Часть первая - обычные методы 1 страница

ПРОЛОГ

От Роджера Томаса, члена Королевского колледжа патологов,

доктору Анжеле Уилсон,

судмедэксперту

Саутворк.

26 июня 2000 г.

Дорогая Анжела,

По результатам нашего недавнего телефонного разговора пишу Вам, дабы подвести итоги по некоторым вопросам, которые Вы, вероятно, захотите включить в качестве приложения к моему заключительному отчету (PM2698/RT) о смерти мисс Сьюзен Карлиш, 26 лет, жертве инсульта, обнаруженной 15 июня у себя дома.

Вскрытие было проведено 17 июня в больнице Святого Томаса. Смерть наступила в результате ишемического инсульта по причине окклюзии базилярной артерии, вызванной, по всей видимости, самопроизвольным расслоением позвоночной артерии. Экспертиза проводилась через 12 часов после смерти, мне не представилось возможности проверить дефицит протеина-C и протеина-S. Также принимая во внимание то, что мисс Карлиш являлась нерегулярным курильщиком, условные факторы риска ишемического инсульта отсутствуют. Кроме того, мною обнаружены незначительные травмы шеи с повреждениями связок между позвонками C1 и C2, не связанные с возможными предыдущими спортивными или бытовыми травмами. В крови были обнаружены следы бензодиазепина. Запросы выявили выписанный полтора года назад соседке мисс Карлиш по квартире рецепт на валиум. Хотя у меня по-прежнему нет сомнений в причине смерти, и я считаю все запросы полиции напрасными, я, тем не менее, не прочь проконсультироваться с рядом коллег и пересылаю копию этого письма всем отделениям патологии и судмедэспертам Лондонского столичного региона. Было бы интересно обсудить с теми, кто может иметь дело с подобными случаями, жертвы инсульта (женщин от 20 до 30 лет), выявляющие одну или несколько из следующих особенностей:

Отсутствие условных факторов риска,

Поврежденные шейные связки,

Присутствие бензодиазепина в крови.

Если у Вас есть желание обсудить мои выводы, возможно, с повторной посмертной экспертизой, я с удовольствием продолжу наше общение.

Искренне Ваш,

Доктор Роджер Томас, член Королевского колледжа патологов, консультирующий патологоанатом.

P.S. Состояние тела (которое от чистоты скрипело, как пара свежевымытых резиновых сапог!), как я уже отмечал, мало волновало органы власти и вызвало восторги похоронных бюро, а меня, мягко говоря, привело в некоторое замешательство!!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ОБЫЧНЫЕ МЕТОДЫ

— Вставай…

Огни, голоса, маска и сладкая струя свежего кислорода, бьющая мне в ноздри…

А что же было до этого?

Мы с девчонками прыгали, сцепившись за руки, распевая «I Will Survive» и пугая до усрачки каждого камбервелльского пижона-казанову в клубе…

Ну вот, я танцую уже сама по себе. Господи боже, у банкомата! Неимоверно, в стельку пьяная. Превосходная ночь.

Безуспешно стараюсь попасть ключом в замочную скважину. А в машине мужчина с бутылкой шампанского. Что он там празднует? Еще стаканчик поверх ведра текилы не повредит.

И вот мы на кухне. Я чувствую запах какого-то мыла. И чего-то еще. Чего-то ужасного.

Мужчина у меня за спиной. А я на коленях. Если бы он меня не удерживал, я бы грохнулась на пол. Неужели я так нажралась?

Его руки у меня на голове, на шее. Он очень ласков. Говорит, чтобы я не пугалась.

И все… ничего…

Торн не переносил саму мысль, что полицейские должны быть бессердечными. Бездушный коп бесполезен. Как засохшая краска. Сам же он просто смотрел на все безропотно. На беспризорника с проломленным черепом и вырезанным на груди словом СРАНЬ. На полдюжины девочек-скаутов, обезглавленных по милости подвыпившего водителя автобуса низкой балкой моста. И на другие картины, потяжелее. Покорно наблюдал… Мог смотреть в глаза женщины, потерявшей сына, на то, как они тускнеют, как она закусывает нижнюю губу и рассеянно тянется к чайнику. Торн умел смириться со всем. Как и сейчас – с тем, что произошло с Элисон Уиллетс.

