Аналитическая философия и рационализм ХХ века.

В философии всегда существовал интерес к проблемам языка. Но только в конце XIX века стали складываться условия для формирования нового философского направления, которое получило название «философия логического анализа». Если античная и средневековая философия главным образом имели дело с проблемой бытия, а новая — с проблемой познания, то аналитическая центр тяжести своего интереса переносит в область значения. Речь идет о значении тех языковых средств, которые используются в науке и об очищении научного познания от языковых неясностей. Это диктовалось возрастающей ролью логико-математического аппарата в научных построениях, поиском логических основ стремительно развивающейся математической науки.

Одними из первых логическим анализом языка занялись сами математики. Это Пеано, Гильберт, Шредер и особенно Фреге (1848—1925). К ним присоединились английские философы Уайтхед (1861—1947) и Рассел (1872—1970).

Дополнительный импульс аналитическая философия получила со стороны участников Венского кружка, лидером которого был М. Шлик (1882—1936). Значительное влияние на работу Венского кружка оказал австрийский философ Л. Витгенштейн (1889—1951).

Американский специалист по гносеологии Т. Хилл выделяет четыре типа аналитических теорий: 1) феноменалистический анализ; 2) физикалистический анализ; 3) прагматический анализ и 4) анализ обыденного языка.

На становление феноменалистического анализа большое влияние оказали Рассел и Витгенштейн.

К Расселу восходит идея сведения философии к логическому анализу. Дело философии — не открытия, а прояснение языковых высказываний. Проясняя смысл понятия «математика», Рассел заявил, что это «доктрина, в которой мы никогда не знаем, ни о чем мы говорим, ни верно ли то, что мы говорим».

Выход из этого положения — определить алфавит математических знаков, найти исходные высказывания (аксиомы) и по правилам логики (синтаксиса) получить все следствия. Логика и только логика должна лежать в основе любой научной теории, в том числе и математики, которая в XIX в. стала языком науки.

Надежда Рассела на то, что удастся свести все содержание математики к сравнительно небольшому набору логических правил, не увенчалась успехом. В 1931г. логик и математик К. Гёдель (1906—1978) доказал, что «понятия и принципы всей математики не могут быть полностью выражены никакой формальной системой, как бы мощна она ни была».

Тем не менее, работа, проделанная Расселом, не пропала даром. Она способствовала более глубокому осознанию значимости логики и языковых конструкций для познания.

Еще в античной философии появился парадокс «Лжец». Лжец говорит: «Все, что я утверждаю, ложно». Так сказал ли правду Лжец?

Рассел предложил различать множества, которые включают себя в качестве своего подмножества, и множества, которые не включают себя в качестве подмножества. Так, каталог всех каталогов включает себя в качестве собственного подмножества. Множество же студентов не есть студент, и поэтому само себя не включает в качестве подмножества. И в отношении парадокса «Лжец» надо сказать, что следует различать множество высказываний лжеца, кроме его последнего, и множество, в которое входит и его последнее высказывание. Только во втором случае возможен парадокс.

Таким образом, с точки зрения Рассела, необходимо различать типы высказываний. Например, имеем ряд высказываний: 1) «роза — красная» (Р1); 2) «трава — зеленая» (Р2) и 3) «лед — горячий» (Р3).

О них можно сказать: «Высказывания Р1и Р2— истинны (а), а высказывание Р3— ложно (б)». Сказанное относится к предложениям второго порядка, т.е. высказывания (а) и (б) — это предложения иного уровня.

Предложения третьего порядка относятся к предложениям второго порядка: «Высказывания (а) и (б) написаны на русском языке».

Итак, Рассел выделяет предложения трех уровней, которые нельзя путать. То, что можно сказать о предложении первого уровня, нельзя утверждать о предложениях второго и третьего уровней. Высказывание «роза — красная» само по себе — это выражение веры утверждающего, и оно имеет смысл только по отношению к убежденности его автора. Сопоставляя первое высказывание с чувственными данными, можно утверждать, что оно имеет, как говорит Рассел, референта, и поэтому истинно. И уже в контексте языковой ситуации, можно сказать, что высказывание «Р1— истинно» написано на русском языке.

Таким образом, Рассел настаивает на правильном использовании языка и он полагает, что можно создать идеальный язык, в котором будут невозможны парадоксы. Такой язык нужен и философии, и науке. Наука станет точной, а философия избавится от таких проблем, как возможно бытие небытия.

