кты питания, чтобы продать ихпо завышенной цене, — обыкновенный преступник. См. Jans- een, II. 102, sq.

^1Г<Так Говорит Кристофер Куппнер из Лейпцига в трактате о ростовщичестве (1508). Он настаи- я; мет на том, что городские власти должны выступать против торговых компаний и богатых торговцев, которые с помощью агентов в других странах покупают шафран, перец, зерно и другие товары и продают их по самой высокой цене. Согласно секретарю одной компании, Конраду Мейеру, капитал Фуггеров за 7 лет возрос на 13 млн. флоринов.

""Некий проповедник в 1515 г. заявил, что царивший тогда дух спекуляции возник недавно, ■ всего десяток лет назад, и что в былые времена его не существовало (Janssen, И. 87).

"^Рейхстага 1498 и 1500 г. запрещали ремесленникам носить золото, серебро, жемчуг, бархат и вышитые ткани. Им было запрещено тратить больше полфлорина за ярд ткани для пошива курток и плащей. Законы об одежде насаждались также в Италии. Вошли в моду мягкие постели, парики и другие новшества. Женщины целыми днями сидели на солнце, чтобы у, них выгорели волосы. Во Флоренции деньги даже душили одеколоном (см. Burckhardt-Geiger, Д. 87 sqq.). Иоанн из Арунделя, утонувший в море в 1379 г., держал 52 новых наряда из парчи и шелка. Согласно акту парламента 1463 г., рыцари и другие лица не имели права носить туфли или сапоги с носками длиной более двух дюймов (Soc. Engl., И. 426 sqq.).

обществу и платежеспособности своих снисходительных мужей. Совет Ратисбо- на, например, установил в 1485 г. правило, что жены и дочери известных горо­жан должны иметь не более восьми платьев, шести длинных плащей, трех наря­дов для танцев, одной расшитой накидки с не более чем тремя комплектами рукавов из шелка, бархата и парчи, двух жемчужных обручей для волос стоимо­стью не более 12 флоринов, одной золотой диадемы с жемчугом, трех покрывал стоимостью 8 флоринов каждое и т. д. Но к чему приводить здесь полный спи­сок? Мы полагаем, что женщины-то хорошо знали, как выполнять эти требова­ния, хотя и критиковали городские советы за то, что те занимаются не своим делом. Гейлер из Страсбурга, говоря о новшествах своего экстравагантного века, указывал, что женщины переодеваются по два раза в течение одного дня, носят длинные шлейфы, которые тянутся по земле, прикрепляют павлиньи перья на шляпках и на длинных распущенных волосах. Он оплакивал, эти времена как греховные. Однако приятно отметить, что один летописец того врейени хвалит привычку мыться по меньшей мере «раз в две недели».

В среде ремесленников и крестьян волнения проявлялись в виде забастовок и восстаний. В ходе забастовок они боролись за сокращение времени работы, за лучшее питание и лучшую оплату. Бывало, между муниципалитетом и гильдией борьба велась годами. Иногда город лишался всех представителей определенного ремесла разом, как Нюрнберг в 1475 г. лишился оловянных дел мастеров. Гово­рят, чаще всех бастовали портные.

Новый общественный порядок принес больше всего трудностей крестьянам. Они становились жертвами жадности и насилия со стороны землевладельцев, которые захватывали их поля и нарушали традиционные, но неписаные права, лишали их права на рыбную ловлю и охоту, на сбор хвороста в лесу. Церковь также есть за что осуждать. Одной пятой земель в Германии владели монастыри и другие религиозные учреждения, и крестьянские вожди призывали монахов и священников раздать свои земли. В песнях, которые пелись во время шествий, они взывали ко Христу, прося Его предотвратить убийство ими священников. Крестьянская война 1525 г. была вызвана вовсе не злоупотреблением личной свободой, которую ввела Реформация. Это было одно из длинной череды восста­ний. Говорили, что, если бы Реформация не началась и не отвлекла внимание народа, в Германии в XVI веке вполне могла бы произойти такая социальная революция, каких в мире было очень мало¹³⁷⁷.

