезность этой работы, сказав: «Парашютисты - лучшая часть нашей героической молодежи. Развивать этот спорт всеми силами мы будем и в дальнейшем, ибо парашютизм имеет большое прикладное значение, он воспитывает крепких, выносливых, бесстрашных, с железными нервами и стальной волей людей».

Гроховский принял решение готовить парашютных инструкторов и испытателей-парашютистов из женщин.

- Кто хочет быть первыми? - спросил он своих инженерш и чертежниц.

Из восьми девушек, работавших в бюро, вызвались пять: Зоя Бушуева, Нина Камнева, Ольга Яковлева, Марианна Гураль и Шура Николаева.

Мы стали форсировать изучение методики прыжков. К делу привлекли врачей из Военно-медицинской академии. В Осконбюро был создан «мозговой центр», который работал не только над инструкциями, учебными пособиями, кинофильмами для строевых десантных частей, но делал то же самое и для широкого круга парашютистов-спортсменов.

Наша экспериментальная парашютная группа выросла в парашютную школу Гроховского. К концу 1933 года в ней уже обучалось пятьсот человек только из Краснопресненского района Москвы.

После удачных прыжков женщин Гроховский задумал готовить их к рекордным прыжкам - затяжным, высотным и групповым, даже в воду. Однажды, собрав у себя в кабинете мужчин-инструкторов, он рассказал нам с своей задумке. Посоветовались. Решили, что дело вполне реальное.

- Для высотных прыжков следовало бы привлечь, кроме наших девчат, студенток Института фидкультуры. Они крепкие и тренированные, значит, сократим общую программу подготовки. Займись, возглавь это дело, Георгий, - обратился Гроховский к Шмидту. - Начинай сразу же, как только закончишь испытания нового парашюта.

Но именно испытание, о котором напомнил Гроховский, осложнило задуманное дело и чуть не стало последним для Георгия Шмидта.

Последний прыжок в серии испытательных. Шмидт камнем проваливается в бездну... Холобаев, пилотировавший самолет, с потрясающей ясностью увидел сверху, как надвигается катастрофа. Контрующие нити, которые удерживали в ранце сложенный парашют, оказались подрезанными раньше времени. Кромка парашюта выскользнула из ранца в то время, когда его верхняя часть оставалась закрепленной за спиной парашютиста. Рывок вытяжного кольца почти не сократил бешеного полета. Полотнище выдернулось и запуталось в стропах. Испытуемый парашют отказался работать.

Шмидт обнаружил беду с запозданием. Он уже прошел треть расстояния, отделявшего его от земли.

Холобаев видел, как взметнулся купол запасного парашюта, как, не успев распуститься, он был втянут в воздушную воронку и обвился вокруг главного купола.

Шмидт вскинул вверх руки и с силой подтянул к себе запасной парашют, зажимая его между ног. Холобаев понял: Шмидт убирает один парашют, чтобы расправился второй. Скомканное полотнище в руках Шмидта вздувалось порывами, рвалось кверху. Он снова сжимал, комкал его, душил коленями, с упорством отвоевывая метр за метром непокорное полотно.

Три или четыре раза сызнова начиналась эта борьба. Наконец укрощенный купол зажат между ног. Шмидт хватается за стропы, задергивает их, и... парашют раскрывается наполовину. Еще несколько рывков - парашют раскрывается больше, но неожиданный удар прекращает борьбу.

Холобаев видит парашют, хлопьями повисший на кустах. Рядом, высоко задрав голову, прыгает улыбающийся Шмидт.

Заключение Шмидта дало возможность уточнить конструкцию нового парашюта. Но Гроховскому пришлось доказывать начальнику ВВС, что случай этот нетипичный, редкий, что он не имеет никакого отношения к задуманным рекордным прыжкам женщин.

- Но ведь женщина, попав в такое положение, не справится. Погибнет. Так или нет? - стоял на своем Алкснис. - Зачем нам лишние жертвы?

- Не будет жертв! - упирался Гроховский. - И давайте смотреть в будущее...

