|
Читайте также: |
(авторский парафраз начала тропаря свв. Антонию и Феодосию).
Откуда и куда идет русский странник по такой же, как и он, исполненной скромного колорита русской дороге?
Нищету Христову возлюбивша, бессмертныя трапезы ныне наслаждаешися, безумием мнимым безумие мира обличивши, смирением Крестным силу Божию восприяла еси, сего ради дар чудодейственныя помощи стяжавшая, Ксения Блаженная, моли Христа Бога избавитися нам от всякого зла покаянием.
Тропарь, глас 7.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. На сем месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчаго в ранге полковника Андрея Федоровича. Осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 лет. А всего жития 71 год, звалась именем Андрей Федорович. Кто меня знал, да помянет душу мою для спасения души своей. Аминь.
Ксения в молодых годах осталась вдовою(26 лет); раздав всё свое состояние бедным, она надела на себя одежду своего мужа и под его именем странствовала 45 лет, не имея нигде постоянного жилища
Что-то чрезвычайно странное творится и с «гендерной идентичностью» странников русских дорог. Ксения Петербургская, будучи не в силах смириться со смертью супруга, отождествляет себя с ним, нося его имя…
Кондратий Селиванов … самым радикальным образом лишает себя не только гендера, но и пола, найдя себе и массу очарованных последователей.
Григорий Распутин, постранствовав «в сибирских странах» - наоборот..,
Рассматривая последний случай как не очень редкое, но исключение, мы видим, что дорога нивелирует, упраздняет или опрокидывает гендер. Это – знак отказа от функции воспроизводства жизни. Дорога в некотором смысле обеспечивает этот отказ даже прочнее, чем монастырь: на пустынной дороге страннику некому отразить его половую принадлежность, отчего истинная «гендерная идентичность» получает пусть и «странное», но безусловно непритворное выражение.
СТРАННИК, ЮРОДИВЫЙ И СКОМОРОХ.
Исследуя типологию путешествующих по русским дорогам Нового времени, можно сравнить сам по себе многозначный образ странника, - с деловыми, паломниками и туристами.
Символически их можно увидеть в поперечном разрезе нашей древней, много повидавшей дороги, имеющей 4-х-рядное движение: по два ряда в каждую сторону.
Во втором, «быстром» ряду скачут на тройках, в экипажах разного рода чиновники и купцы. Они серьезно относятся к жизни.
В первом ряду, помедленнее, едут туристы, и паломники, - им спешить особенно некуда, им уже более интересно, что происходит вокруг, на самой дороге, и в них самих.
Странника на дороге нет.
Он один идет против движения по обочине, как предписывают уже современные правила дорожного движения.
Но странник тоже не совсем один.
Сделав еще один разрез многострадальной русской дороги, - вдоль обочины, мы увидим столь же (буквально) маргинальные фигуры, бредущие по полям вдоль дороги. Это – Юродивый и Скоморох. Трудно представить повседневный быт более подходящий для них, чем быт дорожной обочины.
Странника, юродивого, и скомороха объединяет и общий маргинальный социально-психологический статус.
Как писал Бахтин о плуте, шуте и дураке, это – «бездонные, доисторические образы». Похожее можно сказать и о нашей, частично смещенной от бахтинской, типологии странника, скомороха и юродивого. Они служили тревожащими знаками беды, трагичности и относительности ценностного мира «среднего» человека.
Все трое – если не «дураки», то сумасшедшие и по крайней мере «ненормальные». Приняв штамп «дурака», мы получаем одного из двух главных героев хрестоматийно известной цитаты о «двух бедах» России. Дороги – второй «персонаж» этого удивительного «многочлена» русской литературной мифологии.
Не очень важно то, что невозможно найти первоисточник популярной фразы. Важно, что она скрывает в себе скрытые даже для самого её автора глубокие и непривычные значения и перспективы.
Интересно уже то, что их при желании можно заподозрить в далеком однокоренном родстве. Во всяком случае, только «дураков» могут удовлетворять плохие дороги. Скорее всего, именно такие дороги и милы Страннику, Скомороху и Юродивому, - в качестве гармоничного приложения к внутреннему ощущению трагичности, несерьезности и обманчивости существования.
Похоже, что это есть заглавный архетип русской культуры, картина ее хронотопа: Странник, Юродивый и Скоморох бредут друг за другом по пыльной обочине сибирского тракта. Каждый из них бежит от чего-то своего, но объединяет их отсутствие настоящей посюсторонней цели.