— На самом деле, сэр, нам повезло.

Он смирился с той мыслью, что эта девчушка, бездвижная, опутанная километрами медицинских трубочек-спагетти – их огромная удача. Прорыв. Улыбка фортуны. Сама-то она едва-едва на этом свете. Вот в чем им, несомненно, повезло – это в том, что ее вообще нашли.

— Ну и кто там у нас облажался? – констебль Дэвид Холланд был наслышан о привычке Торна хватать сразу за горло, но не успел подготовиться к тому, что вопрос будет задан в ту же секунду, как он окажется у постели девушки.

— Ну, по справедливости, сэр, она не вписывается в профиль. То есть, для начала, она еще жива, и она слишком молоденькая.

— Третьей жертве было всего двадцать шесть.

— Да, я знаю, но взгляните на эту.

Он видел. Двадцать четыре, беспомощна, как ребенок.

— Это вообще была работа отдела по пропавшим без вести, пока их ребята не вышли на ее парня. — Торн приподнял бровь. Холланд инстинктивно потянулся к блокноту. – Тим Хиннеган. Больше всего годится на роль ближайшего родственника. Я узнал его адрес. Он подойдет попозже. Видимо, посещает ее каждый день. Они встречались полтора года – она перебралась сюда из Ньюкасла два года назад, получила место няньки в яслях.

Холланд захлопнул блокнот и посмотрел на босса, все еще не отводящего глаз от Элисон Уиллетс. Ему стало интересно, знает ли Торн, что остальная часть команды называет его Неваляшкой. Несложно понять, почему. Торн такой… ну...

Сколько в нем – метр шестьдесят восемь? Метр семьдесят? Но у него низкий центр тяжести, и он весьма… широкий... придется, наверное, приложить много усилий, чтобы раскачать такого. И есть что-то в его глазах, убедившее Холланда, что его почти наверняка не смогут уронить. Его старик знал подобных копов, но Торн был таким первым, с кем пришлось работать Холланду. Он решил, что лучше пока не убирать блокнот. По всей видимости, у Неваляшки куча вопросов. А еще эта сволочь имеет способность задавать их, даже не открывая рта.

— Значит, идет она домой после девичника… во вторник, неделю назад… и заканчивает свой путь на пороге отделения реанимации Королевского Лондонского госпиталя.

Торн поморщился. Ему этот госпиталь знаком. Память о боли во время операции по удалению грыжи полгода назад была еще пугающе свежей. Он взглянул на медсестру в синей униформе, которая высунула из-за двери голову и посмотрела сперва на них, а затем на часы. Холланд потянулся за удостоверением, но она уже захлопнула дверь.

— Когда она поступила, было похоже, что у нее передозировка. Потом с этой странной комой разобрались и ее перевели сюда. Но даже когда выяснили, что это инсульт, никаких очевидных намеков на "Затрещину" не было. Нет причин ни с того ни с сего искать бензодиазепины, а нас вызывать тем более ни к чему.

Торн неотрывно смотрел на Элисон Уиллетс. Ей пора подстричь челку. Он стал разглядывать ее закатившиеся глазные яблоки. Знает ли она, где находится? Слышит ли их? И может ли что-то вспомнить?

— Так что, если хотите знать мое мнение, единственный, кто тут облажался – это сам убийца. Сэр.

— Сообрази нам по чашке чая, Холланд.

Торн не отводил взгляд от Элисон Уиллетс, и о том, что Холланд ушел, мог судить лишь по скрипнувшим петлям двери.

Инспектор Том Торн не горел желанием получить на руки операцию «Затрещина», но был все же благодарен любому самостоятельному делу в блестящей новенькой группе по расследованию тяжких преступлений. Реструктуризация всех сбила с толку, но «Затрещина», по крайней мере, была старомодно прямолинейной операцией. И все же он не столь жаждал приняться за нее, как кое-кто из его знакомых. Она, конечно, у всех на слуху, но он-то сам – из той странной породы, что с неохотой берется за любое дело, участь которого неясна. И первое тому предзнаменование – не возникает никаких вопросов. Три известных им убийства, и в каждом жертва пострадала из-за сдавливания артерии. Какой-то псих набрасывается на женщин у них дома, накачивает их наркотиками и доводит до инсульта.

