Глава двадцать седьмая

Камерон подкрался к двери в спальню. Дверь была приоткрыта. Он прижался ухом к щели и прислушался. Дыхание было глубоким и равномерным, с чуть замедленным ритмом – так дышит человек, заснувший много часов назад.

Камерону пришлось ждать до полуночи, когда в квартире на первом этаже наконец загорелся свет. Затем он прождал еще час, пока в окнах не погас свет и не стихли все звуки. Лишь после этого он начал свои перемещения.

Камерон отвернулся от двери и подтянул на плече лямку рюкзака. Двигаясь на ощупь, он прокрался по короткому коридору, миновал двери в кухню и ванную и направился в гостиную.

Темнота здесь была густой, почти удушающей. По его расчетам, окно располагалось впереди, но, поскольку ни один луч света с улицы не просачивался внутрь, чтобы подсказать ему путь, Камерон закрыл глаза и вверил ориентировку в пространстве своим остальным чувствам. Он двинулся вперед, вытянув руки. Пальцы коснулись чего-то гладкого и холодного: кожаная обивка. Он прошел дальше.

Руки наткнулись на какую-то высокую, легкую конструкцию – та зашаталась и чуть не упала. Он отступил вправо, затем снова потихоньку двинулся вперед. По улице, шурша шинами по мокрой дороге, проехал автомобиль. Руки Камерона наткнулись на складки толстой ткани, и он открыл глаза. Окно. Камерон потянул за край шторы, пока тьму не прорезала полоска света, больно ударившая по глазам. Он обернулся и осмотрел комнату.

Топливо, кислород, жар – огненный треугольник. Слова гудели в голове, как мантра – гипнотическая, завораживающая. Камерон прищурился и стал вглядываться в полумрак, подыскивая место, пригодное для поджога. Главное – выбрать для огня подходящую стартовую точку. Камерон знал: огонь, как и тепло, всегда перемещается вверх. Но пламя нужно подкармливать. Чтобы выжить, ему требуется постоянная подпитка, свежая пища.

Он посмотрел на высокий викторианский потолок.

Огонь распространится по его поверхности в мгновение ока, но сперва ему нужно туда добраться. Камерон пощупал шторы, прикинул, какова их длина. Шторы тянулись от пола до потолка. Камерон усмехнулся. Идеальный проводник.

Протянув руку, он прикоснулся к холодной поверхности стены и нахмурился. Твердые стены – никудышное топливо. Как только сгорали краска и бумага, огонь тут же издыхал, если ему больше нечем было поживиться. Камерон осмотрел смежную стену и довольно кивнул. Стена, обшитая широкими деревянными планками, – идеальный маршрут для воспламенения, ведущий прямо к парадной двери. О пути для бегства можно не беспокоиться.

К этому моменту черные тени в комнате приобрели узнаваемые очертания и Камерон разглядел, что высокая конструкция, в которую он врезался, – всего лишь складная рама для сушки белья с развешанными на ней двумя полотенцами. Кожаная обивка, как выяснилось, принадлежала дивану и двум креслам округлых современных форм. Лучше не придумаешь. Конский волос, которым набивали старую мебель, загорался из рук вон плохо, но поролоновая набивка внутри дивана и кресел вспыхнет быстрее, чем хворост.

Камерон провел языком по губам.

Топливо, кислород, жар…

Он шагнул к раме для сушки белья и, подняв ее, придвинул к окну. Затем он взялся за ближайшее кресло и толкнул его. Колесики взвизгнули, и Камерон замер, затаил дыхание, прислушиваясь к звукам из спальни. Впереди, дальше по коридору, гудел холодильник; где-то сзади жужжала батарея отопления. Камерон сосчитал до тридцати. Ничего. Медленно выдохнув, он вытер руки о свои джинсы и стал понемногу подталкивать кресло. Он делал это до тех пор, пока оно не уперлось в сушилку.

После этого Камерон снял с плеч рюкзак и опустился на колени. Он вытащил из рюкзака плетеную корзину для бумаг, вчерашнюю газету, сигареты, спичечную книжку и керосин. Пристроив пустую корзину для бумаг между шторой и рамой для белья, он оторвал от газеты несколько полосок бумаги и затолкал их в корзину. Одно из полотенец он приладил так, чтобы его конец свободно свисал в нескольких дюймах над бумагой, а другое протянул через кресло. Затем он поднял край шторы и накрыл им сушилку, продев ткань между металлическими прутьями.

Камерон переместил вес тела с колен на зад и полюбовался делом своих рук. Штора, бельевая рама и кресло теперь образовывали единую зажигательную цепь, а посередине дожидалась своего часа корзина-детонатор. Камерона с головы до ног окатила жаркая волна.

