Россия, г. Улан-Удэ. В статье представлены основные результаты проведенного автором исследования

В статье представлены основные результаты проведенного автором исследования культурного пространства и образов постсоветского Улан-Удэ1. Цель этой работы заключалась в том, чтобы представить постсоветский Улан-Удэ, городскую историю и культуру через связанные с ними образы городского пространства. Методологически исследование опиралась на ландшафтно-образный подход к изучению культурного пространства города2 и, в частности, на визуальный (ландшафтный) и документальный (неландшафтный) анализ городского текста.

В результате мы пришли к выводу, что Улан-Удэ, характеризующийся общими для многих российских городов качествами, одновременно обладает целым рядом историко-культурных особенностей, формирующих отличительный метатекст городской культуры. Развитие культурного пространства Улан-Удэ в постсоветский период его истории было связано с потребностями самоопределения города, переосмысления городской идентичности в новых политико-экономических и социокультурных условиях конца 1980-х-начала 1990-х гг. Существенную роль в этом процессе сыграли развернувшиеся в Республике Бурятия со времени Перестройки процессы этнокультурного и, в частности, религиозного возрождения у бурят и русских. В связи с развитием Байкальской туристической зоны, начиная с 2000-х гг., на формирование и утверждение пространственных представлений об Улан-Удэ, составляющих его культурное пространство, существенное влияние оказал туристический вектор развития города и республики. Это выразилось во множественных эффектах фольклоризации и экзотизации культурного ландшафта города, манифестации его исключительности.

Постсоветский Улан-Удэ являет собой пример сложного полисемантического пространства, в котором сосуществуют, изменяются и взаимодействуют различные культурные контексты, сформировавшиеся на протяжении сравнительно долгой истории города от Удинского зимовья до столицы Республики Бурятия. Продолжающийся территориальный и демографический рост поселения в целом не нарушает сложившихся стереотипов в отношении Улан-Удэ; напротив, он во многом способствует закреплению существующих символических зон и знаковых характеристик. Одновременно постсоветская модернизация вносит в формирующийся городской культурный метатекст новые коннотации и нюансы, во многом определяющие, с одной стороны, настроения и оценки горожан, а с другой стороны – цели, направления и способы развития города в различных аспектах.

В исследовании в ходе анализа исторических особенностей города, нарративов административного, академического, туристического, художественного дискурсов о постсоветском Улан-Удэ, а также материалов дискурса СМИ нами были сформированы предпосылки для определения и легитимации современных образов города. Учитывая исторический контекст, мы определили семь наиболее мощных контекстов (групп признаков), характерных для постсоветского Улан-Удэ. В исследовании они получили названия: «город-столица», «город с азиатской душой», «Улан-Удэ и память о “Старом городе”», «Улан-Удэ и память о “советском”», «город-деревня», «город окраин» и, наконец, «город культур».

Каждый из выявленных культурных контекстов связан с дореволюционными и советскими историко-культурными реалиями города. В ходе анализа эмпирических данных мы выяснили, что восприятие Улан-Удэ в качестве «города-столицы» опирается на представление о нем как о «единственном городе республики», «общереспубликанском центре», «центре общественной жизни республики», «городе, устремленном в будущее», «транспортном узле Забайкалья», «порождающем центре республики», «центре своего мира», «звезде республики», «колыбели республики». Культурный контекст «город с азиатской душой» выстраивается на основе таких образов, как: «столица бурятского мира», «очаг национальной культуры», «столица Байкальской Азии», «буддийская столица России», «ворота в культурный мир Азии». Воспроизводство культурного контекста «Верхнеудинск в Улан-Удэ» связано с артикуляцией его дореволюционного прошлого и образов «города-форпоста», «старого города», «города исторического», «торгового города», «города славных купеческих традиций». «Советское в постсоветском Улан-Удэ» обнаруживается в ходе его интерпретации в роли «советского», «социалистического», «(пост)индустриального города», «типично российского города», «советской столицы национальной республики». Контекст «город-деревня» включает такие пространственные представления, как «маленький город», «большая деревня», «не-город». В качестве признаков «города окраин» нами обозначены следующие образы постсоветского Улан-Удэ: «город фрагментов», «город-мозаика». Наконец, заключительный контекст, представляющий постсоветский Улан-Удэ как «город культур», был описан нами исходя из представлений о нем как о «многонациональном», «многоконфессиональном» городе, «самом толерантном городе России», «воротах в этнокультурный мир республики», «зеркале этнокультурного разнообразия республики», «центре Забайкальского этнокультурного и религиозного ренессанса».

Важно отметить, что вначале мы рассматривали каждый из культурных контекстов как отдельный фрагмент культурной реальности города, самодостаточную, автономную структуру, способную в определенных условиях «закрыть» собой остальные. В заключение мы проанализировали выявленные контексты в их совокупности, представив модель культурного пространства постсоветского Улан-Удэ. Данное пространство было представлено и интерпретировано нами как совокупность сосуществующих контекстов, каждый из которых ориентируется на свою доминанту (главный признак) и организуется вокруг существующих в ландшафте знаковых мест (модель места как палимпсеста). Это позволило не только соотнести содержащиеся в контекстах признаки города и соответствующие им знаковые места, но и прояснить характер корреляционных и иерархических связей между контекстами.

