Падение Багдада

Военное бедствие начало отчетливо вырисовы­ваться с 1256 года. Хулагу (ум. 1265), брат велико­го монгольского хана Мункэ (прав. 1251-1260), пересек с войском Оке и вторгся в Иран. Ранней осенью того же года его части продвинулись в гор­ную страну к югу от Каспийского моря. Их первой целью было уничтожение маленького государства Исмаилитов, крепости которого занимали ключевую позицию на пути с востока в Кипчакскую степь, ле­жавшую севернее Кавказа. Среди этих крепостей был и Аламут, резиденция правителя. А он мешал обширным стратегическим планам монгольского властителя, препятствуя важнейшей связи с воена­чальниками, воюющими на теперешнем юге России. Путь с юга Каспийского моря хотя и был обход­ным, но представлял определенное преимущество, так как вел через богатую, культурную страну и, сле­довательно, открывал перспективу награбить роскош­ные трофеи.

Как это уже у монголов вошло в привычку, Хула­гу потребовал у исмаилитского правителя в письмах с угрозами сдачи его крепостей. Не получив удовлет­ворительного ответа, он приказал окружить крепос­ти¹⁰. По-видимому, начинающаяся зима могла бы за­труднить снабжение осажденных войск, но Хулагу хо­тел показать Исмаилитам свою решительность. Рукн-ад-дин, их последний властитель, понял, что дальнейшее промедление повлечет за собой полное опустошение его страны мародерствующими врагами, и сдался уже 19 ноября 1256 года. Со своей дружиной он спустился с горной крепости и подчинился Хулагу, который от­правил его в плен в Казвин. Исмаилитские города были снесены. Когда Хулагу в начале 1257 года вер­нулся в свой зимний лагерь под Хамаданом, Рукн-ад-дин обязан был его сопровождать. Он надеялся, несмотря на безвыходное положение спасти свое кня­жество и попросил разрешения поехать к хану Мункэ в Каракорум, чтобы получить обратно в знак ми­лости из руки великого хана власть, унаследованную отцами.

Хулагу дал согласие на поездку, конечно, при ус­ловии, что Рукн-ад-дин также заставит сдаться своих последних сторонников, которые то тут, то там еще оказывали сопротивление. Рукн-ад-дин не смог или не захотел сдержать это обещание; так он попал в не­милость к великому хану. На обратном пути послед­ний правитель Аламута был злодейски убит во время пирушки. Оккупационное войско получило приказ убивать всех исмаилитов, вплоть до «младенцев в ко­лыбели», чтобы «никто из их рода не остался в жи­вых!»¹¹

Таков был конец последних значительных союз­ников халифа аль-Мустасима (прав. 1246-1258). Авангард монголов подошел к Багдаду в декабре 1257 г., через год после падения Аламута. Князь Мосула уже давно служил завоевателям и поспешил на помощь Хулагу¹². Еще в зимнем лагере под Ха­маданом Хулагу, этот неверный, для которого досто­инство, воплощенное в халифе аль-Мустасиме, не могло иметь большого значения, потребовал, чтобы халиф прислал к нему трех названных по имени вли­ятельных людей из его ближайшего окружения. Тюркским наемникам халифа состряпали письмо, со­чиненное одним оставшимся в живых представите­лем тюркской династии хорезмийцев, которого Ху­лагу привел с собой в своем войске: «Мы же при­надлежим одному народу... Я стал «сподвижником» Хулагу, и он обращается со мной хорошо. Станете тоже «сподвижниками» и спасетесь!» Один офицер аль-Мустасима велел передать татарам: «Как может Хулагу осмелиться посягнуть на дом Аббаса. Дом по­видал уже многих ему подобных. Если бы Хулагу говорил о мире, он бы не пришел и не разорил бы империю халифа. Пусть Хулагу по доброй воле вер­нется в Хамадан, тогда можно постараться смягчить гнев халифа»¹³.

Над такой оценкой ситуации внук Чингисхана рас­хохотался. Он двинулся на Багдад со своими глав­ными силами и достиг города 20 января 1258 года. Аль-Мустасим намеревался еще в последний момент с помощью подарков предотвратить несчастье. Но на­прасно! 29 января Хулагу велел трубить сигнал к штурму¹⁴. Татары обрушились на город и взяли его через неделю. Они убивали всех, кого встречали, мужчин и женщин, молодых и старых. В колодцах, в отхожих местах, в водосточных каналах прятались люди, искали убежища в мечетях, на крышах своих домов — и все равно их доставали и вырезали, и «по водосточным кровельным желобам текла кровь на улочки». Только в домах визиря Ибн ал-Алками и некоторых зажиточных торговцев, которые отку­пились, чувствовали себя в безопасности — у хрис­тиан и у евреев (так говорят). Багдад, многолюдный город превратился в развалины¹⁵.

Дворец халифа Хулагу осматривал лично. Аль-Мустасима вытащили в тот момент, когда он спеш­но собирал некоторые ценные вещи. Как рассказы­вают, Хулагу не обратил внимания на эти подарки, передал их своим офицерам, поставил потом чашу с золотыми монетами перед халифом и приказал: «Жри!» — «Это нельзя есть!» — «Почему ты тогда это копил, вместо того чтобы отдать своим воинам? Почему ты не приказал выковать из этих железных дверей острия копий? Почему ты не отправился на берег Окса, чтобы помешать мне переправиться че­рез него?» — «Это было предназначение Бога», — ответил аль-Мустасим. «То, что тебе сейчас предсто­ит, тоже предназначение Божье!» — сказал Хулагу.

Жены, любовницы, слуги халифа были распределе­ны мелсду воинами победоносного войска. Пример­но через 10 дней татары ушли из города. Хулагу при­звал халифа к себе, и в одной деревне недалеко от города «встретил свой конец аббасид», как пишет один из свидетелей, близкий к полководцу шиитс­кий ученый Насир-ад-дин ат-Туси (1200-1274)¹⁶. Предположительно, Хулагу позволил применить к своей жертве такой вид казни, который монголы применяли к лицам, чья кровь, если она не капает на землю, остается неотомщенной: жертву засовыва­ли в мешок или закатывали в войлок и забивали ногами до смерти¹⁷.

Дата добавления: 2015-08-21