В Англии беспокойство проявлялось не менее явно и положение тружеников было не менее плачевным. В XIV веке их проблемы вызвали восстание Уота Тайлера. В знаменитом статуте о работниках 1350 г. плата жнецов определялась в 3 пенса за день; в статуте 1444 г., век спустя, она была повышена до 5 пенсов. Каннингем говорит, что законы 1495 г. были задуманы для того, чтобы поме­шать повышению оплаты поденных рабочих. Английское законодательство обы­чно старалось предотвратить искусственное повышение цен. В самом конце сред­них веков (1515) был принят закон, согласно которому рабочий день летом начи­нался в 5 часов утра и заканчивался в 7 или 8 часов вечера, а зимой продолжался все светлое время. Законодательство пыталось ограничить цены, чтобы поме­шать росту крупных предприятий. В 1504 г. были официально осуждены обман

¹³⁷⁷Ficker, р. 107 sq.; Miiller, Kirchengesch., II. 196 sq. Среди крестьянских вождей наиболее известен был волынщик из Никласхаузена. В последней четверти XV века среди крестьян распространялись трактаты, призывающие их сопротивляться угнетению правящих классов и требующие секуляризации церковных земель.

и подделка товаров, некачественный труд и неточные весы. Генрих VII выступал против непомерных цен, назначаемых гильдиями за свои услуги. С распростра­нением овечьих пастбищ многие крестьяне потеряли работу¹³⁷⁸. Автору «Уто­пив» акт парламента 1515 г., определяющий размер заработной платы, показал­ся «не более чем заговором богатых против бедняков»: «трудящийся был обречен на жизнь столь несчастную, что в сравнению с ней завидной казалась даже жизнь животных».

. Открытие Нового Света и другие достижения мореплавателей (португальские моряки обогнули мыс Доброй Надежды) также нагнетали беспокойство. Природ­ные горизонты расширялись. Открылись новые торговые возможности, а мысля­щие люди стали задавать себе вопрос, не подлежит ли также пересмотру и геогра­фия духовного мира, узаконенная в схоластических системах. Да и сама Библия обрела новое рождение и стала вызывать интерес. Люди задавали вопросы о ней, редь ©на также была для них новым миром. Торговля, предприимчивость, мыс­ли, возникшие в последние 70 лет Средневековья, были намного более жизнен­ными, чем те, что распространились вследствие крестовых походов по рассказам крестоносцев. Когда началась Реформация, центрами нового религиозного движе­ния стали главные деловые центры Германии и Англии: Нюрнберг, Ульм, Аугсбург, Женева, Страсбург, Франкфурт, Любек и Лондон.

Возрождение, как мы уже говорили, также было существенным фактором, который содействовал мощному развитию в последнее столетие средних веков. Все человеческие способности были признаны достойными уважения. Европа пробудилась от глубокого сна. Как пишет в своих трудах историк Тейн, «люди открыли глаза и стали видеть». Эпоха Возрождения явила человеческому взору землю и самого человека. Схоласты забыли и о том, и о другом, но и в их сфере открылся новый мир. Ульрих фон Гуттен, говоря о схоластике и о веке в целом, воскликнул: «О столетие, в которое исследования процветают и души пробужда­ются! Как приятно жить в такое время!»

Но Провидение, породив эпоху Возрождения, похоже, пожелало показать, что интеллектуальная и художественная культура может процветать как раз в то время, когда мораль и общество приходят в упадок. В итальянском обществе не наблюдалось никакого пробуждения, никакого очищения его дворцов и мона­стырей. Внешние признаки цивилизации не мешали внутреннему упадку. Итальянский характер, говорит Грегоровиус, «в последние тридцать лет XV века предается дьявольским страстям. Тираноубийство, заговоры и предательство наблюдались повсеместно». В период величия Афин небольшое количество лю­дей отличалось возвышенным интеллектом, а большинство — моральным упад­ком. И сегодня искусство тоже не очищает само по себе. Эпоха Возрождения не знала, что такое покаяние, и не испытывала в нем потребности. Восхищенный ученик Савонаролы Пико делла Мирандола выступил перед Пятым Латеранским собором с докладом о том, что, если прелаты «не поспешат исцелить раны церкви, Христос отсечет гнилые члены огнем и мечом. Христос выгнал менял из храма, так почему же Лев не изгонит тех, кто поклоняется многочисленным золотым тельцам?» Как замечает Ранке, в Италии «любой, кто считался образованным человеком, при­держивался в той или иной мере ошибочных представлений о христианстве».

