В мире московского модерна. Особняк Рябушинского

Рисунок Добужинскою к открытию архитектурной выставки

Эпоха модерна в России была ко­роткой по времени, захватывая конец XIX века и первое десятилетие XX ве­ка. Это был период противоречий, двойственности, предчувствия конца. Модерн пришел в Россию из Европы. В Санкт-Петербурге он был подчинен классическому облику города, внося в этот облик новые черты. Здесь особен­но сильно ощущалось влияние северного модерна. Модерн был приспособлен к существующей архитектурной среде, к суровой северной природе, а новые ма­териалы вызывали к жизни новые архитектурные решения. Появлялись огром­ные стеклянные эркеры, арки с барельефами, металлические ограды, новый ор­наментальный декор. Для облицовки домов использовались различные камен­ные фактуры: полированный, рваный камень, необработанный (скальный).

Московские особняки модерна хорошо сочетались с ампирными зданиями, завершая поэтические ансамбли улиц и переулков. Отличительной чертой мос­ковского модерна был синтез архитектуры, прикладного и изобразительного искусства. Интерьеры расписывались лучшими художниками (М. Врубель, В. Васнецов), широко применялись майоликовые панно на фасадах с сюжетны­ми или цветочными композициями. В последних часто изображались сирене­вые ирисы, бледно-желтые лилии — любимая гамма символизма. Чисто рус­ской чертой было включение сказочных или мифологических образов как в роспись интерьеров, так и в мелкую пластику.

Большую роль играли художественные объединения при каком-либо меце­нате. Самым знаменитым был Абрамцевский кружок, созданный на базе име­ния СИ. Мамонтова — выдающегося деятеля культуры, драматурга, скульпто­ра, строителя дорог, миллионера. Здесь собирались такие художники как М. Антокольский, И. Репин, В. Поленов, В. Васнецов, коллекционировались произведения народного искусства, возрождались народные промыслы, занима­лись керамикой. Врубель создал технологию изготовления майолики. В. Поле­нов и В. Васнецов спроектировали церковь Спаса Нерукотворного, несколько

домиков-павильонов в русском стиле было построено Гартманом и Ропетом («избушка на курьих ножках» и др.). Благодаря атмосфере творческого сотруд­ничества здесь действительно возник синтез искусств.

Общая славянофильская ориентация членов кружка оказывала влияние и на облик жилых домов, была заметна фольклоризация в декоре и росписях. Сохра­нился московский городской дом В.М. Васнецова (1894) в Троицком переулке -активного участника мамонтовского кружка, который прожил здесь до 1926 года. Дом стоит в тихих переулках вдоль Мещанских улиц. Это рубленый деревянный терем со стилизованной крышей, поставленный на белый оштукатуренный «под-клет» 1-го этажа. Весь интерьер, оборудование, мебель выполнены художником в духе его представлений о древнерусском стиле. Воспроизведены некоторые арха­ические черты деревенского русского быта. Сейчас это музей, в котором выстав­лены подлинные вещи Васнецова, рисунки, акварели, а в мастерской — большие картины. Невзирая на явное «славянофильство» постройки, в интерьере уже про­глядывают элементы модерна. Шаляпин писал, что этот дом «нечто среднее меж­ду современной крестьянской избой и древним княжеским теремом». Привер­женность к национальным традициям привела к появлению жилых домов с ги­пертрофированными каменными формами, имитирующими деревянные дома (дом Игумнова, ныне посольство Франции).

Однако стиль жилища этой эпохи определялся другими зданиями. Это были особняки, строящиеся, в основном, для богатых купеческих семей и во многом повторявшие черты аналогичных зданий в Европе. Ведущими московскими ар­хитекторами того времени были Ф. Шехтель, Л Кекушев, И. Иванов-Шиц. В первых сооружениях этого направления заметны сильные элементы стилизации. В особняке Морозовой — готические мотивы, в собственном доме Шехтеля в Ер-молаевском переулке (1896) и в доме Кекушева (1901) — стилизация внешних форм средневековой архитектуры. Однако в организации внутреннего простран­ства уже виден новый подход к проектированию жилища. Не будем забывать, что русские архитекторы были хорошо знакомы с идеями английского движения и европейского модерна. Нарочитая асимметричность, группировка помещений вокруг вертикального пространства центральной лестницы, световые фонари, со­здающие ощущение раскрытое™ интерьера, внимание к функциональным тре­бованиям были характерны для многих частных домов, спроектированных в эти годы (особняки А.И. Дерожинской, Миндовского, несколько домов для многочис­ленных членов семьи Морозовых и Рябушинских, дача в Петровском парке, соб­ственный дом Шехтеля в Ермолаевском переулке).

