Часть третья – рок 5 страница

Но все, что мне действительно хочется — орать, пока в горле не пересохнет. Хочу вопить и кричать — и, может, прошу слишком многого, но мне еще хотелось бы врезать кому-нибудь по морде изо всех сил и разгромить пару вещей. Что-нибудь бьющееся. Зеркальное. Стеклянное. Почувствовать струйки крови на костяшках пальцев... Я вам кажусь раздраженной? Ну да. Раздраженной. ТАКОЙ. ЧЕРТОВСКИ. РАЗДРАЖЕННОЙ!

Что я хочу сказать — сейчас у меня меньше шансов сделать такое, чем даже неделю назад. Теперь я снова подключена к этой долбаной допотопной гармошке. С тех пор, как я узнала, что оказалась здесь из-за чьего-то умысла, я все пытаюсь вспомнить. Изо всех сил стараюсь вспомнить. Хоть что-то, что может помочь. Что-нибудь, что поможет им поймать того мерзавца. Сейчас в моей голове что-то бродит, я знаю, что это не сон и не выдумка. Не знаю, поможет ли это. Конечно, это поможет мне.

Это мои воспоминания, прокладывающие путь наружу.

Память о том, что случилось после девичника. Не столько картинки, сколько слова. Вообще-то, даже не слова. Звуки. Я слышу слова, но так, будто мне их говорят из-под воды. Они искажены, я не могу их разобрать, но я догадываюсь об их смысле. Я могу разобрать оттенок. Вскоре я точно выясню, что это были за слова. Что за слова он говорил, пока делал свое дело. Этот мужчина, который привез меня сюда.

В четверть двенадцатого в "Тауэр Рекордс" было полно народу. Десятки поздних покупателей вперемешку с теми, кто просто слушает музыку, читает журналы или же убивает время.

Молодой человек у кассы даже не поднял головы.

— Да, могу чем помочь?

— Пожалуйста, возьми деньги вот за эти, — сказал Торн, — и мне бы хотелось еще заказать записи Вэйлона Дженнингса.

Джеймс Бишоп побагровел от негодования. — Какого хрена тебе нужно? Я даже говорить с тобой не буду.

Торн бросил на прилавок перед Бишопом три диска и полез за бумажником. Он пристально смотрел на Бишопа, пока тот, с лицом, омраченном обидой, не начал собирать диски, снимать с них противокражные бирки и пробивать чек. Бишоп на Торна не посмотрел, а вместо этого нервно бросил взгляд в сторону коллег и стал неуклюже запихивать диски в пакет, стараясь побыстрее покончить со всем этим.

Торн наклонился над прилавком, помахивая кредитной карточкой.

— Ну что такое? Не хочешь, чтобы твои товарищи узнали, что у тебя есть друг, который покупает альбомы Криса Кристофферсона? Я хотел взять новый сингл "Fatboy Slim", но вы его уже продали.

Бишоп взял кредитную карточку, провел оплату и посмотрел на Торна. — Ты мне не друг. Ты просто мудак!

— Думаю, нет смысла просить у тебя скидку для персонала?

— Пошел ты.

Торн грустно покачал головой. — Так и знал, нужно было идти в другой магазин...

Мимо прошел ассистент с серебряным шипом в нижней губе. — Все хорошо, Джим?

Бишоп сунул пластиковый пакет Торну. — Замечательно. — Он стал смотреть Торну за плечо, на девушку, следующую в очереди. — Да, могу чем помочь?

Торн не двинулся. — Когда заканчивается твоя смена?

Девочка позади него нетерпеливо вздохнула. Бишоп посмотрел на него с вызывающей улыбкой. Бросил взгляд на огромные голубые часы на запястье. — Через пятнадцать минут. А что?

Торн показал на дверь. — Увидимся в "Данкин Донатс". Рекомендую взять с корицей, а так — все целиком на твой вкус...

Через двадцать минут, когда Торн прикончил уже вторую чашку кофе и четвертый пончик, Джеймс Бишоп, наконец, опустился на соседний стул. Он был одет в красную куртку и ту же самую черную шерстяную шапку, что и в магазине. Торн взял еще один пончик и толкнул коробку к Бишопу. Тот толкнул ее обратно. — Ну как хочешь, — сказал Торн. Бишоп пристально посмотрел на него. — Я весь день не ел. Будешь кофе?