На севере не было своего Данте, Петрарки, Боккаччо или Фомы Аквината, но там были свои Таулер и Фома Кемпийский, и там был напечатан первый Новый

""Rogers, р. 143; Cunningham, pp. 399, 457 sq., 468 sqq., 476 sqq., 484.

Завет на греческом языке. Это было явной подготовкой к новой эпохе, подобно тому как греческий язык подготовил распространение христианства через пропо­ведь апостолов в I веке. Немецкие печатники в 1467 г. достигли Рима и Барсело­ны. В своем труде о новом изобретении (1507) Вимфелинг говорит: «Как в древ­ности апостолы отправлялись в путешествия, так и сейчас апостолы священного искусства из Германии отправляются в другие страны и печатают там книги, провозглашая Евангелие, проповедуя истину и мудрость»¹³⁷⁹. Германия стала интел­лектуальным рынком Европы. Ее представители пересекли Северное море и прибы­ли в то небольшое королевство, которое стало оплотом протестантизма. И Лев X тщетно выступал против свободного распространения книг¹³⁸⁰.

Издание Нового Завета на греческом языке и изобретение книгопечатания (а это изобретение разделяет историю на два периода и одновременно связывает все столетия воедино) были двумя главными орудиями Провидения, приготовивши­ми путь для Мартина Лютера. Но этот путь ему пришлось искать самому. Не открытия сделали его реформатором, вождем нового века. Эразм, которого без­жалостно осуждает Янссен, оставался морализатором. Ему не хватало страсти и героизма, чтобы стать религиозным реформатором. Религиозный реформатор должен быть вдохновляем свыше. Рейхлин, Эразм и Гутенберг подготовили внешнюю форму греческой и еврейской Библии, а Лютер открыл ее содержание и сделал его известным.

Таковы были силы, действовавшие в завершающий период средних веков. Абсолютная власть папства была подтверждена официально. Церковная иерар­хия, по сути, подменила собой церковь. Религиозные разногласия подавлялись силой, а не исправлялись посредством убеждения и наставления. Внутреннее единство было заменено принуждением. Народное благочестие оставалось огра­ничено прежними формами и укрепилось на своих позициях весьма прочно. Но уже журчали ручейки обновления, проистекавшие из свежих источников живой воды и бежавшие бок о бок с древними церемониями, особенно на севере. Лите­ратурное пробуждение подтолкнуло разум к осознанию его законных прав. Раз­витие мысли значительно ускорилось с возникновением книгопечатания. Разви­тие торговли способствовало социальному оживлению. Но, судя по жизни пап, на которую мы смотрим с высоты нынешнего века, представляется явно неуме­стным ожидать, что Рим мог выступить на стороне реформ. Реформаторские соборы удовлетворялись тем, что пытались видоизменить управление церковью. Однако, хотя люди не замечали этого, зрели новые богословские идеи и звучали пророческие голоса, даже если руководство церкви и не прислушивалось к ним. Необходимо было не новое управление, не новые правила, а пробуждение, и его не могла дать иерархия. Его мог послать только Бог¹³⁸¹.

Факты, изложенные в данном томе, не оставляют пространства для спора современным историкам Римской церкви Янссену, Денифле, Пастору, Никола­су, Паулюсу и доктору Гаске, которые не жалея сил пытались доказать, что,

¹³⁷⁹De arte impressoria. Печатник Гутенберг жил в 1397 — 1468 г. Его зять Шеффер умер в 1502 г. ¹³⁸⁰В своей булле от 4 мая 1515 г. (см. Mirbt, р. 177).

