Тиран в Иране

Именно когда эмир Вали короткое время исполнял обязанности намееткика Тебриза, на западном побережье Каспийского моря на юг прорвалось большое войско под руководством хана Золотой Орды Тохтамыша. Оно до­стигло Тебриза, который тщетно пытались защищать эмир Вали и один князек из Халкала, захолустья в горах, лежащего примерно на половине пути между Ардебелом и Казенном. Кипчаки опустошили Тебриз, но после этого отступили. Эмир Вали искал убежища в Халхале. Летом 1386 года войска, отправленные в поход сыном Тимура Мираншахом, наместником Хо­расана, наступали на северо-запад Ирана, и тот кня­зек из Халкала после некоторого колебания уступил явно превосходящей силе и выдал эмира Вали, кото­рый был убит еще на пути к войску Чагатаев¹⁰³.

Почему же их отряды снова пришли в Иран? Оп­ределенно не только из-за бунта против сборщиков налогов из Мавераннахра, который вспыхнул в Сул­тании, после того как кто-то распустил слух, что Ахмад Увайс возвращается¹⁰⁴. Упорство, с которым Тимур постоянно приказывал преследовать своих врагов, вызывало подозрение, что ему была невыно­сима мысль об эмире Вали, который все еще наслаж­дался жизнью, однако было же еще нападение на Тебриз, которое, вероятно, очень сильно волновало Тимура. Из собственных наблюдений он знал, что «диадохи», которые спорили из-за наследства ильха-нов, едва ли были в состоянии отразить нападение такого противника, как хан Золотой Орды. С девятью туменами он вторгся в Азербайджан, в котором боль­шинство составляли неверные. Если бы Тохтамыш до­бровольно не повернул назад, на север, обрадованный, вероятно, богатой добычей, которую он унес из Теб­риза, кто мог бы остановить его? Конечно, не сла­бые Джалаириды, которые к тому же вели войну против Музаффаридов ради владения внутриирански-ми областями. И кто мог бы еще считаться защитни­ком? Пожалуй, вряд ли султанат мамлюков, ввергну­тый в состояние политической нестабильности и ужа­сающего разрушения, который, кроме того, в прошлом часто поддерживал хорошие отношения с Сараем, чтобы перехватить давление ильханов на область Плодородного Полумесяца. Последствия захвата да­леких областей Ирана Тохтамышем были бы для Тимура чрезвычайно опасны. Поэтому возможно, что он, как только услышал о тех событиях, посчитал не­обходимым обратить свое внимание на сохранение империи Иран, так как тогда там не было никакого правителя, приказов которого слушались бы во всей стране; из-за раздоров князей враги направляли туда со всех сторон свои алчные взгляды и с бедными вер­ноподданными обращались несправедливо¹⁰⁵.

Военный поход, назначенный на 1386 год, должен был продлиться долго. Он вошел в историю как «лет­няя кампания», так как подготовка началась в 788 году, возвращение пришлось на начало года 790. Чагатаевские отряды быстро продвинулись к опустошенному кипчаками Тебризу. Ахмад Увайс, как раз готовивший­ся отвоевать у Багдада свою столицу, поспешил назад в Тебриз. Чагатаевцы оказались быстрее. Все лето они хозяйничали в Тебризе. Сам Тимур оставался в Самар­канде и велел держать себя в курсе происходящего на северо-западе Ирана через посланников. Неожиданно выясняется, что он придет сам; его войско стоит уже под Нишапуром. В Тебризе, где джалаиридский эмир Адил Аджа мечтает о том, чтобы с временной поддер­жкой чагатаевскими войсками быстрее двигать собствен­ное дело, а не дело Мавераннахра, это известие не вы­зывает радости. Адил Аджа уже несколько раз менял направление, выступал против Ахмада Увайса и слу­жил Музафсраридам, которые из Шираза продвинулись на северо-запад, чтобы объединить весь Иран под властью их династии. Тимур использовал его, когда впервые напал на Султанию: он там назначил его ко­мендантом города. Благодарный Адил Аджа оказался полезным при охране Тебриза после отступления кип­чаков и при отражении войск из Багдада, которые должны были занять по поручению Ахмеда Увайса ро­довую резиденцию Джалаиридов.

