Часть первая - обычные методы 3 страница

— Но в день смены состава вся строгость пропадает. Я работала в больницах, где первого августа можно было уйти, толкая перед собой кровать и держа в руках искусственную почку. Простите уж, но тот, кто украл эти лекарства, мог прийти откуда угодно.

Сьюзен. Кристина. Маделейн. — Хоть что-то, Томми. Зацепку. Хоть что-то...

Торн вытащил телефон, чтобы позвонить Тьюэну.

Хелен Дойл заказывала на всех выпивку по первому кругу, но уже волновалась, сколько потратит денег. Несколько коктейльных бутылочек и пара порций рома с колой, а стоит уже в три раза больше, чем она зарабатывает за час.

Вот блин. Это же день рождения Ниты, а она его нечасто празднует.

Она нагрузила напитки на поднос и посмотрела туда, где за угловым столиком сидели ее друзья. С тремя из них она была знакома со школы, и с двумя другими почти так же давно. Паб не был заполнен, и нескольких посетителей, пожалуй, раздражал тот шум, что исходил от их компании. Вся орава как по команде расхохоталась, громче всех раздавался пронзительный смех Джо. Наверное, очередная пошлая шутка Андреа...

Хелен медленно подошла к столу и поставила поднос, девчонки оживились и расхватали напитки, будто они были первыми за этот вечер.

— Ты не взяла чипсы?

— Прости, забыла...

— Глупая сучка.

— Расскажи ей анекдот...

— Сколько, блин, льда он сюда положил?

Хелен сделала глоток и посмотрела на этикетку на бутылке. На самом деле, сложно сказать, что там. Она уже достаточно попробовала. "Хуч", "Метц", "Бризерс". Никогда не знала в точности, что пьет, что за напиток, но ей нравились цвета и она ощущала себя модной, держа в руке хрупкую холодную бутылочку. Утонченной. Нита залпом отпила половину порции рома с колой. Джо покончила с остатками пинты пива и громко рыгнула.

— Зачем ты это пьешь? Оно ж как лимонад!

Хелен смутилась. — Мне нравится вкус.

— В нем нет даже намека на хороший вкус, в том-то и дело.

Нита и Линзи засмеялись. Хелен пожала плечами и снова отхлебнула. Андреа подтолкнула ее локтем. — Как, знаешь, что?

Раздался стон. Джо сунула в рот два пальца. Хелен знала, о чем они говорили, но отчасти надеялась, что больше не будут. Секс был главной темой разговоров Андреа.

— Расскажи еще раз, какой большой у него член, Джо.

Стриптизер был идеей Андреа, и Ните, похоже, понравилось. Хелен решила, что он в весьма неплохой форме, весь покрытый маслом, даже заставил ее покраснеть, но вот стихотворение про Ниту было не таким уж хорошим. И пожалуй, он был растерян не меньше ее самой, когда Джо схватила его за промежность, какую-то долю секунды он казался огорченным. Потом улыбнулся и подхватил свою одежду с пола, пока все остальные свистели и хлопали ему. Хелен тоже похлопала, но ей было немного жаль, что она еще не успела напиться.

— Довольно большой!

— То, что не помещается во рту — это лишнее.

Хелен наклонилась к Линзи. — Как на работе?

Линзи, наверное, была для нее ближе всех, но за этот вечер они так и не поговорили.

— Дерьмово. Я собираюсь покончить с этим... займусь на время чем-нибудь еще.

— Хорошо.

Хелен свою работу любила. По деньгам небогато, но люди там хорошие, и хотя ей приходилось отдавать часть зарплаты маме с папой, дома все же жить было дешевле. Она не видела смысла съезжать, пока не встретит кого-нибудь. В чем радость снимать грязную квартирку, как Джо или Нита? Андреа вот, опять же, пока живет дома. Бог знает, и где она только занимается сексом, о котором вечно болтает...

