Война на севере

1388 год мог сорвать все планы Тимура. В конце, однако, появился все-таки повод для уверенности. Восстания на юге, возникшие, пожалуй, скорее в связи с обстоятельствами, а не запланированные и поэ­тому едва ли согласованные со стратегией Тохтамы-ша, остались без продолжительных последствий; пов­торное разрушение Хорезма защищало юго-западный фланг Мавераннахра от неожиданных нападений: исходная позиция на случай назревающих разногласий с Золотой Ордой была укреплена. Но тут срочно возникла такая же необходимость в другом месте, так как уже в конце 1388 года, посреди зимы, одна го­ловная походная застава войска Тохтамыша перепра­вилась через Яксарт, под Ходжентом, что могло при­вести к сотрудничеству кипчаков с Моголистаном. Тимур даже не стал ожидать, пока собрались все мо­билизованные соединения; он сразу же нанес удар, и успех был закономерным. В феврале 1389 года он снова направился в свою столицу; надо было воспре­пятствовать закреплению врага к югу от Яксарта. Со­здавалось впечатление, будто бы полководцы Тохтамы­ша в этот момент не могли найти никакого решения; их отряды отступили на северо-запад, когда убедились в готовности Мавераннахра к обороне. Возможно, они все еще надеялись втянуть Тимура в войну на два фронта, так как в 1388 году после подавления мятежа Мухаммеда Мирки вспыхнуло восстание еще западнее, в Северном Хорасане, под руководством эмира Хад­жи Бека из Джаун Курбана, дальнего родственника из­вестного нам Али Бека. Тимур сделал этого Хаджи Бека наместником Туса, и тот теперь отплатил ему за покровительство уходом к Тохтамышу. Тимур сра­зу же откомандировал своего сына Мираншаха на се­веро-восток Хорасана; Мираншах, конечно, не одержал быстрой победы, но все же позаботился о том, чтобы восстание не разгорелось в полную силу. Вследствие этого планированию военных действий на северном фронте ничто не мешало.

Мы можем говорить с полным правом об обшир­ном планировании и осторожной подготовке большой войны с Золотой Ордой и с Моголистаном. Если до сих пор казалось, будто Тимуру был силой навязан его врагами ход действий и он просто нанес ответный удар, то теперь он стремился сам определять свои решения. Отправкой миссии в Нанкин, ко двору императора Хунг-ву, он пытался политически обеспечить свои пред­стоящие мероприятия против Моголистана. Он обсто­ятельно занимался разведкой чужой территории, но больше не полагался на вождей, которые были под рукой. Далее он обдумал, как он мог обеспечить по­полнение для своих войск. Плоды его многих побед над Моголистаном снова и снова ускользали от него не в последнюю очередь потому, что на громадных расстояниях малозаселенной страны, которые нужно было пройти в северной части Центральной Азии, не были оборудованы надежные лагерные стоянки, на которых можно было обновить истощенные силы. Это Тимур осознал во время походов через Моголистан в 1389 году, которые вели до Иртыша: три месяца пути представляло расстояние отсюда до Самарканда³⁴. Как бы хорошо ни шли дела, он велел прочесать эту гро­мадную область в поисках монгольских отрядов. Он командировал также на северо-восток нескольких эми­ров, разместив их там после последнего похода про­тив Тохтамыша в Туркестане. Один из них по прика­зу Тимура должен был заняться земледелием в мес­тности, лежащей от Самарканда на расстоянии двух месяцев пути, — сюда осенью должны были прийти войска Мавераннахра. Этот эмир обязан был заготав­ливать провиант³⁵. Скорее случайно во время этого лет­него похода натолкнулись на Хизир Ходжу, правите­ля Моголистана. Его войско было обращено в бегст­во, он сам бежал; воины Мавераннахра захватили тро­феи, но собственно своей цели они не достигли. В августе 1389 года подразделения встретились в услов­ленной местности, которая не только подходила для возделывания проса, но и представляла роскошные пастбища. После одного пиршества Тимур срочно вер­нулся через месяц с большей частью своего войска в Самарканд; оставшаяся команда должна была в тече­ние зимы обеспечивать безопасность местности³⁶.

