Часть вторая - игра 2 страница

Рэйчел потянулась за плеером и заправила длинные каштановые волосы за уши, прежде чем засунуть в них наушники. "Manic Street Preachers" обязаны отвлечь ее от войны с матерью. Все это так глупо. И началось с обычного спора об этих чертовых оценках. Ну и что с того, что ее результаты по информатике и химии оказались далеки от ожидаемых? Все равно она не занималась никакими точными науками в шестом классе. Они уже обмусолили эту тему и наигрались друг у друга на нервах, и тут ей вздумалось поднять тему своей "личной жизни". У нее есть право на свою жизнь! Господи...

Наверное, хватит им с мамой притворяться подружками, в этаком невероятно-самоуверенном стиле средней буржуазии. Если этого хочет ее мать, то и ей подойдет прекрасно. Черт возьми, она только поговорила с папой. Не то что бы ей это было не велено.

По телевизору обрюзгший звукорежиссер пытался стянуть лифчик с какой-то певички. Или это был ее менеджер... Он был уродом, а у нее были дряблые обвисшие сиськи.

Ей, вообще-то, понравился коп, и ее совсем не волновало, что маме хочется потрахать ему мозги, но зачем вдруг, ни с того ни с сего менять правила игры. Маме позволено иметь свою личную жизнь, и некоторые вещи были "ее делом". Очевидно, обрюзгший парень и не собирался выпутываться. Она взяла пульт, выключила телевизор и легла в темноте на кровать, стараясь не заплакать. Громкость в плеере была выкручена на максимум. В конце концов шум должен ее усыпить, а к утру про ссору будет забыто.

В самом деле, какое это имеет значение. Мама может иметь свои секреты, если ей хочется.

У Рэйчел же полно своих собственных.

Похоже, Энн здорово приложила своего муженька-идиота в лифте. Определенно, она отшила его. Жаль, мне не сказать ей, чтобы она прекращала тянуть волынку и сама сделала шаг к тому коренастенькому копу. Ужин у них уже был, теперь можно идти дальше, без вопросов. Особенно сейчас, когда его треснул по голове какой-то злодей. Нужно хватать их, пока сильно не сопротивляются. Войти в его жизнь, пока не унялось головокружение.

Я всегда неплохо сводила людей. Это я познакомила Пола и Кэрол. Интересно, они уже вернулись из свадебного путешествия? Видимо, нет, а то бы зашли.

Мы и в самом деле хорошо смеемся, я и Энн. Ну, это у Энн хороший смех, а я только думаю о том, как смеяться. Чертовски странно говорить абсолютную правду. Когда я немного не в себе, а это происходит большую часть времени (я уже говорила, что наркотики здесь фантастические?), я притворяюсь, что медсестрички на самом деле находятся не во внешнем мире, а внутри меня. Я пытаюсь представить, что они — как маленькие гномики, бегающие внутри моего организма и исполняющие все прихоти моего разума. Славные крошечные частички моего тела. Няньки, чтобы открыть мне глаза. Няньки, чтобы вытереть пот. Няньки, чтобы почесать зудящий сосок (ну да, осталось только научиться говорить им, где у меня чешется). Помните Болванчиков в этих старых комиксах в журнале "Бино"? Банду забавных карликов, которые живут в голове у одного парня. Я думаю "есть", и мелочь в синей униформе, чепчиках и с перевернутыми часиками приходит и заливает что-нибудь вкусненькое в питающую трубку. Думаю "писать" — и вот оно, следующий маленький служка опорожняет катетер. Зашибись, и так целый день.

Но есть еще одна проблема. Я не имею ни малейшего понятия, какая сейчас часть дня. Энн не забывает мне сказать, но минут через десять после ее ухода я опять в недоумении. Голова идет кругом (как сказали бы девчонки из моего детсада — никаких изменений). Интересно, как там дела у детишек? Некоторым предстоит перейти в следующую группу. Новые возможности для Дэниела покусать кого-нибудь. Я в самом деле скучаю по ним.