До инсульта.

Хендрикс — по сути, практикующий судмедэксперт — неделю назад в своей лаборатории изрядно пощекотал Торну нервы, пытаясь продемонстрировать технику убийства — холодными влажными ладонями на шее и затылке. — Какого хрена ты творишь, Фил?

— Захлопни пасть, Том. Ты сейчас под транквилизаторами. Я могу делать все, что пожелаю. Мне нужно просто наклонить твою голову и зажать здесь, чтобы передавить артерию. Деликатная процедура, требует специальных познаний… Даже не знаю. Армейских? Может, каких боевых искусств?

В любом случае, этот ублюдок хитер. Никаких явных отметок. Практически невозможно обнаружить.

Практически невозможно.

У Кристины Оуэн и Маделейн Викери факторы риска имелись: одна уже была среднего возраста, вторая – заядлым курильщиком и принимала противозачаточные таблетки. Обеих обнаружили мертвыми в своих же домах на противоположных концах Лондона. Судмедэксперты отметили, что обе они были вымыты карболовым мылом, но, хотя и муж Кристины Оуэн, и соседка по квартире Маделейн Викери сочли это странным, никто не мог опровергнуть (обосновать, впрочем, тоже) возможность присутствия карболки в ванной комнате. У обеих жертв в крови нашлись следы транквилизаторов, но в случае Оуэн это объяснялось прописанными ей лекарствами от депрессии, а в случае Викери – эпизодическими приемами наркотиков. Никаких связей между этими трагическими, но, по всей видимости, естественными смертями, не проводилось.

Но вот у Сьюзен Карлиш никаких общепринятых факторов риска инсульта не имелось, и транквилизаторы в бутылочке без этикетки, найденные в ее однокомнатной квартире, показались подозрительными. И свелось все к поврежденным шейным связкам, которые высмотрел один чертовски умный патологоанатом. Этой его находкой не смог не восхититься даже Хендрикс. Весьма проницательно сработал.

Но все же не так умно, как сам убийца.

— Он ведет игру на вероятности, Том. Вокруг нас множество людей, имеющих высокую степень риска инсульта. Например, ты, для начала.

— А?

— У тебя же еще есть скидка в винных отделах «Трешерс»?

Торн начал было протестовать, но тут же передумал. Слишком уж часто они с Хендриксом надирались напару.

— Он выбирает три разные части Лондона, зная, что шансы на то, что жертвы окажутся как-то связаны друг с другом, чертовски ничтожны. Делает свое дело, а мы остаемся с утертым носом.

И вот теперь Торн стоял и слушал мерные хрипы дыхательного аппарата Элисон. «Синдром запертого человека». Не наверняка, но с большой долей вероятности она может слышать, видеть и ощущать окружающих. Почти однозначно – Элисон в курсе всего происходящего вокруг нее. И совершенно точно – не может пошевелиться. Не может выполнить ни одного, даже мельчайшего, движения мускулов.

Синдром – не то слово. Это был приговор. Вынесенный каким-то ублюдком. Кто он? Свихнувшийся фанат боевых искусств? Из спецслужб? Пока это их лучшие догадки. Единственные. Утер он им нос…

Три разных района Лондона. Что за бред? В итоге трое начальников садятся за стол померяться пиписьками и затевают совместную операцию «Затрещина».

Что касается их команды, то он не беспокоился. Тьюэн, по крайней мере, расторопен, да и Фрэнк Кибл — неплохой старший инспектор, разве что временами чересчур осторожен. Надо поговорить с ним о Холланде с его вечным блокнотом. Торн сам никогда ничерта не записывал. Неужели отделу не под силу нанять единственного констебля с объемом памяти чуть побольше, чем у среднестатистической золотой рыбки?