Еще во время летней кампании Тимур проводил в одном неустановленном месте с сопровождающими его князьями и чиновниками собрание совета, чтобы под­ытожить все приобретенные знания о дорогах в Моголистане и внести их в перечень³⁷. На следующий год Тимур сам не принимал участия в вылазках через Мо­голистан. Через Ташкент эмиры Мавераннахра продви­нулись в область Иссык-Куля, где они получили под­держку полками Умар-шейха, который в прошлом году добрался до Кашгара. К северо-востоку от Алма-Аты они переправились через реку Или. Там они наткну­лись на поле битвы, которое было усеяно трупами. Один оставшийся в живых сообщил им, что разведотряд, который они послали вперед, наткнулся на Камар-ад-дина и был полностью истреблен его войском. Сам Камар-ад-дин бежал на северо-восток через Ир­тыш в страну, «в которой живут соболя и горностаи». Эмиры нашли остатки плотов, на которых его люди переправились через реку. И эмиры Мавераннахра пос­лали воинов на противоположный берег; те пометили некоторые высокие хвойные деревья раскаленным железом и государственными печатями, «чтобы на де­ревьях в лесу осталась метка от храбрых воинов гос­подина счастливых обстоятельств; чтобы во вражеской стране не осталось ни кусочка земли, через который бы это войско не гнало своих победоносных коней». Затем войска после шестимесячного патрульного похода отправились на родину³⁸.

Между тем Тимур торопил с подготовкой к боль­шой войне против Тохтамыша. Чтобы сначала врагу не были ясны его намерения, осенью 1390 года он от­правился из Самарканда на северо-восток, перепра­вился через Яксарт и под Ташкентом вошел в свой зимний лагерь. Но он не ожидал весны в празднос­ти. Он посетил снятую могилу под Ходжентом и полу­чил наивысшее благословение для своего опасного на­мерения. Едва вернувшись в Ташкент, он серьезно за­болел. Ему уже было больше шестидесяти лет, но он себя не щадил. Наоборот, и в этот раз он настаивал на выступлении войск, прежде чем действительно вы­здоровел и до того, как его сын Мираншах ему лично сообщил, что дела Хорасана складывались в пользуМавераннахра³⁹. Тимур рассчитывал на годичную про­должительность предстоящего похода, и мобилизован­ных воинов надо было обеспечить соответствующим количеством провианта. Кроме того, было предписа­но следующее вооружение: для каждого человека один лук, тридцать стрел и колчан, меч и щит; каждые два человека должны были иметь в своем распоряжении одну запасную лошадь (для замены); каждая десят­ка распределялась в одну палатку и должна была быть снабжена двумя лопатами, киркой, серпом, пилой, топором, шилом, сотней игл, определенным количес­твом ниток и колеи и котлом; при проверке все это должно было предъявляться. На время похода была установлена норма зерна; введен строгий запрет на вы­печку хлеба в пути, на приготовление блюд с лапшой. И у Тимура было маленькое домашнее хозяйство — только одна из жен должна была его сопровождать⁴⁰. Все было продумано до мельчайших подробностей, отсрочка была теперь больше невозможна. Посреди глубокой зимы, девятнадцатого января 1391 года, Тимур дал сигнал к выступлению, после того как по­советовался со своими астрологами. Немного позже он встретил посланников Тохтамыша, которые должны были попытаться в последний момент переубедить его: правитель Золотой Орды раскаивается в своих заблуж­дениях. Тимур, решение которого начать вой-ну уже давно нельзя было отменить, напомнил об «отцовских благодеяниях», за которые Тохтамыш так мало его от­благодарил. «Счастье правления — это исток милости Бога! А я был предпосылкой для этого счастья!» Од­ного из советников можно было бы послать к Тохтамышу для переговоров, которые напоминали бы ему постоянно о его обязательствах по отношению к Ти­муру!⁴¹. Впрочем, с посланниками обращались предуп­редительно и по всем правилам этикета, пока собра­ние принцев и князей не решило, что желательно взять их в плен и использовать как проводников⁴². Десять недель скакали по безводной степи. В начале апреля наконец представилась возможность напоить вдосталь животных и дать им несколько дней отдохнуть. В это время бежали двое слуг Едигея, самого могуществен­ного эмира Золотой Орды, которые находились в за­ключении в войске Тимура, и передали своему хозяи­ну точные сведения о приближающемся враге. Неожи­данность, которой хотел достичь Тимур, удерживая посланников, была этим сорвана.