Интересно, а я еще смогу забеременеть?

Хендрикс заявился, нагруженный дешевым пивом, и к четверти десятого они уже напару боролись со сном. Реконструкцию должны были показать через десять минут. Хендрикс, на свою беду слишком уж занудный, всю передачу громко возмущался, в то время как Торн спокойно приканчивал очередную банку пива и размышлял, почему он так и не позвонил Энн Коберн.

Конечно же, он прекрасно знал, почему. Настоящим вопросом было — как долго он сможет сохранять видимость безупречности. Которой у него, фактически, не было. Решимость его рассыпалась на глазах.

Самый формальный контакт, самый обыденный разговор был бы заражен недомолвками, всем тем, что он так и не сказал ей. Тем, что он тщательно и обдуманно выбрал не говорить ей. Конечно, с процедуральной точки зрения он прав, что не идет с ней на связь — и он это знал. В этом он молодец. Но увидеться с ней все же хотелось. Ему хотелось о многом поговорить с ней. Так что... возможны варианты.

Можно просто продолжать встречаться с ней, но не говорить о расследовании. Или говорить про Элисон. Или про то, как он себя чувствует..., но на самом-то деле получилось бы, что он ничем не делится, а взамен требует от нее что-то. Или можно рассказать ей правду. Само собой, если он признается, что считает ее старинного друга серийным убийцей, то их отношения с самого начала примут подозрительный оттенок. Если он скажет ей, что ее дружок-однокурсник — к тому же, бывший любовник, не будем забывать об этом — убийца-социопат, то вряд ли у него получится долго пробыть основным кандидатом на скорую сексуальную близость, так ведь?

Хендрикс на диване испустил долгую, удовлетворенную отрыжку. Что лучше алкоголя способно выявить северного паренька в профессионале с юга? Или заряженного тестостероном юнца в усталом старике.

А ему теперь с этим разбираться...

Как правило, он не смотрел эту программу. Нельзя отрицать, что она частенько обеспечивает полезными наводками и увеличивает процент раскрываемости. Между собой они называли ее "Донеси на соседа", и удивительно большое число людей в реальности будут только рады так поступить. Его же беспокоили реконструкции и зернистые кадры с камер наблюдения. Ничего не поделаешь, но полную концепцию он находил расплывчато-забавной. Торн обычно переставал внимательно смотреть к тому времени, как ведущий в оранжевом начинал вещать что-нибудь про то, что "может встряхнуть вашу память". В конце концов, город набит битком гражданами, беззаботно разгуливающими и даже не вспоминающими о том, что две недели назад они оказались в гуще жестокого вооруженного ограбления. Такого рода вещи легко ускользают из памяти...

И только для особо страшных они всегда делают реконструкции. Он знал, что это объясняется ужатыми бюджетами как полиции, так и телевидения, но все же это... как последний вздох. Слащавость же процесса в целом заставляла чувствовать себя неуютно. Каждая фраза типа "Спокойных вам снов" и "Пусть кошмары обойдут вас стороной" казалась до отчаяния вынужденной. Только что вам показывают, как избили, изнасиловали и прикончили вашего соседа, и тут же обнадеживают, что подобные преступления совершаются "крайне редко". Чувство ложной безопасности от чудесным образом уступчивых преступников.

Спокойных снов, среднестатистический гражданин.

Несмотря на ощущения и мрачные тона, это все же телевидение. В худшем случае — развлечение, в лучшем — журналистика, и это бесило его.

Он вспомнил о тех полицейских фотографах, которые искали, откуда Хелен Дойл лучше попадет в фокус.

— Поехали... — Хендрикс сел и схватил пульт. Ведущий и специально отобранные телегеничные офицеры полиции обрисовали в общих чертах перечень беспредела на ближайшие сорок минут. "Затрещина" шла в первых рядах. После того, как миловидная женщина-инспектор заглянула в объектив камеры и заверила всех, что нападения незнакомцев случаются очень-очень редко, Торн очутился внутри "Мальборо Армз". Он следил за молоденькой актрисой посреди смеющейся девичей компании. Смотрел, как она пошла к бару за выпивкой, покуда голос за кадром рассказывал зрителю, кто она такая и что здесь делает, попутно в мрачных тонах намекнув, что с ней произойдет. Наблюдал, как актриса забрала пальтишко и пошла к дверям с несколькими подружками.