Бишоп помотал головой. На лице снова странная полуулыбка.

— Ну что еще? Хочешь знать, не съехал ли мой папочка с катушек? Мешает ли ему работать то, что ты полночи будишь его своими глупыми звонками? А может, это стоит кому-то жизни? Охрененно безответственно, не думаешь?

Торн смотрел на него несколько секунд, не прекращая жевать. — Ну так что он?

— Что — что он?

— Съехал с катушек?

— Господи... - Бишоп достал пачку "Мальборо".

Торн указал глазами влево, взгляд Бишопа последовал за ними и уткнулся в знак на стене, запрещающий курить. Джеймс бросил пачку на стол.

— Он бесится от того, что ты делаешь, и еще сильнее бесится от того, что тебе это сходит с рук. Никто из нас от тебя не отстанет, ты же знаешь. Что бы ни произошло, мы будем продолжать шуметь, пока тебя не всунут в униформу.

Торн на секунду или две прикинул незатейливую жизнь рядового полисмена. Бытовые ссоры. Нарушение общественного порядка. Дорожное движение. Злейшему врагу не пожелаешь.

— Ничего из того, в чем меня обвиняет твой отец, не является нарушением закона, Джеймс.

— Не прячься за законом, это убого. Особенно когда не испытываешь к нему уважения.

— Я уважаю его главную суть.

— Торн, ты не коп, ты охотник.

Торн взял салфетку и медленно вытер с губ сахарную пудру. — Я просто выполняю свою работу, Джеймс.

Бишоп был возбужден. Он был таким с самого начала, как вошел. В одну секунду грыз ногти, в следующую уже барабанил пальцами по столу. Какая-нибудь часть его тела постоянно двигалась или подергивалась. Стучал ногами, вытягивал руки. Парень на нервах. Наверное, проблемы с наркотой, подумал Торн. В это несложно поверить. И если так — почти наверняка на деньги отца. Может быть, прописал что-то как врач...

Еще одна хорошая причина пытаться защитить его.

— Твоя сестра думает, что ты только притворяешься, что близок с отцом, а так — просто на шее сидишь.

— Она тупая сучка, — это слова он будто выплюнул. Торн был потрясен, но предпочел этого не показывать.

— Но ты все-таки здорово из него деньги выжимаешь, правда?

— Ладно, он отдал мне машину и помог мне с ипотекой на квартиру, понятно? — Торн пожал плечами. — Деньги тут не при чем. Он расстроился, и это расстроило меня, все очень просто. Он мой отец.

— А значит он не способен... на коварство? — Торн и понятия не имел, почему выбрал именно это слово. Пока он размышлял, откуда оно появилось, Джеймс Бишоп разглядывал его так, будто он упал на Землю с другой планеты.

— Он мой отец.

— И ты будешь защищать его любыми средствами?

— От таких, как ты — да... Используешь закон, чтобы устроить вендетту, и все потому, что ему довелось лечить женщину, на которую напали, и потому, что ты трахаешь ту, с кем он когда-то тоже имел дело. Я буду защищать его от этого.

— Моя работа — добраться до истины, а то, что иногда это расстраивает людей — ну что ж.

Бишоп усмехнулся. — Господи, да ты серьезно думаешь, что крут? Наполовину недопонятый коп, наполовину линчеватель. Назвал бы тебя динозавром, но у них мозгов было побольше... — он встал и развернулся, чтобы уйти.

Торн его остановил. — Ну а каким бы копом был ты, Джеймс? На что, по-твоему, это было бы похоже?

Бишоп развернулся и сунул руки глубоко в карманы куртки. Фыркнул, поджав губы — точно такие же, как у отца. Торн видел, как за высокомерной позой прячется маленький мальчик. — Что там насчет справедливости?

Бишоп ухмыльнулся. — У меня была глупая идея, что это чертовски важно.