Первого мая Тимур достиг высоты, которая была известна под названием Улу-Тадж. С нее он смог ос­мотреть далекие, сверкающие весенней зеленью степи. Он велел установить камень в память будущим поко­лениям⁴³. После четырехмесячного похода по стране, для пересечения которой требуется пять или семь ме­сяцев, возникла угроза нехватки провианта. Соблюде­ние запрета на приготовление определенных блюд дол­жно было находиться под строгим контролем. На зер­но был установлен паек, можно было еще только ва­рить ячменный суп, приготовленный с овощами; ровно 14 фунтов муки должны были составить шестьдесят мисок, и каждый воин довольствовался одной миской в день, а большинство не получали даже и этого. Они осматривали степь в поисках птичьих яиц и мелких животных, чтобы спастись от голодной смерти. Но все это не помогало. Тимуру пришлось прервать наступ­ление и перестроить войско для охоты. Эмиры левого и правого крыла образовали цепь вокруг площади трид­цать на тридцать парасангов, и когда через четыре дня облавы кольцо замкнулось, окружили такое количест­во газелей и дикого рогатого скота, что несмотря на большой недостаток в продуктах, были убиты только самые жирные животные⁴⁴.

После охоты Тимур произвел смотр войск. Все ту-мены заняли позицию на большой территории, перед каждым туменом князья и принцы, их предводители. Они подходили к нему в тот момент, когда Тимур сле­довал мимо них, жестами демонстрировали свою вер­ность и услужливость, воспевая в хвалебных речах во­енное счастье и царскую сноровку избранного Богом.

Тут серп лупы его зонта, высотой солнца над го­ризонтом, касающегося неба, бросил свой луч счастья на войско молодого героя, принца Мухаммед Султана — войско, от нахмуренного гневного лба которого вознеслось время, спутанное как волосы любимого; от яростного крика которого солнце смотрело из своей сферы подобно привычному к боли глазу воз­любленного, затуманенное и испуганное — это бес­численное войско напирало на всей бесконечной шири той степи, построенное рядами... И когда его вели­чество, господин счастливых обстоятельств напра­вил свои всеохватывающие глаза на тех кровожад­ных разрушителей мира, принц Мухаммед Султан справедливо привел в исполнение поздравление пра­вителю и передал подарок, украшая свои хорошо об­думанные слова восхвалениями:

О король на троне созидания,

светлолицые просят защиты!

Твоя голова возвышается над всеми звездами,

твое войско завоевывает Восток и Запад!

Чтобы тебе поклониться, бросают луна и солнце

на землю в любое время чалму.

Пусть триумф будет знаком твоего господства,

и чтобы мы тебя никогда не опозорили!

Мы хотим бороться на поле битвы,

поддерживаемые твоей счастливой помощью.

О, какая милость будет оказана тому рабу,

который призван тебе служить!

И теперь, когда таким образом всегда победонос­ные войска центра — в их многообразии похожие на море, как волны, их полки храбрых героев — были подвергнуты по очереди осмотру взглядом верховного правителя, эмиры и князья совершили обычные це­ремонии. И на правом крыле войска, чьим лозунгом была слава, стояли привыкшие к успеху герой принц Мираншах и храбрые бойцы, которые в качестве грима для их сияющих победно глаз знали только пыль поля битвы и щеки которых пылали розовым цветом от счастья только благодаря крови герои­ческих борцов на арене смелости, выстроенных в четком порядке....И как только его величество, господин счастливых обстоятельств, приблизился к ним, победа в стремени, слава на узде, принц Ми­раншах спешился, выступил вперед, совершил ока­зание всех положенных почестей так, как обязыва­ет положение такого прославленного человека, стал на колени и позволил райской птице своего рта по­добающей речью рассыпать жемчуг:

Ты, король великодушный, с чистой верой,

озаряешь корону, трон и круг твоего правления!

Да, с тех пор как создатель мира

создал Вселенную, не было еще никогда правителя,подобного тебе.

