Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Часть первая - обычные методы 2 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

Прыщавое лицо подростка в его мыслях сменилось на бесконечно более привлекательное — то, что принадлежало Энн Коберн. Интересно, какая музыка нравится ей. Наверное, классическая, но за Моцартом и Мендельсоном будет припрятан альбом-другой Хендрикса. Как бы она отнеслась к его склонности к трип-хопу и спид-гэриджу? Пожалуй, причислила бы его к категории "придурки". Торн остановился на светофоре и опустил стекло, чтобы обдать серией ударных задиристого вида женщину в "Саабе" рядом с ним. Он глядел прямо вперед. Когда вспыхнул желтый, повернулся, подмигнул ей и мягко тронулся с места.

Когда же он вернется в управление... Там будет убедительное бормотание голосов, снующие туда-сюда с папками в руках люди, жужжание и писк факсов и модемов. Торн отбил ритм по рулю. И, как фон к этому коллажу из установленных свыше процедур — стена, доска, на которой в подробностях имена, даты и события, и под которой в одну линию выстроены фотографии: Кристины, Маделейн и Сьюзен. Их неприметные лица излучают бледную пустоту, но в каждом, как видит Торн, заключен кошмарный финальный момент, некое незнакомое чувство. Растерянность. Страх. Сожаление. На самом краю смерти. Он добавил громкость музыки. На фабриках и в офисах по всему Лондону рабочие украдкой бросают взгляды на девочек из календарей - Скабрезную Сандру, Нахальную Нину, Вредину Венди. Торну же предстоят дни, недели и месяцы, отсчитываемые укоризненными лицами Мертвой Кристины, Мертвой Маделейн и Мертвой Сьюзен.

— Как идут дела, Томми?

Кристина Оуэн. Тридцать четыре года. Найдена лежащей на лестничной клетке.

— Растряси их, Том, ну же, черт возьми.

Маделейн Викери. Тридцать семь. Умерла на полу у себя на кухне. Кастрюля с выкипевшим спагетти...

— Том, пожалуйста…

Сьюзен Карлиш. Двадцать шесть. Ее тело обнаружили в кресле. Возле включенного телевизора…

— Скажи нам, что ты собираешься делать, Том.

Уже составляются списки, без сомнения, длинные списки с перекрестными ссылками на все, что только возможно. Констебли задают сотням людей одни и те же вопросы и распечатывают свои записи, сержанты проводят допросы, делают телефонные звонки — и тоже распечатывают свои записи, а их уже сопоставляют и индексируют, и, возможно, когда-нибудь тысячи оббитых порогов будут стоить им стоптанной обуви, возможно, когда-нибудь им повезет...

— Простите, девчонки, пока ничего.

Этого парня они не поймают обычными методами. Торн уже это предчувствовал. Причем, это была не удобная для детективной истории полицейская догадка — он знал это. Убийца мог сам себя подставить. Да, шанс на это был. Судебные психологи и эксперты считали, что в глубине души все преступники желают быть пойманными. Нужно спросить у Энн Коберн, что она об этом думает, как только они в следующий раз встретятся. И он не будет против, если встреча произойдет как можно скорее.

Торн заехал на парковку и вырубил музыку. Взглянул на грязно-коричневое здание, в котором обосновалась "Затрещина". Старый участок на Эдгвар Роуд несколько месяцев назад постановили закрыть, и сейчас он был практически заброшенным, но свободные помещения как нельзя лучше подходили для операций наподобие "Затрещины". Идеально подходили — для везучих мерзавцев, которым не нужно работать каждый день. Чудовищное здание с открытой планировкой — один огромный аквариум для пескариков и несколько емкостей по краям для рыбок покрупнее.

На мгновение его охватил страх перед необходимостью войти туда. Он вышел из машины и оперся о капот, пока это чувство не исчезло.

По пути к двери он принял решение. Он никому не позволит повесить на стену фотографию Элисон.