— Сэр?

Золотая Рыбка вернулась с чаем.

— Кто вывел нас на Элисон Уиллетс?

— Вроде бы консультант-невролог. Доктор...

Холланд закашлялся и сглотнул. У него в каждой руке было по пластиковому стаканчику с чаем, и до блокнота было никак не добраться. Торн смилостивился и протянул руку за одним из стаканчиков. Холланд нащупал блокнот.

— Доктор Коберн. Энн Коберн. Она сегодня читает лекцию в Королевской Клинике. Я назначил вам встречу после обеда.

— Доктор заслуживает благодарности.

— Да, и нам, похоже, слегка повезло. Ее супруг — патологоанатом, Дэвид Хиггинс. Занимается немного судебной экспертизой. Она рассказала ему про Элисон Уиллетс, а он сразу: "Это интересно, поскольку..."

— Что? А он сказал, а она сказала..? Непринужденный треп после секса, или как?

— Не знаю, сэр. Нужно будет спросить у нее.

Отступив в сторону, чтобы бледная рыжеволосая медсестра могла поменять у Элисон трубочки, Торн подумал, что лучше бы сделать это побыстрее. Так и не притронувшись к чаю, он сунул стаканчик обратно в руку Холланду.

— Оставайся здесь и дождись Хиннегана.

— Но, сэр, встреча назначена на половину пятого.

— Значит, приду пораньше.

Он вышел за дверь и стал пробираться через лабиринты коридоров, застеленных красным потрескавшимся линолеумом, в поисках кратчайшего пути к выходу, и к избавлению от этого запаха, столь ненавистного им, как и каждым здравомыслящим человеком в мире. Отделение интенсивной терапии располагалось в новом крыле Национального госпиталя неврологии и нейрохирургии, но запах стоял и там. Запах дезинфекции, как определил он. Что-то подобное использовалось и в школах, и в голове у него всплывали забытые спортивные снаряды и жуткие уроки физкультуры в кальсонах. Но тут пахло другим.

Диализом и смертью.

Он спустился на лифте в главный холл, представительная викторианская архитектура которого вступала в удивительный контраст с открытой планировкой новых частей больницы. Увядающее великолепие каменных скрижалей вдоль стен и пыльных деревянных табличек с именами консультантов. И самое почетное место — у портрета в полный рост Дианы, принцессы Уэльской, бывшей покровительницы госпиталя. Полотно было искусно выполнено, в отличие от бюста принцессы, стоявшего рядом на постаменте. Торну пришло в голову, что скульптура была творением кого-то из пациентов.

Он приблизился к выходу, мокрые зонтики и приглушенные проклятия из уст входящих в центральные двери подсказывали, что лето уже на исходе. Еще полторы недели августа и все. Стоя под крышей изящной галереи из красного кирпича, он начал, прищурив глаза, высматривать сквозь ливень свою машину, тесно прижатую к перилам вокруг Куин Сквер. Люди, опустив головы, сновали под дождем, бежали по парковым дорожкам к станции метро "Рассел Сквер". Сколько из них могло оказаться врачами или медсестрами? В радиусе мили было с десяток больниц и специальных отделений. Не двигаясь с места, он мог увидеть детскую больницу на Грейт Ормонд Стрит.

Он поднял воротник и приготовился к стремительному рывку.

Под щеткой стеклоочистителя торчала бумажка, которую он небрежно выдернул, приняв сначала за парковочный билет. Но вытащив из полиэтиленовой обложки лист альбомного формата и развернув его, он увидел нечто другое. Аккуратно вернул его под защитную обертку, смахнул дождевые капли и всмотрелся в послание, написанное печатными буквами. После первых же слов его перестали заботить струйки дождя, бегущие по затылку.