Торн мысленно представил девушку в постели под бледно-розовым одеялом, запертую внутри своего тела, которое из-за бездействия становится хрупким и дряблым. Представил лицо, наполовину в тени, которое глядит на него со второго этажа большого дома. И снова, уже жестче, посмотрел на эти же близкие к совершенству черты на молодом лице того, кому они достались по наследству. — Это так, Джеймс. Очень важно...

Торн проводил его до двери. — Подбросить тебя куда-нибудь?

Бишоп помотал головой и посмотрел через дверной проем в огромный людской поток, текущий по Пикадилли в ранние часы холодного октябрьского утра. Не говоря ни слова, шагнул в него и тут же пошел прочь.

Торн несколько секунд наблюдал, как красная куртка исчезает вдали, прежде чем зашагать в противоположную сторону к своей машине.

Заметив у крыльца фигуру человека, Торн остановился. Застыл, когда она начала двигаться.

И облегченно вздохнул, узнав в этой пошатывающейся фигуре Дэйва Холланда. Первым делом Торн подумал, что его ранили. — Господи, Дэйв... — он быстро подбежал и протянул констеблю руку, и лишь потом учуял запах алкоголя.

Холланд поднялся. На ногах он еще держался, но с явным трудом.

— Сэр... я тут сижу, жду вас. Сто лет уже...

Торн бросил пить виски уже давно, тогда же, когда и курить, но этот запах распознал бы где угодно. Он инстинктивно отшатнулся, просто чтобы собраться с силами. Этот запах способен был одолеть его. Резкий и жалкий. Запах нужды. Запах страдания. Запах одиночества.

Фрэнсис Джон Калверт. Виски, моча и порох. И свежевыстиранные ночные рубашки.

Запах смерти в муниципальной квартире, утром в понедельник. Холланд встал, опираясь о стену и тяжело дыша. Торн полез в карман кожаной куртки за ключами. — Пойдем внутрь, Дэйв, я приготовлю кофе. Как ты сюда добрался?

— На такси. Оставил машину...

На самом деле нет никакого смысла расспрашивать, где Холланд оставил машину. С этим они разберутся позже. Торн повернул в замке ключ. Он толкнул переднюю дверь ногой, машинально перебирая в руке связку в поиске ключа, открывающего дверь его квартиры. На коврике в общей прихожей лежал белый конверт.

Торн посмотрел на него, и в голове промелькнула мысль — еще одна записка от убийцы.

Не "что это?", не "странно...", даже не "интересно, это не..." Он сразу знал, что это было, о чем немедленно и сообщил. Холланд тут же протрезвел.

Торн знал, что и конверт, и записка внутри станут для криминалистов очередной большой проблемой. Они должны быть чистыми — ни отпечатков, ни волокон, ни случайных волосинок. Но меры предосторожности он все же принял. Холланд придержал конверт обернутой в кухонное полотенце рукой, пока Торн вытаскивал листок бумаги двумя ножами вместо щипцов.

Конверт не был запечатан. Пожалуй, Торн все равно открыл бы его струйкой пара, но убийца не желал терять ни малейшего шанса. Он хотел, чтобы его записку немедленно прочитали. Чтобы ее прочитал Торн.

Он развернул бумагу при помощи ножа. Записка, как и раньше, была аккуратно напечатана. Торн понимал, что это лишь вопрос времени — дождаться, когда машинку, на которой ее печатали, упакуют, опечатают и погрузят в багажник фургона криминалистической службы.

Это могло быть последней запиской Джереми Бишопа.

