ГЕРАТ И ТУС

В 1378 году Саиф-ад-дин вернулся после своего па­ломничества, в которое он отправился, когда Джахан-гир так неожиданно умер. Теперь он мог рассказать Тимуру не только о событиях во время его хаджа в далеких местах деятельности Пророка, но и дать под­робный отчет о политической ситуации в Иране, че­рез который ему пришлось проехать во время своего путешествия. Он наглядно описал политическую разо­бщенность и неразбериху, охватившие страну, — обстоятельства, с которыми как раз пытались спра­виться на юге улуса Чагатая. В Иране, однако, ру­ководили все еще своими полками «диадохи», мелкие князья, разделившиеся на массу наследников, кото­рую оставила империя ильханов, погруженная в анар­хию. Сообщение Саиф-ад-дина утвердило Тимура в мысли обратить в будущем больше внимания на Иран. Благодаря его связям с Картидами в Герате и не в последнюю очередь на основе его личного опыта, который он когда-то смог приобрести в Махане, он мог считать Иран, по крайней мере северо-восток Ирана, не совсем чужим, незнакомым. И вообще, по­размыслив, правитель Мавераннахра решил, что не­льзя пренебрегать этой страной.

Картиды Герата ни в коем случае не были незначи­тельной династией, когда они в 1351 году еще подчи­нялись Казагану. Давайте вспомним! Пятого августа 1349 года Пир Хусейн Карт велел возвысить себя до титула султана, чего не одобрил род Чагатая, считая это заблуждением честолюбия, направленного против традиций. Но речь шла не только о наказании непри­личного тщеславия. Пир Хусейн Карт был тогда в со­юзе с правителем Дели Мухаммедом Туглак-шахом (прав. 1325-1351). В одном письме о причинах его са­мовозвышения он писал: «Неурядицы в стране взяли верх, повсюду зашевелились «диадохи» ильханов; «сфе­ра королевской власти ринулась в водоворот анархии»; ученые и сайды считали, что нужно срочно предложить, чтобы могущественный Султан мужественно взялся за трудное дело и установил покой и мир. Целью письма было обеспечение признания титула султана правителем Дели, который уже много раз проявлял интерес к тре­бованиям стран, граничащих с его империей на севере⁷⁰.

Итак, уже тогда возникла идея уничтожения диадохов! Пользующиеся уважением населения сайды и уче­ные, поддержки которых теперь добивался Тимур, уже тогда способствовали этой мысли! Поражение Пир Хусейна от Казагана в свое время будет, вероятно, препят­ствовать осуществлению идеи, но теперь Тимур взялся сам за эту цель. Конечно, сами Картиды были для него едва ли больше, чем «диадохами», т.е. теми, кого стои­ло обуздать. Отношения с ними и без того еще не были отрегулированы так, чтобы он был ими удовлетворен.

Правда, Джият-ад-дин не понял намека и волей-неволей ходатайствовал о породнении. После войны против Хорезма он не мог больше сомневаться в том, что это слово означало в понимании Тимура. Теперь, когда угнанные хорезмийцы работали над расшире­нием Кеша, Тимур нашел время завершить дело. С большой роскошью была сосватана невеста принцу Ге­рата. После участия в последней войне против Хорез­ма он попросил своего тестя разрешения вернуться на родину. Ему это было позволено, и немного позже за ним последовала его молодая жена. Джият-ад-дин использовал все средства, чтобы как можно роскош­нее устроить прием.

Он велел приготовить все, что нужно для празднич­ного пира. Город и окрестности он украсил прелест­но, как сад Ирама⁷¹. И... от моста до рынка он велел установить триумфальные арки. От каждого ремес­ла было представлено необычное свидетельство его искусства. Пекари построили из хлеба минарет, внутрь которого можно было подняться, и подобное же сделали чесальщики шерсти из хлопка. Ткачи шелка показывали передвижной ткацкий стул, за которым кто-то работал. И так представители каждой профессии сочинили что-нибудь соответствующее. Во­рота и стены завесили византийскими и китайскими парчовыми тканями. Придали форму красивым купо­лам, над верхушками которых не могла пролететь даже птица с быстрыми крыльями и архитектурный стиль которых не могли разгадать мысли и чувства. Сверкание, резьбы на мечах и блеск оружия, прикреп­ленного на боку, слепили глаза подобно солнцу, даже купола сверкали как шкатулка, полная драгоценных камней, и были там знаки зодиака со всеми их звезда­ми; быт такое впечатление, как будто бы светящие­ся тела неба опустились на землю. Певицы, подобные Венере, играли на арфах и пели в манере Венеры, и со звучанием струп они дарили сердцу наслаждение духа, а телу хмельной напиток. Несколько дней про­вели в радостных торжествах, и каждый день доставлял наслаждение эмирам по-новому роскошными пир­шествами и подарками, какие приличествовали пра­вителям, а слуг и дружину одарили в зависимости от ранга почетными одеяниями и наградами⁷².

