Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ДНЯ ХАНКО 10 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

Он говорил с нескрываемой душевной болью. Я ви­дел, как раздувались синие вены на его тонкой и блед­ной шее.

— Не плачь, Мишенька, — сказала Шура. — Мы скоро увидимся, мы встретимся с тобой в Ленинграде.

Через месяц мы узнали, что Миша погиб при по­следнем морском переходе из Ханко.

Мы расцеловались с дежурными сестрами и, выйдя из подземелья, быстро зашагали к автобусу. Федосеев завез нас перед дальней дорогой в старый госпиталь. В кают-компании, которая как-то уменьшилась и поте­мнела за лето, был приготовлен прощальный обед. Пе­чальный кок с пышными седыми усами стоял возле кам­бузной двери. Федосеев сказал:

— Друзья! По приказу командования, мы прово­жаем сегодня с первым караваном заслуженных предста­вителей медицинской службы нашего полуострова. Же­лаю вам благополучно дойти до Ленинграда! Там хоро­шо знают о ваших заслугах и встретят вас как героев. Мы временно остаемся здесь, и я обещаю, что морской госпиталь Ханко будет с честью держать знамя, высоко поднятое вами с первого дня Отечественной войны.

После обеда мы поехали в порт. Раненые, теснясь маленькой кучкой, уже дожидались нас на каменном пирсе. 2 ноября Ханко покидало несколько тысяч чело­век. В полуразрушенном, полуобгорелом порту царило оживление, какого не было с 22 июня — с того дня, когда ушел на родину электроход «Иосиф Сталин». Сотни грузовиков с краснофлотцами и красноармейцами беспрерывным потоком подъезжали к причалам. На го­ризонте, у скалистых берегов острова Руссари, видне­лись ленинградские корабли, несколько часов назад при­шедшие сюда по приказу* Москвы. Подойти ближе они не могли, так как попали бы в зону видимости врага.

Во главе каравана был поставлен один из талантли­вейших советских флотоводцев вице-адмирал Дрозд, ко­торый детально разработал план гангутского перехода. Путь из Ханко в Ленинград он решил пройти в две ночи с дневной стоянкой у острова Гогланд. Вице-адми­рал безотлучно находился на миноносце.

Мы выгрузили из автобуса вещи и, в ожидании ка­тера, отправились бесцельно бродить по набережной. Стоял теплый, почти летний день, какие случаются на Ханко даже глубокой осенью. Два наших «ястребка» резво бороздили безоблачное синее небо.

Кабанов и Раскин руководили эвакуацией. Катера один за другим подходили к стенке, забирали положен­ное число людей и тотчас, без малейшего промедления, отплывали на рейд.

Вдруг в городе раздались выстрелы зенитных ору­дий. Со стороны сухопутной границы показался фин­ский воздушный разведчик, набравший большую высо­ту. «Ястребки» быстро прицелились к атаке, но вра­жеский наблюдатель уже скрылся. Короткого взгляда на порт, брошенного им с высоты трех километров, было достаточно, чтобы понять необычность происходящих событий. Не прошло и минуты, как финские орудия открыли огонь по порту. Корабли, стоявшие на рейде, начали маневрировать, чтобы не попасть под огонь. Все спрятались за стенами портовых зданий и с нетерпением ждали момента, когда заговорят наши тяжелые батареи и «катюши». Они наконец заговорили. На этот раз Ка­банов не пожалел снарядов и обрушил лавину огня на засеченные участки финского фронта. Артиллерийская дуэль продолжалась недолго и кончилась нашей победой. Фашисты замолчали.

Какой-то лейтенант, в длинной, забрызганной грязью шинели, прибежал с командного пункта посадки и, хрипло откашлявшись, прокричал, что нам подали катер. Сги­баясь под тяжестью вещей, тяжело дыша от нарастаю­щей жары, мы двинулись к месту, указанному лейте­нантом.

У стенки плавно покачивался небольшой катерок, предназначенный для госпитального эшелона. Прово­жающие, во главе с Федосеевым, теснились у места по­садки. Мы в последний раз простились с друзьями и по неустойчивым сходням сошли на палубу катера.