Как, наконец, Хелен Дойл выбралась на Холлоуэй Роуд, попрощалась с друзьями и двинулась навстречу мужчине, который убьет ее. Ее лицо снова обрело цвет, и листья облетели с волос. Под блузкой и юбкой уже почти незаметен Y-образный шрам от разрезов, сделанных Хендриксом, и юная кожа опять гладкая и пахнет пудрой. У него перехватило дыхание от взгляда на бледные ноги, в которых снова текла кровь, несущие Хелен Дойл по Уиттингтон Парк к дому, где ее ждут родители. Вот Хелен смеется, болтает с мужчиной и прихлебывает из бутылки шампанское. Высокий мужчина с седеющими волосами. Тридцати с небольшим лет. Не был ли он немного постарше? Хелен начинает слегка пошатываться. Ее чуть ли не кидают в машину темного цвета, уезжающую прочь, в неизвестное место, где водитель хладнокровно и с большим мастерством лишит Хелен Дойл и всех, кто ее любит, самого дорогого.

Появился Ник Тьюэн с крайне доброжелательным выражением на лице. Торн не мог отрицать, что выглядел тот очень неплохо. Неброский пиджак и галстук. Приятный, мелодичный голос, никто не спорит. Просьба о любой информации — простая и чистосердечная. Окажите содействие и сделайте первый шаг. Ради Хелен. Ради ее семьи. Дали телефонный номер операционистов, и передача переключилась на рассказ о серии вооруженных ограблений в Уэст-Мидлендс. Торн закрыл глаза.

— Ну, как считаешь, Томми?

— Подождем и посмотрим, что нам дадут звонки от населения.

— Нет... Я спрашиваю... как я тебе показалась, Томми? Скажи. Я хорошо выглядела?

— Да, милая. Ты была восхитительна.

— Тьюэном заинтересовался сам Терри Воган, если хочешь знать.

— Не хочу. А ты пьяный. Меня воротит от мысли пускать на дорогущую скандинавскую кровать такого засранца, так что... оставайся, будь как дома.

Хендрикс уже поднимался на ноги и тянулся за кожаной курткой. Ухитрившись при этом пнуть через всю комнату полупустую банку пива.

— Прости...

— Чертов ублюдок. Постарайся добраться до метро целым-невредимым, ладно?

Хендрикс махнул рукой, проходя мимо окна, и поморщился. Торн вытер пролитое пиво кухонным полотенцем, поставил диск Джорджа Джонса и откинулся на спинку кресла. Он был рад, что Хендрикс ушел. Ему хотелось посидеть в одиночестве, дожидаясь звонка Холланда.

Энн вырубила телевизор и стала выключать свет по всем комнатам. Торн рассказал про шампанское, которым убийца напоил бедную девочку. И Элисон. Видеть происходящее в тех местах было страшно. Она каким-то образом почувствовала, что связана с Хелен Дойл, а из-за этого вдруг поняла, что и к Элисон начала относиться по-другому. Драматическое, даже капризное чувство — но ей хотелось вернуть Элисон жизнь не только по профессиональным причинам. Ей хотелось, чтобы мужчина, напавший на Элисон и убивший тех остальных девочек, потерпел неудачу. И чтобы она стала причиной его неудачи. Она стояла посреди темной гостиной и размышляла, почему в программе не показали Торна. Наверное, он пока не полностью выздоровел. Когда она его видела в больнице, он шел на поправку, но ему, пожалуй, не стоило так быстро выписываться. Он упрям, но вместе с тем бывает и глуп. Она подумывала позвонить ему, но знала, что разговор будет долгим. А ей нужно выспаться.