Один из самых блестящих памятников жилой архитектуры того времени -особняк Степана Павловича Рябушинского, начатый строительством в 1900 го­ду по проекту Ф.О. Шехтеля на углу Малой Никитской улицы и Спиридонов­ки. Заказчик — представитель третьего поколения знаменитого торгово-про­мышленного клана. У Павла Михайловича Рябушинского (сына основателя ди­настии) было восемь сыновей и пять дочерей, и все они ничем не походили на героев пьес Островского. Это были образованные люди, многие профессиональ­но обучались в Англии и Германии. Среди них были банкиры, промышленни­ки, ученые, коллекционеры, просто яркие личности, игравшие значительную роль в политической и интеллектуальной жизни предреволюционной России.

Дом Игумнова в Москве (ныне посольство Франции), архит. Н.И. Поздеев

Дача Морозовых под Москвой, архит. Ф. Шехтелъ, фасад (студенческая работа)

М

Главный фасад дома СП. Рябушинского (студенческая работа)

План первого этажа дома СП. Рябушин­ского:

1 — прихожая, 2 — гостиная, 3 — столовая, 4 — кабинет, 5 — спальня, 6 — кухня, 7 -холл

Колонна на галерее второго этажа

Интерьер холла (главная лестница)

Фрагмент плана с рисунком полов (обмеры студентов МАрхИ под рук. В.П. Чукловой)

1!)

Как и многие крупные купеческие семьи Москвы, Рябушинские были ста­рообрядцами. Старообрядчество наложило отпечаток на всех членов семьи. Им были присущи строгие моральные устои, душевная твердость, упорство, уме­ние выживать, которое особенно помогло им в годы эмиграции. У Степана Ря-бушинского глубокая религиозность сочеталась с любовью к древнерусской иконописной живописи. В семейном бизнесе он занимался вопросами произ­водства и продажи продукции. Однако главным делом его жизни стало коллек­ционирование икон. В 1913 году по его инициативе была организована выстав­ка древнерусского искусства в Москве. Он мечтал о создании «Музея икон» и только революция помешала осуществлению этого замысла.

Формально владелицей дома была мать Степана Павловича, однако стили­стическое решение определялось им самим под влиянием яркого проекта Шех-теля. Это была городская усадьба, включающая собственно особняк, сад и хо­зяйственный корпус (конюшни). Монументальная ограда с металлической ре­шеткой («бегущая волна») отделяет участок от улицы. Массивный объем зда­ния перекликается со столь же внушительным объемом церкви Большое Воз­несение напротив. Во времена Шехтеля это были основные доминанты двух-трехэтажной застройки. Боковой и главный фасады равнозначны, что подчер­кивает объемность композиции. Пастельные тона, обилие майолики, древовид­ные оконные переплеты — все это декоративные приемы модерна. Здание за­вершается силуэтной крышей с большим выносом карнизов и майоликовым фризом по всему периметру.

В отличие от горизонтального развития внутреннего пространства в тради­ционных усадьбах Шехтель сделал композиционным ядром лестничный холл, вокруг которого по спирали размещаются общие комнаты первого этажа, ниша на промежуточной площадке, малая гостиная второго этажа и, наконец, гале­рея перед спальней хозяйки. Это динамичное внутреннее движение хорошо ощущается посетителями. Сама лестница — уникальное сооружение. Причуд­ливый изломанный парапет зеленоватого мрамора на фоне умбристых стен, трехярусный витраж голубовато-синих тонов в углу промежуточной площадки, плафон настенного светильника, изображающего золотые щупальца морского животного — все это символы движения волн, воздуха, неба, выхода к свету, На капители колонны в галерее второго этажа как символы противоборства светлых и темных сил изображены лилии и безобразные саламандры.