Спустя некоторое время к рекордным прыжкам стали готовиться Ольга Яковлева, Марина Барцева, Шура Николаева из ОКБ и Муза Малиновская, Надя Бабушкина, Сима Блохина из физкультурного института.

32. УТРАТЫ

Утро 5 сентября высветило темное небо, набухшее грудами кучево-дождевых облаков. Воздух перенасыщен влагой. Сырая земля. Отяжелевшие листья деревьев в парках, загородных рощах. Птицы, прячась в них, онемели.

На Центральный аэродром приехали пассажиры, собиравшиеся лететь специальным рейсом в Крым, в Коктебель, где их ждали планеристы, собравшиеся на очередной слет. Среди пассажиров были и Петр Ионович Баранов с женой Беллой.

- Погода отвратительная! - посетовала Белла, кутаясь в пуховый платок. - Знобит. Может, не полетим сегодня? Что-то нехорошо я себя чувствую, сердце давит.

- Люди в Крыму ждут. Без нас не начнут слет. Потерпи уж, - Баранов ласково коснулся плеча жены и обратился к подошедшему шеф-пилоту Дорфману. - Ну, как дела?

- Вылет не разрешают из-за крайне сложной метеообстановки. Улучшение погоды сомнительно.

- Золотой сентябрь, товарищ Дорфмап! - улыбнулся Баранов, отряхивая е рукава плаща капли влаги. - Золотой! Будем надеяться, что солнце пробьется к земле. Пойдемте в аэровокзал. Пойдем, Белла, чайком согреемся.

Ждали долго, но метеообстановка не улучшилась. Наконец синоптики пообещали за Курском ясную погоду.

- До Курска сможете пробиться? - спросил Баранов пилота.

Дорфман должен был сказать, что самолет не оборудован для слепого полета и он сам, хоть и опытный летчик, опыта вождения машин по приборам в облаках не имеет. Но, видимо, чтоб не уронить в глазах Баранова свое профессиональное достоинство, умолчал об этом и, пожав плечами, ответил:

- Если последует разрешение.

За этими словами скрывался определенный смысл. Руководители воздушного движения аэропорта дать такое разрешение не могли, потому что пассажирами были очень высокопоставленные лица: кроме заместителя наркома тяжелой промышленности Баранова и его жены, в Крым собирались лететь начальник ГУ ГВФ, его заместитель, член Президиума Госплана, директор авиазавода. Вопрос о рейсе должен был решиться на самом высоком уровне. Остальные машины, даже санитарные, были наглухо пришвартованы к стоянкам.

И разрешение на вылет Дорфмана последовало.

Самолет вырулил на старт, с трудом разбежавшись по мокрому полю, взлетел и почти сразу же после отрыва проткнул низко висящие над землей облака.

Всего несколько минут длился трагический рейс - летчик не справился с техникой пилотирования, и самолет близ станции Лопасня с большим углом пикирования вывалился из облаков, ударился о землю и взорвался, похоронив под обгоревшими останками экипаж и пассажиров.

Расследованием катастрофы занималась специальная правительственная комиссия под председательством Михаила Николаевича Тухачевского. Вот главный пункт ее заключения: «...5. Причиной катастрофы явились крайне трудные метеорологические условия, при которых вылет самолета, неподготовленного к слепому полету, был н ед б„п улетим»'.

Одного дня не дожил Петр Ионовяч Баранов до сорока одного года. В почетном карауле у Кремлевской стены, когда в нишу ставили урну с прахом, Баранова, вместе с военачальниками Тухачевским, Беловым, комбригом Бойцовым стоял и Павел Гроховский. Он не пытался удержать слез. И тут же поклялся сам себе как можно быстрее довести до неба разработанный в бюро «безопасный самолет».

Прошло чуть более месяца, и еще один удар судьбы потряс гроховчан, надолго поселив рядом с ними печаль.

В Москву приехала группа кинематографистов из Франции, чтобы снять документальный фильм «Авиатор». Фильм об асе-истребителе, воздушном акробате, равного которому нет в мире. Пилот этот, считали французы, - Александр Анисимов. Чтобы запечатлеть на кинопленку его пилотаж, они за год до прибытия в СССР заключили контракт на съемки. И вот киногруппа в Москве.