Предателям Тимур не верит; он использует их не­которое время как услужливый инструмент; потом он их бросает. Адил Аджа по-настоящему обеспокоен продвижением Тимура на запад. Это продолжается всего неделю, и тут прибывают посланники. У них поручение — незамедлительно привести Адил Аджу к полководцу, который под Хамаданом как раз возился с разбойничавшими лурами. Тимур, теперь слишком озлобленный, чтобы быть легковерным, подозревает, что Адил Аджа тайно связан с Ахмадом Увайсом, — подозрение, которое подтверждают доносчики. Он быстро решает: войско, которое собрал вокруг себя Адил Аджа, следует распределить между чагатаевски­ми войсковыми единицами. Адил Аджа должен напи­сать письмо находящимся в крепости Султании свя­занным с ним войскам и приказать им поддержать контингент Мавераннахра силами, которые должны держать открытым для Тимура обратный путь в Гилян. Письмо датировано двадцатым сентября 1386 года. Адил Аджа уплатил этим свой долг. Тремя дня­ми позже грабят его обоз, его самого берут в плен, еще через три дня убивают.

Как Тимур представлял себе в деталях охрану гра­ницы от кипчаков, не совсем ясно. Во всяком случае он стремился обеспечить через Иран жизненно важные для него связи запада с востоком, и не только на севе­ре. Уже во время его продвижения он узнал о грабе­жах только что упомянутых луров, главный оплот ко­торых находился под Буругирдом, к югу от Хамадана. Он выставил отряд, который доллсен был обезвредить этих нарушителей спокойствия. Из каждого десятка были выбраны два человека; он сам возглавил это ме­роприятие, которое окончилось атакой укрепления. Пленные луры были сброшены со скал и погибли. К известным эмирам, которые заплатили жизнью за этот успех, сражаясь на стороне Тимура, относился и Ход­жа Али, бывший властитель сарбадаров¹⁰⁶.

Повиновение, которое проявил Ходжа Али, — это, очевидно, политическое правило, которому Тимур хо­тел подчинить Иран, чтобы установить в своей стра­не мир и защитить её от врагов. По-видимому, это было единственное средство, которое он знал, чтобы укрепить в высшей степени непрочные отношениямежду собой как султаном и покоренными князьями, его свитой, а он сам когда-то это пережил в Маве-раннахре при эмире Хусейне. Поэтому он и не допус­кал здесь никакой двусмысленности или неувереннос­ти. Он незамедлительно убрал Адила Аджу с дороги и разбил его армию, как только известие о планах Ахмада Увайса дошло до него и появилась угроза его господству над северо-западом Ирана. Чтобы действо­вать наверняка, Тимур выступил сам осенью 1386 года на север, так как речь шла о том, чтобы подчинить своей верховной власти местных правителей, от кото­рых скорее всего можно было ожидать соединения с кочующими агрессорами или, в лучшем случае, бла­гожелательною нейтралитета перед их вторжениями. Через Маранд двинулись к Арасу*, через который вел мост, удививший воинов Мавераннахра. Он представ­лял собой обтесанные камни, сложенные как бы натя­нутыми дугами, из которых две достигали ширины в шестьдесят локтей. На северном берегу Араса стоял замок, его захватили. После этого продвинулись на се­вер-запад до Карса. Это все должно было служить на­казанием непослушным местным князькам. Теперь, од­нако, появилась в поле зрения еще одна цель. Если повернуть от Карса на север, то скоро попадешь в цар­ство Грузию. А для мусульманского полководца нет более почетной задачи как обнажить меч против не­верного. Действительно ли война с Грузией служила цели преградить Тохтамышу путь в Иран, остается не­разрешенным. Посреди зимы, несмотря на сильные мо­розы, воины Мавераннахра продвигались к Тифлису¹⁰⁷.