Чистя зубы, она вспомнила про Дэвида, и стала представлять, как его сбивает с ног дверь лифта. Эта картинка сразу легко дала понять, где у нее морщинки от смеха и куда нужно втирать ночной крем. Она выключила свет в ванной и увидела в темноте Тома Торна, сидящего на краю больничной кровати и уставившегося на точку в пространстве в миллионе миль отсюда.

Позвонит ему завтра с работы и предложит выпить. По пути в спальню она услышала приглушенный писк мобильного телефона из комнаты Рэйчел. Было слышно, как дочь пробормотала кому-то приветствия и плотно закрыла дверь. Энн это задело, но ругаться ей не хотелось. Не так быстро, не сразу после того глупого спора. Но все же, завтра идти рано в школу.

Неподходящее время названивать подружкам.

Холланд позвонил сразу после половины двенадцатого. Определитель номера сообщил Торну, что звонил тот с мобильного. — Уйма людей видела, как она шла по главной дороге. Один парень позвонил, чтобы сообщить, что она пела песню, когда шла мимо него.

Она возвращалась домой в отличном настроении. Это ценная информация?

— Что она пела?

— Сэр?

— Я не помню, Томми. Может, Робби Уильямса...

— Что там насчет убийцы?

— Свидетелей после того, как она свернула с Холлоуэй Роуд, понятное дело, меньше, но парочка отзывов у нас есть. В описании ничего нового. Трое позвонивших сказали, что по их мнению, машина — это "Вольво"... Вы меня слышите?

— Кибл уже ушел домой?

— Да, пару часов назад. Сэр?

Торн хмыкнул. Не слишком поздно для звонка?

— И еще одно. Мы думаем, что мог звонить сам убийца.

Торн подумал, что это вполне возможно. — Кто принял звонок?

— Джанет Ноубл. Придурков, как обычно, хватало, но она говорит — этот парень рассказывал вполне убедительно. Выбил ее из колеи, если честно.

— Продолжай.

— Низкий, хорошо поставленный голос...

Торн знал этот голос. — Что он сказал?

— Сказал, что выглядит куда лучше, чем актер, а Хелен Дойл наоборот — была невзрачной, и что марка шампанского была намного дороже.

Ну конечно. Его волнуют такие детали.

— И он спросил, где вы.

— И что ему сказала Ноубл?

— Что вы болеете, сэр.

Торн знал, как это его порадовало. Если он поверил.

— Спасибо, Холланд, увидимся завтра...

— Спокойной ночи, сэр.

— И кстати, спасибо за диск. Никогда не мог позволить себе...

— Все в порядке. Как он вам, понравился?

Торн почувствовал укол совести. "Лучшие хиты" Кенни Роджерса лежали в коробке в шкафу, вместе с коллекцией потрепанных книжек в мягких обложках и самосборной кабинкой для душа, от которой он посчитал нужным избавиться. Планировалось на выходных отнести все это на благотворительную распродажу.

— Это ведь он сейчас играет? Да, сэр?

Дэйв Холланд прицепил мобильник к поясу, попрощался с коллегами, продолжавшими принимать звонки, и вызвал лифт. Понятное дело, всякое может случиться, особенно с Торном, но жить от этого не легче. Он не был точно уверен в происходящем, но нужно быть глупым, чтобы не заметить основные черты. Он знал, что сказала бы Софи. Тот факт, что Кибл или Тьюэн не лезли на рожон, за долгие годы никак не повредил им.

Так же, как и его отцу.

Совсем не повредил. У отца была небольшая пенсия и куча историй, и ничего похожего на искупление всех грехов в тридцать пять лет. Он с гордостью говорил о том, что "от грехов держался подальше", ровно до того момента, когда в шестьдесят лет упал замертво. Том Торн никогда в жизни не прячет голову. Может, он ее просто... теряет. Торн пил пиво, когда он ему звонил, это понятно. Когда четыре дня назад скорая увезла его без сознания, Холланд изо всех сил старался распутать беспорядок и пришел к выводу, что Торн не считает себя лучше кого-то другого. Ни Кибла, ни Тьюэна, ни умершего четыре года назад бывшего сержанта Брайана Холланда. Он просто другой тип полицейского. Другой сорт человека. Наверное, тот сорт человека, чье мнение что-то значит. Если бы Холланд мог этого добиться, по-прежнему без риска, то, пожалуй, именно этим путем и пошел бы.