ДОРОГОЙ ИНСПЕКТОР ТОРН. ЧТО Я МОГУ СКАЗАТЬ? ПРАКТИКА ВЕДЕТ К СОВЕРШЕНСТВУ. ТЫ НЕ ЗАВИДУЕШЬ ТОМУ СОВЕРШЕНСТВУ, ЧТО У НЕЕ... ТЕМ ПЕРСПЕКТИВАМ? Я ПРЕДЛАГАЮ РАССМОТРЕТЬ ПОНЯТИЕ СВОБОДЫ. ИСТИННОЙ СВОБОДЫ. ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСЕРЬЕЗ ЗАДУМЫВАЛСЯ О НЕЙ? Я СОЖАЛЕЮ ОБ ОСТАЛЬНЫХ. ЧЕСТНО. НЕ СТАНУ ОСКОРБЛЯТЬ ТВОЙ ИНТЕЛЛЕКТ БАНАЛЬНОСТЯМИ О ЦЕЛЯХ И СРЕДСТВАХ, И В СВОЕ ОПРАВДАНИЕ ПРЕДЛАГАЮ ПОДУМАТЬ, ЧТО КРУПНЫЕ НАЧИНАНИЯ ЧАСТО ИМЕЮТ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ПРЕДЕЛЫ ПОГРЕШНОСТИ. ВСЕ ДЕЛО В ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ИНСПЕКТОР ТОРН, ИНАЧЕ БЫ ТЕБЕ ВСЕ БЫЛО ИЗВЕСТНО. СЕРЬЕЗНО, ТОМ, МОЖЕТ, КАК-НИБУДЬ И ПОЗВОНЮ ТЕБЕ.

Обстоятельства...

Торн огляделся, сердце его колотилось. Кто бы ни оставил записку, он должен быть поблизости — машина стояла тут недолго. Но все, что он видел — мрачные мокрые лица вокруг, и Холланда, скачущего к нему через дорогу по лужам.

— Сэр, только что пришел ее парень. Вы, должно быть, разминулись.

Взглянув на лицо Торна, он остановился, как вкопанный.

— С Элисон никто не облажался, Холланд.

— Конечно, сэр. Все, что я имел в виду…

— Послушай. Это именно то, что он хочет, — он показал рукой на госпиталь. —Понимаешь? – рубашка прилипла к его спине. Промокшая от дождя и пота. Он сам едва мог понять это. Едва мог поверить тому, что срывалось с его губ. Холланд глазел на Торна, открыв рот, слушая слова, которые так много теперь значили. Эти слова, даже сказанные бы им самим, никак нельзя было принять.

— Элисон Уиллетс – не его первая ошибка. Она первая, с кем у него получилось, как надо.

Тим не слишком хорошо справляется со случившимся. Его голос был забавно приглушенным, когда он разговаривал с Энн. Энн? Сразу по имени, хоть мы никогда и не встречались. Но все же, голос у нее милый. Мне нравятся наши беседы по вечерам. Само собой, они слегка однобокие, но кто-то, по крайней мере, знает, что здесь что-то происходит. Что здесь еще кто-то есть.

Кстати, я уже говорила про тесты? Охрененно восхитительны. Ну, некоторые из них. В основном это какой-то набор, в буквальном смысле набор, такой, в специальном ящике, которым проверяют, окончательный ты овощ или нет. Находишься ли ты в Хроническом Вегетативном Состоянии. ХВС. Которое я до сих пор путаю с ХЛТ — это, кажется, холодная лазерная терапия, но ХВС будет чуток посерьезней. Просто проверяют все твои чувства. Стучат друг о дружку деревянными реечками, чтобы посмотреть, можешь ли ты слышать, видеть, реагировать. Вообще, я не совсем уверена в том, что я делала что-то, но они казались довольными. И можно было обойтись без булавочных уколов и той бяки, которой водят перед носом, похожей еще на ту, что вдыхают, когда подхватят серьезную простуду. Но тесты для органов вкуса возместили все. Тебе дают виски. Капают виски на язык. Вот это лечение по мне. Тесты делала Энн. Она выглядит офигенно привлекательной, для такой довольно немолодой женщины. Я не очень хорошо ее вижу, но представляю ее образ. Вообще-то, я даже не различаю форм. Скорее, какие-то тени. И некоторые из этих тенеформ — определенно полицейские. Тим страшно нервничал, когда разговаривал с одним их них. Довольно молодым, как мне кажется.