Неверные грузины заблуждались в отношении проч­ности стен своей крепости, которые они соорудили самым лучшим образом. Приготовившись к борьбе, господин счастливых обстоятельств со смиренной душой и послушными ушами услышал многообещаю­щее известие, которое гласит: «Боритесь с ними!

Тогда бог их накажет и унизит вашими руками!» И он приказал разжечь огонь войны. Привыкшие к успехам эмиры и славные герои, выполняя приказ, подготовили сооружения для захвата крепости, выстроили войско слева и справа, основной отряд и фланги, окружили крепость и под громкие крики «ля илла иль-Аллах» и «Аллах Акбар» ударили в литав­ры шариата пророка Мухаммеда, двигали со всех сторон щиты, сооруженные из тростника и кожи, и начали битву.

Едва благочестивый господин счастливых битв

привязал меч войны за веру,

вытащил он клинок триумфа из ножен,

и до небес раздался призыв Аллах Акбар!

Мужественные воины боевых сил ислама прояви­ли героизм, искреннюю убежденность и усердие в вере и завоевали крепость благодаря божеской по­мощи, о которой говорится: «Аллах позволит вам восторжествовать над ними и даст верующим лю­дям удовлетворение!»; и соответственно божествен­ному приказанию: «Убивайте их, где бы вы их ни встретили!» послали они недостойных неверных сверкающими, мечущими искры клинками в подоба­ющее им место: «Ад их жилище — какое плохое пристанище!»¹⁰⁸

Грузины потерпели тяжелое поражение; их царь был схвачен. Теперь, наконец, Тимур решил пойти в зим­ний лагерь, а именно в азербайджанский Карабах, местность, которая часто посещалась ильханами с по­добными целями¹⁰⁹. Там Тимур приказал привести к себе грузинского царя, и благодаря «умным советам и предупреждениям сиял свет правильного руководства из окна божеской милости в мрачное нутро того за­блудшего», который после того как стоял у бездны ада, «приобрел истинное, чистое доверие и жизнь в вечном блаженстве». Царь подарил Тимуру кольчугу, о кото­рой рассказывали, что она была выкована Давидом. Победитель милостиво принял дар и снова назначил грузина правителем своего царства — теперь зависимого от Тимура¹¹⁰. Во время пребывания в этом зимнем ла­гере Тимур принимал заверения в преданности других князей. Среди них были властители Гиляна, а также правитель Ширвана; он лестью добился расположения Тимура, предложив ему себя в качестве одного из до­ставленных девяти подарков, которые обычно прини­мали завоеватели из рук жителей побежденных горо­дов. Как и следовало ожидать, он из рук Тимура опять получил власть над Ширваном. Всего семнадцать мел­ких князей тогда подчинились ему, некоторые из них, очевидно, с задней мыслью при первой возможности предательски убить его. Но снова с этим ничего не вышло; он приказал арестовать заговорщиков и разде­лил потом их княжества между своими наследниками¹¹¹.

Весной 1387 года Тохтамыш снова появился на вос­точных отрогах Кавказа, чтобы напасть на Азербайд­жан. Для того момента политика умиротворения пог­раничного пространства, проводимая Тимуром, оказа­лась успешной. Тохтамыш не мог рассчитывать на то, что предатели из фронта обороны, который воины Мавераннахра силой окружили и страхом вывели из борьбы, обеспечат ему дальнейшее продвижение. Тимур сам был заинтересован в скорейшем окончании боев и по возможности осторожном разрешении ссоры с кип­чаками, так как задача, которую он поставил перед собой, а именно успокоить «диадохов» Ирана и заста­вить их исполнять обязанности его, Тимура, наместни­ков, была еще далеко не решена. Итак, ему срочно был нужен мир на севере. Уже второй год он не был в Са­марканде, и еще не была предотвращена опасность, что кипчаки смогут оказать па пего давление как вдоль за­падного побережья Каспийского моря, так и в степях на восток от пего или вообще непосредственно в нижнем течении Яксарта. Как он мог бы продолжать свое дело в Иране, если бы это произошло? Тимур приказал при­вести пленных кипчаков и сообщил им о своем глубо­ком разочаровании в Тохтамыше, который обязан ему своим взлетом, даже занимает у него место сына.