Он снова достал телефон. Если Софи еще не легла, можно взять по пути домой карри. Он отсчитал четыре гудка и отменил вызов. Лифт, наконец, пришел, и он шагнул внутрь, глубоко внутри уверенный, что в ближайшие дни и недели возможностей играть в безопасном режиме у него не будет.

— Фрэнк?

— Что такое, Том?

— Бишоп ездит на "Вольво".

— Ясно...

— Темно-синий седан. Я не отметил в первичном отчете, но именно эта машина была припаркована у его дома.

— Это есть в отчете Ника Тьюэна.

— Тьюэн знал?

— Я же сказал, он уже все проверил.

— Ну уж все!

— Поговорим об этом утром?

— И все эти звонки сегодня вечером тоже ничего не меняют?

— Всего один плюсик, но минусов до сих пор намного больше.

— Вы слишком много времени проводите в компании Тьюэна...

— Спокойной ночи, Торн...

— Я подаю официальный запрос на отказ от этого расследования, сэр.

— Об этом мы определенно поговорим утром...

— Энн? Это Том Торн. Прости, я не...?

— Алло?

— Я позвоню тебе завтра.

— Да все нормально — забавно, я минуту назад сердилась на Рэйчел, что она висит на телефоне. Всего-то минуту? Я, наверное, отключилась.

— Рэйчел, на телефоне? Я...

— Мобильник. Терпеть не могу эти штуки, на самом деле, но...

— Полезно и практично.

— Угу.

— Я просто размышляю об Элисон, если честно... ну и само собой, как дела у тебя?

— Элисон... подожди, я встану. Так-то лучше... Элисон делает успехи, потихоньку. Пока нет смысла привлекать трудотерапевта, но подвижки есть. И у меня все в порядке... спасибо.

— Хотелось бы увидеться с ней. Посмотреть на ее успехи. Говоришь, она стала больше общаться?

— Да, но только это... не слишком надежно, мне кажется. Я выстраиваю систему, которая, наверное, будет совершенно провальной, но все равно... Как голова?

— Ну так что? Можно я приду к тебе?

— Ко мне или к ней? Ты говорил...

— Прости?

— К нам обеим... ну да. Как насчет пятницы?

— Прекрасно.

— Я каждую минуту по уши в этом деле.

— Знаю... Здорово. Прости, что звоню так поздно. Я... просто...

— Выпил пару бутылок?

— Да кучу всего.

— Звучит интересно.

— Да нет, на самом деле. Отпущу тебя досматривать сны...

Перевалило за полночь. Торн сидел на неудобном стуле с труднопроизносимым шведским названием и перестраивал свою жизнь. Или же полностью ее доламывал. Почему он чувствует, что чего-то добился, лишь тогда, когда начинает кого-то бесить? Он как крикун в викторине паба, орущий ответ на каждый вопрос ведущего, пока ему не скажут, что он ошибся. Как разгневанный шофер, матерящийся и нарушающий правила, хотя другие водители тычут ему в знаки, показывающие, у кого право проезда. Он глупый коп, даже не представляющий, что может быть неправ. Идиот, чьи чувства написаны на лбу. Это лицо испускает послания. Оно шепчет: "Ты совершаешь ошибку". Бормочет: "Я прав". Кричит: "Я знаю". Ерепенится столько, сколько он себя помнит. Оно отталкивает коллег и изводит старших офицеров.

Оно сказало Фрэнку Калверту убить детей. Осталась одна банка с пивом. Он поставил любимую композицию Джорджа Джонса и выкрутил на полную громкость. Дуэт Джонса и Элвиса Костелло...