Но надо ли лишать науку противоречий? Противоречия выражают трудности познания. А философия не может избежать метафизических проблем, которые обнаруживают себя в языковых конструкциях, но не создаются ими.

Учеником Рассела был Витгенштейн. Мир, учил Витгенштейн, обладает атомарной структурой и состоит из фактов. Факт — это все, что случается, что имеет место в мире. В согласии с Расселом, он смотрел на факты как на то, что делает высказывания истинными.

Основная установка Витгенштейна в том, что можно все богатство науки и философии свести к атомарным фактам и на их базе построить здание истинного знания, выразив его средствами идеального языка.

Но это только мечта. Движение сознания исследователя к объекту противоречиво, в нем взаимодействует и факт, и теория, и сам факт и теория уточняются. Гипотезы, модели и другие логические средства служат приближению сознания к содержанию объекта.

«Атомарный факт» — это всего лишь регулятивная идея. Исследователь выбирает наиболее простые гипотезы и модели и с их помощью стремится объяснить природу. Но эта простота не абсолютна. Все простое оказывается чрезвычайно сложным. И дорога к простому пролегает через целостный образ действительности.

В отношении самой философии Витгенштейн был категоричен. «Цель философии — логическое прояснение мыслей. Философия — не теория, а деятельность. Философская работа состоит, по существу, из разъяснений. Результат философии — не некоторое количество «философских предложений», но прояснение предложений. Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы темными и расплывчатыми».

Человек связан с миром языка, и его мир — это мир его языка. «О чем невозможно говорить, — продолжает Витгенштейн, — о том следует молчать».

Правда, сам Витгенштейн не молчал, и это отметил другой представитель аналитической философии, Карнап (1891—1970): Витгенштейн «говорит нам, что философские предложения нельзя формулировать и о чем нельзя говорить, о том следует молчать; а затем, вместо того, чтобы молчать, он пишет целую философскую книгу».

Логический атомизм Рассела и Витгенштейна был отвергнут представителями Венского кружка, лидером которого до 1936 г. являлся Шлик, убитый по дороге на работу религиозным фанатиком-студентом за атеистические взгляды.

Шлик учил, что философия не может претендовать на научное знание о внешнем мире. Ее положения имеют смысл только по отношению к языку. Философия — это логика науки, и она должна помочь выявить структуру естествознания.

В науке следует выделять логико-математическое и фактическое знание. Логико-математическое знание ничего не говорит о фактах, оно относится к организации содержательной информации о природе.

Сама же информация о природе, т. е. естественно-научное знание, должна отличаться полной достоверностью. Это принципиальное убеждение логических позитивистов, последователей Шлика.

Второе их убеждение — в содержательном знании следует различать простые, «протокольные», предложения и сложные, состоящие из простых, высказывания, которые могут быть сгруппированы в теорию.

Простые высказывания — фиксация фактов. Но что такое факт, как найти простые высказывания и, наконец, как убедиться, что простые предложения истинны?

Проблема фактов — одна из сложнейших в гносеологии. Факты науки — это знание, которое может быть и ложным, и заблуждением, и истинным. Уже одно это создает трудности для всей аналитической концепции логических позитивистов.

Крайне трудно найти в науке элементарные высказывания. Нет способа точно определить, какое из высказываний элементарное, т. е. базисное, «протокольное».

Для определения истинности элементарных высказываний Шлик предложил верификацию. Принцип верификации — следствие аналитических изысканий Рассела и Витгенштейна. Он гласит, что содержание высказывания надо сравнивать с фактом. Но мы уже отмечали, что факт — это достаточно сложное знание, в котором могут сочетаться элементы и лжи, и заблуждения, и истины. И тогда последователи Шлика предложили сравнивать содержание высказываний только с имеющимися у индивида чувственными данными. В них содержится только одно, а именно то, что воспринимается.

Но мало ли что может восприниматься в сознании отдельного наблюдателя. Его чувственное восприятие слишком зыбко для того, чтобы быть основанием для базисного, «протокольного» суждения.

И кроме того, принцип верификации сделал бессмысленнными все высказывания об объективной реальности. Бессмысленно говорить о существовании как материи, так и Бога. И, в принципе, следует, что проблемы бытия, субстанции, сущности — бессмысленны.

И последнее, принцип верификации оказался бессильным в отношении общих положений, таких, например, как «все металлы — проводники электричества» или «все молекулы воды состоят из двух атомов водорода и атома кислорода». Никаким количеством чувственных проверок нельзя установить их достоверность. Здесь индукция обнаруживает свою принципиальную слабость.