Он открыл крышку канистры с керосином и налил немного жидкости в чашку. Разбрызгивая керосин на бумагу и замыкающие цепь штору и полотенца, Камерон почувствовал, как в нос ему ударил резкий металлический запах. Он отвернулся от корзины, зажег сигарету и поместил ее внутрь спичечной книжки, после чего установил устройство на дне корзины, выбросив оттуда мятые бумажки – ни одна из них не должна была соприкасаться с горящим табаком.

Наконец, поднявшись на ноги, он посмотрел на часы. Час сорок одна. Осталось девять минут на то, чтобы убраться отсюда.

Сунув руку в карман, Камерон достал батарейки, которые предусмотрительно извлек из квартирного устройства пожарной тревоги, и бросил их в рюкзак. В течение нескольких секунд он упаковал остальные вещи и перекинул рюкзак через плечо. Подойдя к окну, он приподнял оконную раму – дюймов на шесть, – чтобы впустить нужную порцию воздуха.

Топливо, кислород, жар.

Осторожно прокравшись через гостиную, Камерон вновь оказался в коридоре. В полумраке виднелась дверь в небольшой кабинет, через который он проник в квартиру. Чтобы вернуться к двери, придется пройти мимо спальни. Камерон тихо двинулся вдоль стены, стараясь равномерно распределять вес тела на обе ноги.

В темноте заверещал телефон, и Камерон вздрогнул от неожиданности. Звонок надрывался так, что, казалось, вот-вот поставит на ноги весь дом. Телефон, судя по всему, был где-то рядом – скорее всего, на столике в коридоре. Камерон, с трудом заставив себя сдвинуться с места, вжался спиной в стену. Кто это, бля, может звонить в такое время?

Сердце его, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он ждал неизбежной возни в спальне, ждал, что в коридоре вот-вот вспыхнет свет. Он насчитал восемь звонков. Девять, десять. Из-под куртки пахнýло теплом его собственного тела – острым и кислым, как от вареного лука. На двенадцатом звонке телефон заткнулся.

Камерон стоял у стены, будто парализованный. Он досчитал до шестидесяти, потом взглянул на часы. Осталось три минуты. Пора уходить. Он двинулся по коридору – медленно, дюйм за дюймом, не чувствуя ни рук, ни ног. Поравнявшись со спальней, он на миг задержался, прислушиваясь к дыханию за дверью. Ритм был тот же. Вдох-выдох, впуск-выпуск – как у пары миниатюрных кузнечных мехов.

Камерон проскользнул в кабинет. Он втиснулся в пустой оконный проем, спрыгнул и с хрустом приземлился на гравий внизу. Оконное стекло стояло там, где он его оставил, – у стены, вместе с присосками и шпателем. Он вставил стекло обратно в раму, затем уложил присоски и шпатель в рюкзак. Стекло торчало в раме кое-как, но теперь это не имело никакого значения. Скоро все улики сгорят дотла.

Камерон трусцой перебежал улицу, нырнул в свой автомобиль и бросил рюкзак на пассажирское сиденье рядом с собой. Сгорбившись над рулем, он закрыл глаза. Адреналин так и пульсировал в жилах. Дыхание превратилось в жесткий, обжигающий хрип. Он представил себе, что сейчас происходит там, в доме. Спичечные головки наверняка уже вспыхнули и подожгли бумагу. Корзина для бумаг растаяла, как сахарная вата под дождем. Он мысленно вообразил, как злые огненные языки тянутся ввысь – облизывая край шторы, пробуя ее на вкус, – затем неожиданно охватывают ее по всей длине, чтобы тут же сожрать всю комнату.

Камерон открыл глаза и уставился на окна квартиры. Сквозь просвет между шторами мерцало оранжевое зарево. Он опустил стекло. Дождь прекратился, и мандариновые блики пожара уже отражались на мокрой мостовой. Камерон посмотрел, как языки пламени сливаются в содрогающиеся, неистовые клубы, как с наслаждением набрасываются на шторы, повертевшись юлой у оконного стекла. Он часто, неглубоко задышал, охваченный приступом омерзительного возбуждения. Сейчас он будет его смаковать. Отвращение к себе придет потом.

Он смотрел на огонь, пока хватало смелости. Окна сотрясались, изрыгая в ночное небо черный дым. Пламя шипело, трещало и выбрасывало вверх фонтаны искр. Камерон ощутил жар у себя на лице, вдохнул сладкий дымный аромат обугливающейся древесины. Послышался нарастающий грохот, как от реактивной эскадрильи, – это обрушилась часть потолка. Огненные языки вырвались из окон, взлетев ввысь на тридцать-сорок футов; их конические вершины застыли высоко в воздухе.

Он попытался представить себе обжигающий жар в квартире – затрудненное дыхание, удушье, гибельный дым… И парализующий страх сгореть заживо. Камерон закрыл глаза и усмехнулся.

Никто не выживет в этом аду.

Дата добавления: 2015-10-02