— В том доме незнакомец, не видимый никем..., но каждый говорит, похож он на меня.

Он должен вести себя осторожнее, играя с Киблом. Как бы он ни сомневался в теориях Торна о Джереми Бишопе, но все равно знал, что между убийцей и Торном есть связь. Первая записка была написана еще даже до того, как Торн узнал о Бишопе. Вот она, ниточка. Убийца хорошо знал Торна. Значит, что бы Торн ни делал, Кибл будет следить. Но правда в том, что Торн на самом деле не знал, что собирается делать, и, что настораживает, у него и понятия не было, что будет делать Бишоп. Как он отреагирует, что Торн оставит дело?

Будет ли... оскорблен? Станет ли делать что-то, чтобы привлечь внимание, которое, по его мнению, заслуживает?

Торн постарался не думать о том выборе, который может вызвать горькое сожаление. Он сказал себе, что выбора у него было совсем немного. Его не слушали. Хуже того, его осуждали. Относили все на счет Калверта. Прошло пятнадцать лет, а он до сих пор запятнан, любое озарение назовут одержимостью. Каждое замечание, каждая мысль были взвешены, оценены и признаны неполноценными. Он больше не мог выносить вечные оценки. Ему не нужен суд живых.

Он каждый день судим умершими.

Нужно выйти из операции, которая его душит. Выйти и сделать кое-что. Пока он распутывает имеющиеся нити и улыбается по правилам, Джереми Бишоп делает из него дурака.

Самое время повернуть вещи вспять.

Ему нужно выспаться. Следующее утро не обещает быть приятным, а ему нужно проявить всю свою проницательность. Но сначала нужно сделать еще один звонок. Он встал и пошел к каминной полке за телефонной книгой. Ему не вспомнить сходу номера порнографистов.

Я рада, что Энн снова проводит со мной много времени. Я уж начала подумывать, что она пошла дальше, что вся новизна поблекла. Сложно было бы винить ее, но я не могу поверить, что она получает от наших встреч не меньше меня. Она сказала, что у нее возросла нагрузка, и что администратор — засранец, что вполне справедливо. Между прочим, если бы у меня не начался прогресс, то я могла бы вылететь отсюда. Чей-то там родственник нуждается в больничной койке.

У нас здорово получается обозначать "да" и "нет", еще и "мне больно" — мое фирменное блюдо, но разговаривать, моргая глазами — тяжелое эсперанто. "Один раз — да, два раза — нет". В теории все замечательно, но умение держать все под контролем подводит меня. И промежутки между морганиями получаются, как попало. Я пытаюсь моргать два раза, но Энн сложно понять, говорю я "нет" или "да, да". И получается: "Это "да", Элисон? Нет? Тогда, значит, "нет"?" Мы как парочка комиков-иностранцев в шоу Бенни Хилла. Это не цыпленок, это подошва. Папа обычно угорал с подобных шуток. Маме никогда не нравились комедийные передачи, но он обожал их. Может, старый чудак просто глазел на теток в бикини. Я застала маму за просмотром подобного видео через пару недель после папиной смерти. Должно быть, принесла из видеомагазина. Я проходила квалификацию, кажется, и однажды вернулась из колледжа пораньше. Она сидела и смотрела, как толстый старикашка гоняет по саду каких-то куколок, все глаза уже выплакала.

Тиму бы лучше хорошенько встряхнуться. Просто сидит и держит меня за руку. Понятно, что днем он не приходит из-за работы, но уж по вечерам ему бы стоило приложить побольше усилий. Я ни о чем не знаю. Он ничего мне не рассказывает. Что происходит в Бруксайде? Играет ли он по-прежнему в футбол по воскресеньям? Повесил ли занавеску в душ? Был бы здесь папа, пнул бы его как следует по заднице.

Дурак он, на самом деле, потому что я теряю вес, а если произойдет еще чего-нибудь, то у меня все шансы перестать стареть! Выйду отсюда стройной и сексуальной тенью своего собственного я. Тут есть один аппетитный медбрат. Наверное, гей, но сложен офигенно. Если Тим не поостережется, я могу начать заглядываться на остальных.