ТОМ,

Я ТУТ ОБДУМЫВАЛ КАКОЙ-НИБУДЬ ДРУГОЙ СПОСОБ, НАПРИМЕР, ЭЛЕКТРОННУЮ ПОЧТУ, НО ПОСЧИТАЛ, ЧТО ТЫ НЕКТО ВРОДЕ ЛУДДИТА ВО ВСЕХ ПОДОБНЫХ ВОПРОСАХ. А, СТАЛО БЫТЬ, ЧЕРНИЛА И ПЕРГАМЕНТ. МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ, КСТАТИ — ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО ТВ ОЧЕНЬ ВПЕЧАТЛЯЕТ. ЧТО ТЫ ИМЕЛ В ВИДУ, КОГДА СКАЗАЛ, ЧТО ВСЕ СКОРО ЗАКОНЧИТСЯ? ИЛИ ЭТО ПРОСТО СОТРЯСАНИЕ ВОЗДУХА ПЕРЕД КАМЕРАМИ? ВЕДЬ НЕТ ЖЕ НИКАКОЙ УВЕРЕННОСТИ? ИЛИ ТЫ ПРОСТО ПЫТАЕШЬСЯ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ ДЕРГАТЬСЯ, В НАДЕЖДЕ, ЧТО Я СОВЕРШУ ОШИБКУ? ОДИН ВОПРОС... МНЕ ИНТЕРЕСНО, ЧТО ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ, КОГДА НАШЕЛ ЕЕ? КОГДА ПРИШЕЛ ПЕРВЫМ? ЭТО У ТЕБЯ ПЕРВЫЙ РАЗ, ТОМ? НО ТЫ ВЕДЬ ПРИВЫЧЕН К ВИДУ КРОВИ? В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ТЫ ПРАВ, ТО МЫ ОЧЕНЬ СКОРО УВИДИМСЯ. С ПОЧТЕНИЕМ...

Холланд плюхнулся на диван. Торн перечитал записку второй раз. И третий. Потрясающая самонадеянность.

И никакого великого смысла. Никаких откровений или предупреждений. Все на виду.

Он прошел на кухню, поставил чайник и сполоснул пару кофейных чашек. Почему Бишопу необходимо это делать? Зачем он дразнит его Мэгги Бирн, хотя давно понятно, что Торн попался в эту ловушку?

Он зачерпнул ложкой растворимый кофе.

В тоне письма было что-то такое, чего ему не удавалось уловить. Что-то едва ли не вынужденное. Быть может, убийца начинает терять контроль над происходящим. Может, последняя неудача подтолкнула его за край. Или же он начинает работать над версией о невменяемости, которую, очевидно, подсунет им, когда наступит время.

А время это наверняка наступит.

Он помешал кофе. В его безумии нет ничего надуманного. Никто в здравом уме не стал бы такого делать, но все же Торн будет бороться изо всех сил, чтобы падение ничем нельзя было смягчить.

Ему придется жестко падать.

Конечно, возникнет сильное давление со стороны всех тех, кто будет рваться лечить его болезнь, заботиться о нем. Такие люди есть всегда. Всегда полно людей, для кого насильственная смерть — это хобби, предмет исследований или непыльная работа. Есть ненормальные, которые станут писать ему в тюрьму с просьбами о совете, фотографии с автографом или предложениями заключить брак. Разные активисты. Авторы книг — бестселлеров, которые почти написаны, когда тела только лишь начали разлагаться. Создатели фильмов. Старухи с подсиненными волосами, которые колотят в стенку фургона и плюются...

И полицейские, которые помнят запах крови.

Это у тебя первый раз?

Торн потащил кофе в гостиную, но на секунду остановившись в дверях, увидел, как Холланд сидит на диване и сверлит глазами противоположную стену. Это не был отсутствующий взгляд пьяного, усталого или скучающего человека.

У Торна заколотилось сердце.

Он так и не спросил у Холланда, зачем тот пришел.

Холланд повернулся к нему. — Мы пробовали связаться с вами...

Торн вспомнил, что его телефон валяется где-то на заднем сиденье машины. — Что случилось, Дэйв?

Холланд попытался сформулировать ответ, и Торн понял, что узнает этот взгляд. Он уже видел его пятнадцать лет назад — на дне стакана, в витринах магазинов, в зеркалах. Взгляд молодого человека, увидевшего слишком много смертей. Холланд заговорил, но его голос, его глаза и выражение лица оставались безжизненными.

— Майкл и Айлин Дойл... Папа и мама Хелен Дойл. Соседка почуяла запах.

Судя по всему, инсульт повлиял лишь на малую часть моего мозга. В стволовой области.

Только представьте, этот кусочек мозга зовется "нижним мостом".