Наше командование ВВС на этот раз отреагировало так: «Анисимову в настоящее время запрещены демонстрационные полеты, но мы выполним обещание, предоставив в распоряжение киногруппы другого летчика. У нас блестящих акробатов.много». И предложило на выбор действительно' высококлассных,, талантливых пилотов.

Французы заупрямились.

- Пардон, и во Франции, и в Англии, и в Америке, и в Германии немало превосходных авиаторов, - возражал представитель кинофирмы Луи Шабер. - Мы могли бы их запечатлеть, но нам нужен мсье Анисимов. Нам нужно показать своим зрителям, как надо летать, как можно летать и как никто не умеет летать, кроме Анисимова. Он - птица! Остальные люди. - просто люди. Только Анисимов! Иначе платите по договору неустойку...

1) Глухоцский С. Когда; вырастали крылья. 1965. с. 149.

Взвесив все «за» и «против», командование ВВС разрешило Анисимову осуществить несколько демонстрационных полетов.

Для полетов Александр Фролович выбрал И-5 - легкий, маневренный истребитель, развивающий скорость около 300 километров в час, вооруженный двумя пулеметами. Он в свое время доводил до ума эту машину и любил ее.

Перед объективами кинокамер Анисимов работал на необычайно малой высоте, ювелирно и так рискованно, что французские операторы, доки по части съемок различных головокружительных трюков, забывали порой про съемки и застывали с открытыми ртами в немом восхищении.

Струёй от винта, когда И-5 уходил на горку от самой земли, сбило с ног сухощавого и высокого Луи Шабера. Шляпу его, сорванную с головы, так и не нашли. Но представитель кинофирмы не обиделся, вечером, после первого дня съемок, он подарил летчику швейцарские часы с личной монограммой, а у него выпросил летные краги, на которых Анисимов вилкой нацарапал свою фамилию.

Во втором полете, полете-дубле, Александр Фролович Анисимов погиб.

Сохранились две версии происшедшего. В первой, официальной, говорится, что съемки должны были закончиться иммельманом, проще говоря, полупетлей с выходом в верхней точке в горизонтальный полет. Анисимов пошел на фигуру от земли, в верхней точке нажал на педаль руля поворота. Педаль сломалась! Другим способом перевернуть самолет не удалось из-за малой высоты. Машина врезалась в землю...

По-другому видел происшествие летчик-испытатель Михаил Каминский. Когда съемки уже заканчивались, Анисимов неожиданно для всех, кто знал программу съемок, заходя на посадку, повел истребитель в «мертвую петлю» и завершил ее в нескольких метрах от земли. Издали казалось, что истребитель коснулся брюхом травы. Но этого было мало летчику, и он без перерыва выписал петлю второй раз и пошел на третью.

- Как бы три воздушных обруча поставил на землю возле посадочного знака, - говорит Каминский.

См.: Байдуков Г. Чкалов. М., 1981, с. 100.

И когда И-5 выходил из третьей петли на высоте стригущего траву полета, линию выхода пересек рулящий по земле самолет-разведчик. Никто не заметил, когда прилетел и сел на аэродром этот злосчастный самолет. Столкновение казалось неотвратимым. Анисимов, находясь под острым углом к земле, сумел оценить ситуацию и отвернул истребитель, толкнув педаль ножного управления. Аэродинамика машины ухудшилась, тонкий ювелирный расчет выхода оказался нарушенным, и высоты не хватило.

В стороне от рулившего самолета-разведчика истребитель Анисимова коснулся земли, перевернулся через винт, и земля будто выстрелила обломками изуродованной крылатой машины.

«Так погиб русский орел. Погиб, желая напомнить Алкснису, что он жив и может выполнить то, чего не сумеет сделать никто другой».

33. И. В. ТИТОВ

Я зашел к Павлу Игнатьевичу домой, чтоб вместе с и ним и Лидией Алексеевной отправиться на торжества» по случаю награждения орденами группы наших товарищей. За день до этого высшие награды - ордена Ленина - из рук Михаила Ивановича Калинина получили Гроховский и Александр Косарев. Торжественное собрание намечалось провести в здании ЦК ВЛКСМ.