Через четырнадцать часов Торн добрался до дома и позвонил отцу. Они разговаривали, только когда Торну удавалось выкроить немного времени, а виделись и того реже. Джим и Морин Торны уехали из Северного Лондона в Сент-Олбанс десять лет назад, и с тех пор, как умерла мама, расстояние между ним и его отцом становилось с каждым днем все больше. Теперь они оба были одинокими, а их телефонные разговоры, как всегда, безнадежно банальными. Отец вечно стремился поделиться свежими байками или сальным анекдотом, и Торну доставляло удовольствие их выслушивать. Ему нравилось позволять старику рассмешить себя — ему нравилось слушать его смех. Он подозревал, что отец не так уж часто смеется, кроме как в этих притворно беззаботных телефонных разговорах. Его отцу чертовски хорошо это было известно.

— Напоследок парочку хороших шуток, Том.

— Ну давай, пап.

— У кого головка в дюйм и свисает вниз?

— Не знаю.

— У летучей мыши.

Не самая лучшая из его шуток.

— У кого головка в девять дюймов и торчит?

— Без понятия.

Отец повесил трубку.

Он сел и несколько минут не произносил ни слова. Потом начал спокойно говорить. — Пожалуй, оглядываясь назад, записка на лобовом стекле была слегка... показушной. Вообще-то, не похоже на меня. Я не такой человек. Полагаю, я просто хотел извиниться за остальных. Ну, по правде говоря, я должен признать, что отчасти хотел немножко похвастаться. И я считал, что Торн из тех, с кем можно поговорить. Он кажется человеком, способным понять, как я горжусь тем, что сделал все, как полагается. Главное — совершенство, так ведь? Разве не этому меня учили? Верь в это. Я хорошо это выучил.

В смысле, это борьба, и я не говорю, что ошибок больше не будет, но ведь то, что я делаю, дает мне право на оплошность, не так ли?

Единственное... разочарование в том, что я могу лишь представить, каково это чувство — быть подключенным к аппаратам. В чистоте и безопасности. Где можно расслабиться и дать разуму свободно блуждать. Никакой кутерьмы. И если я горжусь тем, что освобождаю тело от мелочной гнилой тирании, то и порицать меня, конечно, нельзя. Я бы сказал, это единственная реальная свобода, за которую стоит бороться. Свобода от необходимости неуклюже передвигаться сквозь воздух. От нашей уязвимости, нашей чувствительности. Я избавляю от будничной повседневности. Тебя кормят и моют. Контролируют и заботятся. Уничтожают все твои нечистоты. И тебе, самое главное, обо всем известно. Ты в курсе всех чудес, которые с тобой происходят. Что знает труп о своих ощущениях? Должно быть, прекрасно осознавать и чувствовать такие вещи.

Господи, и о чем я только думаю? Прости. Мне не нужно тебе об этом рассказывать.

Так ведь, Элисон?

Вчера ко мне приходили Сью и Келли из детского садика. Мое зрение уже намного лучше. Мне было видно, что Сью куда сильнее обычного подкрасила глаза. У них куча сплетен. Не так много, как обычно, раз уж я здесь, но все же неплохая подборка. Мэри, заведующая, крепко всех раздражает, сидит на заднице ровно и правит ошибки в расписаниях. Дэниэл по-прежнему всех донимает. Говорят, требовал мою персону всю прошлую неделю. Они сказали ему, что я уехала на выходные в Испанию. Убеждали меня, что, когда я отсюда выйду, мы все пойдем и нажремся в стельку, и что они бы предпочли торчать здесь, а не менять засранные подгузники за три-шестьдесят в час… А так мало что произошло.

И напоследок — мне пришлось немножко поволноваться. Заклинило аппарат для мойки судна, или что-то типа этого. Знаю, это звучит не слишком значительно, но вода была просто везде, и все медсестры шлепали по лужам вокруг и неимоверно достали меня. Короче, поволновалась я весьма относительно.