Первый этаж был занят общими помещениями: прихожая и столовая с ве­ликолепными паркетными полами, гостиная, кабинет хозяина. Кухня и служеб­ные помещения размещались в подвале. На втором этаже находились личные комнаты хозяйки и помещения для экспозиции икон (знаменитые «черные ком­наты»). В коллекции Рябушинского было много старообрядческих икон XIII— XVI веков. Как и в большинстве богатых старообрядческих домов, в особняке была тайная молельня на третьем этаже — квадратное в плане помещение, пе­рекрытое куполом (круг и квадрат — символы вечности). Шехтель сам спроек­тировал все декоративные детали интерьера, лепнину и росписи, лампы, све­тильники, бронзовую фурнитуру, паркетные полы, оконные переплеты, двери, создав собственную «картину мира», полную символов и ассоциаций, зачастую непонятных без специальных разъяснений.

После революции Степан Павлович вместе со своими братьями (к счастью для них всех) успел выехать за границу. Фамилия Рябушинских на многие де­сятилетия стала символом капиталиста-кровопийцы, желающего, по выраже­нию И.В. Сталина, задушить народ «костлявой рукой голода». Коллекции всех братьев остались в России и были разбросаны по разным музеям.

Сам Степан Павлович жил в Италии и прослыл знатоком русского искус­ства. С начала Великой Отечественной войны был лоялен к России, никогда не сотрудничал с немцами, умер в Милане в 1942 году. Ф.О. Шехтель прожил при советской власти девять лет. Самый блестящий мастер московского модерна за­казов не имел, жил в коммунальной квартире и умер в бедности в Саратове.

В течение последующих семидесяти лет делалось все, чтобы исчезла всякая память о первых владельцах дома. В доме размещались различные учреждения (отдел комиссариата иностранных дел, издательство, психоаналитический инсти­тут и детский дом, Общество культурных связей с зарубежными странами — ВОКС). Помещения перегораживались и перестраивались. С 1931 по 1936 год в особняке жил со своей семьей А.М. Горький. Ему не нравился этот дом, он счи­тал его «нелепым». Это утонченное искусство было, очевидно, ему чуждо. Тем не менее мы должны быть благодарны Алексею Максимовичу. Хотя дом и понес некоторые потери (разобран мраморный камин в гостиной, уничтожены некото­рые лепнины), благодаря имени знаменитого пролетарского писателя само зда­ние и большая часть интерьеров сохранились и были открыты для посещений.

* * *

Период модерна, как в Европе, так и в России, был недолог: всего около двух десятилетий. Тем не менее он разрушил академические догмы, выразил дух эпохи и расчистил дорогу поискам авангарда. Метод формирования жили­ща изнутри наружу был впоследствие воспринят и функционалистами, и кон­структивистами.

Перелом веков (1900—1901) был особенно знаменателен в истории «ново­го» жилища: в этом году Ф.Л. Райт впервые опубликовал в журнале один из проектов «домов прерий», Ч. Макинтош начал проектировать Уиндхилл-хауз под Глазго, Ф. Шехтель — особняк Рябушинского в Москве, а Антонио Гауди начал строить квартал — сад в парке Гуэль, создавая неповторимый стиль ката­лонского модерна. В Дармштадте был построен поселок для художников из 15 домов, большую часть которых спроектировал Й. Ольбрих — лидер венского Сецессиона. Это была вершина в развитии стиля.

Громадное значение имело создание в 1907 году немецкого Веркбунда — объединения архитекторов, художников, социологов, промышленников, ставя­щих задачу поднять художественный уровень массовых промышленных изде­лий. С течением времени в европейском модерне наметилась тенденция к пол­ному отказу от орнаментики — зарождались новые идеи формообразования.

К наследию модерна обращались и в 70-е годы прошлого века в поисках путей преодоления некоторой механистичности позднего модернизма. Да и в наше время романтический облик этих зданий, блестящее качество дизайна интерьеров и высокий уровень мастерства исполнителей привлекают как про­ектировщиков, так и заказчиков.

Дата добавления: 2015-10-16