Из музыкального автомата донеслась "Let Me Entertain You". Одна из ее любимых песен. Она стала покачивать головой в ритм песни и тихонечко подпевать. Ей вспомнилась дискотека в пятом классе, мальчик с серьгой в ухе, печальными карими глазами и запахом сидра изо рта. Когда начался припев, присоединились остальные девчонки, и Хелен умолкла. Прозвенел звонок, бармен что-то невнятно прокричал. Андреа и Джо предвкушали следующий круг заказов. Хелен усмехнулась — ей было пора возвращаться домой. А то завтра утром не встанет, да и папа ее будет дожидаться. Она уже начинала ощущать тошноту и понимала, что пора закругляться, идти домой и выпить чаю. Она тоже могла бы измениться. В черной рабочей юбке и скромной блузке она себя чувствовала застенчивой и старомодной. Можно взять пакетик с картошкой, чтобы съесть по дороге. И кусочек рыбки для папы.

Андреа поднялась и объявила, что они пойдут еще куда-нибудь. Хелен обрадовалась вместе со всеми остальными, осушила бутылочку и полезла в кошелек за парой фунтовых монет.

Торн сидел с закрытыми глазами, слушая Джонни Кэша. Вертел головой, с удовольствием ощущая похрустывание каждого хрящика. "Человек в Черном" настойчиво пел грозным голосом о том, что собирается вырваться из ржавой клетки. Торн открыл глаза и оглядел свою чистую, уютную квартиру — не клетку, само собой, но ему-то известно, о чем поет Джонни.

Двухкомнатная квартирка с садом, несомненно, была небольшой, но ее было легко содержать, и она была довольно близко к Кентиш Таун Роуд, что гарантировало ему неиссякаемость запасов молока и чая. Или вина. Парочка из квартиры наверху была тихой и никогда ему не мешала. Он жил здесь не больше полугода, с тех пор, как окончательно продал дом в Хайбери, но знал уже каждый дюйм. Всю мебель приобрел за один жалкий выходной в "Икее", еще три недели потратил на то, чтобы разложить барахло, и следующие четыре месяца желал только, чтобы его не трогали.

Нельзя сказать, что он был несчастен с тех пор, как ушла Джен.

Господи, они три года разводились, она уходила почти пять лет, но все же ему все казалось... неправильным. Он думал, что, съехав из дома, они помирятся, и в этой новой светлой квартире все поменяется. Оптимистично. Однако, все, что его окружало, не имело с ним никакой настоящей связи. Было просто функциональным. Он мог за считанные секунды перебраться из кресла на кровать, но она была слишком новой и, к большому сожалению, еще не получила боевого крещения.

Он чувствовал себя безликим бизнесменом в гостиничном номере.

Может, было бы лучше, уйди Джен из-за его работы. Он видел такое довольно часто, это начинка любого бесконечного телешоу про полицейских — жена копа не может вечно быть на вторых ролях после работы, и тэ дэ, и тэ пэ. Но Джен никогда не была обычной женой полицейского и бросила его по своим собственным причинам. Единственной работой, вовлеченной в этот грязный процесс, были ее еженедельные встречи по средам с лектором курсов по литературному творчеству. Пока он их не застал. В середине дня с опущенными шторами.

Со свечами у кровати, бог мой...

Позже Джен сказала, что так и не поняла, почему Торн его не ударил. Он никогда ей не говорил. Даже когда этот костлявый ублюдок вскочил с кровати, размахивая членом и разыскивая наощупь очки, Торн знал, что не причинит ему вреда. Его накрыло волной боли, и, оглушенный и растерзанный, он уже знал, что не способен будет слышать ее вопль, видеть в ее глазах вспышку ненависти, смотреть, как она бросается на помощь этому маленькому засранцу, сползающему по шкафу, стонущему и пытающемуся остановить кровь. Следующие несколько недель он дожидался его у колледжа и шел следом. Пока тот ходил по магазинам. Беседовал на улице со студентами. Шел домой в маленькую квартирку в Айлингтоне, с прикованными снаружи разноцветными велосипедами и плакатами в окне. Этого было для него достаточно. Этих простых знаний. Ты в моих руках, если я вдруг надумаю нагрянуть.