Самой высокой из существовавших в то время наград Гроховский удостоился «за исключительные заслуги по техническому развитию Военно-Воздушных Сил РККА» - так говорилось в постановлении Президиума ЦИК СССР. Точнее же - за то, что наше бюро сумело отработать и сдало на вооружение армии все, что обеспечивало бойцов воздушного десанта оружием и снаряжением, вплоть до тяжелого вооружения и мотоавто-бронетехники.

В сознании авиационных специалистов всех степеней эти работы произвели поистине революционный переворот. Гроховский был человеком дьявольской, если так можно выразиться, интуиции - с этим надо родиться! Порой он сам себе не мог объяснить глубинного смысла того, что предлагал, а попадал всегда, как правило, в «яблочко». Про авиабус, например, говорили, что мы опережаем возможности техники, но что сама идея беспарашютного сбрасывания когда-нибудь, найдет свое воплощение. А мы: ее воплотили и при существующей технике, До недавних пор нас только ругали - за риск, за расход сил, средств, времени, а потом началл хвалить за выдумку, за смелость, за то, что сделанное нами работает на будущее.

1) Каминский М. В небе Чукотки. Магадан, 1967, с. 37-38.

Почему же так? Факторов было много, и главный из них - неспокойная, тревожная обстановка в мире.

Пришедшие к власти в Германии Гитлер и его приспешники, ликвидировав ограничения Версальского договора, усиленно вооружали страну, увеличивали регулярную армию, а для чего все это делалось, фюрер прямо сказал в своей книге «Майн кампф» («Моя борьба»): «...мы кладем предел вечному движений-германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на востоке... но когда мы говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства...»

И еще - полушутя-полусерьезно - нас прикрывала Минерва, богиня мудрости. Древние изображали ее в виде красивой женщины, возникшей из головы Юпитера: на голове ее шлем, в одной руке копье, в другой щит, у ног - священная птица, олицетворение бесшумного полета мысли. Минерва вооружена, и это символично: настоящая, большая идея, мысль должны уметь утвердить себя и защитить. Гроховский дружил с Минервой, он умел защищаться, утверждаясь.

На торжества по случаю награждения прибыли и товарищи из НИИ ВВС, что нам было очень приятно. К удивлению, я увидел среди них Скрипухина, вечно выступавшего против нашего КБ, брюзгу, погрузневшего и потерявшего лоск. Теперь он работал в институте не главным специалистом по парашютам, а просто консультантом. Он подошел ко мне в коридоре, взял за рукав, отвел в сторонку и заговорил неспешно:

- Внимательно слежу за вашей карьерой. Как и предрекал, вы с Гроховским блистаете! Энергии и разума у вас не отнять. Сделали немало полезного, и ходят слухи об укреплении вашего КБ. С удовольствием поздравляю первым. Повторяю, сделали вы очень много, хотя, двигаясь вперед, потоптали кое-кого. Имею в виду себя, - старого и сейчас никому не нужного технократа. Нет, - заторопился Скрипухин, - я не в обиде! Такова жизнь, молодой человек. Вы оказались правы насчет хлопчатобумажных парашютов примите мои искренние поздравления! Поверьте, хотелось бы идти рядом с вами, но... - Скрипухян поднял палец вверх, помолчал многозначительно. - Но... недругов расплодив лось столько, что я гашу в себе это желание, не хочу попадать под новые жернова. И вы увеличиваете ряды своих противников, залезая в чужой огород...

- Не понимаю вас?

- Лезете не в свое дело, милостивый государь, и я, как доброжелатель, считаю своим долгом предостеречь вас.

- Давайте точнее, товарищ Скрипухин, и короче, скоро торжественное собрание начнется.

- Зачем вам самолетостроение, уважаемый Иван Васильевич? Трудное дело - рога обломаете! Первый же неуспех - и вас с Гроховским перелицуют из ферзей в пешки... Зачем вам затея с женскими рекордами и с рекордами вообще? Рекорды - показуха, рекламная шумиха... Да, показуха, уважаемый Иван Васильевич, одна из многих видов авантюр! Поостерегитесь авантюр, кушайте свой хлеб и будете сыты.