Тот человек возле моего дома, с бутылкой шампанского... что он сделал? Превратил меня в весьма скучного собеседника, но что же еще? Нанес мне какой-то вред, но я не ощущаю ничего, похожего на рану.

Или на шрам.

Трогал ли он меня? И не был ли он последним, кому это довелось?

Ну же, Тим. Я живая. Это все еще я. Более или менее. Ты психуешь, а я напеваю про себя "Девушку в коме"...

Так мило, что приходили Кэрол и Пол. Боже, я надеюсь, все эти дела не испортят им свадьбу.

— Не считаем ли мы, что это может быть доктор?

Едва задав этот вопрос, Тон уже знал, о чем подумал Холланд. Энн Коберн, бесспорно, была из тех врачей, к кому не отказался бы попасть любой мужчина. Из тех, по чьему поводу большинство мужчин начинают отпускать натужные шуточки насчет холодных рук и умелого подхода. Она была высокой и хрупкой. Элегантной, подумал он, как та актриса из "Мстителей", которая еще играет старую шлюху. Торн дал бы ей сорок с небольшим, то есть, она на год-два постарше его самого. И хотя голубые глаза подсказывали, что когда-то она была блондинкой, ему нравилась именно эта ее прическа — короткая и серебристая. Пристроившись с чашечкой кофе на краю маленького загроможденного столика, она казалась почти расслабленной. Во всяком случае, по сравнению с предыдущим днем.

Днем раньше она с треском выставила его из Королевской клиники. У Торна до сих пор стоял в ушах смех тридцати с лишним студентов-медиков, вслед ему, плетущемуся по коридору. Понятное дело, им же одно удовольствие отвлечься от процедур сканирования мозга и понаблюдать, как преподаватель дает резкий отпор высокопоставленному офицеру полиции. Энн Коберн не понравилось, что ее прерывают. Потом она извинилась за этот инцидент по телефону, когда Торн позвонил, чтобы перенести их встречу на Куин Сквер, где она работала. И где лежала Элисон Уиллетс.

Она сделала еще один глоток кофе и повторила вопрос Торна. Речь ее была четкой, правильной и приятной для слуха. А голос, пожалуй, способен впечатлить восприимчивых студентов или напугать полицейских среднего возраста. — Не считаем ли мы, что это доктор? Ну, это определенно кто-то с медицинской степенью. Пережать базилярную артерию и вызвать инсульт — это потянет на медицинский прием. А вызвать инсульт, провоцирующий псевдокому — это вообще за гранью... Если даже кому и известен такой способ, все шансы против него. Можно пробовать десятки раз и не достигнуть успеха. Сейчас мы говорим о считанных миллиметрах.

Эти считанные миллиметры стоили трем женщинам жизней. У Торна в голове вспыхнул образ Элисон Уиллетс. Трем из четырех. Может, стоит поблагодарить судьбу за такое безумное мастерство. Или, скорее, забеспокоиться, что теперь он посчитает свою технику совершенной и вознамерится попробовать еще раз. Доктор Коберн еще не закончила мысль.

— Плюс, конечно, нужно учесть перевозку.

Торн кивнул. Он уже начал об этом размышлять. Холланд выглядел смущенным.

— Из того, что я поняла, вы считаете, что Элисон получила удар дома на юго-востоке Лондона, — сказала Коберн. — Он должен был поддерживать ее жизнь, пока не привезет в Королевский Лондонский, а это по крайней мере...

— В пяти милях оттуда.

— Правильно. Он по дороге проехал мимо нескольких больниц. Почему же он держал путь в Королевский госпиталь?

Торн не имел представления, хотя уже успел кое-что проверить.

— От Камбервелла до Уайтчепела он пропустил три ведущих госпиталя, которые даже скорее подходили по маршруту. Как он сохранил ей жизнь?

— Наиболее очевидный способ — кислородная маска. Может, ему приходилось съезжать на обочину каждые десять минут, чтобы сдавить кислородную подушку, но это достаточно просто.

— Так значит, это врач?