Весь мир дал тебе великий Бог,

солнца яркий мяч, земли темную почву...

Твой раб и все войско, мы все стоим,

чтобы следовать за тобой, опоясанные мечами для военного дела!

На слова Тимур обычно милостиво отвечал призы­вом к справедливому образу жизни, иссякающей вер­ности и храбрости, недоверию и изменчивому счастью этого мира. Два дня продолжался смотр войск, кото­рый проходил по установленному самим Тимуром по­рядку⁴⁵.

Двенадцатого мая 1391 года он послал принца Му­хаммеда Султана с авангардом. Вскоре после этого об­наружили несколько покинутых позиций, из чего за­ключили, что в любое время нужно рассчитывать на встречу с врагом. В конце мая достигли реки Урал⁴⁶, через которую можно было переправиться вброд в трех различных местах. Тимур, однако, опасался, что они охраняются; он предпочел переплыть реку в другом месте. Ровно через неделю на Самаре, разведчики, ко­торые до этого уже слышали стук подков, не увидя всадников, схватили одну личность; схваченный на допросе выдал, что недавно еще ничего не знали о при­бытии Тимура. Встревоженный убежавшими слугами Едигея, Тохтамыш начал набирать войско, которое бу­дет превосходить врагов по числу вдвое. Тохтамыш приказал также охранять броды. Узнав об этом, Ти­мур их обошел, однако напасть на них не решился⁴⁷.

Очевидно, правитель Золотой Орды еще не был готов к битве. Несмотря на это Тимур приказал каж­дый вечер укреплять расположение лагеря, чтобы не быть захваченными врасплох. Медленно продвигал­ся он на север; болотистую местность проходили с большим трудом. Напасть на след врага было чрез­вычайно трудно. После нескольких тщетных разведок наконец увидели, что в одной лесистой местности поднимается дым: отряд из войска Золотой Орды. Тимур приказал немедленно схватить пленных. По их сведениям, Тохтамыш не появлялся в том месте, в котором должны были собраться призванные им вой­ска; поэтому их отряд самовольно ушел в леса. Сын Мамая, которого вскоре тоже как военнопленного привели к Тимуру, подтвердил это показание. По-видимому, Тохтамыш хотел заставить его бегать впус­тую. Тимуру грозил провал в его трудном предпри­ятии, так как пойти на риск зимовать во вражеской стране он не мог ни в коем случае, ведь уже в марш-походе обнаружилась нехватка продуктов, и это не­смотря на всю предусмотрительность, которую он проявил, позаботившись заранее обо всем необходи­мом. Как непривычна была, в конце концов, страна, в которой теперь ночевали, причем не предвиделась ни одна битва! Так далеко прошли на север, что те­перь, но время летнего солнцестояния «ночью, еще до того как окончательно исчезнет вечерний свет, уже брезжило утро»; иногда далее вечерняя молитва от­падала⁴⁸: ведь ее нужно совершать, как только нель­зя будет отличить светлую нитку от темной.