Но вскоре даже это показалось ему стыдным. Он смирился. Теперь его жизнью была смесь из поздних вечеров, красного вина и певцов с глухими, грозными голосами.

Да, он приносил домой работу — особенно после дела Калверта, когда все происходящее какое-то время ускользало от него — но поженились они слишком рано. В этом все дело, если честно. Возможно, будь у них дети...

Торн просмотрел телепрограмму из "Standard". Вечер вторника — и нихрена. Даже хуже, "Sky" показывал в восемь часов игру «Сперс»-«Бредфорд». А он совсем о ней забыл. Домашний матч против Бредфорда — верные три очка у нас в кармане. Но телетекст, лучший друг футбольного болельщика, выдал ему неутешительные новости.

Она резко осела, опершись спиной о его ноги и опустившись задницей на каблуки, скользнув костяшками пальцев по деревянным полированным половицам. Он стоял позади нее, положив обе руки ей на шею и подготавливаясь. Окинул взглядом комнату. Все на месте. Оборудование в пределах досягаемости.

Рот ее приоткрылся, и оттуда раздался влажный булькающий звук. Он легонько сжал ее шею. Не было никакого смысла говорить что-либо, и, кроме того, он уже достаточно от нее услышал.

Полтора часа назад он наблюдал, как начинала потихоньку редеть компания девушек. Парочка удалилась в сторону метро, еще двое к автобусной остановке. Одна поплелась по Холлоуэй Роуд. Местная, догадался он. Может, захочет выпить с ним. Он повернул налево и объехал вокруг здания, очутившись на главной дороге где-то в двадцати метрах от нее. Подождал, пока она будет совсем рядом с развилкой, и вылез из машины.

— Извини... прости, но я, кажется, совершенно заблудился.

Чуть глотает слова. Просто порядком пьян. И с правильной речью.

— Куда ты пытаешься добраться?

Недоверчива. Тоже верно. Но здесь ей нечего тревожиться. Просто поддатый парень не туда свернул на Арчвэй. Снял очки, пытается сфокусировать взгляд…

— Хэмпстед... прости... слишком уж я... Не следовало садиться за руль, если честно.

— Все в порядке, приятель. Я и сама в стельку...

— Из клуба идешь?

— Нет, просто из паба — день рождения у приятельницы... было классно.

Хорошо. Он был рад, что она довольна. Тем сильнее будет желание жить. Так что...

— Стаканчик на ночь не желаешь? — широкий взмах рукой в окно автомобиля.

— Черт возьми, а что ты празднуешь?

Господи, да что им всем сдались эти подарки и бутылка шипучки?

Как золотые часы в руках гипнотизера.

— Просто утащил с вечеринки, — хихиканье. — По одной на дорожку?

Около получаса. Тридцать минут бессмысленной полуграмотной болтовни, пока лед не тронулся. Она не умолкала. Дружок Ниты... Проблемы у Линзи на работе... парочка грязных анекдотов. Он улыбался, кивал и посмеивался, пытаясь представить, как бы его могло это все заинтересовать. Кивающая собачка и ситкомовский закадровый смех — и в то же время безобидно выглядящий мужчина заталкивает свою подружку, не держащуюся на ногах, на заднее сидение автомобиля, чтобы увезти к себе.

Потом он сделал телефонный звонок и поместил ее в нужную позу. Теперь Хелен уже не так много болтала.

Снова откуда-то из самых глубин раздалось безнадежное бульканье.

— Чшш, Хелен, просто расслабься. Это не займет много времени.

Он расположил большие пальцы по обе стороны выпуклости в основании черепа и нащупал мышцы, между делом рассказывая ей... — Чувствуешь эти два бугорка, Хелен?

Она застонала.