И что досадно, именно он всем управляет. Через него проходят все каналы связи. Как будто мозг — это вокзал Пэддингтон, а он — сигнальный пост. И в принципе, сигналы до сих пор идут и принимаются. Когда мне хочется пошевелить пальцем ноги, шмыгнуть носом или сказать что-нибудь, инструкции по-прежнему выходят. Предполагается, что эти штуки — релейные ячейки — перебрасывают сигнал все дальше, от одной к другой. Как будто микроскопическая версия игры "передай другому" на всем пути до моего пальца или носа. Но, к сожалению, где-то посередине некоторые ячейки отказываются играть должным образом — и все кончено. Вот что со мной, выражаясь популярно. Но странно, хотя одна часть моего мозга вырублена, мне кажется, что остальные части меняются, чтоб компенсировать потерю. Та область, что отвечает за звуки. Мне кажется, она усовершенствовалась. Теперь я могу различать очень похожие звуки. Я могу определить местоположение медсестры по скрипу ее обуви и сказать, на каком расстоянии что происходит. Звуки в моей голове складываются в картинку, как будто бы я превратилась в летучую мышь.

И это помогает мне вспоминать.

Те смутные звуки из-под воды становятся с каждым днем яснее. Складываются в слова. Теперь я могу вспомнить многое из того, что мы друг другу говорили — я и тот человек, который вез меня в больницу. Кусочки звуковой дорожки.

И в большинстве из них, конечно, мой голос — что и неудивительно, тупая болтовня про вечеринку да про свадьбу, и прочая фигня. Господи, какой же он у меня нетрезвый. Я слышу, как мне в горло льется шампанское, а он смеется над моими унылыми пьяными шутками. Я слышу, как играю связкой ключей от дверей. Приглашаю его зайти допить начатое. Глупые, нечленораздельные слова. Которые вряд ли стоило запоминать. Последние слова, когда либо сорвавшиеся с моих губ.

И я все еще стараюсь вспомнить слова, исходившие от него.

Всю дорогу до Эдгвар Роуд Торн старался не уснуть. Грохот шести пустых банок из-под пива, валяющихся в ногах, помогал, но усилия все же приходилось прикладывать. Прошедшая ночь была темная и мрачная. Даже утренний спектакль, когда Холланд, корчась, будто от боли, робко пытался объяснить Софи, где провел ночь, не смог поднять Торну настроение.

Они проговорили почти всю ночь. Холланд рассказал, что случилось с Майклом и Айлин Дойл. Таблетки... Полицию в дом на Виндзор Роуд вызвала соседка. Она предполагала, что они остались у родственников, после того, что случилось с Хелен.

Констебль нашел их обоих в спальне наверху. Они держались за руки.

Несмотря на то, что Холланду уже было довольно, Торн вытащил откуда-то несколько банок пива, и они просидели всю ночь, беседуя обо всем подряд. Родители, партнеры, работа. Когда выпитое начало накладываться на усталость, и Холланд стал отключаться, Торн принялся нести какой-то мутный вздор о девушках. О Кристине, Сьюзен и Маделейн. И Хелен. Он ничего не говорил о голосах. И не упомянул, как странно было обнаружить, что он никогда не слышал голоса Мэгги Бирн.

Торну было интересно, слышал ли их Холланд. Он никогда его не спрашивал.

Бережно завернутая записка лежала позади, на пассажирском сиденье. Он представлял, как обменивает ее на ордер. Слушал в мыслях, как зачитывает права Джереми Бишопу. Потом ведет милого доктора прочь, по ступенькам парадного крыльца, мимо терракотовых горшков с погибшими и умирающими цветами.

Когда же он пришел на работу, картинка развалилась.

— Они не могут так. Прости, Том.

У Кибла на лице было написано сожаление. Но не такое же, как у Торна. Тьюэн и Кибл его уже ждали, чтобы огорошить в ту самую секунду, как он выйдет из лифта.

— В любом случае, с кольца довольно сложно снять отпечатки. Слишком маленькая поверхность. А это еще и валялось в общей куче. Десятки частичных отпечатков, но ничего такого, что заслуживает занесения в отчет. Мы даже переслали его в Ярд. У них и оборудование получше, но...