В источнике, из которого взято это сообщение, также сказано, что посланники должны были пере­дать Джият ад-дину «предупреждающие слова и ис­кренние советы»⁷³. Можно догадаться, что скрывает­ся за этой формулировкой. Тимур поставил перед собой цель: если не уничтожить сначала в Хорасане господство «диадохов», которые превратили весь Иран в необозримую картину ссорящихся друг с другом княжеств, то хотя бы подчинить своему наводящему порядок господству⁷⁴. Может быть, в конце 1379 года, в связи с путешествием молодой принцессы во дво­рец Герата, Тимур огласил более четко, чем в «ис­кренних советах», что он задумал. Он хотел провес­ти день заседаний, на котором должно было обсуж­даться умиротворение Хорасана, и гератского прави­теля Гият ад-дина, с которым он теперь породнился, он позвал по этому поводу в Мавераннахр. С незави­симостью «диадоха» Герата следовало покончить. Но разве невозможно было поднять контрсилы и отра­зить атаку Тимура, которую следовало ожидать? Сначала Джият-ад-дин пытался выиграть время; он велел передать, что готов прийти, пранда, настаивая на том, чтобы доверенное лицо Тимура Саиф-ад-дин сопровождал его. Эта просьба была выполнена немед­ленно; Саиф-ад-дин появился в Герате еще до того, как Джият ад-дин смог осуществить свои тайные пла­ны. Так Саиф-ад-дин стал непрошенным свидетелем мероприятий, которые выдали все, что угодно, толь­ко не теплую симпатию и сердечное доверие по отно­шению к Тимуру. Уже давно занимались здесь тем, чтобы протянуть вокруг города кольцо укреплений, которое включало бы многие поселки и сады. Это со­оружение, вероятно, теперь было закончено; с боль­шим усердием накапливали в крепости запасы. Джи­ят-ад-дин дал знать посланнику Тимура, что он как раз готовится к путешествию и должен прежде всего еще приобрести подобающие подарки. Некоторое вре­мя Саиф-ад-дин позволял задерживать себя, но когда он «прочитал в описании современных обстоятельств Джият ад-дииа, что тот изобразил пером мысли на до­ске своей фантазии», он немедленно отправился назад⁷⁵.

Совещания в Мавераннахре, таким образом, долж­ны были состояться без Джият-ад-дина; но это, оче­видно, в такой степени изменило их содержание, что теперь было ясно — Картиды первыми почувствуют гнев Тимура и его желание покончить с мелкими князьями. В противоположность этому Али Бек из Джаюн-Курбана, этот князь, в темнице которого ког­да-то множество блох набросилось на Тимура и эми­ра Хусейна, посчитал более разумным обойти грозя­щую беду, которая казалась неизбежной, таким об­разом, чтобы она его не погубила. Он отправился к Тимуру, — конечно, это был трудный шаг, — полу­чил прощение и служил ему советником в войне про­тив Картидов. Конечно, Тимур и с ним породнился.