Пленным были вручены подарки, затем их отпус­тили¹¹². После того как воины Мавераннахра отразили атаку кипчаков и несколько потрепали туркменов, рыскавших на востоке Анатолии, Тимур направился к центру и на юг Ирана.

Шах-Шуджа (прав. 1364-1384), правитель Музаффаридов в Ширазе, якобы написал на смертном одре Тимуру письмо следующего содержания: это было не­объяснимое решение Бога вложить в его, Шах-Шуджи, слабые руки власть над некоторыми из его слуг. Теперь он слышит уже со двора создателя неотвра­тимый призыв к возвращению; время приглашать в дом. Так как с Тимуром, поборником справедливос­ти, его связывала проверенная временем дружба, он может надеяться на Бога, что на Тимуре, чьи вели­кие дела подобны деяниям Соломона и Александра, и дальше будет лежать высочайшее благословение. Покровительству этого господина, пользующегося высочайшим расположением у Бога, поручает он сво­его сына Заина ал-Абидина. И для несовершеннолет­них сыновей, а также братьев выпрашивает он защи­ту Тимура, пусть он постоянно проявляет заботу о на­следниках князя и таким образом, чтобы свидетель­ства видны были любому¹¹³.

Тимур призвал этого Заина ал-Абидина, наследника Шах-Шуджи в Ширазе, к себе еще прежде своего выступления из Азербайджана на юг Ирана, так как Шах-Шуджа был хорошим другом и стоило возобно­вить этот дружественный союз. В качестве подарка Заин ал-Абидин должен был принять власть над Ши­разом. Но тот, конечно, не пришел. Содержание ти­муровского приглашения, должно быть, показалось требованием. А разве Музаффариды чувствовали себя верноподданными эмира Мавераннахра, который поз­волял себе обустраивать Иран по своему усмотрению? Тимур стоял с войском в Гиляне, когда ему сообщи­ли, что Заин ал-Абидин арестовал посланника, ко­торый передал ему то самое «приглашение», и не думает его выполнять¹¹⁴. Это был хороший предлог для нападения на Музаффаридов.

Совершенно однозначно не в их пользу говорило правовое положение. В 1382 году Тимур уже второй год занимался умиротворением Ирана так, как он его понимал. Шах-Шуджа отправил к нему посланника, который передал многочисленные подарки и вручил послание, в котором правитель Шираза давал понять, что он полон симпатии к Тимуру¹¹⁵. Очевидно, Шах-Шуджа стремился таким образом предотвратить на­падение на его империю и направить жажду деятель­ности Тимура на эмира Вали, который пять лет на­зад предоставил убежище Шах-Мансуру, племянни­ку Шах-Шурджи, и помирился с Джалаиридами, что было еще опаснее для ширазца¹¹⁶. Тимур подхватил предложение Щах-Шуджи и предложил со своей сто­роны породниться с Музаффаридами. Весной 1383 года отправилась миссия, которая должна была при­везти в Мавераннахр внучку Шах-Шуджи как невес­ту для Пир Мухаммеда, сына Джахангира. Когда годом позже Тимур начал свой большой поход на Мазендеран и стоял с войском под Балхом, караван с невестой прибыл к нему¹¹⁷.