— А мертвые частички кожи внутри? Волоски с пальца? — Торн постарался говорить логичные фразы. Тьюэн помотал головой. — Парень, с которым я разговаривал, сказал, что это кошмар любого криминалиста. Да ради бога, моталось туда-сюда, его ж могло носить хрен знает сколько людей.

Торн прислонился к двери лифта, чувствуя, как ярость внутри него начинает битву с усталостью.

— По крайней мере, клеймо-то вы проверили? Проверьте, и убедитесь, что это кольцо было сделано в тот год, когда Бишоп женился.

Кибл кивнул, но Тьюэн был не в настроении потакать Торну. — Послушай, даже если мы и найдем что-нибудь, не существует полной цепочки доказательств.

Ярость выигрывала. — И чья в этом вина? Это с самого начала была одна гигантская промашка. Теперь же мне нужен ордер. Мне нужно разворошить дом этого ублюдка. Это дело нужно закрывать.

Тьюэн двинулся к столу. — Том, это была лишь слабенькая вероятность. Мы знали об этом, даже если ты не догадывался. Как ты планируешь проверять его? Натянешь кольцо Бишопу на палец, как гребаный хрустальный башмачок?

Торн подождал, пока снисходительная усмешка Тьюэна сойдет на нет. — Как ты планируешь потратить деньги, выплаченные тебе газетой, а, Ник?

По впалым щекам Тьюэна тут же разлилась краска. Кибл пристально взглянул на него и снова повернулся к Торну, решив, наконец, что вынесение обвинений лучше оставить до следующего дня. — Послушай, Том, — произнес он, — никто тут не расстроен сильнее, чем я, и уж поверь, я собираюсь кое на кого как следует надавить.

Торн вдруг почувствовал, как на него обрушилась усталость. Он едва мог держать голову прямо. Закрыл глаза. Он и понятия не имел, как долго они были закрытыми, пока Кибл снова не заговорил. — У нас есть эта последняя записка. Это значительный сдвиг в расследовании.

— Еще одну пресс-конференцию?

— Да, думаю, это хорошая идея.

Торн снова вызвал лифт. Поднять руку и нажать на кнопку оказалось невероятно сложно. Теперь он понимал, сколько усилий прилагает Элисон, чтобы моргнуть. Ему хотелось домой. Не было совершенно никакого желания торчать тут, отвечая на звонки. Хотелось лечь и вырубиться.

Один последний вопрос: — Джереми Бишоп — наш главный подозреваемый?

Кибл колебался чуть дольше, чем следовало, прежде чем ответить, но Торн его все равно бы не услышал из-за гула в ушах.

Он мчался по Мэрилибоун Роуд. Все напряжение от управления машиной, необходимости следить за дорогой, просачивалось сквозь его кожу с потом, который стекал по лицу, когда он наклонялся вперед, не в силах справиться с истощением. Последние капли энергии уходили на то, чтобы выбить по рулевому колесу ритм музыки, рвущейся из динамиков.

Он вывернул громкость на полную силу. Поморщился. Дешевые динамики искажали звук, превращая высокие частоты в звон бьющегося стекла, а басы в глухие удары. Эта музыка, если ее можно было так называть, разрывала машину на части, но он бы сделал ее еще громче, будь у него возможность. Он хотел быть забит этим шумом. Хотел быть загипнотизирован.

Хотел впасть в наркотический сон...

Он свернул в переулок, полез за телефоном и остановился недалеко от музея мадам Тюссо.

Включил аварийные огни, вырубил музыку и набрал быстрый вызов.

Длинная очередь туристов стояла под дождем, ожидая, когда можно будет войти и полюбоваться на восковых двойников поп-звезд, политиков и спортсменов. Ну и, конечно, на серийных убийц — Зал Ужасов всегда был самым популярным аттракционом.

Где угодно.

Легкие деньги за насильственную смерть...

Она подняла трубку.

— Это я... Прости за вчерашнее.

— Ладно... — голос чуть неуверенный, перестраховывается.