— Да, я так думаю. Возможно, отчисленный студент-медик... или хиропрактик... знающий свое дело физиотерапевт. Понятия не имею, откуда вам начать.

Холланд перестал корябать карандашом в блокноте. — Иголка от шприца в стоге сена?

По выражению лица Коберн Торну было понятно, что ей так же смешно, как ему.

— Тогда лучше начни ее искать, — сказал он Холланду. — Увидимся завтра. Возьми такси.

С каждым шагом к палате Элисон Торна все больше наполнял неотвратимый страх. Жутко такое думать, но ему было бы легче, будь Элисон "пациенткой" Хендрикса. Сделать он ничего не мог, но догадывался, что, вполне возможно, легче было бы и самой Элисон. Они с доктором Коберн прошли по хозяйственному крылу, а затем поднялись на лифте на третий этаж в отделение интенсивной терапии.

— А ведь вам не нравятся госпитали, детектив-инспектор?

Странный вопрос. Торну не верилось, что кому-то может там нравиться. — Я провел в них слишком много времени.

— Как профессионал или...? — она не закончила вопрос, потому что не знала, как. Что тут можно сказать? — На добровольной основе?

Торн пристально посмотрел на нее. — В прошлом году мне делали небольшую операцию, — но дело было не в этом. — Еще моя мать долго лежала в больнице перед смертью.

Коберн кивнула. — Инсульт.

— Сразу три. Полтора года назад. Вы же правда знаете, как работают мозги, да?

Она улыбнулась. Он в ответ тоже улыбнулся. Они шагнули из кабинки лифта.

— Кстати, у меня была грыжа.

Надписи на стенах просто очаровывали Торна: "Движение и равновесие", "Старческий маразм". Была даже "Клиническая головная боль". Крыло было переполнено, но люди, мимо которых они проходили, не казались обычными амбулаторными больными. Не видно было ни крови, ни бинтов, ни гипсовых повязок. Коридоры и приемные были заполнены людьми, которые медленно и неспешно куда-то передвигались. Они выглядели потерянными и сбитыми с толку. Торну подумалось, что он выглядит так же. Один в один, почти наверняка.

Они в полном молчании прошли мимо столовой, гудящей от бессмысленной болтовни посетителей и напомнившей Торну крупную фабрику или офисное здание. Интересно, долго их еще будет преследовать запах пищи?

— А что насчет врачей? Мы тоже в вашем черном списке?

На какую-то жалкую секунду ему показалось, что она с ним заигрывает. Потом он вспомнил лица тех чертовых студентов-медиков. С этой женщиной нельзя ни на что рассчитывать. — Ну, в любом случае, не в данный момент. Мы слишком зависимы от многих из них в этом деле. От вас, для начала.

— Думаю, это можно поставить в заслугу моему мужу, — голос ее звучал бодро, без намека на ложную скромность. Она перехватила беглый взгляд Торна на то место, где должно было находиться обручальное кольцо. — Я бы сказала, в скором будущем — бывшему мужу. Вообще, он обронил это вскользь. В одну из спокойных минут в нашей безумной стычке на тему "а-как-бы-нам-получше-развестись".

Торн смотрел прямо вперед, не произнося ни слова. Господи, он ведет себя так по-английски!

— А что насчет фарфора? Кому достанется кошка? Ты слышала об этом придурке, который по всему Лондону доводит женщин до инсульта? Кстати, знаешь что...

Страх. Смерть. Развод. Торну подумалось, что им, пожалуй, пора уже переходить к разговору о кризисе на Ближнем Востоке.

— Через сорок восемь часов после поступления мы сделали Элисон МРТ-сканирование. Вокруг шейных связок был отек — яркие белые пятна на снимке. Такие бывают от травм при резком движении головой, но для Элисон это было необычно. А вдобавок ко всему, муж говорил мне...

— Что насчет мидазолама?

— Его выбор бензодиазепина? Весьма умный выбор, кстати, тем более, что были все шансы, что Элисон в реанимации дадут точно такой же препарат. Это чтобы запутать следы?

Торн остановился. Они были перед дверью палаты Элисон.

— Мы можем это проверить?

