Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов

Мелетинский Е.М.

Вопросы философии. 1991,

№,10, с. 41 – 48.

Давно замечено, что сюжеты, мотивы, поэтические образы и символы часто повторяются в фольклоре и литературе и чем древнее или архетипичнее это словесное творчество, тем повторение гуще. …Большинство традиционных сюжетов восходит на Западе – к библейским и античным мифам, а на Востоке – к буддийским, индуистским и т.п. Но за этими конкретными традициями, отчасти связанными с высшими религиями, стоит огромный массив архетипических мифов буквально всех стран, весьма однородных и сходных между собой. (…)

Под архетипом Юнг понимал в основном (определения в разных местах его книг сильно колеблются) некие структурные схемы. Структурные предпосылки образов, существующих в сфере коллективно-бессознательного и, возможно, «биологически» наследуемых, как концентрированное выражение психической энергии, актуализированной объектом. Юнг подчеркивает метафорический, т.е. символический, а не аллегорический (как у Фрейда) характер архетипов.

В качестве важнейших архетипов Юнг выделяет архетипы «матери», «дитяти», «тени», «анимуса», «анимы», «мудрого старика» и «мудрой старухи». «Мать» выражает вечную и бессмертную бессознательную стихию. «Дитя» символизирует начало пробуждения индивидуального сознания их стихий коллективно-бессознательного (но и также связь с изначальной бессознательной недифференцированностью, а также «антиципацию» смерти и нового рождения). «Тень» - оставшуюся за порогом сознания бессознательную часть личности, которая может выглядеть как демонический двойник; «анима» для мужчины и «анимус» для женщины воплощают бессознательное начало личности, выраженное в образе противоположного пола, а «мудрый старик» и «мудрая старуха» - высший духовный синтез, гармонизирующий в старости сознательную и бессознательную сферы души. Сразу бросается в глаза, что юнговские архетипы, во-первых, представляют собой преимущественно образы. Персонажи, в лучшем случае – роли, в гораздо меньшей мере сюжеты, и во-вторых, что особенно существенно, все эти архетипы выражают главным образом ступени того, что Юнг называет процессом «индивидуализации». Т.е. постепенного выделения индивидуального сознания из коллективно-бессознательного. Изменения соотношения сознательного и бессознательного в человеческой личности. Вплоть до их окончательной гармонизации в конце жизни. Таким образом, получается, что коллективно-бессознательное практически противостоит индивидуально-сознательному, и мы с самого начала имеем дело с сугубо индивидуальной психологией, которая вырывается из тенет коллективно-бессознательного. И эта ситуация нисколько не меняется от первобытности до наших дней. (…).

Думается, что взаимоотношение внутреннего мира человека и окружающей его природной и социальной среды – не в меньшей мере предмет мифопоэтического воображения, чем соотношение бессознательного и сознательного в душе; что внешний мир – не только материал для описания внутренних конфликтов, и что жизненный путь человека отражается в мифах и сказках в плане соотношения личности и социума. Личности и космоса в большей мере, чем в плане конфронтация//гармонизация сознательного и бессознательного.

Если мы обратимся к архаической культуре и древней мифологии, то прежде всего столкнемся с тем, что первобытный человек, взаимодействуя с социальной и природной средой, не выделял себя из природной среды; именно поэтому природа часто мыслилась в человеческих формах, скажем, космос представлялся великаном, небесные светила – богами или героями и т.п., а человеческое общество описывалось в природных терминах (ср. анимизм, тотемизм и тотемистические классификации и т.п.). Очень долго человек никак не выделял себя как личность из социума. И в этом смысле, мифический герой предперсонален. Во множестве мифов различные сферы природы или конкретные участки ее (леса, реки) олицетворяются духами-хозяевами, а социум, т.е. человеческую общину, субъективно отождествляемую со своим родом-племенем, представляют древнейшие мифологические персонажи, сочетающие черты первопредков (первоначально тотемических, т.е. неотделимых от «природы») – демиургов – культурных героев.

Эти существа несомненно никак не соотносятся с индивидуальным самосознанием «я», а моделируют человеческое начало как таковое. Другое дело, что человечество часто при этом, как сказано, совпадает со своим племенем, а чужие племена порой сливаются с «не-людьми», с враждебной частью природы. Рядом с «культурным героем», часто в качестве его брата-близнеца или даже его собственной «второй натуры», иной ипостаси, выступает мифологический плут-трикстер с чертами шута. Трикстер или неудачно подражает деяниям культурного героя в делах создания элементов Космоса, введения обычаев и культурных навыков. Или нарочно порождает «дурные» элементы природы и культуры, например, гористый рельеф, злых зверей, враждебные племена («не-людей»), саму смерть. Кроме того, трикстер способен на всевозможные проделки, ради утоления собственной жадности и в ущерб другим членам общества. Такая «индивидуалистическая» направленность их деятельности часто им не удается и, во всяком случае, решительно осуждается. Культурный герой – прообраз положительного героя, а трикстер – прообраз антигероя. «Культурные герои» являются историческими предшественниками и образов богов, и образов эпических богатырей. От трикстеров тянется нить к хитрецам сказок и животных и персонажам плутовских романов.

Специфика мифа заключается, в частности, в том, что в виде рассказа о происхождении элементов мироздания и социума дается описание некоей модели мира. Происхождение мира дополняется его упорядочиванием, победой Космоса на Хаосом, и этот Космос – вовсе не аллегория индивидуализации, а Хаос – не аллегория коллективно-бессознательного.

Упорядочение мира выражается, в частности, в борьбе сил Космоса против демонических сил Хаоса – чудовищ и т.п., эта борьба описывается в героических мифах и является также важнейшим архетипом. Кроме собственно мифов творения и продолжающих их героических мифов, имеются мифы эсхатологические – о конце мира, о временной или окончательной победе Хаоса над Космосом, т.е. как бы мифы творения «наизнанку», а также мифы календарные о периодическом обновлении природы и обновляющих ее богах и героях, причем обновление происходит через их смерть, хаос и новое творение (в виде возрождения/воскресения). Сюда же примыкает и мифологическая тема, тоже архетипическая, стоящая на грани «природы» и социума, тема смены поколений. Эта смена часто описывается как борьба Хаоса (старшее поколение) с Космосом (младшее поколение) и как успешное прохождение молодым героем «посвящения» в зрелость, т.е. инициации.

Таким образом, мы убеждаемся в том, что мифы и архетипические сюжеты не только имеют корни в коллективно-бессознательном, но обращены на Космос и социум, что они бессознательно социальны и сознательно космичны в силу сближения и отождествления социума и Космоса, и что мифические герои пре-персональны, моделируют социум.

Персонализация и какие-то элементы того, что Юнг называет индивидуализацией, появляются на постмифологической ступени развития словесного искусства.

Пробуждение сугубо индивидуального сознания происходит постепенно, на протяжении определенной исторической дистанции, связано с некоторой мерой эмансипации личности. Поэтому рыцарский роман гораздо адекватнее юнгианской картине, чем архаические мифы.

В большинстве «мифологизирующих» произведений ХХ века нарушен основной пафос древнего мифа, направленный на устранение Хаоса и создание модели достаточно упорядоченного, целесообразного и «уютного» Космоса.

Дата добавления: 2015-09-06