Было около четырех часов дня. Вдали выступал из моря мрачный Руссари. За одной из скал, окружавших его, плавно колыхался миноносец, к которому мы прибли­жались. Город Ханко становился все отдаленней, все туманней, все меньше. Зеленые, красные и белые крыши уцелевших домов постепенно сливались в одну неясную, серую полосу. Еще можно было различить возвышаю­щуюся над городом водонапорную башню. Пенистая дорожка бежала, бурля, за кормой нашего катера.

Выключив мотор и плескаясь на зеленой волне, катер подошел к миноносцу. Не без труда перебрались мы на высокую палубу. Вещи пришлось бросать, а девушек и раненых подсаживать на руках, чтобы они могли ухва­титься за борт.

На палубе корабля тихо толпились сотни людей. Это были красноармейцы из стрелковой бригады. Они не знали моря. Помощник командира корабля усталым и совершенно осипшим голосом объяснял им, как нужно вести себя во время предстоящего плавания: по каким тралам ходить, где курить, как задраивать иллюминато­ры, к чему нельзя прикасаться. Дневальные разводили прибывших по кубрикам.

Корабль был переполнен людьми до предела. Нам не удалось найти себе ни одного свободного уголка, и некоторое время мы одиноко стояли возле торпедного аппарата. Вскоре, однако, все устроилось. Помощник командира разыскал нас и сказал, чтобы женщины шли за ним. Их повели в корму и разместили в просторной старшинской каюте. Потом разошлись по кубрикам и раненые.

Сергеев, Шварцгорн и я нашли убежище в лазарете. Юный фельдшер, застенчиво краснея, гостеприимно приютил нас в своем медицинском отсеке. Он часто вы­ходил куда-то и подолгу не возвращался. Было ясно, что он не хотел нас стеснять.

Я накинул шинель и поднялся на верхнюю палубу. Начинало темнеть. Машины работали, но корабль еще оставался на месте. Угрюмый Руссари казался еще мрач­нее и выше. Ханко и весь полуостров потонули в густых синеющих сумерках. На опустевшей палубе остались только вахтенные матросы. Я посмотрел на едва разли­чимые очертания порта.

Прощай, Ханко!.. Прощайте, друзья!..

В семь часов вечера корабль дал ход и без огней вышел в море. Продрогнув на пронизывающем ветру, я спустился в теплый, ярко освещенный и пахнущий ле­карствами лазарет. Шура была уже там.

Вскоре постучались наши девушки. Они принесли сумку с провизией, и все дружно принялись за еду.

Когда в полночь мы с Шурой еще раз поднялись на верхнюю палубу, над морем сияла полная луна. Види­мость была великолепной. Впереди нас, оставляя искря­щийся след, шли низкие, коренастые тральщики. С обеих сторон на траверзе миноносца легко, словно лебеди, скользили «морские охотники».

Наш корабль держался точно в кильватер тральщи­кам, чтобы ни на мгновение «е выйти из протраленной полосы. Кругом, от берега до берега, притаились сплош­ные минные поля. Отклонение на метр от заданного курса угрожало взрывом и гибелью.

Какая ночь сияла над Балтикой! Какой безмятеж­ный штиль сковал зеленое море!

Вдруг с обоих бортов миноносца раздались глухие, тяжкие взрывы. Я почувствовал, как палуба ударила по ногам и затем медленно, словно нехотя опустилась. «Должно быть, какой-нибудь корабль подорвался на минах», — тревожно подумал я.

Пробежавший мимо матрос в нахлобученной беско­зырке небрежно бросил на ходу:

— Перископы рядом с нами! Кидаем глубинные бомбы!

После пяти-шести взрывов снова воцарилась тиши­на и отчетливо послышался мерный стук идущего впе­реди тральщика. Немецкие подводные лодки, рыскав­шие в ту пору по Балтике, обнаружили нас, но не реши­лись подняться на лунную поверхность воды. Конвой испугал фашистов. Несколько часов прошли в напря­женном безмолвии. Не раздеваясь, мы легли отдохнуть. Женщины ушли к себе. Лежа на жесткой лазаретной скамейке, я еще долго прислушивался к плавному ходу корабля, к ритмическому звуку машин. Много раз еще сквозь легкую дремоту доносились до слуха удары глу­бинных бомб. То и дело рвались в параванах мины. На палубе слышался громкий топот людей.

Сергеев сидел за столом и дремал, склоняв голову на скрещенные руки. Фельдшер несколько раз приходил в лазарет греться. Он садился на табуретку и зябко по­тирал руки. Наконец меня одолел сон.