— Послушай, Энн, все поменялось, накрылось медным тазом, если совсем по-честному, и я просто хотел сказать тебе... — Твой бывшенький соскочил с крючка. —...те доказательства, что у меня были, как я считал... не оправдались, так что забудь, что я говорил, ладно?

— Ну так что насчет Джереми?

— Давай увидимся позже?

— Он все еще подозреваемый?

На этот раз у Торна не сразу получилось ответить.

— Можешь зайти ко мне попозже?

— Послушай, Том, я не говорю, что мне неприятно, это не так. Я тоже прошу за вчерашнее прощения, хотя...

Торн слышал на заднем плане, как вызывают какого-то врача. Он подождал, пока закончится фраза. — Энн...

— Зайду часам к пяти. У меня вечером дежурство, так что улизну отсюда пораньше. Хорошо?

Очень даже хорошо.

Он сам посодействовал этой неуместной выходке. Кое-что было встроено непосредственно в его картину мира. Но это — далеко за пределами того, что он представлял себе.

Долбаные придурки. Тупые долбаные идиоты.

Понятное дело, что глупо было ожидать какого-нибудь равновесия, но вот такая непредсказуемость чертовски раздражала его. Как только он положил трубку, депрессия снова начала поглощать его, окутывая, будто темное колючее одеяло. Царапая его. Источая вонь.

Он ходил туда-сюда по прямым линиям. Туда по одной доске, обратно по другой. Медленно передвигался по вертикальным линиям в комнате. Туда по одной, босыми ногами ощущая холод выбеленных половиц. Обратно по другой, лаская пальцами каждый сучок и завиток красивой и гладкой древесины. Туда-сюда, поглаживая пальцами неровные, сморщенные линии, бегущие поперек живота.

Туда-сюда, дыхание замедляется, белые стены действуют успокаивающе...

Он сможет противостоять. Ведь он умеет приспосабливаться, правда? Шампанское или внутривенный укол. К нему домой или к ней. Девичники или ночные автобусы. Все, что необходимо. Может, и не идеальный способ закончить дело, но, безусловно, решит проблему. Ну и, конечно, его план, этот волшебный сценарий, прекрасный побочный продукт его медицинской деятельности, всегда включает в себя небольшие страдания, растянутые на очень большой промежуток времени. А сильные и быстрые страдания вполне могут оказаться такими же приятными. Он снял трубку, чтобы перезвонить ей. Она будет счастлива тому, что он позвонит. Будет в восторге от приглашения. Возбудится от одного намека на то, что этот вечер предвещает ей. Само собой, она не будет волноваться так же, как он, ведь ему известно, как здорово все будет на самом деле.

Время проявить инициативу.

Время найти другой способ причинить боль.

Энн удалось уйти с Куин Сквер даже чуть раньше, чем она думала, но к четырем часам, к тому времени, как она добралась до квартиры, Торн уже шесть часов провел, ходя по комнате от стены к стене.

Попробовал отправиться в постель, но это было бесполезно. Каждый мускул кричал, что хочет спать, но мозг не слушался. Силу внутри него теперь некуда было направлять, и энергия отчаянно искала способ выбраться наружу. Хотя его тело было неимоверно уставшим, мозг не прекращал гонку. Его разум рычал и громыхал, буксуя и слетая с трассы, снова разворачивался и начинал реветь. Он мог бы предъявить Бишопу кольцо.

Сказать ему, что они нашли изобличающие его доказательства. Подсунуть эту чертову улику...

Он мог бы выбить из него признание. Господи, каким бы удовольствием было ощутить, как крошатся кости черепа Бишопа под ударами кулаков, и не прекращать лупить его, пока он не зависнет где-то посередине между жизнью и смертью и не почувствует на своей шкуре, каково это — быть Элисон Уиллетс...

— Чего бы это ни стоило, Томми.

— Хелен, прости меня...

— Все в порядке, Томми. Просто схвати его. Ты все еще можешь взять его, ведь правда?

Часть его жаждала, что Энн придет и поцелуями прогонит наваждения, будет с ним спать, и он проснется чистым.

Все почти так и произошло.