Мне снилась мама. Молодая, какой она была, пока я ходила в школу. Она помогала мне одеться, и я спорила о том, что буду носить, а она все плакала и плакала...

И мне снился мужчина, который сотворил это со мной. Снилось, что он в моей комнате и что-то мне говорит. Я знала его голос и раньше. Но этот же голос я слышала после того, что произошло. Мой мозг взрывается. Он сидел у моей постели, сжимал мне руку и пытался рассказать, зачем все это сделал. Но я совсем не понимала. Он рассказывал мне, как счастлива я должна быть. Этот голос сказал, что я должна наслаждаться жизнью, мне вручили бутылку шампанского, и я отхлебнула оттуда. Я, должно быть, пригласила его зайти. Должно быть. Полагаю, полиции это известно. Интересно, сказали они об этом Тиму?

Теперь эти сны сильнее всего похожи на мои ощущения, они становятся такими яркими. Было бы замечательно нажать на кнопку и выбрать, что тебе будет сниться. Очевидно, кому-то придется нажать эту кнопку за меня, и неплохо будет, если вдобавок к этому приложится наборчик из семьи и друзей со здравой степенью безнравственности.

Впрочем, однажды ты можешь оказаться до такой степени затраханной, что секс окажется совсем некстати...


 

 

Торн ошибался насчет лета: после двухнедельного отпуска оно вернулось с пылким возмездием, и явное требование посетить прачечную больше нельзя было игнорировать. Ему ужасно было ощущать исходящий от тела запах, пока он пекся в кабинете Фрэнка Кибла. Разговаривали они о списке подозреваемых.

— Мы сосредоточились на врачах, в настоящее время работающих по скользящему графику в центральной части Лондона, сэр.

Фрэнк Кибл был всего на год или два старше Торна, но выглядел на все пятьдесят. Причиной этому, скорее, был какой-то генетический сбой, а не уровень стресса. Ребята подсчитали, что, судя по малому расстоянию от линии волос до загривка, лысеть он начал примерно в период полового созревания. Более того, гормоны, которые должны были стимулировать рост волос, ошибочно были направлены к его бровям, которые нависали над ярко-голубыми глазами, будто огромные серые гусеницы. Брови были очень выразительными и придавали лицу мудрое выражение, в чем ему, если уж на то пошло, весьма повезло. А немного везения ему бы не помешало — чему можно позавидовать, глядя на перекормленного совенка, страдающего облысением?

Кибл умело воспользовался одной из гусениц, вопросительно приподняв ее. — Лучше бы заглянуть еще дальше, Том. В самом худшем случае, охватим наши базы. У нас нет недостатка в людских ресурсах.

Торн поглядел на него скептически, но голос Кибла звучал уверенно.

— Это крупное дело, Том, ты же знаешь. Если тебе нужны люди, чтобы немного прояснить суть вещей, то я могу подсуетиться.

— В любом случае давайте, сэр, это огромный список. Но я уверен, что преступник местный.

— Из-за записки?

Торн снова почувствовал, как тяжелые капли дождя пробираются за воротник и стекают между лопатками. Он все еще чувствовал полиэтилен под пальцами, как тогда, когда читал слова, написанные убийцей, и вода заливала его глаза, будто слезы.

Убийца знал, где содержится Элисон. Он, видимо, внимательно следит за расследованием. За ними и за ней.

— Да, из-за записки. И расположения. Я думаю, он хочет быть поблизости, чтобы следить за происходящим.

Проверять свою работу.

— Может, стоит выставить в больнице дежурство?

— При всем уважении, сэр, это место кишит врачами... Не вижу на данный момент смысла. — Взгляд его блуждал по грязно-желтой стене с видами Западного графства. Кибл был родом из Бристоля… Жара мешала сосредоточиться. Торн расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Полиэстер. Не самое умное решение. — Можно слегка развернуть вентилятор?

— Ой, Том, прости.

