Опасное соседство

Когда Сельджук Санджар в 1141 г. потерпел тя­желое поражение в бою с войсками каракитаев, жи­вущих по ту сторону Яксарта*, падение его династии было скреплено печатью. Хорасан со своими процве­тающими городами Мерв, Нишапур и Тун достался хорезмийским шахам, которые, будучи прежде наместни­ками сельджуков, возвысились до самой значительной власти Ирана. Честолюбие этой династии с южного бе­рега Аральского моря, которая сперва платила дань каракитаям, на достигнутом уже давно не успокаивалось.

К концу XII века династия расширила свое влияние на Западный Иран. Халиф ан-Насир (прав. 1180-1225) оказался вынужденным признать Ала ад-дина правителем Хорезма, султаном Западного Ира­на, Хорасана и Туркестана и разрешить ему произ­носить собственное имя в проповеди сразу за име­нем Аббасида. Желание Ала-ад-дина самому посе­литься в Багдаде, правда, не осуществилось. Он дал волю своему негодованию из-за этой неудачи и объ­явил законным халифом не Аббасида, а алидского саида — дерзость, которая, как записал это Ибн аль-Асир, тотчас же была наказана нападением Чингис­хана.

И на северо-восток, в сторону каракитаев, доби­лись хорезмийские шахи расширения страны. Уже в конце XII столетия вели они войны с этой целью. Чтобы крепко держать Хорасан в руках, Ала-ад-дин обеспечил себе помощь каракитаев, хотя и времен­но. А потом неожиданно представился случай пос­тавить на колени верховных властителей и времен­ных союзников. Гуцулюк, князь монгольского народа найманов, который в начале XII столетия переселил­ся в Семиречье², долго наседал на правителя кара­китаев, пока тот не разрешил ему перейти на свою территорию. Гуцулюк имел все основания настойчи­во просить этого: Чингисхан шел за ним по пятам, и бегством на запад князь надеялся избежать угро­зы уничтожения³. Между тем росло число его сто­ронников. Остатки других разбитых народностей на­шли к нему путь. Старый правитель каракитаев по­роднился с Гуцулюком; но это ни в коем случае не гарантировало ему верность новых сторонников. Ала-ад-дин, хорезмиец, готовил заговор и отводил в нем Гуцулюку роль предателя, которого предали. Оба тайком договорились о том, что, если хорезмиец одержит победу над каракитаями, ему должны до­статься Алма-Ата, Кашгар и Хотан, без сомнения, самая ценная часть владений каракитаев. Если же Гуцулюк будет быстрее, то граница между его им­перией и империей Ала-ад-дина пройдет через Яксарт. Гуцулюк решился вопреки плану Ала ад-дина на собственную гонку в свою пользу и получил во владение Туркестан.

Но долго он не смог наслаждаться этой победой, так как Чингисхан ни в малейшей степени не был согласен с тем, что его беглый враг стал правителем области, стратегическое значение которой было очевидно: Гуцулюк контролировал важные пункты шелкового пути, включая проход в Западную Азию. Получилось так, что Гуцулюк не сумел обеспечить себе у населения поддержку. В Кашгаре и Хотане начались волнения, которые он подавил военной силой, все сделал для того, чтобы стереть с лица земли ислам, основательно там утвердившийся. Он поставил мусульман обоих городов перед выбором: перейти или в буддизм, или в христианство. По-видимому, он таким образом только отплатил сторонникам пророка за их надменность в вопросах религии той же монетой; но в любом случае было не­умно приобретать новых противников в таком тре­вожном положении. Внимание привлекла, прежде всего мученическая смерть одного из хотанских Саидов, которыйбесстрашно выступил перед правите­лем и наконецпроклял его: «Пыль тебе в рот, враг подлинной религии». Немного позже один из сыно­вей Чингисхана захватил город Кашгар; Гуцулюк бежал. Монголы распорядились, чтобы каждый имел право сохранить свою веру⁴. Этим они показали себя друзьями ислама — обстоятельство, на которое ука­зывают с глубоким удовлетворением иранские лето­писцы времен ильханов; Рашид-ад-дин (казнен 1318), визирь ильханов и собиратель монументальной хро­ники мировой истории, осмелился сделать замечание: «Этим событием как бы подчеркивается, что каждый, кто посягнет на ислам, скоро будет брошен на произ­вол судьбы и переживет потрясение. Но господство и достоинство того, кто укрепляет ислам, даже если он исповедует не эту веру, будет расти изо дня в день и его регентство продлится долго»⁵. Напротив, для мусульман, которые остались вне сферы господства монголов, прежде всего, для сирийцев и египтян, было после падения Багдада ясно, что те варвары из Средней Азии были опаснейшими врагами их веры.