— Грудино-ключично-сосцевидная мышца. Знаю, длинное дурацкое слово, не переживай. Эти мышцы идут до самых ключиц. Теперь же я нацеливаюсь ниже... — У него перехватило дыхание. — Вот.

Медленно сомкнул пальцы вокруг сонной артерии и начал давить.

Закрыл глаза и стал мысленно отсчитывать секунды. Двух минут должно хватить. Сквозь тонкие хирургические перчатки он ощутил, как содрогнулось ее тело. Удовлетворенно кивнул, отмечая, каких титанических усилий требовалось, чтобы заметить даже такое мимолетное движение.

Начал размышлять о ее теле, о том, как мог бы прикоснуться к нему. Он мог поступить с ней, как ему заблагорассудится. Мог бы за одну секунду отпустить ее голову и скользнуть руками ей под блузку. Мог бы повернуть ее лицом к себе и проникнуть ей в рот, разжав зубы. Но он не станет. У него были такие мысли, и с другими тоже, но дело было не в сексе.

Рассмотрев эти домыслы со всех сторон, он решил, что это здоровое, нормальное влечение. Разве не каждый мужчина почувствует то же самое, держа в руках женщину? Когда она так доступна? Ну конечно. Но это не было хорошей идеей. Ему не хотелось, чтобы это классифицировали как сексуальное преступление. Слишком просто — отправить всех по ложному следу. И он все знал про ДНК.

Глубоко из глотки Хелен раздалось рычание.

Она все чувствовала, все осознавала, и все еще боролась.

— Теперь уже недолго... Потише, пожалуйста.

До него донеслось постукивание, и он, не поворачивая головы, посмотрел вниз, туда, где ее пальцы судорожно бились о половицы. Адреналин безнадежно пытался дать последний отпор наркотику. У нее получится, подумал он, она так сильно хочет жить. Минута и сорок пять секунд. Пальцы его сомкнулись, он наклонился и прошептал ей в ухо: — Спокойной ночи...

Она перестала дышать.

Теперь самое критичное время. Нужно действовать быстро и точно. Он ослабил давление на артерию и небрежно толкнул ее голову вперед, так, что подбородок коснулся груди. Оставил ее там на несколько секунд, потом задрал обратно, чтобы заглянуть в лицо. Глаза ее были открыты, челюсть отвисла, по подбородку стекала слюна. Он поборол желание поцеловать ее и снова отвел голову в центральное положение. В нейтральное. Потом крепко вцепился пальцами в ее длинные каштановые волосы, готовясь развернуть голову через левое плечо. И развернул.

Потом через правое плечо. Каждый поворот расщеплял что-то внутри позвоночной артерии. Теперь она целиком от него зависела. Он аккуратно уложил ее в положение для проведения реанимации. Он весь вспотел. Взял стакан холодной воды и уселся в кресло, наблюдая за ней. В ожидании, когда она начнет дышать.

В голове у него было пусто, он сосредоточился и, не мигая, смотрел на ее лицо и грудь. Дыхание будет коротким и поверхностным, нужно увидеть мельчайшее движение. Каждые несколько секунд он наклонялся и проверял пульс. Тело Хелен не двигалось.

Он потянулся за кислородной маской. Самое время вмешаться. Десять минут он неистово сжимал кислородную подушку, вопя: — Давай, Хелен, помоги мне! — кричал он ей прямо в лицо. — Мне нужно, чтобы ты была сильной.

Но у нее не хватило сил.

Он, задыхаясь, откинулся в кресло. Посмотрел на безжизненное тело. От ее блузки оторвалась пуговица. Он посмотрел на простые черные туфли, аккуратно расставленные друг рядом с другом. На небольшую кучку украшений в тарелке из нержавеющей стали.

Дешевые браслеты, большие уродливые серьги.

Он скорбел и ненавидел ее.

Нужно действовать. Теперь речь шла только об избавлении. Быстром и легком.

Он начал ее раздевать.