Кибл щелкнул переключателем на черном настольном вентиляторе, и тот начал мотаться туда-сюда, обдавая Торна приветливым шквалом прохладного воздуха примерно раз в тридцать секунд. Кибл откинулся в кресле и надул щеки. — Ты ведь думаешь, что мы его не раскроем, да, Том?

Торн дождался, когда вентилятор повернется в его сторону, и прикрыл глаза.

— Том, это из-за дела Калверта?

Торн посмотрел на календарь. Две недели с того момента, как нашли Элисон, и они по-прежнему ни с чем. Бьются головами о стену уже две недели, но не получили пока ничего, кроме головной боли.

В голосе Кибла засквозило что-то, напоминающее сочувствие. — Подобные дела, что совершенно понятно...

— Не будьте дураком, Фрэнк.

Кибл проворно наклонился вперед. Заботливый. — Мне не чужды... капризы, Том. А это расследование смахивает на что-то похожее. Подобное не в порядке вещей. Даже я могу это почувствовать.

Торн засмеялся. Старые коллеги. — Даже вы, Фрэнк?

— Я серьезно, Том.

— Калверт в далеком прошлом.

— Надеюсь. Мне нужно, чтобы ты сосредоточился — и это не значит зациклился.

Кибл не мог бы сказать с уверенностью, но, кажется, Торн кивнул. И как ни в чем не бывало продолжил беседу.

— Думаю, мы выиграем суд, если возьмем его. Для начала нам нужно соотнести записку с печатной машинкой.

Кибл вздохнул и кивнул головой. Со старомодной печатной машинкой им повезло, ее идентифицировать легче, чем лазерный принтер, но первым делом им все же требуется подозреваемый. Он много раз был в таком положении. Сложно с энтузиазмом относиться к уликам, от которых никакой пользы, когда кого-нибудь уже задержали. Но нужно следовать процедуре, и сначала им требуется поймать его. Методика была сильной стороной Кибла, и он это знал. Он был хорошим организатором. Именно это самоосознание позволило ему опередить других офицеров, включая Торна. А также гарантировало то, что эти другие офицеры не станут возмущаться. Он признавал как чужие таланты, так и их отсутствие у себя. Фальсификатор командного духа. Он нравился людям. Где мог — помогал, и в конце дня всегда уходил из офиса. Он крепко спал по ночам и был счастливо женат — не то что остальные. Включая Торна. — Он сделает ошибку, Том. Когда мы получим отчет о кражах медикаментов, то сможем немного сузить поиски.

Торн наклонился поближе к вентилятору. — Я бы хотел перебраться на Куин Сквер, если вы не против. Какое-то время хотелось бы присмотреть за Элисон.

Кибл кивнул. Не самая удачная попытка воспитательной работы с глазу на глаз, но все же он не ожидал от Тома Торна такой панибратской беседы. Когда Торн встал и, дойдя до двери, развернулся, он чуть откашлялся.

— Эта записка безупречна, Фрэнк. Самый короткий отчет криминалистов, который я когда-либо видел. И он не обмывает тела в ритуальных целях. Он просто очень-очень осторожен.

Кибл повернул вентилятор обратно к себе. Он не был точно уверен, каких слов ожидает от него Торн. — Я тут размышлял, не нужно ли ребятам скинуться на букет цветов или еще чего-нибудь. То есть, я об этом думал, но...

Торн кивнул.

— Да, сэр, знаю. Вряд ли стоит.

— Это и правда мило. Очень хорошая мысль. — Энн Коберн закончила разбирать цветы и закрыла жалюзи в палате Элисон. Через окно струился солнечный свет, от чего лицо девушки слегка покраснело.

— Я хотел прийти пораньше, но...

Она понимающе кивнула. — Могли хотя бы оставить записку с поздравлениями.

Торн посмотрел на Элисон и тут же понял, в чем дело. В неразберихе оборудования, поддерживающего ее жизнь, трудно было заметить отсутствие одной компоненты. Она дышала. Дыхание было неглубоким, почти незаметным, но зато ее собственным. Теперь в ее трахею была продета трубка, соединенная с кислородной маской.