Сотни гангутцев, спавших, подобно мне, в кубриках миноносца, не знали, какую напряженную и страшную борьбу с бесчисленными опасностями вели моряки в эту ночь. Все корабли каравана были в боевой готовности № 1. Люди бессменно находились на постах и не отво­дили глаз от воды. Свободная смена не выпускала из рук длинных фукштоков, обмотанных паклей, готовясь оттолкнуть ими от бортов пловучие мины.

Вице-адмирал Дрозд с вечера до утра простоял на мостике корабля и сам вел отряд, лавируя среди минных преград, проходя мимо вражеских батарей, установленных на обоих берегах залива.

Едва на востоке забрезжил свет, как мы были уже на ногах. Караван подошел к острову Гогланд. У его юж­ного берега, под защитой высоких скал, нам предстояло пробыть целый день и дожидаться наступления темноты.

Гогланд был покрыт первым пушистым снегом. На белом фоне его четко вырисовывались сосновые леса, поднимавшиеся уступами на огромную высоту и сливав­шиеся там в зигзагообразные черные полосы. Зимний пейзаж явился неожиданным контрастом вчерашней, почти летней погоде на Ханко.

С берега к кораблям шли буксиры с ранеными. Наш караван стоял полукругом, растянувшись от западной до восточной оконечности острова. Море слегка волнова­лось. Дул леденящий нордост.

Вдруг на востоке показались два фашистских воз­душных разведчика. Они заметили конвой и тотчас по­вернули обратно. Вдогонку им корабли дали несколько залпов.

— Пошли доносить своим. Сейчас прилетят бомбар­дировщики, — спокойно сказал дневальный, вглядываясь в небо, покрытое белыми облачками дыма от огня наших зениток.

Корабли приготовились к отражению воздушного на­лета. В настороженном ожидании прошло около часа. Самолеты не появлялись. Вместо них в морозном воз­духе послышался свист артиллерийских снарядов. С фин­ского берега начался обстрел каравана. Снаряды! перелета­ли через Гогланд и падали в воду посредине пространства, образованного южным берегом острова и цепью стояв­ших на якоре кораблей. То там, то здесь высоко взлетали взбаламученные вихри воды, и по бухте, шумя и пенясь, бежали и ударялись о борт мутные, тяжелые волны.

Я опустился в корму и зашел к нашим девушкам. Они сидели в своем тщательно убранном, пахнущем ду­хами кубрике и поочередно няньчили ребенка докторши с Даго. Удары взрывных волн по корпусу миноносца ста­новились все ощутительней. Казалось, что по дну ко­рабля звонко стучал металлический молот. Чтобы не вол­новать девушек, я сказал, что это гремят якорные цепи.

Маруся Калинина рассмеялась.

— Финны это гремят, а не цепи. Вы думаете, что мы ничего не понимаем? Нам все известно!

Наших девушек, прошедших боевую школу Ханко, нельзя было ничем испугать. Они привыкли успокаи­вать других, а сами никогда не нуждались в успокоении.

Вдруг Маруся сделала озабоченное лицо и что-то шепнула Дмитриевой. Взявшись 13а руки, они быстро вышли из кубрика.

— Куда это они?— спросил я.

— Они еще утром сговорились обойти наших ране­ных, — как всегда, нараспев ответила Рудакова. — Ведь мы в пути больше суток, а только раз навестили их. Этого мало. Может быть, им что-нибудь нужно.

Через некоторое время девушки привели в лазарет двух краснофлотцев и сделали им перевязки.

Из-за обстрела корабли раньше срока снялись с яко­рей и, не дожидаясь вечера, покинули Гогланд.

Я с докторами остался в лазарете. Сергеев, сидя на корточках, перекладывал свой багаж, второпях собран­ный перед отъездом из Ханко. Шварцгорн внимательно разглядывал карту Финского залива. Просмотрев все, что его интересовало, он придвинул ко мне географиче­ский атлас.

— Посмотрите. Остающаяся часть пути будет самой трудной, — произнес он хриплым и, как всегда, отрыви­стым голосом. — Кроме авиации, подводных лодок, мин и береговых батарей, нам угрожают теперь торпедные катера. Вот здесь, на этом маленьком островке, находит­ся их маневренная база. Не может быть, чтобы они не атаковали нас. Другим опасным участком является от­резок пути от Кронштадта до Ленинграда. Там нам придется проходить мимо Петергофа, Стрельны и юж­ного берега Невской губы, под самыми жерлами немец­ких пушек. По этому поводу, — неожиданно закончил Шварцгорн, — я предлагаю распить ту бутылочку порт­вейна, которую Михаил Сергеевич так бережно завер­тывает сейчас в простыню.

