Х.-Г. Гадамер

Мысль об ограниченности возможностей науки, сфор­мулированная в постпозитивизме, получила последова­тельное и глубокое развитие в современной философской герменевтике. Как самостоятельное научное направление она оформилась после публикации в 1960 г. фундаменталь­ной работы немецкого мыслителя Ханса-Георга Гадамера (1900-2002) «Истина и метод».

Герменевтика традиционно рассматривается как деятель­ность истолкования текстов, обеспечивающая правильное их понимание. Текстами здесь считаются не только литера­турные произведения, но и все элементы художественных и иных традиций - права, религии, философии и т.д. В из­вестном смысле весь исторический мир может рассматри­ваться как подлежащий расшифровке текст. С точки зрения Гадамера, герменевтика представляет собой философию по­нимания, проясняющую принципиальную возможность и условия понимания.

Характеризуя современную философскую ситуацию, Гадамер отмечает необходимость преодоления наивности полагания, наивности рефлексии и наивности понятия. На­ивность полагания он усматривает в восходящей к Аристо­телю привычке ограничиваться рассмотрением одних лишь суждений, не принимая во внимание специфику таких форм речи, как просьба, приказ, вопрос. В действительности не существует ни чистых восприятий, ни отвечающих им «чистых» высказываний. Наивность рефлексии связана с тем, что «рефлектирующий Дух» кажется себе безгранично свободным и всемогущим. Однако существуют погранич­ные ситуации, в которых не помогает никакая анонимная, обезличенная сила науки, и человек должен рассчитывать лишь на самого себя. В связи с этим философия экзистенци­ализма подчеркивает, что человеческое понимание - это не акт субъективной рефлексии, а сам способ бытия человека.

Наивность понятия заключается в стремлении обрести исчерпывающую определенность, однозначность понятий. Поскольку понятийность составляет суть философии, от нее требуют обычно четких понятий. Но это требование предполагает, что понятия представляют собой наши ин­теллектуальные орудия, которые мы изготавливаем для то­го, чтобы с их помощью подвергнуть познанию некоторые предметы. Однако прежде всякой философской критики мир уже истолкован для нас в языке, и процесс образования понятий никогда не начинается с самого начала. Проясне­ние понятий может быть лишь частичным, и оно полезно лишь тогда, когда в этом есть языковая нужда. Философские понятия должны соответствовать не просто опытным дан­ным, а прежде всего «той единой цельности опыта, которую представляет наше языковое ориентирование в мире»^[89].

Наука Нового времени, как утверждает Гадамер, выдви­нула на первый план такой подход к миру, который не явля­ется ни единственно возможным, ни универсальным. Этот подход состоит в методической абстрагирующей изоляции и экспериментальном исследовании все новых фрагментов реальности. В результате абстрагирования и обособления познаваемое предстает перед человеком как чуждое и непо­нятное ему, оторванное от непосредственных реалий жиз­ни. Цель науки - такая объективация опыта, которая не ос­тавляет в нем никаких исторических предпосылок, ничего субъективного, личностного. Это достигается воспроизво­димостью опыта, его повторяемостью, полной ясностью его структуры. Познав закономерность какого-то процесса, на­ука получает его, так сказать, в свое распоряжение. Суть со­временной науки состоит в непрерывном умножении зна­ний, пригодных для произвольного употребления. Поэтому и возникает проблема ответственности науки, которая сама по себе неспособна контролировать использование ее ре­зультатов.