— У нее прошлой ночью отвалился аппарат искуственной вентиляции легких, и мы провели трахеотомию.

Торн был впечатлен. — Бурная ночка.

— Да здесь волнения не прекращаются. Недавно у нас тут был небольшой потоп. Видели когда-нибудь медсестер в резиновых сапожках?

Он ухмыльнулся. — Смотрел одно чудное видео...

Он впервые услышал, как она смеется — смех был двусмысленным. Торн кивнул в сторону цветов, которые прикупил по пути сюда на заправке. Они не были такими уж прекрасными, как сказала Энн Коберн. — В прошлый раз я себя чувствовал таким идиотом, когда шептался тут. Если она слышит, то, может быть, способна и запах почувствовать...

— Она его почувствует.

Торн вдруг снова ощутил, как взмокли его подмышки. Он повернулся и посмотрел на Элисон. — Если уж говорить на эту тему... прости, Элисон, от меня, наверное, сильно разит. — Его смущала тишина, в которой завис ответ на его слова. Ему оставалось лишь надеяться, что он привыкнет разговаривать с женщиной, у которой из горла торчит одна трубка, а из носа другая. Она не в состоянии откашляться. Не в состоянии поднять бледную тяжелую руку, лежащую на розовом одеяле в цветочек. Она... вообще не в состоянии. И все же Торн эгоистично думал, что она хорошего о нем мнения, что он ей понравился. Он хотел с ней поговорить. Даже сейчас он чувствовал, что должен поговорить с ней.

— Заполните пробелы в разговоре сами, — сказала Коберн. – Я делаю именно так. У нас тут идут весьма бодрые беседы.

Открылась дверь, и вошел средних лет мужчина в безукоризненном костюме, чья голова, на первый взгляд, казалась покрытой сахарной ватой.

— Ну вот... — Торн заметил, как тут же затвердели черты лица Коберн. — Дэвид. Боюсь, я занята.

Они в упор смотрели друг на друга. Потом она нарушила неудобное враждебное молчание. — Это инспектор Торн. Дэвид Хиггинс.

В скором будущем ее бывший муж. Полезный человек, патологоанатом.

— Рад встрече с вами. — Торн протянул руку, которую безупречный костюм потряс, даже не взглянув на него — или на Элисон.

— Ты сказала, это подходящее время, — произнес костюм, слегка улыбнувшись.

Он, очевидно, изо всех сил старался любезно отнестись к Торну, но это не выглядело естественным. При дальнейшем обследовании сахарная вата оказалась взбитой и облитой спреем для волос прической ванильного цвета — нелепая претенциозность для мужчины, по меньшей мере, пятидесяти пяти лет; выглядел он так, будто сошел со съемочной площадки "Династии".

— Ну, могло бы быть подходящим, — сдержанно сказала Коберн.

— Виноват, мистер Хиггинс, - произнес Торн. — У меня не было назначено встречи.

Хиггинс направился к двери, на ходу поправляя галстук.

— А мне на будущее лучше удостовериться, что предстоит свидание. Я позвоню чуть позже, Энн, и мы его организуем, — он бесшумно закрыл за собой дверь. Оттуда послышался приглушенный разговор, и дверь снова открылась. Пришла санитарка, настало время мыть Элисон.

Энн Коберн повернулась к нему. — Где вы обычно обедаете?

Они сидели позади небольшой забегаловки на Саутгэмптон Роу. Ветчина и сыр бри на багете, минеральная вода. Сэндвич с сыром и кетчупом, кофе. Два профессионала, загруженных делами.

— Какие у Элисон шансы на возвращение каких-нибудь существенных...?