Если враг сам не подставился, его нужно заманить. Маленькие отряды отправились в путь, для вида сло­няясь беззаботно и без защиты. Они должны были выманить войско Тохтамыша из его укрытия и, как только он нападет, обратиться в бегство. Эта мера попала в цель. Тохтамыш больше не выжидал, а со своей стороны замахнулся для большого удара. Умар-шейх получил приказ двадцатью тысячами человек ринуться на главные военные силы Золотой Орды; враг не должен получить возможность привести упорядоченно свои силы в действие. Уже на следующий день поступили сведения о боях с авангардом врага. Теперь, наконец, восемнадцатого июня, Тимур смог выстроить свои войска для битвы. После шестиднев­ных сильных ливней небо прояснилось; следовало быстрее начать военные действия, прежде чем снова помешает погода. «С Божьего согласия он разделил свое войско на семь боевых групп — тактическая мера, о которой еще никто никогда не слышал»⁴⁹. Смысл этого боевого порядка войск состоял в том, чтобы правое и левое крыло, еще разделенные на три самостоятельно действующих отряда⁵⁰, быстрее смог­ли приспособиться к непредвиденным поворотам во­енных событий. По числу бойцов Тимур, очевидно, проигрывал; стоило попытаться произвести впечатле­ние на врага хладнокровием. В виду приближающихся войск Тохтамыша Тимур приказал своим частям спе­шиться и разбить палатки. Он тоже слез с лошади; как перед каждой крупной битвой, его попросили по­молиться, и он «беседовал с глазу на глаз с миром тайных и сокрытых вещей»⁵¹. Только потом стали бить в литавры к нападению и трубить в рог. Теперь и сайд Берке, отпрыск рода Пророка, поднял с мольбой ⁵² руки к небу, декламируя слова из Корана, а затем бросил он землю в сторону врагов с проклятием: «Пусть ваше лицо будет обезображено!»⁵³ Разгорелась битва, и некоторое время пололсение у воинов Маве-раннахра было совсем неблагоприятным. Хотя отдель­ные части Тимура имели успех, так как они гнались за убегающими врагами, основным военным силам Тохтамыша удалось в одном месте прорвать ряды противника и в тылу Тимура собраться для атаки. Только осторожному Умар-шейху Тимур обязан тем, что он вовремя был поставлен в известность об этом опасном повороте дел. Так Тохтамыш не достиг по­беды, до которой было подать рукой. В его войске неожиданно пропало желание сопротивляться; оно рассыпалось и беспорядочно бежало, когда увидело перед собой повернувшие обратно части Тимура⁵⁴.

После победы Тимур отказался от длинной торжес­твенной церемонии поздравления. Он даже приказал преследовать разлетевшихся кипчаков; каждая десятка должна была для этого призвать семь своих членов. Волга явилась для убежавших непреодолимым пре­пятствием. Их догнали, отрядами взяли в плен. Не­которые князья из Золотой Орды перебежали из-за опасности поражения к Тимуру, который великодушно принял их, одного из них возвысил до хана, правда, вменил им в обязанность привести спои мирные объ­единения и с ними следовать за войском. Только один из кипчакских эмиров позже придерживался своего обещания, но и он тоже отступился от него, когда возвращавшиеся войска Мавераннахра добрались до реки Урал. Громадными были и трофеи в виде ско­та; воины, которые на пути туда с трудом собирали свой ежедневный рацион, теперь даже были не в со­стоянии гнать перед собой все награбленные стада и вынуждены были бросить многих животных. Но еще более ценной добычей были человеческие трофеи.

так много похожих на развратниц, девочек, так много ловких мальчиков — похитителей сердец ус­тремились в войсковой лагерь, в котором нашел убе­жище триумф, что только часть, выбранная для его величества, «господина счастливых обстоятельств, составляла более пяти тысяч голов — девственни­цы с лунообразным лицом⁵⁵, юноши с фигурами ки­париса и щеками, похожими на тюльпан такого вида, что даже восходящее солнце должно было уйти, пристыженное их освещающими мир лицами, их головой за занавесом, о котором говорится в откровении (сура 38,32): «Она скрывалась за пок­рывалом», и даже бодрствующий по ночам аскет, если бы увидел их во сне, сразу разорвал бы лох­мотья своей сдержанности при виде солнца их кра­соты, как утро⁵⁶ — одежду ночи.

Только теперь наступило время отпраздновать по­беду. Почти месяц оставили для этого. Потом, одна­ко, отправились в непрерывный путь назад. Тимур обогнал большое войско и уже в октябре 1391 года был снова в Отраре, откуда ненадолго съездил в Са­марканд. Мираншах немного позже переместился на юг, в Хорасан, где господство Тимура, очевидно, все еще не полностью было обеспечено. Примерно в то же самое время он отправил войско под командова­нием его внука Пир Мухаммеда Джахангира, в «им­перию Махмуда Газни», в те страны, которые про­стирались от Кабула до берега Инда. События 1388 года показали, что не надо было выпускать из поля зрения эту территорию. Сам Тимур провел зиму 1392 года не в своей столице, а отправился в зимний ла­герь под Ташкентом, чтобы только весной вернуться в Самарканд. Был ли для этого какой-нибудь опре­деленный повод или нужно было только продемон­стрировать, что север, как и прежде, находится под пристальным наблюдением, неизвестно⁵⁷.

Дата добавления: 2015-08-21