— Уже. И ей его давали. Я знаю анестезиолога, который был на дежурстве в ту ночь. Токсикологический отчет показал наличие мидазолама в крови у Элисон, но так и должно быть — его использовали как снотворное в реанимации. Но мы в плановом порядке взяли у нее анализ крови при поступлении, поэтому я проверила. Мидазолам присутствовал также и в первом образце. Вот почему и я решила связаться с полицией.

Торн кивнул. Точно врач. Должен быть врачом. — Где еще используют мидазолам?

Она на секунду задумалась. — Он весьма специфичен. Реанимация, анестезия, вот и все.

— Где он его берет? В больницах? Такую штуку можно заказать через интернет?

— Не в таких количествах.

Торн понимал, что это может значить — надо будет связаться с каждой больницей страны и поднять записи о кражах мидазолама. И он не уверен, за какой срок. Полгода? Два года? Лучше перестраховаться. Кроме того, Холланд уж точно не будет против сверхурочных.

Коберн открыла дверь в палату Элисон.

— Она слышит нас? — спросил Торн.

Она смахнула с лица Элисон волосы и снисходительно улыбнулась. — Если и не слышит, то вовсе не из-за проблем со слухом.

Торн почувствовал, что краснеет. Идиот. Почему люди шепчутся у больничных коек?

— Если честно, я не уверена. Первые признаки неплохие. Он внезапного шума она моргнула, но это был только тест. Но я все равно с ней разговариваю. Она уже в курсе, кто их ординаторов алкоголик и какой консультант приходует трех своих студенток.

Торн пытливо изогнул бровь. Коберн присела и взяла Элисон за руку.

— Простите, детектив-инспектор, девичьи разговоры!

Торну не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за ней в мешанине проводов и аппаратов. Проводов и аппаратов, прикрепленных к телу молодой девушки. Он слушал свист вентилируемых легких Элисон, ощущал биение поддерживаемого компьютером пульса и размышлял о том неведомом враче, который совершенно определенно попадал в его черный список.

Сидя в вагоне метро, он пытался угадать, сколько лет жизни осталось бизнесмену на скамье напротив. Эта игра доставляла ему огромное удовольствие.

И то прекрасное мгновение днем раньше, когда Торн посмотрел прямо на него. На самом деле, он его не видел — все длилось не дольше, чем полсекунды, и он был просто прохожим в капюшоне, но это был славный бонус. Выражение лица полицейского подсказало ему, что тот понял смысл записки. Теперь можно расслабиться и наслаждаться сделанным. Вернувшись домой, он залез в ванну и позволил себе поразмышлять об этом еще. Он думал о выражении лица Торна. Потом пару часов поспал. Дальше ему нужно было работать.

Человек напротив выглядел возбужденным. Очередной тяжелый день в офисе. У него было лицо курильщика, бледное и пятнистое. Лопнувшие сосудики на щеках были, вероятно, признаком дурного кровообращения и чрезмерного потребления алкоголя. Маленькие желтоватые бляшки на веках, ксантелазмы, почти наверняка означали высокий уровень холестерина, значит, его артерии здорово закупорены.

Бизнесмен скрипнул зубами и перевернул страницу газеты.

Он бы дал ему максимум десять лет.

Как только синий, закаленный в боях "Мондео" плавно влился в утреннее движение по Мэрилбоун Роуд, Торн протолкнул в магнитолу кассету "Massive Attack" и откинулся на сидении. Если бы он хотел отдохнуть и отключиться, то выбрал бы что-нибудь из Джонни Кэша, Грэма Парсонса или Хэнка Уильямса, но чтобы сосредоточиться, не было ничего лучше монотонного гипнотизирующего стука музыки, для которой он был староват лет эдак на двадцать пять. Как обычно, стоило механистическому стуку "Незавершенного сострадания" вырваться из динамиков, он тут же вспомнил скептический взгляд подростка-продавца в музыкальном магазине. Мелкий самодовольный мерзавец смотрел на него так, будто решил, что этот старый придурок только пытается делать вид, что все еще держит руку на пульсе.

Дата добавления: 2015-10-13