— Боюсь, никаких. Наверное, это зависит от вашего определения "существенного", но нужно быть реалистичными. Были зафиксированы случаи, когда к пациентам возвращалась способность двигаться, достаточная, чтобы управлять сложной инвалидной коляской. В Штатах ведутся работы над компьютерами с бесконтактным управлением, но на самом деле прогнозы мрачные.

— Кажется, во Франции кто-то продиктовал целую книгу одними движениями ресниц, было ведь что-то подобное?

— "Скафандр и бабочка" — можете почитать. Но это единичный случай. Элисон реагирует взглядом на голоса, и у нее сохранилась способность моргать, но может ли она это контролировать — на данный момент сложно сказать. Пока что она не в силах давать показания.

— Я не по этой причине спрашивал... Это же не единственная причина, - Торн откусил огромный кусок сэндвича. Энн, хоть и вела беседу, со своим обедом уже расправилась. Она посмотрела на него, прищурившись, и в ее голосе появились заговорщицкие нотки. — Ладно, вы уже посвящены в мою кошмарную семейную ситуацию. А как обстоят дела у вас? — она сделала глоток минеральной воды и, театрально изогнув брови, стала наблюдать, как он жует. Хихикнула, когда он попытался ответить, и второй раз — когда возобновил усилия проглотить кусок.

Наконец он справился: — Вы в том смысле, такая же она у меня кошмарная?

— Нет. Просто... есть ли она вообще?

Эта женщина была непостижима. Дурной характер, порочный смех и прямолинейные допросы. В хождении вокруг да около особого смысла ей не виделось.

— Без труда изменилась от "катастрофической" до просто "мрачной".

— А это нормальный прогресс?

— Думаю, да. Бывают иногда короткие периоды "жалкой", но не всегда.

— Ладно, буду с нетерпением ждать такого же.

Торн наблюдал, как она полезла в сумочку за сигаретами. Достала пачку. — Не возражаете?

Торн был не против, и она закурила. Он смотрел, как она выпустила струю дыма уголком губ, в сторону от него. Со дня его последней выкуренной сигареты прошло уже много времени.

— Курит куда больше врачей, чем вы себе представляете. И среди них — удивительно большое число онкологов. Если честно, я поражена, что мало кто из нас сидит на героине. А вы нет?

Торн помотал головой. — Некурящий полицейский. Тогда, должно быть, любите выпить?

Он улыбнулся. — Думал, вы слишком много работаете, чтобы оставалось время на телевизор.

Она глубоко затянулась и застонала от удовольствия. Торн неторопливо заговорил, все еще улыбаясь. — Мне много что нравится...

— Рада услышать.

— Но в большинстве своем это не соответствует всяким клише. Я не религиозен, ненавижу оперу и даже ради спасения жизни не смогу закончить кроссворд.

— Тогда, может, вождение? Или охота? Так это называется?

Торн постарался удержать на лице улыбку, у него даже получилось изобразить смешок, а потом отвернулся и посмотрел в сторону. Перехватил взгляд женщины за прилавком и приподнял чашку кофе, подавая сигнал о добавке. Когда он повернулся обратно, Энн тушила сигарету. Потом с наслаждением выдохнула и провела изящными пальцами по серебристым волосам.

— А "катастрофическая" и "мрачная" включает в себя детей?

Торн повернулся к ней. — Нет. А у вас?

Ее улыбка была широкой и заразительной, как оспа.

— Один ребенок. Рэйчел. Шестнадцать лет, одна большая проблема.

Шестнадцать? Брови у Торна поползли наверх. — Женщины до сих пор сердятся, если их спрашивают о возрасте?

Она уперлась локтем в стол и примостила подбородок в ладони, изо всех сил стараясь выглядеть суровой.

— Та, что перед вами – точно.

— Простите, - Торн, в свою очередь, изо всех сил попытался выглядеть сокрушенным. — А сколько вы весите?