Торн поднял с пола бутылку красного вина и налил себе еще один стакан. Может, сорокалетним мужчинам и лучше в своих собственных чистых, уютных, хоть и маленьких квартирах. А сорокалетним мужчинам с плохими привычками, перепадами настроений почище, чем у Гленна Миллера, и уже двадцатилетней несвободой в отношениях, по этому поводу сказать нечего. Влечение к "кантри-энд-вестерн" вряд ли поможет.

Джонни пел о воспоминаниях. Торн мысленно отметил, что нужно запрограммировать плеер, чтобы в следующий раз он пропускал эту песню. Был ли прав Фрэнк, когда спросил его, не является ли до сих пор Калверт частью уравнения?

Один свежий и нежный труп...

Пятнадцать лет — слишком долгий срок, чтобы тащить на себе этот багаж. Все равно багаж не его. Уже не упомнить, как на него все перевесили. Ему было всего лишь двадцать пять. Те, кто выше него по рангу, взяли ответственность, как им и положено. У него не было никакого шанса достойно уйти. Да и стал бы он это делать?

Освободили...

Он не имел права запретить Калверту уйти после допроса. Четвертого допроса. То, что произошло в коридоре, а потом и в том доме, казалось чем-то таким, о чем читаешь про кого-то другого. Действительно ли он считал Калверта тем самым человеком? Или его воображение дорисовало детали позже, уже в свете того, что он увидел в понедельник утром? В любом случае, после того, как все начало всплывать, его участие основательно забылось. Три мертвых девочки...

Кроме того, что значит его травма — господи, что за глупое слово — по сравнению с горем семьи тех девочек, которым до сих пор полагалось быть среди нас. У которых сейчас уже были бы свои детишки.

Из этого и делаются воспоминания.

Он взял пульт и выключил песню. Зазвонил телефон.

— Том Торн.

— Это Холланд, сэр. Кажется, у нас еще один труп.

— Кажется?

У него екнуло в животе. Калверт улыбается, выходя из комнаты для допросов. Элисон неотрывно глазеет в пустое пространство. Мервая Сьюзен, мертвая Кристина, мертвая Маделейн скрестили пальцы.

— Похоже на то, сэр. Я даже не думаю, что это переложат на нас, ее еще не оформили.

— По какому адресу?

— В том-то и дело, сэр. Тело на улице. В роще за станцией Хайгейт.

В нескольких минутах езды, в это время суток. Он залпом опрокинул стакан. — Лучше пришли машину, Холланд. Я выпил.

— И самое лучшее, сэр...

— Лучшее?

— У нас есть свидетель. Кое-кто видел, как он выкидывал труп.

Я прямо ощущала, как Тиму хочется узнать, от кого цветы. Ничего не сказал, но я знала, что он на них смотрит. Меня он не спрашивал. Наверное, потому, что хотел услышать ответ на вопрос, а не просто поддержать беспредметный разговор со своей бывшей девушкой, ставшей вдруг умственно отсталой. Прости, Тим. Но к этому ведь ничего не может подготовить? Ну, то есть, выполняешь всю эту обычную чушь, совместный отпуск, знакомство с друзьями. Этому везучему болвану не пришлось встречаться с моими родителями. Его же были кошмарными! Но на такое никто никогда не рассчитывал, правильно говорю? "Как бы ты справился, если бы мое жизнеобеспечение поддерживалось машинами, а я сама была бы полностью неспособна двигаться и разговаривать?" — такие вопросы никогда не возникают в личных беседах на ранних стадиях отношений.

О, и у меня теперь есть надувной матрас, видимо, для того, чтобы не было пролежней. Наверное, очень удобный. Хотя он жутко шумит. Издает электрический гул. Иногда я просыпаюсь и, лежа в темноте, думаю, что кто-то на ночь глядя пылесосит соседнюю палату.