Позиция Гадамера заключается в том, что «в эпоху, ког­да в общественную практику все больше и больше проника­ет наука, она может осуществлять свою общественную функцию соответствующим образом лишь тогда, когда не скрывает своих границ и условности своего поля деятель­ности. Это должна прояснить именно философия - в век, когда до суеверия верят в науку». Герменевтика, по Гадаме- ру, не только преодолевает одностороннюю ориентацию на факты науки, но и открывает внутри науки условия истины, не сводимые к логике исследования и предшествующие ей. Реально существует предпонимание как исторически став­шая, научно недоказуемая, но обязательная также и для на­уки норма мышления. Человеческое отношение к миру во­обще является языковым и поэтому понятным. Герменев­тика рассматривается Гадамером как универсальный аспект философии, который не сводится к методологии, потому что здесь преодолевается абсолютизация научно-познава- тельной деятельности и устанавливается ее связь с предель­но широкой сферой опыта, непосредственно значимого для жизни людей. Здесь, в этой сфере, совершенно неправомер­но абстрагироваться от человеческих эмоций, от надежды, веры, стремления к справедливости и свободе. Феномен по­нимания присутствует во всех процессах жизни людей в об­ществе, во всех формах человеческих отношений.

В процессе понимания текста мысль движется от целого к части и от части к целому; это движение называют герме­невтическим кругом. Задача состоит в том, чтобы, выстраи­вая подобные концентрические круги или, может быть, раскручивающуюся спираль, расширять единство постига­емого смысла. «Чудо понимания» состоит не в том, что че­ловеческие души, через текст, таинственно сообщаются друг с другом, а в том, что они оказываются причастными к общему для них смыслу. При этом научный опыт и связан­ное с ним техническое мышление не следует противопос- тавлять'человеческому здравому смыслу, рассудительности, такту, эстетическому вкусу, широкой образованности и практическому умению гармонично выстраивать жизнь.

Уже много веков назад теологическая герменевтика столкнулась с необходимостью восстановить действитель­ный смысл Священного писания, отдельные места которого стали неясными, и нужно было поэтому исходить из его це­лостности; целое же, в свою очередь, постигается через тол­кование фрагментов. Немецкий теолог и философ Фридрих Шлейермахер (1768-1834) вообще считал, что пониманию подлежит не только дословный текст, его объективный смысл, но также индивидуальность его автора; писателя нужно понять лучше, чем он сам себя понимал, то есть нуж­но прояснить все детали творческого процесса, которые не осознавались даже самим творцом.

Для В. Дильтея (1833-1911) проясняемое нами значение чего-либо есть выражение нашей жизни, которая как бы са­ма истолковывает себя, ибо она имеет герменевтическую структуру. Постигая прошлое, историк должен руковод­ствоваться своим чутьем, позволяющим возвыситься над предрассудками своего времени. По этому поводу Гадамер замечает, что, вопреки утвердившейся в эпоху Просвеще­ния исключительно негативной оценке предрассудка как препятствия для деятельности разума, предрассудок вовсе не обязательно означает ошибку. Будучи суждением, выне­сенным до окончательной проверки всех обстоятельств, предрассудок, в принципе может играть и положительную, и отрицательную роль. Более того, требование преодоления всех предрассудков само является своеобразным предрас­судком. Абсолютный разум недостижим; реален лишь исто­рический разум, зависимый от обстоятельств. Поэтому для исторической герменевтики центральным является вопрос о том, где следует искать основания законности предрас­судков?

Дело в том, что в сфере «наук о духе», обращенных, в частности, к истории, невозможно говорить о самотожде­ственности исследуемых объектов. Здесь рассмотрение ис­торического предания или культурного наследия продикто­вано всякий раз определенными современными причина­ми. Стремясь понять какой-то текст, мы переносимся не в мир душевных состояний его автора, который уже не вос­становить, а в ту перспективу, в рамках которой автор смог прийти к своему мнению. Пониманию подлежит не столько смысл, вложенный автором в текст, сколько сама суть дела, освещаемая данным текстом. Каждая эпоха понимает до­шедший до нее текст по-своему и через него в определенной степени постигает самое себя. Предрассудки и предмнения интерпретатора принципиально неустранимы, они входят в число условий понимания, задают определенный подход к истолковываемому тексту. При этом именно удаленность во времени позволяет выявить продуктивные предрассуд­ки, делающие возможным понимание.