Она громко рассмеялась. Определенно с похотливыми нотками. Торн тоже рассмеялся и мимоходом улыбнулся официантке, принесшей вторую чашку кофе. Едва чашка коснулась стола, как раздался сигнал пейджера Коберн. Она взглянула на него и подхватила с пола сумку. — Может, я и не героинщица, но таблетки от расстройства пищеварения потребляю в кошмарных количествах.

Торн снял со спинки стула пиджак. — Я вас провожу.

По дороге к Куин Сквер их разговор снова стал до чудного формальным. Уже на полпути скудные фразы о бабьем лете сменились неловким молчанием.

Возле ее кабинета Торн задержался. Ему казалось, что он должен уйти, но она остановила его движением руки. Сделала короткий звонок. Вызов по пейджеру оказался не срочным.

— Ну а как продвигается расследование?

Торн зашел в кабинет и закрыл дверь. Кажется, это уже выходит за пределы дружеского обеда. Его способность пудрить мозги общественности когда-то была неиссякаемой, но он провел так много времени, оттачивая это исключительное умения на старших офицерах, что ему не хотелось применять его на обычных людях.

— В общем... прогнозы мрачные.

Она улыбнулась.

— В газетах каждый день печатают глупые истории о вооруженных грабителях, вломившихся в магазин по соседству с кассой жилищного кооператива, или о домушниках, уснувших во вскрытой ими квартире, но очевидный факт в том, что большинство из тех, кто нарушает закон, прикладывают серьезные усилия, чтобы не попасться. С убийцами же есть шанс, если это семейная ссора или сексуальные отношения.

Она откинулась на спинку стула и сделала глоток воды из стакана.

Торн пристально посмотрел на нее. — Простите, я не собирался особо разглагольствовать.

— Нет, мне и правда интересно.

— Любое сексуальное влечение делает людей неосторожными. Они рискуют — и в конце концов ошибаются. Но я не могу угадать, в чем оплошает этот парень. Что бы им не руководило, это не секс.

Ее глаза вдруг стали холодными и безжизненными. — Вот как?

— Не физическое желание. Он извращенец, но...

— То, что он делает — абсурдно.

В этом заявлении было столько прозаичности, что Торн не стал бы спорить. Но что его потрясло, так это то, что она использовала настоящее время. Многие думали или надеялись (и он, видит бог, надеялся тоже), что у них на стене не появятся новые фотографии. Но умом он все прекрасно понимал. Какой бы ни была миссия этого человека, чего бы он ни надеялся достичь, на самом-то деле он просто преследовал и убивал женщин в их собственных квартирах. И наслаждался этим. Торн почувствовал, что начал краснеть.

— У него нет традиционных шаблонов. Ему, похоже, не важен ни возраст жертв, ни их доступность. Он просто выбирает какую-нибудь женщину, и когда не получает того, чего хочет, бросает ее. Отчищенную и блестящую, рухнувшую в кресло или на кухонный пол, где на нее наткнутся ее близкие. Никто ничего не видит. Никто ничего не знает.

— Кроме Элисон.

Снова повисло неловкое молчание, такое же душное, как воздух, запертый в крошечном кабинете. Торн чувствовал, как его реплики отражаются от стен, словно пули в замедленной съемке. Когда зазвонил мобильный, у него даже не возникло обычного раздражения. Он с благодарностью ухватился за него. В штаб-квартиру "Затрещины" приехал инспектор Ник Тьюэн, организатор и сборщик информации, еще один сторонник процедурных методов. Его сглаженный дублинский акцент мог успокоить и убедить любого старшего офицера. Хотя, в отличие от Фрэнка Кибла, у Тьюэна осведомленность была, как у бревна, и совсем не оставалось времени на людей, подобных Тому Торну. То, что операция до сих пор идет по тому же пути, значило, что это действо целиком и полностью его, и он ведет его с невозмутимым умением. Он никогда не терял самообладания.

— У нас есть довольно крупная кража мидазолама. Два года назад в Королевской больнице в Лестере пропало пять граммов.