Тимур не хотел лично руководить операциями про­тив Хорасана. Главнокомандующим созванного осенью 1380 года войска и правителем провинции, которую нуж­но было завоевать, был намечен Мираншах, его четыр­надцатилетний сын. Он провел осень и зиму на терри­тории Балха и Шибаргана; весной 1381 года он высту­пил против Бадгиса, который принадлежал роду Кар­тидов. Между тем Али Бек предложил Тимуру поддержку, так что Тимур сам вступил в бой. Он пере­правился через Оке, заручился тем, что до сих пор всегда оправдывало себя, — благословением святого, на этот раз Баба Сюигю, который обитал в Андхое и счи­тался божьим человеком, потому что обычно делал со­вершенно немыслимые вещи, которые считали знаком суфинского экстаза. На этот раз, увидев Тимура, он швырнул в него мясо грудинки убитого животного. Тимур очень обрадовался: «Бог подарит мне Хорасан, который обозначают частью груди поверхности зем­ли!» ⁷⁶. В действительности так и произошло. Империя Картидов, которая при Джият-ад-дине охватывала большую часть Хорасана, включая Нишапур, была взята го­род за городом; и способные оказывать сопротивление, даже считающиеся неприступными крепости большей частью захватывали очень быстро — для хрониста, бро­сающего взгляд на прошлое, абсолютно точный знак для так же быстро совершающегося захвата всего Ирана⁷⁷, который должен был произойти немного позже. Скоро войско Тимура стояло перед Гератом, хотя Али Бек не выполнил своих обещаний. Крепость была взята при­ступом, Джият-ад-дин отошел в город, который еще не сдался. Воины Мавераннахра захватили при этом две тысячи пленных из вражеских войск. Тимур придумал одну хитрость, чтобы взять и город без больших уси­лий. Он приказал сочинить многочисленные послания следующего содержания: каждый житель Герата, кото­рый вернется в свой дом и там будет спокойно ждать окончания боев, будет прощен; кто же окажет сопро­тивление, должен винить себя за свою дальнейшую судь­бу. Вручив такие послания нескольким пленным, их от­пустили на свободу. Боевая отвага воинов Герата сразу же ослабела, и Джият-ад-дину ничего не оставалось, как сдаться.

Когда он опустился на колени перед Тимуром и по­корился, Тимур подарил ему почетную одежду и пояс, унизанный драгоценными камнями. На следующий день из города вышли также сайды, ученые и беки, чтобы поцеловать землю перед завоевателем. После этого им сообщили жесткие требования, которые предъявил за­воеватель. Крепость должна быть снесена; в виде воз­мещения за пощаду с населения потребовали уплаты больших денежных сумм. Самые значительные ученые, ремесленники и художники, всего двести человек, были отобраны и отправлены в Кеш. Ворота городского ук­репления, которые были обиты железом и украшены рельефом и надписями, были сняты с петель и также переправлены в Кеш, где были встроены в оборонитель­ные сооружения, которые начали строить⁷⁸.

Самый важный из «диадохов» Хорасана был теперь покорен. Остались сарбадары, центром которых был Сабзавар. Тимур уже послал туда войско. Он сам направился в Тус, где правил нерешительный Али Бек, отказавший ему в помощи, о которой они договорились. Запад Хорасана представляла территория Мазендерана; она охватывала покрытые лесом бассейны рек Атрека и Горгана, которые выходят на южную часть восточного берега Каспийского моря. Страной правил эмир Вали, о взлете которого еще должно быть кое-что сказано. Тимур подступил к ней со своим войском, и эмир Вали и Али Бек сразу заявили, что они счита­ют его своим верховным правителем. Тимур, конечно, был готов к битвам. На могиле Абу Муслима, челове­ка, который однажды руководил восстанием в Мерве, жертвой которого стал халифат Омейядов в Дамаске, молил он Бога о поддержке в его походе. Али Бек пос­пешил ему навстречу лично, был допущен к «целова­нию ковра» и просил прощения за свои упущения. И правитель сарбадаров Ходжа Али явился и уверял Ти­мура в своей преданности. Тимур, хотя и хвалил по­ведение Ходжи Али, был неприятно поражен его при­знанием, что он является сторонником шиитского учения о Двенадцатом имаме⁷⁹, — воспоминание о пос­тупках Абу ль-Маали и его брата, которые хотели подготовить возвращение исчезнувшего имама, еще, ко­нечно, не изгладилось из памяти. «Кто оставит мою сунну, потеряет мое заступничество!» — сказал Про­рок. Ходжа Али ответил без промедления, что верно­подданные следовали в вере за своим правителем. Ти­мур был доволен этим ответом. Как Али Бек, так и Ходжа Али были одеты в почетные одеяния, приняли пояс и меч и должны были рассматриваться как со­провождающие Тимура. Тимур продвинулся дальше на запад и вступил под Исфаганом в область, в которой эмир Вали был князем. К нему отправился посланник, который еще раз призвал его явиться к Тимуру. Эмир Вали согласился и обещал скоро приехать.

Так как 1381 год близился к концу, Тимур отка­зался от того, чтобы продолжать следить за этими делами. Сабзавар, резиденция Ходжи Али, он подчи­нил одному эмиру, пользующемуся его доверием; он отпустил правителей, которые стали его сопровождающими, в том числе и Картида Джият-ад-дина, кото­рого привел с собой после победы над Гератом. По всей вероятности, он велел доставить в Самарканд его брата Мухаммеда заложником. Он сам отправился в зимний лагерь под Бухарой, оставаясь, таким обра­зом, вблизи Хорасана. Своего сына Мираншаха он ос­тавил наместником. Его квартира находилась под Са-раксом, хотя и вблизи границы, но скорее на хора-санской стороне Окса⁸⁰.