- А как насчет авторитетов?

- Теперья не понял вас, Иван Васильевич!

- Французский конструктор Луи Бреге для вас авторитет?

- О, Бреге - значительная фигура!

- Так знаете ли, что сказала эта фигура, когда ее спросили, «полезны ли рекорды»?

- Просветите старика, просветите.

- Бреге ответил, что авиационные рекорды оказывают неоспоримое влияние на прогресс авиации. Работы, выполненные в первую очередь для рекордов, являются работами в высшей степени полезными, и их результаты полностью или частично применены уже в «текущей» авиации... Цитирую почти дословно. Следует ли из-за трудностей, с которыми сопряжены рекорды, оставить мысль о них, спросил Бреге и ответил: конечно, нет, и уже хотя бы потому, что рекорды, помимо огромного воспитательного значения, имеют свой особый престиж, являясь блестящим доказательством успехов, достигнутых данной нацией в области завоевания воздуха!

- Вы очень эрудированны, начитанны, много знаете - быть вам ученым, Иван Васильевич! Хорошо, пусть будут рекорды...

- Мы же занимаемся опытным 'самолетостроением, а в нем соревноваться не грешно. Кстати, Луи Бреге тоже не против соревнования, соревнование, говорит он, основа прогресса, начиная со школы, где ребенок учится читать... Кажется, звонок, нам пора?

- Минутку, минутку, - заторопился Скрипухин. - Забудьте, что я был к вам недобр... У меня просьба. Живет на свете молодой и очень грамотный инженер Вартанов. Вам собираются увеличивать штат. Он хочет работать у вас, только у вас, такое вот у него непреодолимое желание. В кадрах не возражают, прошу, не чините препятствий и вы, попросите об этом и Гроховского.

- Вот сами к нему и подойдите.

- Неудобно как-то после всего, что между нами было. Я рекомендую юношу для пользы общего дела.

- Ваш родственник?

- В какой-то мере. Очень дальний. Из приличной семьи, безусловно талантлив. Заранее благодарю вас, Иван Васильевич!

- Твердо не обещаю!

В президиуме я сидел рядом с Гроховским. Слушая официальный доклад не очень внимательно, я пытался ответить на вопрос: почему и зачем Скрипухин вдруг стал болеть за нашу репутацию? Приходили на ум самые простые ответы, но они меня не удовлетворяли, я знал: люди типа Скрипухина - сложные человеки.

Гроховский подвинул мне лист, на котором было написано: «Помнишь наш поход к Н. Островскому? Помнишь мысль, которую я высказал после?»

Конечно, я помнил тот день, когда мы посетили квартиру писателя. Гроховский прочитал «Как закалялась сталь» жадно, в один заход и был в буквальном смысле потрясен. По его мнению, не пером, а острым резцом правды писал автор эту книгу. Свои чувства, чувства участника гражданской войны, он высказал прикованному к постели Островскому, и это, кажется, обрадовало писателя больше, чем многочисленные поздравления с литературным успехом.

Довольно быстро нас вежливо выпроводили, намекнув, что с Островским хотят повидаться и другие. По дороге домой комсомольцы атаковали Гроховского многочисленными вопросами о его огненной юности, и он с удовольствием вспоминал боевые эпизоды, рассказывал о товарищах, похожих на Павку Корчагина, и заметил по какому-то поводу:

- Мальчишки двенадцати-пятнадцати лет впитывают науку жизни, братцы, как губка, им мало знакомо чувство страха. Так ведь? Учить их легче, чем взрослых, вот поэтому многие из них в борьбе вели себя как герои. Раз поверив, до смерти верили в идеал...

Именно об этом напоминал сейчас Гроховский.

Я пишу:

«Насчет мальчишек?»

Он тут же быстро отвечает:

«А почему бы не попробовать мальчишек в авиации и раньше, чем принято, сделать из них пилотов?»

Глава шестая

ГОД 1934-й

Дата добавления: 2015-10-24