Рассмотренные в таком ракурсе контексты, как показало исследование, представляют культурное пространство постсоветского Улан-Удэ в качестве системы, воспроизводящейся на основе сосуществования трех исторических реальностей (дореволюционной, советской и формирующейся постсоветской). Органичное переплетение этих реальностей в современной ситуации обеспечивается во многом за счет представления о городе как о (неизменном) историческом центре, столице региона, республики. В архитектурно-средовом смысле эту интегрирующую роль играют знаковые сегменты городского ландшафта, отчетливо сигнализирующие о том, продуктом каких исторических эпох является город.

Второй значимой составляющей культурного пространства постсоветского Улан-Удэ являются реалии сосуществования и взаимодействия различных культур и, в частности, религий и верований (главные из которых в городе сегодня – буддизм, православие и шаманизм). При этом в системе пространственных представлений о современном Улан-Удэ, как показало исследование, доминирующее положение приобретает идея «города с азиатской душой», «города-столицы Байкальской Азии». В целом мы можем говорить о двух доминантных контекстах культурного пространства современного Улан-Удэ – контекстах, представляющих его в качестве «исторической столицы» и «города с азиатской душой».

В результате проведенного исследования мы пришли к выводу, что в дискурсном «столкновении», связанном с утверждением образов города, наибольшую поддержку имеют четыре контекста – «город-столица», «город с азиатской душой», «Улан-Удэ и память о “Старом городе”», «город культур». Именно они сегодня и задают рамку культурного восприятия города. Оставшиеся три контекста («Улан-Удэ и память о “советском”», «город-деревня», «город окраин»), весьма значимые с точки зрения наличной реальности города, в целом выпадают из его официальной (публичной) презентации, оставаясь значимыми на уровне повседневности (повседневного дискурса).

Среди образов пространства постсоветского Улан-Удэ, формирующих отличительный метатекст городской культуры, можно выделить основные: «город-столица», «столица Азии Байкальской», «столица бурятского мира», «город исторический», «торговый город», «город славных купеческих традиций».

Исследование структуры и содержания культурного пространства постсоветского Улан-Удэ позволило выявить многообразные связи между современными пространственными интерпретациями города и его дореволюционной, а также советской историей. Это позволяет говорить о том, что культурное и историческое восприятие города сегодня особенно тесно связаны. Перечисленные выше пространственные представления о постсоветском Улан-Удэ отражают его глубокую политекстуальность, которая оказалось значимой на современном этапе развития города. Вместе с тем артикуляция того или иного представления об Улан-Удэ зависит от задач его (вос)производства, формулируемых и реализуемых разного рода общественными акторами. Показательно доминирование образов «столицы Байкальской Азии» и активное развитие образа «древнего города», связанного с Гуннским городищем, ставших значимыми с точки зрения публичной (внешней) репрезентации города в последние годы. Интрига современной ситуации заключается, пожалуй, лишь в том, что все происходящие события – это лишь начало будущих изменений, участниками которых горожанам еще предстоит стать.

Среди «старых» задач, которые стоят перед городскими властями и местным сообществом, мы решили отметить четыре. Во-первых, в городской архитектурной политике все еще слабо отражены особенности уникальной природной среды города, сложенной из рек, лесов, холмов и т.д. Слабо обыграна селенгинская и удинская пространственная панорама: не выделена специфика города, связанная с его расположением на двух достаточно крупных реках и холмистой территории. Во-вторых, в архитектуре Улан-Удэ все еще не нашли достаточного отражения национальные особенности местного сообщества, связанные в первую очередь с культурой бурятского народа, в то время как город позиционируется в качестве столицы национальной республики. В-третьих, в Улан-Удэ в целом системно не реализуется комплексная застройка микрорайонов, направленная на формирование в конкретных его точках таких архитектурных ансамблей, которые бы обладали единством идеи и стиля (например, таким стал ансамбль Площади Славы в соцгородке ЛВРЗ). Наконец, в-четвертых, в планировочной политике и реальном строительстве остается нерешенным вопрос о сохранении знаковых идейно-смысловых и архитектурно-выразительных ансамблей, имеющих историческую ценность.

Улан-Удэ не хватает символа, который мог бы, с одной стороны, ярко и информативно, а с другой стороны, просто и понятно отображать современную специфику города / местного сообщества или же, что более реалистично, один-два наиболее значимых его образа. Важно при этом, на наш взгляд, чтобы и символ, и соответствующие образы Улан-Удэ было тесно связаны с образными моделями более широких территориальных образований (Республики Бурятия, Байкальской Азии, России).

Надо отметить, что за последние десять-двадцать лет, несмотря на известные проблемы городского бюджета, а также характерную для всей страны слабость института общественных дискуссий, в Улан-Удэ произошли значимые сдвиги в осмыслении и переформатировании культурного пространства, составляющих его образов и знаковых мест. Постепенно обретает свои очертания единая общегородская идея, становятся более содержательными и выразительными другие образы города. Вполне понятными и известными являются обозначенные выше проблемы, и это открывает широкое поле для содержательной проектировочной работы.

Дата добавления: 2015-08-20