Как замечал Бахтин, их бытие -
…является отражением какого-то другого бытия, притом не прямым отражением. Это – лицедеи жизни, их бытие совпадает с их ролью, и вне этой роли они вообще не существуют.<…> Им присуща своеобразная особенность и право быть чужими в этом мире, ни с одним из существующих жизненных положений этого мира они не солидаризируются, ни одно их не устраивает, они видят изнанку и ложь каждого положения. <…> Они восстанавливают публичность человеческого образа: всё бытие этих фигур… сплошь и до конца вовне, они, так сказать, всё выносят на площадь, вся их функция к тому и сводится, чтобы овнешнять, – но не свое, а чужое бытие, другого у них нет.
Что касается странника, «овнешняет» его только дорога. В отличие от скомороха и юродивого, он занят скорее противоположным овнешнению: делает внешний мир суммой своего внутреннего мира, «пропуская пространство через себя».
Всех троих общество могло воспринимать как полезные и иногда даже необходимые для себя фигуры, служащие обществу в качестве медиумов, целителей «душ и телес», антологии мудрости и хрестоматии свободы.
Шут и дурак – метаморфоза царя и бога, находящихся в преисподней., в смерти (сравните аналогичный момент метаморфозы бога и царя в раба, преступника и шута в римских сатурналиях и в христианских страстях бога). Здесь человек находится в состоянии иносказания…
Основная задача у обоих – <…> разоблачение всяческой конвенциональности, дурной, ложной условности во всех человеческих отношениях.
По мысли Бахтина, их маски дают им исключительные права не понимать, передразнивать и гиперболизировать жизнь; право срывать маски с других, браниться почти культовой бранью и пр.
Необходимо отметить для многих очевидное: «дурак» в европейском романе, рассматриваемом Бахтиным, совсем не тождественен юродивому, так распространенному в средневековой Руси. В отличие от Европы, русскому юродивому был присущ только один театральный жанр: трагедия.
Путь земной представлялся русскому народу путем бегства и странничества. <…>
В духовных стихах была высокая оценка нищенства и бедности.
Калинин: «- Всё больше людей думают этак: - бросить надо всё! И я тоже: долгие годы соображал: - зачем служу, какая выгода? <…> А человек где? Может быть, для меня полезнее ничего не делать и в пустое место смотреть… сидеть вот так ночью и смотреть… и больше ничего!»
Калинин у Горького не желает разделять цель жизни, и ее средства, тем более не желает сам быть средством для чужих целей.
- Вот – и дождь, и холод, и всё, - тихонько говорит он, - а хорошо ведь! - Чем - хорошо?
- Никому, кроме Бога, не обязан. Ежели сносить неприятности, так лучше от него, а не от себе подобного…
Именно общество, «себе подобные», взаимные обязанности и эксплуатация членов организма, диктующего свои законы и условные гарантии, закрывают отдыхания Абсолюта, разлитого в свободной от условностей природе.
Генерал: жизнь, говорит, шахматы, каждая фигура имеет свой собственный ход…
- И тогда стал я, братец ты мой, всматриваться в эту их игру, и увидал я, что живут все они в разных ненужностях, очень обременены ими и всё это не имеет серьезной цены. Книжечки, рамочки, вазочки и всякая мелкая дребедень, а я – ходи промеж этого, стирай пыль и опасайся разбить, сломать. Не хочу! Разве для этих забот мать моя в муках родила меня и для этой жизни обречен я по гроб? Нет, не хочу, и позвольте мне наплевать на игру вашу, а жить я буду, как мне лучше, как нравится…
- Ух! – воодушевленно крикнул он, надув щеки и покраснев от какого-то внутреннего усилия.
- Весьма много видел я и земли и людей, и уже много есть на Руси таких, которые понимают себя и пустякам предаваться не хочут. «отойди от зла и тем сотворишь благо», говорил мне старичок, а я уже до него понял это!
Так как пользование дорогами коллективно, дороги являются средством познания обществом, миром самого себя. Мотив дороги в культуре является универсальным знаком, символом перехода, трансформации. Дорога символизирует и любовь, и смерть, - либидо и танатос, которые и сами по себе диалектически сложно и многообразно связаны. Для осуществления развития и обновления нужен диалог, а значит, и партнер по диалогу…
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Лучше посох да сума | | | Поклониться любви и кресту. |