Энн, как я считаю, неровно дышит к этому копу. Он милый, я согласна. В любом случае, получше ее бывшего, который кажется мне кретином. А этот коп забавный. Я чуть не уписалась, когда он извинялся за свой запашок. Я слышала, как Тим спрашивал медсестру о цветах. Там не было записки, и медсестра ушла спросить кого-то из подружек. Теперь мне кажется, что Тим подозревает, что у меня роман с полицейским. Пожалуй, он весьма странный полицейский, раз имеет склонность к дешевым желтым ночнушкам и чрезвычайно покладистым девушкам, от которых не дождешься ответа.

Как там в этой старой шутке про идеальную женщину? Если бы я была нимфоманкой, а мой папа владел пивоварней, он оказался бы на седьмом небе...

"Сьерра" остановилась позади фургона оперативников. Едва Торн вышел из машины, как сразу увидел, что дела обстоят непросто. Даже в два часа ночи все еще было душно, вот-вот начнет накрапывать дождь. Все ценные улики пропадут из-за того, что место преступления быстро превратится в грязь. Фотографы, следователи и криминалисты занимались своими обязанностями молчаливо и расторопно. Им всем было известно, что времени у них немного. То, что принесет пользу, обычно находят в первый же час. Золотой час. Тьюэн бы в любом случае учел все до последнего — он бы позвонил в метеорологическую службу. Это был их первый осмотр места преступления, и шансов не было ни у кого.

Торн спустился по крутой лестнице, ведущей к станции Хайгейт, которая позволяла попасть в Квинс Вуд, лоскуток леса, граничащий с Арчвэй Роуд. По пути он мог разглядеть сквозь ветви деревьев яркий свет дуговых ламп. Ему видны были фигуры криминалистов в белых пластиковых комбинезонах, склонившихся над тем, что, очевидно, и было трупом, в попытках отыскать на одежде девушки случайный волосок или ниточку. Слышны были обрывочные приказы, шипение фотовспышек и несмолкающий гул портативного генератора. Раньше он часто бывал в подобных местах, очень уж часто, но в этот раз происходящее напоминало работу "Команды А" из сериала. В каждом процессе сквозила целеустремленность, какую ему довелось видеть лишь однажды. Явное отсутствие показного оптимизма. Никакого висельного юмора. Ни у кого не видно термоса с чаем.

И только нырнув под ограждение и начав натягивать полиэтиленовые бахилы, любезно предоставленные проходящим мимо оперативником, Торн понял, насколько трудным будет изучить это место преступления. Он также сразу увидел все бездушие убийцы, выбравшего для этого свалку. Тело лежало возле высоких металлических поручней, тянущихся вдоль тротуара вниз по пригорку. С одной стороны проходила магистраль, с другой по крутому склону до самой станции метро Хайгейт простиралась на сотню метров густая лесополоса. Добраться до тела можно было только через деревья на холме. Хотя тропинка уже была проторена, преодолеть все препятствия на пути к трупу быстро не получалось. Земля была твердой и сухой, но хватит каких-нибудь десяти минут дождя, чтобы превратить ее в поток грязи. К тому времени, как место огородят полиэтиленовой палаткой, все усилия, скорее всего, окажутся напрасными. Он надеялся, что они быстро найдут то, что им надо. Он надеялся, что они вообще найдут хоть что-то. Дэйв Холланд вприпрыжку спускался к нему по склону. Дуговые лампы красиво его освещали. Торн достаточно четко мог разобрать очертания блокнота, которым он размахивал. Он не выглядит как простой полицейский, подумал Торн, он похож на начальника полиции. Даже если не смотреть на легкую небритость, аккуратно остриженные светлые волосы и румяное лицо делали его очевидной мишенью для множества комментариев в стиле "в наши дни молодежь не похожа на настоящую полицию". Пенсионеры его обожали. Торн же не очень. Отец Холланда тоже служил в рядах полиции, а по его опыту, подобное редко обходилось без проблем. Он даже передвигается не как коп, подумал Торн. Копы не скачут по холмам, как горные козлы. Копы идут, как... машины скорой помощи.

— Чашечку чая, сэр?

Ладно, может быть, он слегка наивен. Вечно со своим чаем.