Трудно сказать, были ли к этому моменту его от­ношения с Музаффаридами еще дружественные или скорее омраченные, так как Тимур разрушил и Сис-тан, и другие области теперешнего южного Афганис­тана, которые полностью находились в сфере интере­сов ширазцев. Тяжелые ссоры среди Музаффаридов расстроили прежнее умиротворение региона Шах-Шуджой¹¹⁸, и в братоубийственной войне, которая вспыхнула после его смерти, снова сыграли роль аф­ганцы¹¹⁹. Шах-Шуджа умер 9 октября 1384 года¹²⁰. В последние годы его правления, изобилующего волне­ниями к семейными интригами, он мало видел радос­ти от своих сыновой. Заин ал-Абидин, которого он намечал своим преемником, оказался неспособным быть наместником Исфахана и даже на некоторое время был отправлен в тюрьму. Другой сын подозревался в том, что хотел восстать против отца, и также был аресто­ван. В состоянии опьянения Шах-Шуджа отдал при­каз ослепить его¹²¹. Во всяком случае, Шах-Шуджа в эти мучительные для него годы должен был понять, что империя Музаффаридов после его смерти распа- дется. Нельзя исключить, что он считал себя в безвы­ходном положении и фактически поэтому передал тот вызов на бой, о котором, правда, говорится только в источниках, появившихся после смерти Тимура¹²². Мог ли Шах-Шуджа не знать, что, если он искал поддер­жки Тимура для Заина ал-Абидина, то одновременно лишал его независимости. Пожалуй, нельзя освободить­ся от недоверия к тому посланию, которое очень при­годилось Тимуру. Если это фальшивка, то она свиде­тельствовала о необычной гнусности и была созвучна в остальном целеустремленности его действий, наблю­даемой неоднократно. К тому же поход по умиротво­рению Ирана продолжался теперь уже два года; про­сто идти назад через северную часть означало бы ос­тавить центр и юг за пределами задуманной полити­ческой системы. И он лишил бы истощенные войска перспективы взять достойные трофеи. То, что именно это и есть правильная точка зрения, подтверждено судьбой, которая ожидала Исфахан.

Тимур решительно воспользовался разладом Му­заффаридов. Один из них, султан Ахмед, который обосновался в Кирмане, уже в 1385 году стал жерт­вой агитации Тимура и объявил готовность чеканить его имя на монетах и заставить прославлять его в про­поведях по пятницам¹²³; он был также зимой 1387 года среди иранских князей, которые присягали на верность Тимуру. Следовательно, военный поход на юг Ирана не был азартной игрой. В месяц шаувал 789 г. (х) (начался 15 октября 1387 г.) войска Мавераннахра стояли перед Исфаханом. Комендант, которого назна­чил Заин ал-Абидин, вместе с саидами и учеными вышел к воротам, засвидетельствовал завоевателю свое почтение и оказался достойным «чести ковра». Вско­ре после этого Тимур сам вошел в город, чтобы рас­смотреть крепость. Когда он вернулся, приказал у каж­дых ворот города выставить сильную охрану. Потом издал приказ, чтобы все лошади и все оружие было сдано. Сановники и власти Исфахана должны были явиться снова и выслушать решение Тимура о величи­не дани, которой обложили город. Чтобы ее собрать, были назначены для различных кварталов города эмиры, которые со своими людьми действовали ре­шительно и беспощадно и увозили плоды своей дея­тельности к месту сбора дани. В то время как это про­исходило, сановники города удерживались в лагере в качестве заложников.

То, что Бог, укрощающий, благородный самодер­жец, хотел уничтожить ту область, означало: «Если он чего-то хочет, найдет для этого повод!» Однажды ночью один остолоп из окрестностей Ис­фахана, которого звали Али Круммфус, бил в горо­де в барабан, и собралась толпа злодеев — чернь, более дезориентированная, чем скот!¹²⁴ Нагло ходили они по городским кварталам и убивали сборщиков налогов — кроме некоторых кварталов, жители ко­торых были достаточно умны, чтобы защитить своих сборщиков от нападения тех преступников. Многие отряды, которые вошли в город для выпол­нения своих задач, были уничтожены; таким обра­зом, около трех тысяч человек пали жертвами бес­чинствующего сброда. После убийства тюрков те дерзкие оборванцы бросились на штурм городских ворот и отвоевали их у воинов, которые охраняли их, и принялись укреплять оборонительные соору­жения, и тешили себя в своих фантазиях тщеслав­ными планами мятежа. Когда на следующий день до­ложили об этих инцидентах благословенному уху господина счастливых обстоятельств, вспыхнуло всепожирающее пламя его гнева, в сравнении с ко­торым пламя ада еще можно назвать прохладным, и господин, чей девиз — триумф, получил приказ по­корить город. Герои вытащили победоносной рукой клинки мести и разъяренные направились к городу. Так как теперь уже ничего нельзя было предотвра­тить и больше не было выбора, горожане защища­лись в смертельном страхе, вздрагивая как жерт­вы убоя...