^Ш1См. сентенциозное высказывание в Sohm, Kirchengesch., 15^th ed., 1907, p. 122 sq. Колет, который был в Италии в понтификат Александра VI, говорил: «Если Посредник, Который сотворил церковь из ничего и основал ее для Себя, не вмешается как можно скорее, наша лишенная порядка церковь будет близка к смерти... Все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу, не небесного, а земного, — но это приведет их к смерти, а не к вечной жизни» (Seebohra, р. 75).

когда разразилась Реформация, в церкви уже проводились упорядоченные ре­формы. Реформацию они выдают за немыслимое бедствие для цивилизации, за отступничество от христианства, за бунт против власти, поставленной Богом. Но Реформация как раз обнажила суть тех якобы прогрессивных перемен, которы­ми занималось католичество, и неудивительно, что папы от Пия IX до Льва XIII подвергли анафеме протестантизм как вредную чуму и мать всех современных зол В церкви и государстве. Стараясь подтвердить это суждение, нынешние католические апологеты не только говорят о «добрых старых временах» (хотя эти эпитеты убеди­тельно опровергаются представителями XV века¹³⁸²), но и чернят личность немец­кого реформатора, игнорируют свидетельства современников, которые знали его явно лучше, и нещадно искажают слова самого Лютера. Имбарт де ла Тур, самый последний французский историк этой школы, говоря о 1517 г., восклицает: «Эра мирных реформ подходила к концу. Начиналась эра религиозной революции»¹³⁸³.

Лефевр д'Этапль не был одинок в своем мнении, когда произносил следующие ставшие популярными слова:

Знамения времени показывают, что Христова реформа близка, и сейчас, когда Бог открывает новые пути для проповеди Евангелия благодаря открытиям порту - - гальцев и испанцев, мы не можем не уповать и на то, что Он посетит также Свою церковь и вызволит ее из той скверны, в которую она ныне погрузилась.

< «Философия Христа» (как называл Эразм Евангелие в своем Paraclesis, пред­посланном изданию Нового Завета) была в значительной степени затуманена ди­алектическим богословием схоластов. Люди нуждались в Евангелии, и епископ Цзернии, проповедуя на двенадцатом заседании Пятого Латеранского собора, заметил весьма правильно: «Евангелие — это источник всякой мудрости, всяко­го знания. Из него проистекает вся высшая добродетель, всё, что божественно и достойно восхищения. Именно из Евангелия, говорю я. Из Евангелия». Эти сло­ва были произнесены накануне Реформации, но этому средневековому собору не Ждалось предложить реальное средство против религиозного вырождения. Рефор­матор пришел не из Рима, а с севера — словно из еще одного Назарета. Ангел Божий вынужден был вновь сойти и взволновать воды купальни, чтобы растре­вожить совесть одного человека, который оказался сильнее, чем вся богослов­ская мудрость, и мудрее, чем правители видимой церкви.

Средние века примечательны смелой предприимчивостью мысли и действия. Они составляют важную часть истории церкви. Мы признаем свой долг перед ними* но отвергаем их суеверия и заблуждения, поскольку уже вступили на путь более осмысленного поклонения и более всеобъемлющего человеколюбия — путь, ведущий в век, когда все, кто исповедует Евангелие, сольются в одно един­ством своей веры в Сына Божьего.

^,таК другим свидетельствам этого тома добавьте Enchiridion Эразма (р. 11 sq.).

^1ЯЗП. 579. Пример неверного изображения событий — Denifle, Luther и. Luthertum. Автор берет отдельную фразу из проповеди Лютера: Die Begierde ist gamlich unbesiegbar («Страсть невоз­можно преодолеть») — и на ее основании делает вывод о якобы распущенном образе жизни реформатора. Что может быть более ужасно и менее достойно порядочного человека и ученого, если Лютер в этой самой проповеди как раз и хотел показать, что Христос наделяет человека отсутствующей у него силой преодолеть зло, и призывал искать помощи у Христа? В своих последних трудах Денифле превзошел Янссена. Лев XIII хвалил Янссена как «светоча исто­рической науки и человека великой учености», а Пий X оказал честь Денифле, приняв первый экземпляр его книги из рук автора.

Дата добавления: 2015-09-06