Разрыв во времени между созданием текста и его истол­кованием заполнен непрерывной цепью обычаев и тради­ций, через которые передается всякий текст как памятник прошлого. Более того, «объективность познания достижима лишь при наличии определенной исторической дистанции. Суть какого-либо дела, его подлинное содержание выделя­ется из актуальности преходящих обстоятельств лишь с те­чением времени»^[90]. Классический памятник культуры всегда современен, но каждая эпоха истолковывает его по-своему. Смысл какого-то текста или художественного произведения невозможно полностью исчерпать, ибо он всегда открыт для новых прочтений.

Понимание как универсальный способ постижения че­ловеком мира представляет собой своеобразный опыт, ко­торый, однако, не сводится к манипулированию вещами, а включает в себя, как отмечает Гадамер, прежде всего искус­ное руководство духом, которому мы не позволяем преда­ваться поспешным обобщениям и который учится созна­тельно сопоставлять отдаленные, по видимости, случаи и варьировать наблюдения. Если мы убеждаемся в чем-либо на собственном опыте, то это означает, что раньше мы за­блуждались, а затем приобрели новые знания, исправля­ющие ошибки.

Опытный человек принципиально недогматичен, он способен приобретать новый опыт и учиться на нем, рас­ширяя свой горизонт видения мира. Учимся же мы на ошибках, в том числе и на своих. Опытный человек знает границы всякого предвидения и ненадежность всех планов. Опыт невозможно приобрести, полагаясь только на теорию, ибо он включает также и то, что Полани назвал неявным знанием. Гадамер же особенно подчеркивает, что опыт есть путь, на котором изменяется сам человек.

Открытость, заключенная в сущности опыта, обладает структурой вопроса. Смысл вопроса - это направление, в котором может последовать осмысленный ответ. Знание возможно лишь у того, у кого есть вопросы. Осознанное незнание ведет к прозрению и постановке такого вопроса, который позволяет найти ответ. Желая понять текст, мы должны найти тот вопрос, ответом на который является данный текст. При этом всякое истолкование осуществляет­ся в форме языка - даже тогда, когда подлежащее истолко­ванию не имеет языковой природы (например, произведе­ние живописи). Мы ищем верное слово для того, чтобы са­ма вещь обрела в нем голос (напомним, что Гадамер был учеником Хайдеггера). Слово выражает не «дух», а саму вещь, оно есть образ вещи.

Люди, воспитанные в определенной языковой и культур­ной традиции, видят мир иначе, чем другие; но все челове­ческие миры имеют языковую природу, и поэтому суще­ствует возможность взаимопонимания и расширения свое­го собственного образа мира. Истина, которую сообщает нам наука, сама всегда соотнесена с определенной языковой картиной мира и не может претендовать на то, чтобы быть всеобъемлющей. Мир не может быть дан в опыте как цело­стность. «Не существует такой позиции вне языкового опы­та мира, которая позволила бы сделать предметом рассмот­рения сам этот опыт»^[91].

В опыте человеческого самопостижения особое значение имеет искусство. В нем мы «имеем дело с истинами, реши­тельно возвышающимися над сферой методического позна­ния»^[92]. Определение художественного произведения как источника эстетического переживания означает, что «пере­живающий одним ударом вырывается благодаря власти искусства из последовательности своей жизни, но одновре­менно с этим ему указывается связь со всей целокупностью его бытия»^[93]. Способом же бытия произведения искусства, по Гадамеру, является игра. Всякая игра есть структура, ко­торая задает входящему в нее человеку свой критерий. Про­изведение искусства тоже подчиняется своему внутренне­му критерию правильности. Исполнение произведения помещает и слушателя (зрителя), и исполнителя в особое самозначимое смысловое поле и утверждает всю полноту бытия. Искусство требует от нас самостоятельного созида­тельного усилия; его произведения содержат в себе требо­вание научиться слушать послание, обращенное к каждой личности.

Дальнейшее развитие философских идей Гадамера осу­ществляется его последователями в направлении соедине­ния герменевтики с аналитической философией и вообще согласования различных типов рациональности - научной, технико-технологической, герменевтической и этической.

Некоторые вопросы методологии науки

Дата добавления: 2015-10-13