Она влетела в его комнату, будто подросток, и его лицо исказила первая за этот день улыбка. Она приказала ему лечь и отправилась готовить чай. Как-то раз он сказал ей, что ему не нужна мать. Сейчас он не стал спорить.

Она принесла в гостиную чашки. — Ты разговаривал как маньяк, когда звонил мне.

Он хмыкнул. Она сдвинула подушку, которой он прикрывал лицо, и с облегчением увидела, что он улыбается.

— Как ты себя чувствуешь?

— Будто наелся амфетаминов, сто штук.

Она протянула ему чашку чая. — А пробовал когда-нибудь?

Торн покачал головой. — Курево и выпивка. Честная наркота для рабочего класса.

— Самая опасная из всех.

Он отхлебнул чай, глядя в потолок. — Все что мне нужно, как я думаю, это шесть недель в одной из милых, уютных палат в вашей реанимации. Чтобы меня просто накачали лекарствами и выделили милого, сексуального доктора, который будет исполнять мои прихоти. Палата рядом с Элисон свободна? Там есть канал "Sky"? Само собой, я заплачу...

Энн засмеялась и опустилась в кресло.

— Я дам тебе знать, когда ее освободят.

— Как там Элисон? Я и не знал, что она снова на вентиляции.

Энн вопросительно взглянула на него. — Я как-то заходил повидать ее. Кажется, ты была на собрании.

— Знаю. Она после этого казалась немного сбитой с толку...

Он пропустил подразумеваемый вопрос. — Ей лучше?

Энн покачала головой и впервые подумала, что и сама устала. — Она всегда будет подвержена инфекциям подобного типа. Два шага вперед...

Танец, так хорошо знакомый Торну. Энн приподняла бровь. — Что ты сказал Элисон?

Припомнила последний раз. Спрятанную фотографию.

Торн засмеялся. Вспышка отвращения к самому себе. — Пришел сказать ей, что собираюсь арестовать Джереми Бишопа.

Короткий разговор длился, пока они пили чай. И тишина, зависшая между ними, могла означать его окончание, когда Энн тихо, не глядя ему в лицо, спросила: — Том, почему ты думал, что это он?

Думал? В прошедшем времени. Это не для Торна.

— Очевидно, все началось с кражи наркотиков. Потом связь с Элисон и недостаточное алиби во время остальных убийств. Описание внешности, машина... — он тяжело вздохнул, крепко прижал к глазам пальцы и потер. — Все чисто теоретически. У меня нет доказательств и нет ордера, чтобы добыть их.

— Что ты думал найти?

— Возможно, печатную машинку. Может быть, наркотики. Конечно, если он не держал их в госпитале...

Энн неожиданно вскочила и зашагала по комнате. — Ты все время ведешь речь о наркотиках, но в этом нет никакого смысла. Какого черта ему воровать наркотики в таком количестве, Том? Джереми с ними каждый день работает. Если бы они были нужны ему, он мог бы взять их, не вызывая никаких подозрений. Складывал бы в карман по ампуле, а то и по две, полгода каждый день — и никто бы не заметил. Ну так зачем же ему привлекать к себе внимание, воруя их в один заход в таких огромных количествах? Некрупные пропажи лекарств вообще не регистрируются. Джереми не требовалось это делать, Том.

Бубух! Вот она. Мелодия, которая от него ускользала. То, что все время его тревожило, неуловимая скользкая мысль где-то на задворках его мозга. Конечно, она права. Ну почему никто из них не сел и не поговорил по-человечески с чертовыми докторами? Как они это упустили? Как он мог это упустить?

Все просто: он не хотел об этом думать.

(Хендрикс: Надел на себя шоры... как же меня это чертовски достало!)

Он чувствовал, как у него перехватило дыхание. Выбило дух из тела. Господи, все разваливается прямо у него перед глазами.

— Извини, Том.

Он закрыл глаза. Зажмурил. Он знал, что это не Энн нужно извиняться. Это ему нужно просить прощения у многих людей.

Когда Бишоп впервые попался ему на глаза, он подумал, что тот похож на доктора из "Беглеца". И этот врач был невиновен.

Дата добавления: 2015-10-13