Проснувшись, он все еще сердился. Любительские постановки вчера вечером страшно его разочаровали. И где, черт возьми, был Торн? Ну, по крайней мере, это подтверждало то, что он и подозревал — напряженное, первостепенное расследование определенно буксует. Пожалуй, у них сейчас есть информация о машине, или чуть более полное описание, но продвигается все мучительно медленно. Даже никакого намека на номерной знак автомобиля. Конечно, угнанного, но все же! Он почти две недели назад подсунул им тело Хелен, а они до сих пор просят помощи у широкой общественности.

Бесполезные онанисты.

Торн. Нигде его не видно, а уж он-то мог бы прихватить кусочек телевизионной славы. Он ни на секунду не поверил, что Торн все еще не выздоровел. Нет, веселые полицейские наверняка что-то затевают. Непредвиденное обстоятельство, но легко решаемое. Если вся его жестокая клоунада и милые лукавые записочки стали причиной детских истерик у мальчиков в голубом, то он просто отыщет другой путь доставать их, вот и все.

Так или иначе, дело во времени. Маньякам положено ускоряться, если безумие овладело ими окончательно. Меньшего от них не ожидают. Вот он и собирается внести некоторое оживление. Может, в следующий раз будет гомосексуалист или старик. Нет... это их только запутает, а он этого не хочет. Учитывая все обстоятельства, он готовит другой удар. Страстно желает попробовать еще, и еще, и еще. Он пытался пнуть Торна по ногам. Пришло время прицелиться в сердце.

Торн окинул взглядом паб. Бизнесмены без пиджаков, использующие креветки или разогретое в микроволновке мясо с чили как повод приговорить за обеденный перерыв пару стаканов пива. Пожалуй, это место не хуже любого другого. Информаторы не любят встречаться слишком близко к дому, к тому же из всех посетителей в "Ягненке и Флаге" Торн выглядел наиболее зловещим. Ему это было на руку. Он знал, что выглядит... подходяще. По большому счету, ему это никак не вредило, хотя будь он чуть повыше... Угрюмый австралиец-бармен протер пепельницу, которую Торн и не думал использовать. — Ты будешь есть, приятель? Нам нужен столик.

Торн открыл бумажник. — Возьму еще минералки, — он убедился, что его полицейское удостоверение как следует разглядели. Бармен досадливо вытер столик и принес Торну заказ.

Вкус у "Перье" слегка отличался от того, что должно быть на самом деле, но в выпивке пока что приходилось себя строго ограничивать. Помимо прочего, ему потом идти на работу. А он не считал, что в первый же день завалиться пьяным пойдет ему на пользу.

Встреча с Фрэнком Киблом за день до этого прошла не так уж остро, как он ожидал. Киблу хотелось, чтобы он остался в расследовании, но причины для этого были неверные. Он рассуждал о целостности, что бы это ни подразумевало, что он не может себе позволить потерять офицера с такой выдающейся репутацией. Что же касается записок и нападения, которое, по его заверениям, рассматривается как покушение на убийство — все включено в дело. Кибл говорил предсказуемо абстрактно. Он был твердо уверен, что этот аспект дела тщательно контролируется, но Торн мог уловить оттенок реального страха, что если он уйдет, то следующим объектом внимания убийцы станет сам Кибл.

Торн знал, что этого никогда не произойдет. Простая истина была в том, что если Торн уйдет, Кибл окажется под страшным давлением, а ему, понятное дело, не в радость объяснять суперинтенданту, почему один из его лучших офицеров покинул вдруг пост. Торн предложил списать это на его стычку с Тьюэном. Или с ним самим. Как ему будет угодно.

Кибл просил обдумать все еще раз. Торн смотрел в усталые карие глаза эксмурского оленя и упрямо стоял на своем.

К обеду он был переведен обратно в Западную группу по расследованию серьезных преступлений из Хендона, и этот приказ вступал в силу с девяти часов следующего утра.