Торн через весь стол потянулся за ручкой и листочком бумаги. Энн подтолкнула к нему целую пачку. Он начал набрасывать детали. Может, в конце концов, обнаружится промах.

— Ладно, отправь в Лестер Холланда, пусть узнает все подробности, и еще нам будет нужен список всех, кто работал там, скажем, с девяносто седьмого года.

— С девяносто шестого. С ним уже разбираются. Прислали по факсу.

Тьюэн намного опередил его и теперь наслаждался. Торну было известно, что последует дальше. — Тогда очевидный вопрос — есть совпадения?

— Парочка на Юго-Востоке и полдюжины в самом Лондоне. Но есть один особенно интересный. Работает в Королевском госпитале.

Интерес был не напрасен. Энн Коберн это давно заметила. Исходя из предположения, что на Элисон напали в ее доме, возникал вопрос — почему был выбран именно Королевский госпиталь? Почему не какая-нибудь ближайшая больница?

Торн записал имя, перетерпел навязчивый, если не сказать противный, панибратский инструктаж и выключил телефон.

— Похоже, хорошие новости. — Энн даже не стала извиняться за подслушивание.

И она начинала нравиться Торну все больше и больше. Он встал и потянулся за пиджаком. — Будем надеяться. Пять граммов мидазолама. Это много?

— Это чертовски много. Мы обычно даем до пяти миллиграммов, чтобы усыпить взрослого человека средних размеров. Конечно, это если внутривенно.

Она встала и обошла стол, чтобы проводить его к двери. По пути бросила взгляд на клочок бумаги, который Торн еще не успел спрятать, и остановилась, как вкопанная.

— О боже! — она потянулась к нему одновременно с Торном — тому ни в коей случае не нужно было оставлять его на виду, а устраивать теперь стычку было бы... неуместно. Да и какой от этого вред? Он открыл дверь. — Этот человек... ваше "совпадение", инспектор? — она вернулась на свое место и тяжело опустилась на стул.

— Простите, доктор, уверен, вы понимаете. Я правда не могу...

— Я его знаю, - сказала она. — Я его чертовски хорошо знаю.

Торн застыл на пороге. Затруднительное положение. Правилами диктовалось, что он должен немедленно уйти и прислать кого-нибудь для взятия показаний. Он подождал, пока она продолжит.

— Да, он, конечно, работал в Лестере, но ни в коем случае не мог иметь отношение к краже наркотиков.

— Доктор...

— А что касается Элисон Уиллетс, то у него чугунное алиби.

Торн закрыл дверь и стал слушать.

— Джереми Бишоп — это тот самый анастезиолог, который дежурил в Королевском госпитале в ту ночь, когда привезли Элисон. Он ее спас. Помните? Я говорила, что знаю его. Он рассказал мне про мидазолам.

Торн медленно зажмурился. Мертвая Сьюзен. Мертвая Кристина. Мертвая Маделейн.

— Давай же, Томми, ты должен что-нибудь предпринять!

Он открыл глаза. Она мотала головой. Увидела на листочке дату. — Простите, детектив-инспектор, хоть констебль Холланд вам и не нравится...

Торн открыл и снова закрыл рот.

—... отправлять его в Лестер будет пустой тратой времени. Человек, которого вы разыскиваете, конечно, умен, но нет никаких гарантий, что он когда-нибудь работал в Лестерской больнице.

Торн бросил сумку и снова уселся. — И почему я начинаю себя чувствовать доктором Ватсоном?

— Первое августа — день смены состава. В обычных случаях разумно предполагать, что для кражи большого количества наркотических средств из госпиталя нужно работать там. Ну да, персонал больниц перегружен и временами бесполезен, но раз уж дело касается опасных лекарств, есть утвержденные процедуры.

Опять любимое словечко Торна.


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 66 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ 4 страница | ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ 5 страница | ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ 6 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 1 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 2 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 3 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 4 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 5 страница | ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ИГРА 6 страница | ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ – РОК 1 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ 1 страница| ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.035 сек.)