Мне оставалось только молиться, чтобы у Маруси не вышло неприятностей из-за меня.

— Какой надо быть идиоткой, чтобы дарить фото пленному! — заорал майор, швыряя снимок на пол.

Действительно, начальником лагеря руководила только жадность. Бедняга майор! Жалкий, словно уличный попрошайка. Я вспомнил, как Михайлюков сказал про Демина, что второго такого доброго начальника лагеря не найти. Только теперь я понял, с какой заботой Михайлюков и Демин прикрывали меня от сотрудников политотдела. Я остро ощутил свою беззащитность. В лагере в Братске я был на особом положении, теперь стал обычным военнопленным. С этой минуты остается рассчитывать только на себя, на свое некрепкое здоровье.

Досмотр, занявший три часа, закончился. Майор Кутный попросил поставить подпись на наших передаточных документах. Тут произошло неожиданное событие, которое порадовало меня, — конвоир отказался расписываться.

— Время уже за десять! Принять их не могу!

Ошеломленный майор злобно уставился на солдата.

— Это приказ! — исступленно заорал он.

— Я вам не подчиняюсь!

— Начальник лагеря имеет право отдавать приказы конвойной роте!

— Вы имеете право распоряжаться мной только через командира конвойной роты. Я выполняю приказы только своего непосредственного начальника.

— Приказы начальника лагеря даются от имени министра внутренних дел. Ты хочешь сказать, что не подчиняешься министру?

— Министр внутренних дел запрещает этапирование в ночное время на расстояние свыше ста километров.

Лицо старшины выражало решительность.

— Раз так, зови своего комроты!

Старшина вылетел за дверь. Кутный метался по маленькой комнате. На пороге появился лейтенант, командир роты, и с ним старшина.

— Товарищ майор! Приказ министра внутренних дел запрещает этапирование в темное время суток на расстояние свыше ста километров. Смена давно закончилась. Мы этих двоих принять не можем, — твердо заявил лейтенант.

Начальник лагеря был крайне раздосадован, однако не забыл прихватить свою добычу.

— Этих на гауптвахту! — бросил он конвоиру, резко распахивая дверь.

Преисполненный расположением к старшине и лейтенанту, которые так лихо расправились с начальником лагеря, я обратился к командиру роты:

— Неужели нас отсылают еще более чем на сто километров?

— На целых двести с гаком.

Из этого ответа я сделал вывод, что штрафной батальон находится или в Тайшете, или где-то поблизости от него.

— В пути полагается, верно, паек? А нам и хлебной корки не дали!

— Как? Не получили хлеба? Сволочь он, этот майор! До места назначения целых три дня пути. Ничего, завтра утром потребуем!

Ночь мы провели в погребе. С потолка, кое-как обитого досками, капала вода. Ложе представляло собой несколько голых досок. Я лег, даже не разувшись, но не мог сомкнуть глаз из-за пронизывающего холода.

«Если среди старших офицеров Советской Армии есть такие ничтожества, как Кутный, то как она могла разгромить непобедимую германскую армию? В чем секрет победы?» — размышлял я, ворочаясь на жестких сырых нарах.

Одна из причин, вероятно, в строгой субординации, которую сегодня продемонстрировал нам старшина-конвоир, не оробевший перед зарвавшимся майором. В японской армии такого старшину майор высек бы, отправил на гауптвахту со строгим режимом, понизил в звании, а в худшем случае пристрелил бы строптивца на месте.

Видимо, в Советской Армии значительно больше элементов демократии, чем в японской. Какова же в таком случае политическая система СССР? Везде армия, как зеркало, отражает политическую структуру страны. Японская армия, где солдат не имел никаких прав, была порождением феодальной Японии, в которой абсолютно игнорировались элементарные права человека. Как воплощаются в советском строе те элементы демократии, свидетелями которых стали мы с майором Оно? С другой стороны, я встречал много советских людей, не знавших, за что их осудили и сослали в Сибирь. Очень хотелось разобраться во всем этом.

Дата добавления: 2015-10-16