— Нет. Расскажи мне об этом свидетеле.

— В общем-то, радости немного.

Сердце Торна сжалось. Стало быть, потрясающего ничего не будет.

— У нас есть смутный словесный портрет, не более.

— Насколько смутный?

— Рост, телосложение, темный автомобиль. Свидетель, Джордж Хэммонд...

Снова этот долбаный блокнот. Запихнуть бы его в задницу маленькому самодовольному кретину.

—...был на вершине, в ста метрах отсюда у главной дороги. Ему показалось, что парень выкидывает мешок с мусором.

Торн это уже представлял. Ему нужно было поднять и перевалить тело через ограду. Она вполне могла сойти за мешок с мусором.

— И это все? Рост и телосложение?

— Про машину немного больше. Он сказал, она показалась ему хорошей. Дорогой.

Торн медленно кивнул. Свидетели. Еще одна причина уйти в отставку. Даже самые проницательные из них дают противоречивые описания одних и тех же событий.

— Зрение у мистера Хэммонда не блестящее, сэр. Он старый человек. Он всего лишь выгуливал собаку. Сидит у нас в машине.

— Подожди, этот забор высотой в метр восемьдесят. Какого он, по его словам, был роста?

— Сто восемьдесят восемь - сто девяносто. Девушка была некрупная, сэр.

Торн прищурился. — Ладно, поговорю через минуту со зрительно неполноценным мистером Хэммондом. Давай покончим с этим.

Фил Хендрикс склонился над трупом, хвостик из волос упрятан под своеобразной желтой шапочкой для душа. Криминалисты закончили свои раскопки и обмеры, передав Хендриксу эстафету. Торн наблюдал за хорошо знакомыми рутинными действиями патолога — измерил температуру, провел беглый осмотр, пока тело не увезли. Чуть ли не каждую минуту он с ворчанием опускался на корточки и что-то бормотал в маленький диктофон. Как всегда, каждая незначительная деталь процедуры будет увековечена на пленке полицейского кинорепортера. Торна вечно занимали мысли об этих персонажах. Некоторые из них мнили себя кинематографистами — как-то раз ему пришлось обматерить одного за восклицание "Снято!" В тревожном блеске их глаз читалось: "Ты просто обязан зайти ко мне и взглянуть, какой материал я покажу парням на рождество". Сомнений не было — все они ждали, когда же их переманит какая-нибудь жадная до бестолковых документальных мелодрам телестудия. Может, он слишком с ними суров. Так же, как с Холландом. Возможно, из-за того, что не любит идеально выглаженные брючки и легкие туфли. А может, из-за того, что Холланд — просто молодой услужливый констебль. Разве он сам не был таким же? Пятнадцать лет назад. На пути к провалу.

Хендрикс начал упаковывать свое оборудование и посмотрел на Торна. Подобное переглядывание было для них обычным делом. Неопытному глазу эта "передача ответственности" показалась бы небрежной — два игрока обменялись условными жестами. Патологоанатомам полагается быть хладнокровнее остальных, но Торна было не провести, он знал, что скрывалось за манчестерским дерзким акцентом и мрачным юмором Хендрикса. Он довольно часто наблюдал, как тот плачет за очередной пинтой пива. Торн никогда не отвечал ему взаимностью.

— Если хочешь знать, он стал вести себя по-раздолбайски.

Хендрикс начал теребить одну из своих многочисленных сережек. В последний раз Торн насчитал их восемь. Толстые очки придавали лицу выражение прилежного ученика, но вот серьги, не говоря уж о неброских, но известных всем татуировках, и пристрастие к экстравагантным головным уборам делали его по крайней мере неординарным. Торн был знаком с этим компанейским готом уже пять лет. Он был на десять лет младше и жутко толковым — чем чрезвычайно нравился Торну.

— Не хочу, но спасибо за наблюдения.

— Неудивительно, что ты дуешься, приятель. Два-один в домашнем матче с Брэдфордом?

— Грабеж.