Продолжая аналитическую линию в философии, К. Поппер (1902—1994) предложил заменить принцип верификации фальсификацией научных положений. Научные положения принципиально отличаются от ненаучных тем, что они могут быть опровергнуты фактами, а утверждения типа «Бог всесилен» или «Небытие существует» никогда никаким экспериментом не фальсифицируются.

В принципе, фальсификация имеет смысл. Наука развивается не за счет добавления к известным экспериментам новых, которые подтверждают уже известные законы природы, а за счет фальсификации старых теорий и выдвижения новых гипотез, позволяющих обнаружить новую группу явлений действительности. Так, опыт Майкельсона—Морли опроверг теорию эфира и потребовал разработки теории относительности, учитывающей постоянство скорости света.

Но и проверять научные гипотезы нужно. Для этого и существует экспериментальная проверка научных положений. Аналитическая философия перестраивается и на место верифицируемости выдвигает принцип подтверждаемости, который делает научные высказывания не абсолютно достоверным, а вероятностными.

Таковы приключения «феноменологического анализа» аналитической философии.

«Физикалистский анализ» — следствие склонности Шлика к солипсизму. Карнап предложил отказаться от сопоставления протокольных предложений с ощущениями индивида и сравнивать их с поступками людей. Это обеспечивает интерсубъективность научному знанию. Содержание высказывания проверяется не в переживаниях индивида, которые субъективны и не выразимы с достаточной полнотой, а в экспериментальной проверке, которую осуществляют независимые друг от друга исследователи.

Физикализм предполагает достижимость единства всех наук, которое якобы возможно на основе общего для всех научных дисциплин языка. Физикалистический язык — мечта Карнапа, которая до сих пор не осуществлена и, видимо, никогда не будет реализована. Бытие многообразно, поэтому и существуют несводимые друг к другу науки — физика, астрономия, химия, биология, социология и т. д.

Не останавливаясь подробно на «прагматическом анализе», отметим, что он уделяет основное внимание относительности значения в зависимости от практической цели конкретных рассуждений. Помимо синтаксического и семантического значения знак еще и прагматичен. Он обращен к людям, и в этом качестве инструментален.

Ведущей фигурой анализа обыденного языка является Витгенштейн. Он объявил, что мы не понимаем логики нашего языка и нам нужен более упрощенный язык. Витгенштейн увлек за собой группу английских и американских мыслителей. Среди них: Райл (1900—1976), Уисдом (р. 1904), Стросон (р. 1919), Тулмин (р. 1922) и другие.

Суть анализа обыденного языка — в поиске его логики и расчете, что за счет такого поиска будет обогащена теория познания. В центре — проблема того, каков смысл таких понятий, как «знать», «слышать», «видеть», «думать», «полагать» и т.д.

Язык — носитель огромного опыта познавательной деятельности, и в нем, несомненно, содержится много ценного для ее понимания.

Многие оттенки в употреблении слов, не замечаемые большинством людей, таят в себе народную мудрость. И задача философской мысли — способствовать нахождению этих тонкостей речи, помогающему как обогащать теорию познания, так и исправлять логику использования слов. Продвижение к теоретико-познавательным истинам зависит не только от нахождения новых фактов, но и от точности языковых конструкций, точности в передачи значения употребляемых слов и оборотов речи.

Но «ограничиваясь языком вообще, и в частности прежде всего употреблением, а не значением, анализ обыденного языка лишил себя возможности вплотную заняться решением таких основных теоретико-познавательных проблем, как проблема структуры познания и обоснования знания и даже проблема значения теоретико-познавательных терминов» (Хилл Т. Современные теории познания. — С. 522).

Завершая знакомство с аналитической философией, следует отметить следующее. В ней преобладает уверенность, что философское знание принципиально не отличается от научного и что философские проблемы можно решать так же, как и научные. И если этого нет, то только потому, что не было научного инструментария, в частности отсутствовали средства символической логики и лингвистики. Здесь — корень заблуждений аналитической философии.

Философские проблемы, как уже отмечалось в первой теме данного пособия, обладают особой природой: это вечные вопросы человеческого бытия. В каждую эпоху они обнаруживают свои аспекты и болевые точки. И их средствами аналитической философии не решить.

Но аналитические средства, разумеется, помогают в продвижении философского познания, и аналитическая философия имеет ряд серьезных успехов, которые нельзя игнорировать и которые — вклад в мировую философскую мысль.

Дата добавления: 2015-09-05