Он надеялся, что, когда он уйдет, все немного прояснится.

Столичная полиция находилась в состоянии непрерывного изменения. Она не только жила под прямым руководством администрации Большого Лондона и мэра Ливингстона, но и претерпевала сложную оперативную реструктуризацию. Канцелярщина в системе здравоохранения впечатляла, но и рядом не стояла с тем, что было в полиции.

Старая система отжила свое. Пять районов Лондона (Северо-Запад, Северо-Восток, Юго-Запад, Юго-Восток и Центр), в каждом был свой собственный Отдел по серьезным происшествиям (ОСП), которые, в свою очередь, сменились на Районные Бюро по серьезным происшествиям (РБСП), и сейчас замещались тремя Группами по расследованию серьезных преступлений (Восточной, Западной и Южной), которые охватывали все существующие оперативные команды, а заодно и старый Отдел по организованной преступности, Команду по борьбе с мошенничеством и Блок огнестрельного оружия.

И каков результат? Сотни офицеров, представления не имеющих, что происходит. Да и, собственно, ради чего. Официальной считалась версия, что новые специальные консультативные группы будут действовать упреждающе. Столичная полиция больше не будет сидеть ровненько и ждать, пока совершится преступление.

Неплохо в теории.

Но нельзя предугадать таких, как Джереми Бишоп. Получив место инспектора в третьем отделе хендонского Бек Хауса, Торн снова ощутил под ногами почву. Со старшим инспектором Расселом Бригстоком он полгода работал в "серьезных преступлениях", и знал, что, пока не случится глобальной беды, Бригсток не станет поднимать шум из-за того, что Торн время от времени будет недосягаем.

Как, например, с девяти часов этого утра.

— Кодак!

И уж если Торн казался таким полезным, то безостановочно кивавший головой мужчина лет сорока, который подсел к нему, однозначно был незаменимым. Ростом под два метра и сложением, как у водонапорной башни, с добела осветленными волосами, колечком в носу, и на сегодняшний день — в пушистом ярко-желтом джемпере. Но чудеса на этом не заканчивались. Голос Денниса Бетелла бил по ушам с сотни метров. Выбивал из рук кружки.

— Взять вам что-нибудь, мистер Торн?

Несуразно тонкий, писклявый голосок всегда вызывал у Торна улыбку. Тот, кто был в ответе за подобные вещи, либо по-крупному облажался, либо имел отменное чувство юмора. Где-то наверняка существовала неимоверно сердитая мультяшная мышка с интонациями боксера-тяжеловеса, типа Фрэнка Бруно. Он показал на стакан воды. — Нет, все нормально.

Бетелл покивал еще секунд десять.

Торн дождался бармена с новым стаканом и осушил старый. Бетелл, пожалуй, стал даже больше с их прошлой встречи.

— Стероиды вызывают рак, знаешь об этом, Кодак?

— Фигня, — пискнул Бетелл. — Они приводят к бесплодию. А вам тут нормально, мистер Торн? Довольно людно, но выбраться в Западный округ мне сподручнее. У меня здесь бизнес полным ходом.

— Конечно, Кодак...

Среди всех порноторговцев Деннис Бетелл был наименее противным. Торн с интересом следил за его карьерой уже двадцать лет. Он мог предоставить что угодно, от нечетких романтических снимков для автомобильных журналов до более отчетливых и правдоподобных вещей, публикуемых в изданиях, которые не так просто достать. В восьмидесятых его высококачественные порноработы были востребованы, а случайная попытка шантажа привела к резкому прекращению по крайней мере одной выдающейся политической карьеры. Деннис был представителем старой школы. В эпоху же, когда жесткое видео стоит десятку, и любой дурень с компьютером может следить, как карлики развлекаются с ослами, стоит лишь ему, не сходя с места, щелкнуть мышкой, Бетелл все еще твердо верил в силу одинокого фотографа. Глубоко в душе Торн восхищался его грязной, ничтожной жизнью.

Дата добавления: 2015-10-13