Сергеев, бледный, сгорбленный, с воспаленными от бессонной ночи глазами, испуганно повернулся к нам:

— Нет, эту бутылку я берегу на черный день.

Шварцгорн, пуская кольца дыма, продолжал подтру­нивать над товарищем.

— Зачем вам беречь ее, Михаил Сергеевич? Черный день уже наступил. Ведь все равно сегодня ночью мы попадем на ужин акулам.

— В Финском заливе нет акул!

— Это деталь. Не безразлично ли, кто завладеет вашим аппетитным телом: акула, морская собака или дружная компания миног? Во всех этих случаях неис­пользованный портвейн окажется на морском грунте и пролежит там до тех пор, пока какой-нибудь предпри­имчивый эпроновец не раскопает его и не выпьет за упо­кой вашей грешной души.

— Нет, товарищи, не просите. Мало ли, что может произойти? Потом будем жалеть, что выпили...

Сергеев снова склонился над своим чемоданом.

День тянулся напряженно и долго. Все жили мысля­ми о том, что с каждым мгновением все ближе стано­вится родная земля.

Наконец наступил вечер. Было безоблачно. Над за­ливом опять взошла полная луна. В этой части Балти­ки, от Гогланда до Ленинграда, вода уже покрылась тонким слоем льда, который громко трещал, рассекаемый форштевнем миноносца. Мелкие льдины ударялись о борт корабля и расступались в стороны с однообраз­ным и тревожным шуршанием.

Эту ночь мы почти не спали. Сознание, что мы при­ближаемся к Ленинграду, что вот-вот на горизонте появятся полоски милого сердцу берега, напрягало нервы до крайности. Скорей бы кончалась эта последняя ночь!

Мы много раз вставали с кроватей. Каждый делал вид, что ему хочется есть, и, подходя к столу, с отвра­щением глотал кусок теплых мясных консервов. Пооди­ночке мы выходили на палубу и жадно всматривались в туманную лунную даль, надеясь увидеть очертания лю­бимого города.

В этот год наступили ранние морозы, и невозможно было долго стоять на пронизывающем и леденящем ветру. Мы снова спускались вниз и с нетерпением ждали рассвета.

Ночь, к удивлению всех, прошла спокойно. Забрез­жил ранний предутренний свет. Миноносец, кроша нара­стающий лед, проходил мимо Кронштадта. Сияние луны бледнело перед восходящим заревом огромного солнца.

С южного побережья залива не раздалось ни одного выстрела, не зажглось ни прожектора, ни ракеты. Петер­гоф спал беспробудным сном. Первый караван защит­ников Ханко без единой жертвы, без единой аварии при­ближался к заветной цели.

После нас Ленинград пять раз посылал корабли на Ханко, пять раз проходили они по минным полям, увозя к родным берегам защитников полуострова. Последняя группа гангутцев покинула крепость 1 декабря 1941 года.

Наши друзья, люди морского госпиталя, ушли из Ханко с последним караваном, когда уже наступила зима и восточную часть залива сковал крепкий ледяной по­кров. Пятнадцать человек из них потонули в море.

Ханковская эпопея закончилась.

Непобежденный Гангут с честью завершил свое дело.

Закаленные в боях, спаянные священной ханковской дружбой, гангутцы шли теперь на новые подвиги во имя свободы и счастья великой Советской Родины.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 74 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ДНЯ ХАНКО 1 страница | ДНЯ ХАНКО 2 страница | ДНЯ ХАНКО 3 страница | ДНЯ ХАНКО 4 страница | ДНЯ ХАНКО 5 страница | ДНЯ ХАНКО 6 страница | ДНЯ ХАНКО 7 страница | ДНЯ ХАНКО 8 страница | ЛЕНИНГРАД В БЛОКАДЕ 2 страница | ЛЕНИНГРАД В БЛОКАДЕ 3 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ДНЯ ХАНКО 9 страница| ЛЕНИНГРАД В БЛОКАДЕ 1 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.024 сек.)