— Ну конечно.

Шея у Торна все еще жутко ныла. Он запрокинул голову и посмотрел в ясное ночное небо. Можно было разглядеть Большую Медведицу. Он всегда искал ее в небе — единственное созвездие, которое он знал в лицо. — Ну так что, это он?

— Точно буду знать к утру. Думаю, да. Но что она здесь делает? Это чертовски оживленная дорога. Его легко могли заметить.

— И заметили. К сожалению, это был мистер Магу. В любом случае, не думаю, что он был здесь очень долго. Просто остановился и выбросил ее.

Хендрикс отодвинулся в сторону, и Торн посмотрел на женщину, которую в ближайшее время идентифицируют как Хелен Терезу Дойл. Всего лишь девчонка. Восемнадцать, девятнадцать лет. Блузка задрана, проколотый пупок оголен. В ушах большие кольца-сережки. Из-под разорванной юбки видна страшная глубокая рана на верхней части бедра. Хендрикс защелкнул сумку. — Думаю, ссадину она получила, когда этот ублюдок перекидывал ее через забор.

Что-то привлекло внимание Торна, и он посмотрел вправо. Метрах в шести от него стоял, пристально глядя на людей, небольшой зверек. Лисица, догадался он. Она совершенно не шевелилась, наблюдая столь странную для нее активность. Они были на ее территории. Торн почувствовал странный укол совести. Он слышал речи фермеров и лоббистов, сторонников охоты, о свирепости этих животных, но вряд ли они понравились бы этому существу, убивающему, чтобы прокормить себя и своих детенышей. Жажда крови способствует уму. С вершины холма раздался крик, лиса приготовилась было удрать, но снова расслабилась. Торн не мог оторвать взгляд от зверька, взирающего на извращенную картину человеческой кровожадности в искусственно освещенной реальности. Картину истинной жестокости. Через полминуты лисица понюхала землю, удовлетворив свое любопытство, и смылась.

Торн посмотрел на Хендрикса. Тот тоже наблюдал за ней. Торн перевел дыхание и повернулся обратно. Противоречивые эмоции.

Он чувствовал отвращение при виде трупа, гнев от утраты. Сочувствие к родственникам, ужас при мысли, что придется встретиться с ними, их ярость и горе. Но также он чувствовал азарт.

Возбуждение от нахождения на месте преступления. На первом месте преступления. То, что сорвет покровы с расследования, может лежать под самым их носом, взывая к ним. И если оно здесь, он найдет его.

Ее тело...

В длинных каштановых волосах запутались листья. Глаза открыты. Торн видел, что у нее отличная фигурка. Он попытался отогнать эту мысль.

— Раньше он всегда выжидал какое-то время, так ведь? — пробормотал Хендрикс. — Без суеты. Брал на себя труд разместить их так, будто удар хватил их за просмотром телевизора или приготовлением ужина. В этот раз он, похоже, об этом не позаботился. Весьма поспешная работенка.

Торн вопросительно посмотрел на него.

— Час или два, в крайнем случае. Она еще даже не остыла.

Торн присел и взял девушку за руку. Хендрикс снял шапочку для душа и стянул резиновые перчатки, выпустив в воздух маленькое облачко талька. Торн наклонился, чтобы закрыть глаза девушки, и голову его наполнил гул генератора. Голос Хендрикса, казалось, раздавался откуда-то издалека.

— Я до сих пор ощущаю запах карболки.

Энн Коберн сидела в темной комнате, ужасный день, который по всем правилам должен был завершиться три часа назад, все же подходил к концу. Газеты вечно кричат о невыносимых условиях работы младшего медперсонала, но старшим это уж точно дается не легче. Встреча с администратором, рассчитанная на час и продлившаяся все три, наградила ее головной болью, которая только сейчас начала стихать. Она терзала ее в течение двух лекций, консилиума, стычки с регистратором и работой над кучей бумаг. К тому же Дэвид все еще на тропе войны...

Дата добавления: 2015-10-13