С потерей Кашгара судьба Гуцулюка была уже ре­шена. Сообщения о его конце противоречивы, и дата колеблется между 1215 и 1219 гг⁶. Во всяком случае хорезмийский шах был теперь непосредственно сосе­дом империи, стремящейся бесконечно расширяться. Укрепление этой империи продвинулось так далеко, что ослабление внутри нее трудно было предвидеть. Чингисхан завоевал в 1215г. Пекин. Вероятность того, что его военные походы скоро переместятся на запад, была велика, так как там еще оставались страны, по которым можно было пройти с расчетом на дальней­шую богатую добычу.

Теперь необдуманное разрушение ханства каракитаев оказалось роковой ошибкой. Ата Малик Джувейни (1226-1275, писал в 1260), первый значитель­ный летописец в монгольском Иране, дает возмож­ность узнать, что угасание того «буферного государст­ва» вызвало опасность столкновения между Чингисханом и шахом хорезмийским. Чтобы разжечь войну, нужен был только повод. Источники, даже благосклонные к шаху Хорезма, сходятся в том, что не монгол дал этот повод. Он, говорят, старался поддерживать до­брососедские отношения с Ала-ад-Дином, в стране которого были надежными дороги и процветала тор­говля. Такие отношения соответствовали, очевидно, политическим представлениям Чингисхана, так как и он намеревался способствовать обмену товарами. Так как благодаря военным успехам много денег сте­калось в руки монгольских князей, мусульманские купцы Мавераннахра быстро узнали, что в Централь­ной Азии открылся прибыльный рынок, особенно по продаже одежды и ковров⁸. Чингисхан оставил за со­бой право продажи на все товары, которые ввози­лись купцами в его империю. Однажды трех мусуль­манских торговцев привели к нему, один из них предложил ему одежду по бессовестно завышенной цене, предполагая, что в той мало цивилизованной стороне света, в которой не было городов, а поэто­му и возвышенных ремесел, алчность к отличным товарам должна быть сильнее любого рассудка. Чин­гисхан впал в страшный гнев, велел обманщику взглянуть на многие одежды, хранящиеся в царском сундуке, конфисковал предложенный товар и арес­товал его. Только когда оба его попутчика привезли правителю свой товар в качестве подарка, он позво­лил себе быть милостивым и даже заплатил значи­тельную сумму.

Этот случай пробудил в нем желание заняться тор­говлей с мусульманскими странами за свой счет и, ко­нечно, с обсчетом. Его сыновья, князья и военачаль­ники получили приказ выбрать из находящихся в их подчинении по два-три подходящих мужа, снабдить их некоторым капиталом и отправить в путешествие. Всего монгольский караван насчитывал 450 поддан­ных исламской веры. С ними Чингисхан передал послание шаху Хорезма, в котором он настаивал на соблюдении взаимности интересов в торговле, чтобы в будущем избежать случаев, подобных упомянуто­му. В течение столетий монгольские князья снабжа­ли своим капиталом купцов, связанных договором⁹, и давали им привилегии.

Под Отраром, где караваны, направлявшиеся из Семиречья в Мавераннахр, пересекали Яксарт¹⁰, торговцы въезжали в хорезмийскую область. Коман­довал этой пограничной крепостью, охрану которой осуществлял вооруженный отряд, состоящая из 20 тысяч конников, некий Инал, родственник матери Ала-ад-дина. Если случалось так, что привезенные купцами, с которыми был заключен договор, богат­ства пробуждали алчность Инала, или если один из купцов раздражал его своими колкостями, Инал арестовывал иностранцев и сообщал пребывающему в Иране султану, что из империи Чингисхана при­были мнимые купцы, которые на самом деле были лазутчиками. Ала-ад-дин учил его сначала всех дер­жать под арестом, пока он сам не сможет разобрать- ся с этим делом. Так звучит хорезмийская версия, которая в убийстве купцов — осторожно и сдержан­но сообщалось, что никаких сведений о караване больше не поступает — обвинила Инала, который вскоре после этого стал владельцем имущества пу­тешествующих купцов. Ата Малик Джувейни, на­против, был убежден, что султан сам приказал убить торговцев.

Дата добавления: 2015-08-21