Когда победоносные герои завоевали крепость и город был покорен, торжествующий господин счастливых обстоятельств послал отряд, который должен был защищать... кварталы саидов... Потом он при­казал устроить бойню, дал предписания в отноше­нии всех мыслимых видов наказаний и мести... И вышел приказ наместника гнева о том, что туме-ны, тысячи и сотни должны предъявлять достав­шуюся им долю голов, для регистрации которых были поставлены инспектора правящего дивана. Достойные доверия люди рассказывали, что воины, которые не хотели убивать собственными руками, покупали головы у своих товарищей и сдавали их; вначале одна голова стоила двадцать динаров, в конце, когда каждый доказал свою долю, голову пред­лагали за полдинара, хотя ни один покупатель не находился¹²⁵.

Кроме саидов и ученых выжили только те, кто за­щищал сборщиков налогов Тимура, кто, таким обра­зом, объявлял себя сторонником его «мирного общес­тва». Официально указанное количество отрубленных голов составляет семьдесят тысяч; Тимур приказал сложить из них пирамиды вокруг истерзанного горо­да. Один свидетель сообщает: «... В тот день мы шли вдоль города. На одной стороне мы насчитали двад­цать восемь сооруженных из голов пирамид, каждая из которых содержала более тысячи черепов — до двух тысяч, так что и среднем получается тысяча пятьсот. И на другой стороне города было то же са­мое»¹²⁶. Мерзости, о которых рассказывают в связи с резней в Исфахане, показывают Тимура как безжа­лостного, кровожадного мстителя, который не смяг­чается даже при виде невинных детей¹²⁷. Именно это могло быть, сентиментальным или полным ненавис­ти приукрашиванием. Не вид зверств вызывал ужас — пирамиды из черепов не представляли ничего но­вого¹²⁸. Неслыханным было число жертв, это была, прежде всего, отличная инсценировка, холодный рас­чет, который исключал только тех лиц, проклятие ко­торых могло навредить, ученость которых могла быть полезной, и тех, кто уже доказал свою преданность.

В действиях Тимура была железная логика, от кото­рой у современников захватывает дух. К жестоким деспотам они привыкли; но обычно время от време­ни деспоты прощали, грешили против правил, кото­рые они сами устанавливали. А разве Тимур раньше до этого не действовал нерешительно и не щадил врагов? Этот Тимур здесь, однако, не смягчается. И поэтому он превосходит многочисленных деспотов той эпохи и становится зловещим для людей.

Бойня в Исфахане произошла 18 ноября 1387 года. В декабре Тимур захватывает Шираз. Заин ал-Абидин, как выясняется, бежал в Ту стар к своему родственни­ку Шах-Мансуру. Тот радуется непредвиденному слу­чаю, который подарил ему нелюбимого кузена. Он бросает в тюрьму ищущего убежище и готовится тоже заполучить Шираз. Там Тимур занят установлением своего порядка; он распределяет провинции между князьями-Музаффаридами, которые присягнули ему на верность, рассылает во все области своей громад­ной империи известие о победе. Тут из Самарканда прибывает срочный курьер; всего за семнадцать дней он преодолевает большое расстояние; Тохтамыш на­пал на Бухару; его проводником является Султан Му­хаммед, сын предателя Кайхосрова; Моголистан в союзе с Тохтамышем. Умар-шейх блокирован в кре­пости Андижана. Какие плохие вести! Тимур не ко­леблется. Он спешит со своим войском в Самарканд. Шел январь 1388 года¹²⁹.

Дата добавления: 2015-08-21