Все было готово к тому, чтобы Тимур смог навес­ти свой порядок в Хорасане следующей весной, так как ему, должно быть, стало ясно, что преданность князей — только притворство. Едва он повернулся спиной, Али Бек и эмир Вали установили связь друг с другом и решили осаждать в Сабзаваре Хаджи Али, который не хотел нарушать клятву. Нужно было бы срочно обоим преподать урок, подобный тому, кото­рый, должно быть, научил Джият-ад-дина. Но Тимур был как бы парализован. Смерть одной из дочерей выбила его из колеи; не обращая внимания на необ­ходимость заниматься повседневными делами прави­теля, он отдался своей боли точно так же, как это было после смерти Джахангира. Только его старшей сестре удалось настойчивыми упреками напомнить ему о его обязанностях⁸¹.

Али Бек твердо рассчитывал на то, что Тимур нападет не на него, а на эмира Вали, так как он еще не покорился и был из них двоих, конечно, более могущественным. Но Тимур неожиданно напал на область Али Бека, взял в качестве трофея все его стада, которые недостаточно хорошо охранялись, и заставил его окопаться в своей крепости Калат. Чрез­вычайно подавленный Али Бек сообщил о своей го­товности сдаться. В действительности, как известно, он хотел заманить Тимура в ловушку. Калат, распо­ложенный на крутых скалах, было трудно брать, правда, недостаточно трудно для горных отрядов из Бадахшана, которые Тимур привел с собой. Али Бек еще раз заверил, что он готов сдаться. С этим послани­ем он отпустил посредников, в число которых входила и его дочь, которая была выбрана невестой Мухам­меда Султана, сына завоевателя. Таким образом, Тимур еще раз подставил себя⁸².

На следующий день, когда султан планет поднялся на подкрепленного коня своей сферы и надел диадему своей власти и когда ночь, его темноликий враг, униженно всхлипывая сорвала с лица своего тем­ное покрывало, солнце подняло свою золотую корону над горами, ночь стащила свои черные волосы с головы, то господин счастливых обстоятельств, охваченный помощью неба, сидел верхом на коне и, входя в воро­та крепости, возбуждал блеском своего излучающе­го счастье присутствия зависть бирюзовой крепос­ти темного небесного колеса. Али Бек, вынужденно, не имея выхода, выполз из крепости, как змея из своей кожи, обвалял свое лицо безропотной мольбы в пыли унижения, признал свои грехи, искал убежища у милосердия великого правителя и просил пощады ⁸³.

В последний раз Тимур был готов пощадить Али Бека. Но когда тот воспользовался возможностью бе­жать, милость ему больше не была оказана. Тимур взял крепость измором. В это же время он предпри­нял походы в Хорасан, вел бои у крепостей, которые принадлежали Картидам, и, таким образом, собствен­но, по приказу своего побежденного правителя они должны были открыться для Мавераннахра. Из-за по­добных промедлений, за которые Тимур упрекал со­провождающего его Джият-ад-дина⁸⁴, в 1382 году не состоялся поход в Мазсндсран. Еще раз довольство­вался Тимур тем, что эмир Вали подал ему надежды на покорность. Тем беспощаднее наложил он тогда свою руку на землю Али Бека и империю Картидов. Родовое объединение Али Бека, Джаюн Курбан, было разделено между разными эмирами, люди переселе­ны сначала в Мавераннахр, потом в Ташкент. Джи-ят-ад-дин и его родственники в Самарканде были по­сажены в тюрьму, некоторые затем угнаны к Умар-шейху в Ферганскую долину. Немного позже Али Бек и Гият ад-дин были казнены в Самарканде. Картиды обязаны этим жестоким обращением не в последнюю очередь волнениям, которые начались в том же 1382 году, затеянные родственниками Джият-ад-дина, ко­торым Тимур доверчиво содействовал в том, чтобы они в Герате занимались своим делом, в то время как он посвятил себя другим задачам. Мираншах двинулся на Герат и устроил там кровавую бойню; для устра­шения из голов убитых сделали пирамиду⁸⁵.

Дата добавления: 2015-08-21